26 мин.

Мэтт МакГинн. «Против стихии — извержение исландского футбола». Глава 4: Твердостью духа и опилки

Благодарности

Введение

  1. Исландия – Аргентина

  2. От гравия до травы

  3. Инфраструктура

  4. Твердостью духа и опилки

  5. Исландия - Нигерия

  6. Вступление в сеть

  7. ...

Глава четвертая: Твердостью духа и опилки

Чемпион мира по пауэрлифтингу почти не помнит моментов, которые определяют его карьеру.

Рунар Гейрмундссон смеется, когда я отшатываюсь от причины его беспамятства. Это маленькая баночка с аммиаком, одновременно очищающим и разъедающим. На глаза наворачиваются слезы, а в горле жжет. Когда Рунар возвращает баночку на скамью, мой размытый взгляд привлекает татуировка на его затылке — искаженное красное лицо дьявола выглядывает из-за плотной пелены.

«Довольно сильно, да? — говорит он, кивая на аммиак. — Он усиливает кровоток, но при этом вызывает ощущение потери сознания. Я не помню большинство своих поднятий на соревнованиях».

Мы находимся в тренажерный зале «Сила Тора», строгом промышленном здании в Коупавогюре. Это место, где можно исследовать конструкцию уникального исландского менталитета — идею о том, что исландцы в чем-то более целеустремленные или суровые, чем другие.

В воздухе, пахнущем резиной и сладостью, раздается гортанное кваканье тяжелого металла. С помощью лебедки Рунар сматывает в тугие рулоны две полоски толстой ткани — такой же, как у боксеров для защиты рук. Он распутывает их вокруг коленей, захватывая и стягивая. Удовлетворившись тем, что его суставы в безопасности, он опускается к грифу штанги. Он проводит руками по металлу, выпуская облачко мела, которое оседает на черном полу. Рунар с ворчанием выполняет последний комплекс приседаний на тренировке в среду. Вена на его левом виске расширяется, а в бедрах поднимается молочная кислота.

Хафтор Юлиус Бьёрнссон — владелец тренажерного зала. Он грозно смотрит с плаката на стене, скрестив руки. Любители сериалов знают его как Григора «Скалу» Клигана из «Игры престолов», но актерская деятельность не является его основным занятием. Хафтор победил в конкурсе «Самый сильный человек мира» в 2018 году и с 2012 года ежегодно занимает место на подиуме. Он — колосс из татуированного гранита, скрепленного стальной проволокой. Тренажерный зал «Сила Тора» —место, где тренируются гиганты. И они упорно тренируются. Исландские спортсмены девять раз становились обладателями титула «Самый сильный человек в мире». Американцы — единственная национальность, завоевавшая большее количество титулов — 12.

В 2017 году в Лас-Вегасе Рунар стал чемпионом мира Международной лиги пауэрлифтинга (IPL). Он также работает фотографом, управляет лейблом одежды и собирается присоединиться к австралийской дэткор-группе в качестве приглашенного вокалиста во время европейской части ее турне.

«Это исландский путь, — говорит он. — Мы слишком много работаем. Так нас воспитывают. Наши родители, дедушки и бабушки, прадедушки и прабабушки — все они очень много работали, потому что жизнь здесь была тяжелой. Очень тяжелой. Это заложено в наших генах».

Мы разговариваем на кухне, на кожаных диванах, которые давно потеряли свой выставочный блеск. Мы находимся вдали от тракторных шин и валунов спортзала, но далеко от комфорта. Это не является целью этого места. Рядом с «Нескафе» на стойке стоит баночка со зловещей надписью «Темная материя».

Рунару приходится быть сильнее и лучше, чем накануне. Он просыпается в одно и то же время, всегда. Он ложится спать в одно и то же время, всегда. Между тренировками, питанием, массажем и физиотерапией на легкомыслие остается мало времени.

«Мне исполняется 27 лет, и я уже 11 лет занимаюсь соревновательным пауэрлифтингом. У меня нет социальной жизни, мужик. Ты не увидишь меня в центре города. Ты не увидишь меня на вечеринках. Я никогда в жизни не пробовал алкоголь. Я не знаю, какое пиво на вкус. Я не знаю, каковы сигареты на вкус. Что бы это ни было за вещество, я никогда не пробовал его, потому что всегда был на задании».

«Люди едут на Ибицу после окончания университета и тому подобное. У меня не было на это времени. Моя социальная жизнь проходит в спортзале. Возможно, я пережил не так много, как другие люди моего возраста, но я думаю, что делал более крутые вещи. Я могу путешествовать по миру, занимаясь любимым делом. Я хочу создать наследие. Когда я умру, я хочу, чтобы люди знали, кем я был, так что, наверное, придется пожертвовать этими мелочами».

У Рунара есть вытатуированная на лбу фраза, сразу за линией роста волос. «Отдохну, когда умру». Он воспринимает ее буквально.

«Я просто хотел стать кем-то другим, а не тем, кем я был: маленьким ребенком с запада. Я вырос на западном полуострове, мои родители содержали тюрьму, и оттуда трудно выбраться, понимаете? Я хотел стать кем-то другим. Вот почему я весь в татуировках. Я хочу стать кем-то другим».

Он выбрал пауэрлифтинг. «Я не получал никакой помощи от правительства. Никаких денег. Ничего. Все дело в тебе и в том, что ты делаешь. Мне нравится идти трудным путем и добиваться успеха вопреки всему. Мне это нравится».

Становится ли одиноким это неустанное стремление к известности и самореализации? «Мне повезло, что у меня есть невеста, которая поддерживает все, что я делаю. Если бы у меня ее не было, мне было бы одиноко, потому что ты делаешь все это, а когда день закончен, лежишь в постели один».

Рунар пережил несколько разочаровывающих месяцев. Травма локтя не позволила ему полноценно тренироваться. Хотя он с комфортом приседает со штангой, которая загибается на каждую из сторон под тяжестью блинов, бездействие истощило его силы.

И момент, когда он стал чемпионом мира — достижение всей его жизни — был спадом. Он объясняет со своим странствующим среднеатлантическим акцентом:

«Я всегда говорил, что когда стану чемпионом мира, то буду счастлив, я буду в восторге. Я 11 лет гнался за этим, и на самом деле это было довольно разочаровывающе. Со мной был мой брат. Он праздновал, обнимал меня и прыгал. А я думал: «Да, да, да, хорошо». Но я не думал, что это хорошо. Это была конечная цель, но она закончилась не так, как я хотел. Я не получил того, чего хотел. Это была горько-сладкая радость. По-моему, больше горькая, чем сладкая».

Осуществление цели дошло до Рунара. Что теперь? Вот и всё? Все эти усилия ради не слишком яркого момента, пережитого сквозь туман, вызванный аммиаком? Он перестроился и стал смотреть в долгосрочную перспективу.

«Я думаю на год или на пять лет вперед. Именно на этот промежуток времени я размышляю. Я не думаю о следующей неделе или следующем месяце. Я очень терпелив».

Как и другие исландцы, склонные к качанию железа, Рунар демонстрирует умственные качества, которые Анджела Ли Дакворт, профессор психологии Пенсильванского университета, выявила в ходе исследований успешных студентов Лиги плюща, курсантов военной академии Вест-Пойнт и даже мэтров Spelling Bee [Конкурс, в котором участники должны произнести слово по буквам, воспроизведя его письменную, словарную форму, примеч.пер.]. Все они обладали твердостью духа, которую она определяет как «страсть и упорство в достижении очень долгосрочных целей».

Дакворт подробно рассказала об этом в своем выступлении на TED [TED – Technology. Entertainment. Design. — конференция, посвященная технологии, развлечениям и дизайну, примеч.пер.]: «Твердостью духа — это стремление к своему будущему изо дня в день, не на неделю, не на месяц, а на годы, и упорная работа над тем, чтобы это будущее стало реальностью. Твердость духа — это жить так, будто это марафон, а не спринт».

Твердость духа — неосязаемая вещь, поэтому ее трудно оценить количественно. Дакворт разработала «шкалу твердости духа» в попытке сделать именно это. Она основана на анкетах самооценки, которые склонны к засорению твердости духа эгоизмом. Тем не менее, Гретару Стейнссону можно поставить высокую оценку. Бывший защитник «Болтон Уондерерс» вырос в Сиглуфьордуре, малоэтажном рыбацком городке на меланхоличном северном побережье. В январе 2015 года он стал спортивным директором «Флитвуд Таун». Рукава рубашки теперь прикрывают его татуировки, но не могут скрыть его интенсивность, которая заставляет тебя слушать.

Утро понедельника на чистейшей тренировочной площадке «Флитвуда». В субботу вечером клуб уволил главного тренера Уве Рёслера. Я ожидал, что интервью будет отменено. И все же после десяти минут вышагивания по ресторану с iPhone наперевес, Гретару удается проговорить более часа без особых подсказок.

Он рассказывает историю из своего детства. «Был один парень из Сиглуфьёрдура, который всегда носил шорты. Круглый год он носил шорты. Он брал меня с собой в горы. Мне было 14 или 15 лет. Мое тело не было создано для бега на такие дистанции. Но он брал меня с собой на горные соревнования, и я выработал у себя порог, позволяющий никогда не останавливаться».

Гретару удалось применить эту способность к выносливости в футболе. Отец его друга управлял спортивным центром в городе. Гретар всегда был там, ему всегда доверяли выключать свет и накрывать бассейн.

«Я был очень молод, когда сказал: «Я буду профессиональным футболистом». Таков был мой менталитет. Я вырезал интервью с игроками. У меня на стене висела наклейка с изображением Эйдура Гудьонсена и множество плакатов. Я был просто одержим футболом. Абсолютно одержим».

«Я был очень увлечен соревнованиями, победами, тренировками. Я каждый день вел дневник. Если я занимался плаванием, то записывал, сколько бассейнов я проплыл. Я был абсолютно одержим всем. Я не знаю, как меня воспринимали жители города. Наверное, как чудака с буйным нравом».

Родители Гретара смирились с тем, что их яростно целеустремленный сын не сможет измениться, и подготовили его к жизни в качестве футболиста. «Я был совсем маленьким, когда моя семья сказала: «ладно, если ты хочешь стать футболистом, тебе нужно научиться жить как футболист»», — вспоминает Гретар. Чтобы профессионально заниматься футболом, ему пришлось бы переехать за границу, поэтому семья поощряла дополнительные занятия иностранными языками. Сейчас он говорит на английском, немецком и голландском языках. Молодой футболист живет один, поэтому семья заставляет его заниматься уборкой и стиркой. Футболистам необходимо правильное питание, поэтому его научили балансировать углеводы и белки. Мать Гретара не позволила ему покинуть Исландию до окончания школы. Она научила своего сына доводить начатое до конца.

Свой первый шаг Гретар сделал еще подростком. Он переехал через всю страну в «Акранес», который в то время был сильнейшим клубом Исландии. Там было правильное окружение в нужный момент его развития.

«Акранес был, пожалуй, самым высокопроизводительным городом из всех, в которых мне довелось побывать. Конкуренция была очень жесткой. Я соревновался не только с местными ребятами, которые были очень хороши, но и с профессионалами, бывшими профессионалами, лучшими иностранными игроками, которые приехали туда. В этом городе не победить было невозможно».

«Мне повезло, что директор школы тоже был членом футбольного клуба. У меня, наверное, была самая низкая посещаемость. Если кто-то из местных мальчишек был в спортзале, я прогуливал уроки и шел в спортзал. Безостановочно. Ты должен был победить. Ты должен был проявить себя на самом высоком уровне. Именно там я и развивался, именно такую твердость духа я чувствовал: «Ты должен добиться успеха», иначе тебя заклеймят и выгонят».

В 22 года он все еще находился в Акранесе. Все еще в полупрофессионалах. Травмы и беспокойство могли подтолкнуть людей с меньшей твердостью духа к принятию иррациональных решений. Гретар, напротив, отказывал иностранным клубам, потому что они не соответствовали его долгосрочным целям.

«Я отказал многим клубам, — говорит он. — «Сток Сити» сделал мне предложение, но я отклонил его, потому что не хотел играть в Чемпионшипе. Гудьон Тордарсон, который в то время был менеджером, сказал: «Кем ты себя возомнил?»».

У «Стока» исландские владельцы, исландский тренер и сильный исландский контингент в составе. Это был бы легкий переход.

«Я не был слишком самоуверенным, но это не вписывалось в мой план. У меня всегда был план и галочка в графе, что я хочу сделать. Я никогда не утверждал, что я лучший, но «Сток» не вписывался в план. В то время я был очень атлетичен, очень хорошо сложен, очень силен психологически, но технически и тактически я был не очень хорош. Я верил, что если поеду в Европу, в Голландию, и добавлю все это к тому, что у меня уже есть, то смогу играть в Премьер-лиге».

Так оно и вышло. Гретар перешел в швейцарский «Янг Бойз», а затем в голландский «АЗ Алкмаар». Он работал над слабыми местами в своей игре и в 2008 году перешел в Премьер-лигу. Страсть и упорство в достижении очень долгосрочной цели.

Телефон и блокнот Гретара остаются нетронутыми на столе. Он произносит что-то озаряющее, в то время как на заднем плане «Флитвуд» выходит на разминку под пристальным взглядом трех кружащих чаек.

«Мы — уверенная в себе нация. Мы всегда верим, что победим на Евровидении, еще до того, как принимаем участие в конкурсе. И мы — нация, настроенная на рост. Мы просто верим, что сможем добиться успеха. Мы — крошечный остров посреди Атлантического океана с населением 333 000 человек. Но мы по-прежнему верим, что можем добиться всего».

Очень важно, что Гретара идентифицирует менталитет роста в Исландии. Кэрол Двек, профессор психологии Стэнфордского университета, придумала этот термин после изучения тысяч студентов в США. Люди с мышлением роста — в отличие от людей с фиксированным мышлением — считают, что способности не являются врожденными и что мы можем совершенствоваться, прилагая усилия. При наличии соответствующих возможностей и поддержки мы можем изменить свой интеллект. Люди с мышлением роста воспринимают неудачи как побуждение к более усердной работе, а не как подтверждение того, что они недостаточно хороши.

Исследований о том, как развивается твердость духа, относительно мало. Но, насколько Анджела Ли Дакворт может судить по имеющейся информации, формирование мышления роста — это лучший способ создания культуры, основанной на твердости духа. Ее исследования показывают, что, хотя между талантом и твердостью духа нет никакой корреляции, мышление роста и твердость духа идут рука об руку.

Это особенно наглядно видно на примере Исландии. В то время как в других странах поощряют способности или талант, исландцы восхваляют мужество. Футбольные тренеры часто сопровождают стаккато аплодисментов выкриками слова «duglegur», когда юный игрок добивается успеха. Родители используют то же слово, когда их малыш делает первые шаги или произносит первые слова. В буквальном переводе это означает, что чего-то будет «достаточно» — этого достаточно. Но duglegur стало означать решительность, трудолюбие и храбрость. В сущности, оно означает «твердость духа».

Добросовестные родители, учителя и тренеры по всему миру поглощают литературу, в которой рассказывается о том, как воспитать в детях мышление роста. В Исландии традиционная лексика органично справляется со своей задачей.

Еще одна фраза глубоко врезается в исландскую психику: þetta reddast. Она используется для выражения веры в то, что в конце концов все сложится хорошо. Это был механизм преодоления трудностей, когда долгие и суровые зимы хлестали Исландию. Люди должны были верить, что проблемы решатся сами собой, и решения найдутся сами собой. Только эта вера и удерживала безумие у дверей.

Þetta reddast остается преобладающим отношением к жизни. Опрос, проведенный в 2017 году Университетом Исландии, показал, что 45% исландцев живут в соответствии с поговоркой. Существует сильная вера в то, что если приложить правильные усилия, то все встанет на свои места. С таким отношением к жизни легче смириться с неудачами.

Гретар и Рунар — яркие примеры такого типа персонажей: жесткие, целеустремленные, единомышленники. Гретар видит свое отражение во многих своих соотечественниках-исландцах. Прошлое Исландии показывает, почему эти черты закрепились в самоощущении нации.

Это отрывок из автобиографии Гудрун Гурмундсдоттир. Она родилась в 1860 году в числе десяти братьев и сестер, пятеро из которых умерли в раннем детстве. Гудрун вспоминает момент, когда ее восьмилетний брат внезапно умер в постели, пока она ухаживала за их младшей сестрой:

«Я бегала по полу, держа ребенка на руках и плакала. Я снова и снова повторяла одно и то же предложение: «Я тоже хочу умереть. Я тоже хочу умереть»».

«Может быть, так и будет», — ответила мама. Это было все, что она сказала, чтобы успокоить меня. Затем привели моего отца, а Бергура, моего младшего братика, усадили в соответствующее положение. Я не видела, как плачут мои родители, и сама плакала недолго. После этого мои родители ушли работать в огород, а я осталась с ребенком и трупом».

Ее опыт — один из многих, с которыми столкнулся социальный историк Сигурдур Гильфи Магнуссон, изучивший 240 автобиографий исландцев, родившихся в конце XIX века.

Пейзаж был злой силой, дразнящей его обитателей. Нехватка полезной земли привела к тому, что каждая ферма была по необходимости изолирована. Периодически происходили землетрясения и извержения вулканов, что часто приводило к голоду и болезням. Северная Атлантика была опасна для тех, кто зарабатывал на жизнь, сидя на открытой палубе рыболовецкого судна. Смерть была еще одной частью жизни.

Младенческая смертность для Гудрун была скорее нормой, чем исключением. Дети видели, как на их глазах умирали самые важные люди в их жизни. Они оставались одни, без эмоциональной поддержки, чтобы справиться с горем. Неудивительно, что они искали убежища на страницах книг, где повествование давало возможность спастись, а аккуратные строчки текста — видимость порядка. Но реальность оказалась мрачнее, чем описанный на бумаге мир.

Дети работали на ферме с пяти-шести лет. Это включало в себя присматривание за овцами, часто по ночам и вдали от тусклого домашнего света.

Сигурдур Йонссон, родившийся в 1863 году, так объяснял свое отчаяние:

Когда мне было девять лет, я должен был сгонять овец, которых доили каждый день, но с ними было трудно справиться. Обычно они забредали далеко в глубь острова. Там я много плакал.

Когда пропадала овца, меня всегда отправляли на поиски, часто ночью. Иногда поиски оказывались безуспешными, и я не мог найти овцу, она совершенно исчезала. Мой отец, который был очень бесчувственным, однажды отправил меня гулять в темноте и густом тумане, в то время как остальные легли спать. Я начал идти, заплакал и бросился на землю на небольшом расстоянии от фермы.

Мать Сигурдура послала за ним крестьянина.

Пока семья занималась шерстью, ей рассказывали популярные сказки о троллях, эльфах и других живущих в ночи существах. Такие истории усиливали мучения. Детей приучали бояться темных ночей и всего, что они скрывают, но именно в темноту их и отправляли.

Окружающая обстановка сломила некоторых детей, но другие процветали. Многие крестьяне из исследования Сигурдура Гильфи Магнуссона с любовью вспоминали годы своего становления и формировали свою психику под влиянием саг — с верой в то, что они могут противостоять миру и всему, что он может им подкинуть. Исландцы, которые выросли, играя в футбол на гравийных полях в любую погоду, часто имеют схожее отношение. Они считают свою юность тяжелой, но необходимой для того, чтобы укрепить свой характер.

Хотя Гудрун и Сигурдур родились в 1860-х годах, жизнь большинства исландцев не претерпела существенных изменений еще в течение столетия.

Арни Хельгасон, родившийся в 1914 году, винил напряженную работу в двухлетнем приступе полиомиелита, который он перенес в возрасте десяти лет:

Мне было всего шесть или семь лет, когда я начал помогать в прикормочном сарае, наживляя леску для рыбы. Это была холодная и тяжелая работа. Я убежден — хотя это никогда не было доказано — что именно работа в сарае с приманкой навлекла на меня болезнь. Мальчишкой я часами напролет работал, наживляя леску и складывая кадки. Для маленького ребенка это был тяжелое бремя.

Не будет слишком грубым упрощением сказать, что Вторая мировая война спровоцировала период быстрых перемен в Исландии, поскольку экономика страны выиграла от оккупации союзников и Плана Маршалла [Программа восстановления Европы, примеч.пер.]. До этого момента повседневная жизнь многих исландцев оставалась прежней. Например, жилищные условия и санитария оставались неудовлетворительными. В 1910 году более 50% домов были построены из дерна, а в 1940 году этот показатель все еще оставался на уровне 11%.

Какое отношение это имеет к футболу? Большее, чем может показаться.

Футболисты не существуют в вакууме. Важно, откуда родом их родители, бабушки и дедушки, потому что мы являемся продуктом того общества, частью которого являемся. Ценности нашей культуры и окружающих нас людей оказывают глубокое влияние на то, кем мы являемся. Деды и прадеды нынешних футболистов росли в крайне примитивных условиях, где стоицизм и трудолюбие возносились на пьедестал.

В современном исландском обществе эти ценности остаются относительно незапятнанными. Трудолюбие почитается. Подростки проводят значительную часть летних каникул, работая по программам занятости, финансируемым советом — сажают цветы или убирают мусор с дорожек. Многие из их родителей работают на нескольких работах. Ирина Сазонова, гимнастка российского происхождения, представлявшая Исландию на Олимпийских играх 2016 года, во время подготовки к турниру работала на трех работах: тренировала в местном спортзале, разносила пиццу и убирала гостиничные номера.

Футболисты принимают ценности, которые поддерживали Исландию на протяжении веков.

Юность Маттиаса Вильхьяльмссона прошла в Нсафьёрдуре, на крайнем северо-западе Исландии. Зимой он отрабатывал удары через себя на подушке из двухметрового слоя снега. Летом фермер разрешал местным мальчишкам играть в поле среди пасущихся овец. После нескольких сезонов, проведенных в «Русенборге», доминирующей силе норвежского футбола, сейчас Матиас играет за «Валеренгу».

«Мы считаем себя очень суровыми, — признается он. — У нас есть установка «никогда не сдаваться», что бы ни случилось. Такова наша культура. Жизнь, которой мы живем».

«Сейчас качество жизни намного лучше, чем в ранние годы, но у нас все еще есть настоящие представители рабочего класса. Мой отец до сих пор живет в Нсафьёрдуре. Он работал на креветочной ферме 20 или 30 лет. До этого он работал в рыболовстве. Он уходит в 6:30 утра, возвращается домой в 16:30 и никогда не жалуется. Так что если бы я пожаловался на то, что у меня две тренировки в день, он бы точно меня отшлепал!»

Качество жизни в Исландии, безусловно, улучшилось. Практически по всем показателям — от социальной мобильности, счастья и уровня бедности — Исландия является одним из самых благополучных и равноправных обществ в мире. Однако это не подтверждает миф о том, что Исландия бесклассовая страна. Сара Мосс — британский ученый и писатель — в течение года работала в Университете Исландии после финансового кризиса. В книге «Имена для моря» Мосс размышляет о том, что исландцы считают неравенство чем-то, что есть в других странах. Некоторые студенты сказали ей, что в стране нет классовой системы, но, возможно, это отчуждение от бедности доказывает социальное неравенство Исландии. Пропасть между средним классом и бедными настолько велика, что существование бедных — новость для среднего класса. Несмотря на то, что время пребывания Мосс в Исландии совпало с периодом острой финансовой нехватки, когда использование продовольственных банков и другие маркеры социального неравенства были более заметны, чем обычно, ее наблюдения остаются важными. Исландия — хорошее место для жизни, но не бесклассовая утопия.

Однако из-за своего относительного достатка Исландия не является естественной средой для общепринятого рассказа о футболистах «от лохмотьев к богатству». Диего Марадона, Пеле и многие другие полагались на талант, чтобы выкарабкаться из нищеты и обеспечить свои семьи в условиях жесткого неравенства в обществе. Есть ощущение, что этот трудный путь порождает целеустремленность и решимость, которых нет у игроков из более комфортной среды. Хотя в этой теории есть доля правды, она романтизирована. Большинство футболистов добиваются успеха, несмотря на бедность, а не благодаря ей. Начинающий подросток не сможет процветать, если у него нет еды на столе, его некому подвезти на тренировку, или если он много работает, чтобы пополнить семейный бюджет.

Подавляющее большинство исландцев находятся в привилегированном положении: футбол для них не является выходом из бедности. Исландия — богатая социал-демократическая страна, которая поощряет всех граждан заниматься спортом и предоставляет для этого необходимую инфраструктуру. Однако такой благоприятный фон не означает, что исландским игрокам не хватает желания. Они черпают его из других мест: из суровых условий, укоренившихся ценностей тяжелой работы и знания того, что эмиграция — это необходимая жертва в погоне за профессиональным футболом.

Арон Гуннарссон, капитан сборной Исландии, рассказал о мотивации в интервью газете «Рекьявик Грейпвайн» в 2018 году.

Поколение за поколением нам приходилось держаться вместе, чтобы выжить в суровых условиях. Темнота, ветер и ледяной холод. Это порождает сплоченность и готовность постоять друг за друга, когда это действительно важно. Я горжусь этими корнями. Я горжусь тем, что принадлежу к стране, построенной тружениками, которые делали то, что им было необходимо, чтобы выжить. Каждый раз, когда я надеваю футболку национальной сборной, она напоминает мне о том, что нужно ценить то место, откуда я родом, и быть благодарным тем, кто был до меня.

Идея о том, что совместная борьба порождает коллективную решимость, характерна не только для Исландии. Лука Модрич, полузащитник сборной Хорватии и мадридского «Реала», в интервью газете «Дэйли Миррор» в 2011 году объяснил, как Балканская война повлияла на него.

«Вы должны кое-что понять о хорватском народе. После всего, что произошло, после войны, мы стали сильнее, выносливее. То, через что мы прошли, было нелегко. Война сделала нас сильнее. Нас нелегко сломить. Нас трудно сломить, и мы полны решимости показать это. Чтобы показать, что мы можем добиться успеха».

Исландии и Хорватии удается конкурировать с гораздо более крупными странами. Возможно, в самоощущении наследственной умственной силы что-то есть.

«Измерение психической устойчивости — это святой Грааль», — говорит Дади Рафнссон, который занимается поиском этого неуловимого знания. Дади — бывший руководитель молодежного состава «Брейдаблика» и уважаемый в тренерском сообществе человек. После работы тренером в Китае он изучает психическую силу в спорте для получения степени доктора философии. Он верит, что трудолюбие проходит через исландское общество как золотая нить, но признает, что в футболе «мужество» подвержено романтизации.

«Ментальная стойкость — то, чего у нас, по идее, предостаточно, — говорит он мягким баритоном. — Каждая страна создает свои мифы и ожидания. Когда женская сборная Исландии играла здесь со сборной Бразилии, можно было услышать, как некоторые игроки и тренеры говорили: «Мы лучшие бойцы, чем они. Наш менталитет невероятно силен»».

«Я тренировал игроков сборной Бразилии. У них невероятный менталитет. Профессионалы до мозга костей. Невероятно сильные. Они могли выдержать те условия, которые исландцам были не под силу. Так что же это за жесткость, о которой мы говорим?»

Приписывать населению национальные черты, как правило, рискованно. Однако в случае с Исландией все не так грубо. Население страны невелико и гораздо более однородно, чем, например, в Бразилии, где существует резкое расовое и социальное неравенство.

Исходя из этого, можно предположить, что исландские футболисты занимают высокое место по шкале твердости духа. Они должны быть твердыми духом. Условия улучшились, но искусственный газон не защищает от ветра и дождя. В погоне за профессиональным футболом они должны оставить своих друзей и семью. Им нужна внутренняя мотивация, которой нет у других. Это не значит, что исландские команды работают на поле больше, чем их иностранные оппоненты; скорее, исландская молодежь растет в культуре, которая вооружает ее ментальными инструментами, позволяющими максимально использовать свой талант.

Сигги Эйольфссон, бывший технический директор KSÍ, открыл ему глаза на это, когда он перешел на тренерскую работу в норвежский «Лиллестрём». Сигги делит футболистов на три группы:

• Первый игрок играет в футбол, потому что это весело. Ему нравится быть со своими друзьями, но на тренировки он ходит редко и не стремится совершенствоваться.

• Второй игрок хочет стать лучше. Он хочет совершенствоваться и готов проводить дополнительные тренировки, чтобы этого добиться.

• Третий игрок хочет быть лучшим. Он строит свою жизнь вокруг футбола. Тренеру приходится уводить его с тренировочного поля и заставлять отдыхать.

Сигги работал тренером в Норвегии и Китае. Он играл в США, Бельгии и Англии. Он считает, что игроки второго и третьего типа встречаются в Исландии чаще, чем в этих странах. Есть много детей с упорством и страстью, которые стремятся осуществить свою мечту — играть профессионально и представлять Исландию.

Необходимо провести дополнительные исследования в этом направлении. Хаукур Инги Гуднасон занялся психологией после окончания профессиональной карьеры, которая включала в себя непродолжительную работу в «Ливерпуле» в конце 1990-х годов. В 2006 году Хаукур Инги попросил 116 исландских футболистов заполнить анкету для самооценки. Результаты оказались неудивительными. Респонденты, выступавшие за Исландию на взрослом уровне, имели лучшие ментальные способности, чем те, кто играл за Исландию только на уровне молодежки.

Было бы полезно провести исследование, сравнив исландских и не исландских подростков по шкале твердости духа. Пока исследования не дадут доказательств обратного, я считаю, что уникальный исландский менталитет — это миф. Исландцы — просто твердые духом. Футболисты — это две или три ветви семейного древа людей, которым пришлось бороться за выживание в лишающей чувств примитивной среде. Трудолюбие было и остается главной ценностью. Эта культура воспитывает твердость духа. Это, в свою очередь, объясняет, почему Исландия производит непропорционально большое количество профессиональных футболистов, тяжелоатлетов и музыкантов.

Есть и еще один слой, связанный с вопросом менталитета. Если исландские игроки твердо уверены, что они психологически сильнее своих соперников, то имеет ли значение реальность? Исландцы находятся под воздействием эффекта плацебо, повышающего работоспособность.

Диего Йоханнессон, известный всем как Диги, вырос на северном побережье Испании. Он — один из тройняшек, родившихся у матери-испанки и отца-исландца. Диего играет за «Реал Овьедо» в испанской Сегунде Дивисьон и дебютировал за сборную Исландии в 2016 году.

В кафе в одном из элитных районов Овьедо я спрашиваю Диего, верит ли он в особый исландский менталитет. Он делает небольшую паузу. «Очевидно, что у нас небольшое население, — отвечает он. — Но это исландская кровь, это кровь викингов, и я никогда ничего не бросаю».

Он поддерживает зрительный контакт. «Я отдаюсь целиком и полностью. Если мяч выходит из игры и понятно, что я не успею, я все равно попытаюсь его достать. Думаю, именно в этом заключается основа успеха, который Исландия переживает сейчас».

Исландская исключительность часто описывается как «дух викингов», который Арон Гуннарссон определяет как «дух нордических людей, отдающих все свои силы, чтобы выжить в трудных условиях». Это проецирование на мир образа силы и мужественности. Гуннарссон, с его кустистой бородой и древненорвежскими татуировками на груди и спине, подпитывает эту проекцию. Исландские футболисты представлены как современные викинги — героические посланники нации, которые используют эффективную тактику, чтобы одержать победу над более сильными соперниками. Однако это не первая группа молодых исландцев, на головы которых были водружены метафорические рогатые шлемы. В 2005 году, выступая в Лондоне, Олафур Рагнар Гримссон, тогдашний президент Исландии, превозносил достоинства «молодых викингов-предпринимателей», буйных финансистов, захватывающих иностранные рынки. Эта риторика была напыщенной, бессодержательной и высокомерной — святая троица обреченного политического дискурса.

Нет никаких доказательств того, что «дух викингов» приносит какую-либо физиологическую или психическую пользу. Игроки из Рейкьявика, Рима и Эр-Рияда будут бегать не хуже. Но в удушающем напряжении матча, когда часы тикают за 90 минут, если игрок верит, что может черпать дополнительную энергию благодаря крови викингов, достоверность не имеет значения. Игрок получил преимущество независимо от этого.

Эффект плацебо может распространяться и на соперника. Тим Спарв был капитаном сборной Финляндии, одержавшей победу над Исландией в 2017 году. По телефону из Дании, где он играет в полузащите футбольного клуба «Мидтьюлланд», он объясняет свое отношение к сборной Исландии.

«Они все работают друг ради друга. Это настоящая командная работа. Возможно, в их команде есть одна или две звезды, но даже они очень скромны и трудолюбивы. Я думаю, что кто-то, кто символизирует это, был их капитаном с длинной бородой. Именно такими я вижу исландцев: сильными, бородатыми, усердно работающими и очень скромными в том, что они делают».

Если исландские игроки считают себя психологически сильнее других, а соперники ассоциируют их с выносливостью и стойкостью, это становится самоисполняющимся пророчеством. Исландцы считают себя людьми, способными преодолевать невзгоды, что часто приводит к поведению, соответствующему такому самовосприятию. Молодые игроки хотят соответствовать. Это разрастается.

На острове, где упорство и стремление к росту погрузились в скалы и остались, пять слов, выгравированных на коже головы Рунара Гейрмундссона, — «Я отдохну, когда умру» — являются скорее доктриной, чем украшением.

Рыбаки понимают это острее, чем многие другие.

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...