Робби Фаулер. Моя футбольная жизнь: 18. Мы все живем в доме Робби Фаулера
***
***
Если бы я мог отредактировать свою футбольную карьеру так же, как мои дети, кажется, могут редактировать их видео в Инстаграм на своих телефонах, я бы вырезал большую часть почти трехлетнего кошмара, который начался с моей первоначальной, недиагностированной травмы бедра примерно во время ситуации с Лисом Филбертом, вплоть до января моего последнего сезона в «Ман Сити». Как и у каждого игрока, у меня были взлеты и падения. Я принимал хорошие решения, и, как и все мы, принимал несколько стремных решений. Есть вещи, которыми я горжусь, и вещи, которые, возможно, не были такими уж умными. Но я не жалею, что присоединился к «Лидсу». Я не жалею, что подписал контракт с «Ман Сити». Что меня немного огорчает, так это то, что болельщики этих великих клубов не увидели меня в самом лучшем виде. Причина, по которой они этого не видели, почти полностью сводится к травмам — и моему последующему стремлению вернуться в форму и начать играть. Я верю на 100%, что, если бы я прислушался к предупреждающим знакам, когда я впервые почувствовал повреждение в бедре в марте 2002 года, я мог бы пресечь это в зародыше, прямо на месте в то же время.
Вместо этого основная проблема осталась без лечения, и каждый раз, когда я играл, я все больше и больше давил на хрупкую область моего верхнего бедра, которая, в конечном счете, просто выкинула белый флаг, бросила полотенце и прекратила функционировать. Это начало спирали, которая неоднократно заставляла меня думать, что я достаточно здоров, чтобы снова начать играть, в то время как сама игра становилась все быстрее и быстрее. Следовательно, мои последние месяцы в «Лидсе» и первые два сезона в «Сити» были намного ниже тех стандартов, которые я сам от себя ожидаю.
Поправка – я дерьмово играл.
Хотя случались и некоторые смешные моменты. Когда я, наконец, стал достаточно здоров, чтобы выйти на поле в качестве игрока «Сити», я оказался в безжалостном блеске дерби против «Юнайтед» перед 67 тысячами на Олд Траффорд. Вспоминая свое боевое крещение — это было в начале февраля 2003 года, и было холодно, но ярости атмосферы было достаточно, чтобы уши горели. На поле было то же самое на поле. Я поспешил в штрафную площадку на подачу углового и услышал мягкий голос Гари Невилла у моего уха:
«Робби! Как странно видеть тебя здесь! И пополневшую часть твоего тела тоже!»
Я не собирался стоять там и выслушивать подколы от Адониса из Бери.
«Может, у меня и выросло пузо, Гари, жаль, что твой член так и не подрос...»
«Робби, тебе нужно продвигать компанию Тампакс. Ты неделю играешь и выбываешь на месяц, ты... »
«Тебе бы на игре сосредоточиться, а то из-за положения твоего носа я не во вне игры, смотри... »
Разговор был настолько вежлив, насколько это вообще возможно. С того момента наша перепалка перешла в злобные личные обзывательства — довольно хороший смех, но крайне по-ребячески. Сноска к моему первому в истории манчестерскому дерби заключается в том, что, когда мы проигрывали 1:0, я был заменен. Вышел Шон Гоутер и забил вторым касанием (его первым было обработка мяча) и по сей день свободно пользуется восточными землями.
Справедливости ради надо сказать, что болельщики не были в восторге от своего нового наконечника-скаузера — с некоторым оправданием. Это было не из-за недостатка усилий, но я просто не выдал фантастического старта. Ничего из того, что я пробовал, не выходило. Возможно, в первый раз я играл с некоторой тревогой и чрезмерными размышлениями, которые всегда были естественны для меня. Легко обвинять своих товарищей по команде в том, что они не играли с тобой, не видели твоих забеганий или просто были недостаточно хороши, но это не преувеличение, что это была самая худшая команда, в которой я когда-либо играл. Факт. До эры больших покупок суперзвезд в «Сити» оставалось еще несколько лет.
А пока я был для болельщиков «Ман Сити» самым главным подписанием. Я прибыл туда с большими ожиданиями от меня — и я просто не смог найти способ адаптироваться к тому, какой на тот момент была команда и в ожидания Кевина Кигана по тому, что я вписываюсь в его систему игры. Это был мрачный, несчастный период в моей жизни, когда я просто не мог сложить кусочки пазла вместе. Когда Джейсон Макатир снял свой фильм о психическом здоровье в 2018 году (прим.перевод.: оставляю ссылку на фильм, субтитры к которому я перевел 2 недели назад, но сам сервис не спешит их проверять и публиковать. Возможно ко времени, как вы это будете читать русские субтитры уже будут готовы), было так много того, что я узнал и отождествил с собой. Возвращаясь к играм моего детства, я всегда был способен визуализировать гол за долю секунды и чаще всего сделать так, чтобы это произошло в реальности, так, как я представлял себе это в своей голове. Тем не менее, в те первые два сезона в «Сити», пока мой разум все еще мог вызывать магию, мои ноги не могли ее реализовать. Меня словно из свинца отлили — я начал бояться идти на тренировку.
Беззаботных моментов было немного, но одна забавная вещь действительно произошла в конце моего первого сезона в «Сити». За все то время, что Макка провел в «Реале», я ни разу с ним не виделся. Я всегда или играл, или восстанавливался — что-то всегда мешало мне его навестить. Он уже выиграл Лигу чемпионов, а «Реал» вот-вот снова выиграет Ла Лигу. В тот уик-энд у «Сити» не было игры, поэтому я отправился наконец посмотреть, как мой друг живет и кошмарит на Бернабеу.
Макка пошел ва-банк со своей новой жизнью в Испании, сразу же интегрировался, бегло выучив испанский, женился на Майорке и хорошо общался с товарищами по команде и соседями. Он всегда был умным, талантливым парнем, и я искренне радовался, что переезд так удачно для него сложился. Само собой разумеется, что «Реал» выиграл Лигу, и по городу должен был пройти парад в автобусе с открытым верхом. Я сказал, что увижусь с ним позже, как только закончится автобусная экскурсия, но Макка решил все по-своему. Он бросил мне одну из чемпионских футболок, которые клуб сделал в ожидании победы. Я накинул ее поверх своей футболки, и охрана жестом пригласила меня в автобус.
Стоит сказать, что, учитывая, что «Реал Мадрид» часто называют «самым большим клубом в мире», явка, чтобы поприветствовать их, хотя была и шумная, но была просто ничем по сравнению с нашим возвращением домой в 2001 году, которое, в свою очередь, было карликовым по сравнению с толпами, которые выстроились на улицах, чтобы приветствовать шестикратных победителей Лиги чемпионов после их собственного мадридского триумфа. Но толпа уже набирала силу, и море ликующих болельщиков приветствовало автобус на его маршруте. Я дурачился с Маккой, махал толпе и вел себя так, будто я один из победителей. Я должен сказать, что было приятно испытать радость от победы в Лиге, наконец-то!
Мы остановились у фонтана, и вдруг мне показалось, что я слышу, как поют мое имя. Да ладно! Сказал я себе и продолжал махать руками и смеяться вместе с Маккой. Потом скандирование стало громче — знакомое старое хлоп-хлоп-хлоп ФАУЛЕР! песня, которую раньше пел Коп. Я посмотрел вниз и увидел шесть или восемь парней, прыгающих вверх и вниз, ухмыляющихся во весь рот — очевидно, фанаты «Ливерпуля» в Мадриде на мальчишнике или чем-то в этом роде. Я показал им большой палец, и автобус покатил прочь, но Макка весь вечер смеялся после этого, о том, как я прорвался на их вечеринку и получил столько же аплодисментов, сколько и Рауль!
Вернувшись в «Сити», начался 2004/05 — совершенно новый сезон, но та же старая история для вашего покорного слуги. Я тренировался, играл, меня заменяли — обычно на 65-й минуте. Одной из больших несвязностей было мое партнерство с Николя Анелька — не то чтобы это «партнерство» каким-то образом характеризовало нашу дисфункциональную, совершенно непродуктивную пару. Очень скоро стало ясно, что мы с Нико не можем и, вероятно, никогда не сможем стать дуэтом. Он прекрасно справлялся сам по себе — его коэффициент забитых голов был совсем не плох, даже несмотря на то, что менее посвященные любили карикатурно изображать его как Хандрящего.
Мы с Маккой играли с Анелька в разное время и, как большинство разумных людей, в конце концов пришли к выводу, что он просто невероятно застенчив. У него был талант выжигать все вокруг себя, и это не значит, что мы не испробовали все, что могли, чтобы поладить на поле. Дело было просто в том, что, если бы он был на позиции, или если бы ему показалось, что есть хотя бы намек на возможность удара, он всегда, каждый раз бил по воротам. Положив руку на сердце, у меня нет никаких проблем с этим. Нападающие должны быть целеустремленными. Жадный. Оппортунистический. Называйте это как хотите, но Нико продолжал забивать, а меня продолжали заменять. Это достигло критической стадии через несколько матчей в сезоне, когда мы играли с «Эвертоном» — из всех команд — и меня заменили примерно через час.
Я никак не мог взять в толк: мы были хозяевами поля. Хотя «Эвертон» вел только со счетом 1:0, и их на поле оставалось всего десять человек. Конечно, если мы хотим изменить ситуацию, нам нужны нападающие на поле? И какой сигнал это посылает болельщикам, казалось бы, испустив дух в игре, которая должна была быть выиграна? Пока я тащился с поля, мне пришло в голову кое-что гораздо, гораздо худшее: снимая меня, руководство могло сказать только одно — что, хотя они очень нуждались в голах, чтобы преобразить эту игру, они не могли положиться на меня. К этому моменту все терпение, которое питали ко мне фанаты «Сити», окончательно иссякло. Раздавались охи и улюлюканье там, где когда-то меня приветствовали и обожали (только не в Манчестере). Я прошел прямо по туннелю в раздевалку и сидел там, оцепенев, не в силах понять, что происходит. Как до этого дошло? Неужели со мною все кончено? Может быть, именно это имели в виду многие профессионалы, когда произносили бессмертную фразу: «Никто тебе этого не скажет, но когда придет время заканчивать — ты узнаешь раньше всех, .»
На протяжении всего этого времени, моя семья стала катализатором того, чтобы я продолжал играть. Моего отца все больше и больше подводило здоровье. В начале этого года у него случился инсульт — о чем я никогда не упоминал за пределами ближайшего семейного круга. Видя такого активного, позитивного парня таким истощенным, я увидел свои собственные беды в перспективе. Я все время пытался увидеть положительные стороны и напоминал себе, что у меня есть все — у меня есть мое здоровье, и у меня дома есть мои девочки. Все больше и больше я начинал понимать общую картину – что, как бы сильно я ни любил футбол и ни жил ради него, моя семья была теми людьми, которые значили для меня больше всего на свете, и знание того, что у меня есть они, к кому я возвращаюсь домой, служило огромным нивелиром. Так что на этот раз, после замены, я решил, что просто уйду оттуда, вернусь домой и увижу девочек. По крайней мере, та часть моего решения переехать в «Сити» — близость к дому — сработала очень хорошо. Я ушел и через час уже был дома, играл со своими детьми, чувствуя себя намного лучше по поводу того, что действительно было важно в моей жизни.
В понедельник Кевин Киган вызвал меня к себе в кабинет. Стюарт Пирс, его помощник, был там, как и Дерек Фазакерли, который всегда был в тренерском штабе Кигана, где бы он ни был. Кевин начал с того, что сказал мне, что мои действия, когда я просто уехал с игры, которая еще не закончилась, были чрезвычайно неуважительны по отношению к клубу, его болельщикам, моим тренерам, моим товарищам по команде, но больше всего — к самому себе. Он не мог взять в толк, как игрок с такими способностями как у меня давал себе так мало шансов. Это могло произойти в любой момент, но именно в этот момент плотина прорвалась, и все эти годы разочарования и недооценки, вероятно, вплоть до Улье и Томпсона, хлынули наружу. Я был зол и эмоционален, в первую очередь на самого себя, и честно рассказал Кигану и тренерам, в каком я был состоянии.
Я сказал им то, что никогда бы не подумал сказать сам — что иногда я чувствовал себя самозванцем — как будто я не имел права приезжать, надевать форму и делать все, что положено футболисту. Я сказал им, что я напуган и несчастен, и что больше всего на свете я просто хочу быть оцененным по достоинству на поле и снова начать забивать голы. Я не винил никого, кроме себя, и думаю, что все они видели, что я достиг своего самого низкого уровня. Киган сказал мне, что это все, что он хотел услышать — что я хочу все исправить и снова начать забивать. Он сказал мне, что ему придется наказать меня за то, что я бросил своих товарищей по команде. Кроме того, он хотел, чтобы я взял тайм-аут, привел себя в порядок и поработал над своей психологией и физикой. Никаких ограничений по времени не было — я должен был прийти к нему, когда почувствую, что готов снова взяться за работу. Я почувствовал облегчение и благодарность, но все же покинул его кабинет, полный сомнений.
Стюарт Пирс последовал за мной в коридор, обнял меня за плечи и сказал, что каждый из них твердо верит, что я поверну это паршивое время вспять и вернусь, продолжив борьбу. Потом я сел в машину и в первые минуты почувствовал, что вот-вот разрыдаюсь. Но потом, постепенно, до меня начало доходить, о чем они говорят. Это было великолепно — я чувствовал, что годы неудовлетворенности были взорваны, и что, наконец, у для меня все закончится счастливо.
Я ужасно благодарен Кигану и Пирсу за то, как они справились со всем этим. Они видели, что я близок к критической точке, и решили отнестись к ситуации — и ко мне лично — с достоинством и состраданием. В футболе часто бывает время, когда требуется короткий, резкий шоковый подход; мы все нуждаемся в том, чтобы время от времени нам давали хорошенькую взбучку. Но вместо этого Киган и Пирс вернули мне мое достоинство и проложили путь для второго пришествия, которое мало кто мог предвидеть в то время.
Как человек, который собирается начать новое приключение в тренерской карьере, мне посчастливилось играть под руководством некоторых из лучших тренеров и мотиваторов в последнее время, и я смог почерпнуть идеи и инновации от каждого из них. И весь этот эпизод научил меня одной из фундаментальных основ управления людьми — определять, когда нужно обнять испытывающего трудности игрока и сказать ему, что все будет хорошо. Это может показаться глупым, но это огромная часть успешного управления людьми, и действительно так важно уметь говорить о том, что ты чувствуешь.
Я слушал тренеров и упорно работал над новым фитнес-режимом. В прошлом я, возможно, обманывал себя, что был готов и бросался снова в бой. Но моя семья напоминала мне, что, как бы сильно я его ни любил и ни увлекался им, футбол — это всего лишь игра (Керри и девочки показывали пальцем и кричали: «Ах, говорили мы тебе!»), я чувствовал преимущества более терпеливого подхода. В начале 2005 года сочетание моей вновь обретенной ясности ума, импульса и физической подготовки, а также уход Нико в «Фенербахче», наконец, привели к тому, что я нашел немного постоянности в «Сити». Мне всегда было ясно, что Николя Анелька — удивительно одаренный игрок, но основной факт заключается в том, что мы с ним просто не могли бы сыграться в качестве ударной пары.
В феврале мы отправились на Кэрроу Роуд на громовой матч с «Норвичем». Я начал налаживать хорошие отношения с Шоном Райтом-Филлипсом и, когда тот играл, с Антуаном Сибьерским. Учитывая, что в последние несколько минут игра шла со счетом 2:2, я думаю, что обе команды чувствовали, что ничья была бы справедливым и почетным результатом. Прямо в самом конце Шон прострелил вдоль ворот, а я побил в касание левой ногой: 3:2 в пользу «Сити»! Веселая компания фанатов, которая добралась туда, была на седьмом небе от счастья, как и я.
Это был мой 150-й гол в Премьер-лиге, что сделало меня третьим лучшим бомбардиром современной эпохи. Только Алан Ширер и Энди Коул забили больше, и теперь, когда Коул повесил бутсы на гвоздь, у меня был шанс его догнать! Кевин Киган позже вышел и дал это невероятное, искреннее интервью, поздравив меня с тем, что я сделал, и поставив меня в один ряд с такими людьми, как Джимми Гривз и Раши. Я снова чуть не расплакался, на этот раз по вполне понятным причинам. Мы вернулись домой гораздо более счастливыми, чем были до Рождества, когда проигрывали таким командам, как «Ньюкасл», «Мидлсбро» (мой старый подельник Марк Видука забил два) и «Эвертон».
Через две недели Кигана уволили.
В те дни, еще до презренной Лиги Европа (почему, кстати, почему?), Кубок УЕФА все еще был престижным турниром. Квалификация в Европу была абсолютно минимальным требованием для клубов, которые считали себя среди элиты, и в этом году вы могли финишировать до седьмого места и все равно квалифицироваться. Мы вели прямую борьбу с «Тоттенхэмом», «Болтоном» и «Мидлсбро» за те позиции, которые еще не были определены, и после эйфории от победы над «Норвичем» нам противостояли два следующих соперника — «Болтон», а затем «Шпоры».
Игра против «Болтона» на выезде в марте 2005 года — та самая, где все фанаты «Сити» пели: «Мы все живем в доме Робби Фаулера... » это правда, что мой агент Джордж хитро вложил деньги в довольно много домов на улицах вокруг Большого Манчестера и Ланкашира, так что есть отдаленный, хотя и не невозможный шанс, что я был осведомленным, но не участвующим арендодателем для некоторых хардкорных фанатов «Сити»! С этой нежной, язвительной песенкой поклонники, казалось, потеплели ко мне — хотя это продолжалось и не так долго. Тот парень, которого Жерар Улье со всей своей евро-мудростью привел на замену в «Ливерпуль», забил победный гол «Болтона» и нанес серьезный удар по нашим кубковым надеждам. Да, решающий гол не мог не забить более хороший парень... Эль Хаджи Диуф.
В следующем матче мы отправились на Уайт Харт Лейн, где еще один мой бывший скокомандник, Робби Кин, забил в матче, завершившимся счетом 2:1. Итак, в течение двух недель и «Шпоры», и «Болтон» нанесли нам упреждающие удары. Совет «Сити» явно чувствовал, что перемены необходимы, если мы собираемся в последний раз стряхнуть с себя пыль и задать большой, последний рывок в сторону Европы. Они сделали то, что считали нужным, и на этом игра для Кевина Кигана закончилась.
Стюарт Пирс пришел в качестве исполняющего обязанности, а затем и штатного главного тренера и сразу же оказал стимулирующий эффект. Мы обыграли «Ливерпуль», «Портсмут», «Астон Виллу» и «Бирмингем», сыграли вничью несколько сложных выездных матчей и в итоге получили все, за что можно было играть в последний день сезона — наших кубковых соперников «Мидлсбро» у себя дома. «Болтон» уже занял шестое место, а «Шпоры», как это ни странно, просто растаяли после победы над нами в марте. «Боро» занимал седьмое место с 54 очками, а мы отставали на одно место с 51 очком. Однако, с нашей незначительно превосходящей разницей мячей (мы были на один гол впереди «Мидлсбро»), любая победа позволила бы нам перепрыгнуть их и выйти на седьмое место, гарантируя нам последнее евро-место. Вот к чему все сводилось: «Боро» должен был помешать нам победить их, чтобы отобраться в Европу, а нам нужна была только победа.
Это игра, которую я никогда не забуду, по многим причинам. На полпути в невероятно напряженной первой половине матча, Джимми Флойд Хасселбайнк вывел «Мидлсбро» вперед. Должно быть, в то воскресенье днем на стадионе собралось добрых 5000 болельщиков «Боро», и в перерыве все они пели. Кики Мусампа сравнял счет буквально первой атакой второго тайма, а после этого мы просто осадили их ворота. Сочетание невезения (для нас), нервов, плохого завершения и удачи (для них) сохранило игру к 80-й минуте равной по счету.
В этот момент я посмотрел налево, чтобы увидеть, как разминается наш резервный вратарь Ники Уивер, а Дэвид Джеймс покидает свою площадь ворот, готовясь для замены. Что? Я не видел, чтобы Джеймо получал травму! В любом случае, чтобы хоть как-то воздействовать на его гигантскую фигуру, потребуется электрическая дрель. Оставалось меньше десяти минут с евро-квалификацией на кону, и генеральный план Стюарта Пирса состоял в том, чтобы выпустить нового вратаря? Я не мог этого понять — ведь нам нужен был еще один нападающий, если уж на то пошло? Но вдруг все встало на свои места: Мистер Пирс вернулся к старой надежной поговорке, что отчаянные времена требуют, скажем так, новаторских мер! В этот момент он произвел ход тренерского гения, который сделал карликов из футбольных философов, как Кройф и Ринус Михельс. Сняв Клаудио Рейну и отправив Ники Уивера в ворота, босс освободил Джеймо ... чтобы тот играл впереди. И это всерьез.
Я не знаю, был ли я более потрясен, удивлен или испуган, но защитники «Боро» вскоре поняли, что Джеймо был там. Босс проинструктировал его залезть в штрафную и, никого особо не обижая, немного потрепать их, пробиться прямо сквозь них и давать им знать, что он там каждый раз, когда мяч попадает в штрафную. Пришел приказ, что каждый должен навешивать как можно больше высоких мячей в штрафную. Дэвид Джеймс — все его 198 сантиметров — собирался сбрасывать мяч для меня или, если представится возможность, самому забить гол. Как и многие другие голкиперы, он начинал свою футбольную жизнь как полевой игрок, и у него была довольно приятная обработка мяча, а также удар сваепогружающей машины. Это было похоже на то, как будто он играл в игру Ударь крота (прим.перевод.: в игровом автомате несколько отверстий, откуда показывается голова крысы и нужно успеть ударить по ней) — защитники «Боро» падали, как подкошенные, когда он несся в сторону штрафной площадки, как американский футболист, каждый противник был просто неудобным препятствием между ним и мячом.
С телами, разбросанными вокруг штрафной площадки, он сбросил мне один из мячей. Я ударил с пыра и удар выглядел так, что он вот-вот залетит в ворота, когда Марк Шварцер каким-то образом выцарапал мяч. Шон Райт-Филлипс прострели мяч обратно вдоль ворот, Дэвид Джеймс бросился вперед, и мяч полетел в сетку. Мы уже были готовы отпраздновать самый маловероятный победный гол в истории — когда Фрэнк Кьюдрю не сделал такое спасения с линии ворот, которым Гордон Бэнкс мог бы гордиться.
Пенальти. На 93-й минуте последней игры сезона мы наконец-то получили возможность забить гол, который, если им воспользоваться, необратимо доставит европейский футбол на стадион Сити оф Манчестер. Наконец-то мне представилась возможность завоевать расположение этих многострадальных болельщиков и навсегда вписать свое имя в историю «Манчестер Сити». Когда 45 000 болельщиков затаили дыхание, а остальные 5000 свистели и кричали, чтобы я вышел из себя, я настроился, решил, куда я собираюсь положить мяч, подошел и ударил его абсолютно идеально. Однако это не помешало Марку Шварцеру броситься влево и остановить его. Невероятно! Теперь синдром Почти героя преследовал меня до самого «Сити», и я хотел провалиться на том самом месте. Мгновение спустя рефери свистнул об окончании матча, и все было кончено: «Мидлсбро» квалифицировался (и совершил невероятную серию, дойдя вплоть до финала), в то время как мы остались точно там же, где и были — на седьмом месте, вне игры, наблюдая за происходящим со стороны.
Я прошелся по полю, извиняясь перед игроками и персоналом клуба, но все были охвачены непреодолимым чувством отчаяния. Как только я смог, я убрался с поля и просто сидел в раздевалке, опустив голову между колен, абсолютно выпотрошенный. Я подвел всех и чувствовал себя ужасно. Внезапно я услышал громкие, продолжительные аплодисменты, доносящиеся снаружи. В дверях появился Стюарт Пирс и сказал: «Да ладно, Робби, такие вещи случаются в футболе. Здешние болельщики знают что к чему — они видели, что вы, ребята, отдали все, что могли... поднимись наверх. Честно говоря, тебе станет от этого легче.»
Я выбрался из раздевалки и поднялся наверх, присоединившись к другим игрокам на поле, и в какой-то степени Стюарт был прав. Верные болельщики «Сити», которые остались, поднялись и, как ни были они явно разочарованы, устроили команде зажигательные проводы. Я сделал храброе лицо и зааплодировал им в ответ, но внутри у меня все налилось свинцом. Для меня футбол — это результат, победа, достижение своих целей. И пенальти должен был — или мог бы — все изменить. Все знают, как много значит для меня «Ливерпуль», но мне бы очень хотелось добиться такого результата для «Сити».
Среди разочарования, однако, появился луч надежды — даже несколько. Во-первых, и совершенно неожиданно, болельщики «Сити» проголосовали за меня и я стал третьим в их списке в номинации Игрок сезона. Так вот, третье место в клубной номинации может показаться мелочью, но, честно говоря, это имело огромное значение для меня. На самом деле я был игроком стартового состава только с начала года, после чего я разогнался до отличной формы и забил множество голов. Забить этот пенальти последним ударом в последней игре сезона было бы вишенкой на торте, но, к сожалению, этому не суждено было случиться. Но больше всего, однако, было то, что символизировала награда: я может и получил только третье место, но для меня это было похоже на то, что я действительно выиграл ее, так много это для меня значило. Эти фанаты с некоторым основанием ненавидели меня больше двух лет. Для них я был переплаченным, незаинтересованным вышедшим в тираж игроком, от которого откровенно избавилась предыдущая команда и теперь он едва шевелился в их любимой небесно-голубой футболке, получая большую жирную зарплату только за то, что он приезжал и шаркал по полю.
Это восприятие меня, каждая частичка его, но особенно, не-дающая-бросать часть, жалила как сумасшедшая. Любой, кто знает меня, поймет, насколько силен во мне дух соревновательности. Нет никого, кто бросает мне более серьезный вызов или ставит передо мной более жесткие цели, чем я сам. Были времена в «Манчестер Сити», когда я позволял своему расстройству и разочарованию взять верх надо мной — действительно были времена, когда я просто хотел развернуться, уйти и вообще покончить с футболом. Тем не менее, после этого невероятного вотума доверия, сначала от Кевина Кигана, а затем от Стюарта Пирса, я убедил себя, что у меня все еще есть что предложить.
