«Перед США Белов сказал: «Они из такого же говна и мяса». Михаил Михайлов – о блоке Шаку и жизни в Испании
Михаил Михайлов – легенда русского баскетбола 90-х.
Центровой вырос в санкт-петербургском «Спартаке» Владимира Кондрашина и выиграл с ним титул чемпиона СНГ. В 94-м году он уехал в Испанию, где выступал за «Эстудиантес» и «Кахасоль», но лучшие годы провел в мадридском «Реале», с которым был чемпионом Испании и обладателем Кубка Сапорты. В нулевых Михайлов вернулся в Россию и снова дважды отнимал у ЦСКА золото чемпионата России вместе с «Урал-Грейтом».
Михайлов – один из самых заметных игроков в сборной России 90-х. Та команда дважды брала серебро чемпионатов мира (94 и 98), была второй на чемпионате Европы 93 и третьей на чемпионате Европы 97.
Сейчас Михаил Михайлов живет в Испании и воспитывает сына (Михаила Михайлова), который занимается баскетболом в молодежной системе «Эстудиантеса».
«Родина моя – Россия»
– Почему Испания, а не Россия?
– Почему, Россия тоже: в России у меня живут родственники, родители жили, пока были живы… Но дом здесь, в Испании. Так получилось, что я прожил здесь шесть лет, с 94-го по 2000-й, с переездом на год в Грецию. И вернулся в 2004-м. Обзавелся в Испании базой. Но родина моя – Россия, не собираюсь ее менять на другие страны: база – здесь, сердце и мозги – у меня русские.
– Скучаете?
– Конечно. Я же постоянно приезжаю в Россию. Вот во вторник полечу в Челябинск – бабушке исполнится 95 лет.
– Вы не хотите их перевезти?
– Это сложно. Я думал перевезти родителей, но у них уже устоявшийся русский менталитет. Я приехал в Испанию, когда мне было 24-25 лет, еще не было ничего застоявшегося, поэтому привык здесь. С ними было тяжелее: они часто приезжали сюда ко мне, но все равно Россия им ближе. А для меня важно, чтобы семье было удобно.
– Вы единственный русский баскетболист, который закрепился за границей. Почему так вышло?
– Наверное, из-за того, что большую часть карьеры я провел за границей. В наше время это был показатель, что ты чего-то добился.
Даже после первого сезона в «Эстудиантесе», когда у меня не все получалось и по игре, и по статистике, у меня было предложение поехать в московское «Динамо». Тогда генеральным менеджером был Валерий Холин. Так как я еще не доказал, что что-то значу здесь, то остался. После второго сезона меня снова звали в Москву, но поступило предложение из мадридского «Реала», и я не мог отказаться.
– Фетисов жаловался на болтливость испанцев. Есть что-то, что вам не нравится в Испании?
– Если ты воспринимаешь все близко к сердцу, обращаешь внимание, то что-то может раздражать. Если же ты занимаешься делом и потом возвращаешься домой, а дом – твоя крепость, то такого нет.
– Расскажите, из чего состоит ваш день.
– Допустим сегодня: в 7.40 отвозил сына в школу, в 14.00 – забираю его из школы, обедаем, вечером едем на тренировку. Я смотрю за всеми его тренировками, кроме физической, все, что касается баскетбола. Едем домой – анализируем, что было правильно сделано, что неправильно. Приезжаем домой, ужин, российское телевидение, российская кухня. От России это отличается лишь тем, что на улицах говорят по-испански. Смотрим все: и аналитические программы, и сериалы, и КВН.
– А зачем вам это?
– Я же говорю: я – русский.
«Испания воспитала многих игроков мирового класса»
– Как вы видите будущее сына?
– Не люблю делать прогнозы, особенно по поводу сына. Единственное, меня радует, что у него очень большое желание играть в баскетбол и он очень много работает, реально он работает больше, чем кто-либо в его команде. Возможно, это моя вина, я заставляю. Но он стоически все переносит – и тренировки, и проблемы, которые возникают во время игр (пас не дают или что-то еще)…
– Глядя на него, вы думаете о том, что могло бы пойти иначе в вашей карьере?
– Вижу, что он в 17 лет умеет намного больше, чем умел я в 17. Не знаю, в игрока какого уровня он вырастет, но потенциал у него есть.
– Чем отличается система подготовки в Испании?
– Здесь очень большая селекция. Даже на уровне мини-баскета, когда сыну было 11 лет, у них собиралась сборная Мадрида. Что меня поразило, на первые просмотры со всего Мадрида привозили в районе 120 человек. На трех больших площадках – 120 человек. Через месяц уменьшалось количество до 75, потом – до 50. И практически за три недели до чемпионата Испании осталось 15.
В каждой школе – своя команда. Они играют на уровне чемпионата или лиги, но все играют. Как минимум, одна игра каждые выходные.
Ребята на улице практически не болтаются. Им, конечно, и негде болтаться – все живут в городах, таких дворов, как у нас, здесь нет. Хотя все равно встречаются. Мы когда едем с тренировки, сын с завистью смотрит на толпы молодежи, которые ходят туда-сюда. Но он понимает, что у него работа, он занят. Я его успокаиваю: у тебя все то же будет, только сейчас нужно не терять время, а поработать.
– Жестоко, нет?
– Жестоко. Но если ты чего-то хочешь добиться в жизни, то это нужно. Если бы у него рост был в районе 180, то я бы его даже не трогал. Заставлял бы больше учиться. Но если у него рост – сейчас 203 см – то надо пробовать.
При этом он еще не сформировался, он отстает от испанских сверстников где-то по биологическим меркам года на два. Здесь мальчики уже сформировались, некоторые бреются с 11 лет. Этот начал только в прошлом году бриться, он еще растет.
– В Испанию везут игроков со всей Европы. Почему?
– Тренеры здесь более прогрессивные. Плюс Испания воспитала многих игроков мирового класса за последние годы. Ну и уровень подготовки: и индивидуальная работа, и командная подготовка. Здесь команды рано начинают играть со взрослыми. Мой сын начал играть с мужиками, реальными мужиками по 25 лет, с 15 лет. Уже тогда его подтягивали в команду U22. Не могу сказать, что он много играет, но по 12-15 минут проводит на уровне четвертой лиги испанского чемпионата.
– Почему в России все иначе?
– У нас очень талантливые игроки. Но когда ты не даешь им развиваться, они начинают закисать. Здесь с 15 лет играют с мужиками. В России ребята до 19 лет играют между собой, мало кто попадает в команду первого дивизиона.
Вот мое наблюдение на уровне сборных. 16-летние ребята из Испании и Греции формируются раньше – это южная раса, они формируются раньше. В Северной Европе формируются гораздо позже. И при этом разница в этом возрасте между командами небольшая. В 18 лет – практически то же самое. Но вот в 20 лет, после того как эти ребята поиграли три года с мужиками, они выходят против сверстников, и им уже черт – не брат, они уже ничего не боятся. Наши же постоянно находятся в теплой ванне, играют между собой, локтями не получают по зубам, по ребрам не получают, физического контакта у них маловато. Сейчас на всех чемпионатах виден этот дисбаланс. Наши хороши технически, все получается: и броски, и ведение, и грамотны тактически. Но физического контакта не хватает.
«Если кто-то заметит, что я меняюсь в неправильную сторону, меня одернут»
– Детство в Златоусте. Каким оно было?
– Школа, портфель бросался, пока родителей нету, шел на стадион и играл в футбол, баскетбол или волейбол. За полчаса до прихода родителей прибегал домой, садился делать уроки. Говорил, что все сделал – и шел играть дальше.
Город с тех пор изменился. Конечно, не так, как хотелось бы, все же это не столица нашей родины. Жалко, что люди стараются уехать оттуда.
– Ваши друзья детства. Что с ними сейчас?
– Сейчас я в основном приезжаю в Челябинск. Там живут бабушка, тетя, двоюродная сестра… Частенько заезжаю в Златоуст, чтобы повидаться. Ребята работают – на своих местах, кто чем может зарабатывает на жизнь.
– То есть в ваших отношениях ничего не поменялось?
– Конечно, нет: ты каким был, таким и остался. Счет в банке или еще что абсолютно не мешает. Надеюсь, что я не изменился.
Все нормально, мы общаемся, никто не смотрит, кто чего добился. Все всегда были рады за мои успехи и за сборную, и за клубы. Не могу сказать, что мы суровее, чем сибиряки, но Урал тоже суровый край, если кто-то заметит, что я меняюсь в неправильную сторону, меня одернут. И правильно сделают.
«Кондрашин жил баскетболом и если замечал, что кто-то отвлекается в другую сторону, он этого не прощал»
– Как начинался баскетбол?
– В четвертом классе в школу пришла тренер, пригласила поиграть. Учитель физкультуры сказал: «Раз такой высокий, сходи, может, что-то сможешь». Так тренировался до 16 лет. Тогда мы поехали на заключительный чемпионат Челябинской области по баскетболу, и там меня увидели, пригласили в сборную области. Мой тренер Виталий Петрович Васильев написал письмо знакомым в Санкт-Петербург. Там предложили приехать на просмотр. Я приехал – и меня оставили в «Спартаке», там я познакомился с Вячеславом Михайловичем Бородиным, который сделал из меня баскетболиста и научил технике. Он же меня и встречал, когда я приехал на поезде.
– А потом был Кондрашин?
– С Кондрашиным я познакомился чуть позже. Для меня он был легендой, он был как Зевс в баскетболе, я боялся дышать при нем. Когда я увидел его впервые, то бегал и кричал: «Я Кондрашина видел, я Кондрашина видел». Мне говорят: «Ну и что? Мы его тут каждый день видим».
Меня, из Златоуста, все удивляло: кожаные мячи, я их до этого практически не видел, про кроссовки я вообще не говорю, мы-то все бегали в кедах.
Кондрашин поначалу не обращал на меня внимания, ну или так казалось: у него была своя команда, он только бегло посматривал за дублем. А потом состав обновился: Валерий Королев уехал, остался один Гришаев, и нужен был на подмену человек, который бы работал в защите, помогал в нападении.
– Вы как-то сказали, что «Кондрашин менял наше мировоззрение». Это как?
– Мы были еще молодыми. Он очень сильно повлиял на воспитание всей нашей плеяды: и Фетисова, и Карасева. Объяснял, что порядочно в жизни делать, что непорядочно.
Кондрашин, скорее, тренер-диктатор. Попробуй не сделай того, что он попросил, будут большие проблемы.
Проходит, скажем, тренировка. Он говорит: «Так, потренировались, завтра – выходной. Тренировка – по желанию, но я буду». Как вы думаете, сколько приходило?
– Все?
– Больше. Еще и из дубля. Если кто-то не придет, он скажет: «А тебе что нечего тренировать, не над чем работать, да? А, ну ладно». И это предупреждение. И если ты в игре что-то не так сделаешь: «Ну ты давай отдыхай дальше».
Кондрашин удивлял требовательностью. И вообще, прожив столько лет в баскетболе, с трудом понимаешь, как он со средними составами умудрялся обыгрывать команды высокого уровня не только в СССР, но и в Европе. Звезд у него было немного, но за счет замен он обыгрывал грандов.
Тогда занять первое место в чемпионате Союза – это практически как сейчас первое место в Лиге ВТБ.
Он знал баскетбол, чувствовал игроков. Когда «Спартак» обыграл ЦСКА и стал чемпионом, последние очки в финальном матче набрал Кузнецов. Тогда он был молодым пацаном. Но решающий бросок доверили не Белову… Кондрашин не только знал баскетбол, он читал много американских книжек, которые могли добывать за границей и привозили ему. Он жил баскетболом и если замечал, что кто-то отвлекается в другую сторону, он этого не прощал. Если к молодым игрокам на тренировку приходили девочки: «А, это к тебе пришли?! Иди на скамейку садись».
Люди, которые уделяют своей профессии 24 часа, могут чего-то добиться. А когда ты распыляешь свои силы, результата мало.
– Вы же были одним из самых молодых. В команде была дедовщина?
– Всего было в меру. Нам показывали, что старших надо уважать: если старший попросит хороший мяч (никто же не хочет резиновым тренироваться), значит, ему нужно отдать.
– Какие воспоминания о той команде?
– Это была реальная команда. У Кондрашина невозможно играть, если каждый сам за себя. Он воспринимал только командный баскетбол. И если кто-то начинал за статистикой гоняться, то переставал для него существовать как баскетболист.
Кондрашин расставлял всех грамотно и вел с большой осторожностью. Как-то зимой 91-го мы играли с ВЭФом, у Сергея Гришаева что-то не пошло, и выпустили меня. Получилось сыграть в защите, но я еще и забил что-то. Когда мы приехали на автобусе из Риги в Ленинград, на выходе Кондрашин меня подзывает: «Миня, смотри, не зазнавайся» – «Почему?» – «Ну, ты ж так сыграл» – «Да ничего я не сыграл» – «Вот, молодец».
– Откуда у вас появился такой арсенал?
– В «Спартак» меня взяли как перспективного: я тогда мало что умел, ну что-то бросал, прыгал. Думаю, что взяли меня из-за того, что я хотел и любил работать. Помню, мы только отъехали из Челябинска, и отец мне говорит: «Вот сейчас ты едешь в Ленинград и едешь туда работать. Если ты едешь туда погулять, то мы разворачиваемся обратно». Но я ехал работать.
За желание и трудолюбие меня взяли, а потом уже мясо наросло. Когда мы начали работать с Бородиным, я был как чистый лист. Мне хотелось играть в баскетбол, но в Ленинграде тогда были такие гранды – и Щетинин, и Угрюмов, и Сергей Киселев, и Виктор Жарков, Андрей Мальцев – они все были снайперами. И мне тренер сказал: «Делать из тебя снайпера мы не будем: не успеем, а потом ты не попадаешь в команду, потому что все равно есть снайперы лучше. Мы будем работать над другим, над тем, что мало кто умеет делать, и никто не любит. Будем делать из тебя рабочего человека, который играет в защите, берет подборы, помогает в нападении, особенно не атакует, но если что-то отвалилось от кольца, то ты должен взять и забить».
По этому плану мы и начали работать. В принципе, это был правильный вариант. Если бы готовились иначе, еще бы неизвестно, где я оказался.
«В Испании меня помнят больше, чем в России»
– Но все же запомнили, как вы набрали те самые 35 очков в матче за бронзу Евробаскета-97…
– По-моему, запомнили как раз другое.
Запомнили Европу в 93-м, когда я из-за чрезмерного усердия пытался перекрыть игрока, которого наш разыгрывающий пропустил под кольцо, а потом, когда тот скинул моему игроку, мне пришлось и закрывать проход маленькому, и потом выходить на «большого». Конечно, если бы мне было не 22 года, то я бы, может, и сфолил так, чтобы он просто 2 фола пробивал. Но мне тогда хотелось всех накрыть – накрывать получалось, прыжок был.
И запомнили тот финал в Афинах в 98-м. С Ребрачей. Сейчас мало кто помнит, что чемпионат мира начался где-то 29 июля. А 6 июля я лежал в Америке, и мне делали операцию на колене. И рекомендации врачей были такими, что мне месяц нельзя было бегать. Я вышел на площадку через три недели. Соответственно бегать я начал уже через неделю. Если Белов меня ставил, то значит, для чего-то я ему был необходим.
Но обычно запоминают самое плохое, самое жареное. Никто не помнит все эти тонкости. Хотя Белов после этого говорил в «Спорт-Экспрессе», что готов снять шляпу перед Михайловым за то, что он сделал.
– Вас это задевает?
– Да нет, хотя бы так запомнили. Если не помнят по-другому, пускай запомнят хоть так.
Немного странная ситуация в том, что здесь, в Испании, меня помнят больше, чем в России. Возможно, из-за того, что я здесь отыграл шесть лет. Хотя и для России тоже вроде немало сделал.
– А зачем вы поехали с травмой?
– Так ведь это сборная. Надо было играть за страну, за пацанов, за родных, за близких. Если тебя зовут, то ты играешь.
Тогда, в 98-м году, мне просто не хватило физики. Тогда я играл на нуле резервов. Чтобы играть на таком высоком уровне, нужно иметь физическую базу. А у меня этого не было – я практически до самого старта чемпионата проходил реабилитацию.
Я летал с «Реалом» на «Химки», ЦСКА и «Нижний Новгород» и поразился тем условиям, которые есть у игроков сейчас. Все очень сильно изменилось.
– Какие условия были у вас в «Спартаке»?
– Жесткие. Достаточно сказать, что мы мылись холодной водой. Только на сезон-91/92, когда мы стали последними чемпионами Союза, поставили обогреватели. Мы бы с удовольствием тренировались еще, но остывали, поэтому старались поскорее убежать после тренировки, чтобы хотя бы горячим попасть в душ, помыться холодной водой и потом выскочить на питерскую зиму.
Был, конечно, вариант высохнуть и не мыться, но Кондрашин сразу это пресекал: «Свиньи, вы чего не моетесь?!» Ох, что начиналось. Скрепя зубами, все равно шли.
– А сколько платили?
– Помню, в самом начале у меня зарплата была в районе 80-90 рублей. Но там все играли не за деньги. Были другие варианты уехать. Например, в «Динамо» Кубань или Саратов. Но все хотели остаться в Питере, научиться играть в баскетбол, зарекомендовать себя. Те, кто прошли питерскую школу, получили знак качества на всю жизнь.
– После «Спартака» была «Светлана». Как так получилось?
– «Спартак» играл на высоком уровне, и я ему соответствовал. Но мне было необходимо расти дальше, а в «Спартаке» это было невозможно – там у меня бы никогда не появился стабильный бросок, не появилось бы видение площадки, умение отдать передачу. Бородину предложили команду второй лиги, и он меня попросил помочь. Я согласился. Не жалею, что ушел из «Спартака». Я бы не получил такого опыта: мяч я, конечно, там не разводил, но второго, третьего, четвертого номера играл. Это мне очень помогло в дальнейшем.
– И оттуда вы попали в сборную?
– Да, так же, как и сейчас Мотовилов. Поехал на чемпионат Европы.
– И сфолили там в финале?
– Да, и сфолил. Больше я же там ничего не делал – меня выпустили в конце, чтобы все испортить. Сборная России ехала туда в молодом составе: Фетисову было 21, Карасеву – 22, Михайлову – 22, Панову – 23, Пашутину – 24. Ну, такие уже состоявшиеся, опытные игроки. Это как раз было после развала Советского Союза, когда все ушли. Перед турниром нас вызвали и сказали: «Ребята, ваша запредельная цель – это пятое место, попасть на чемпионат мира».
Ну, мальчишки сыграли, молодцы. Хорватов, серебряных призеров Олимпийских игр, обыграли.
– Какие ощущения были?
– Шок, стресс. Мы играли в Карлсруэ с греками, там весь зал болел против нас. Помню, мы идем с Фетисовым, и ему говорю: «Ой, смотри, это нас приветствуют». А они там беснуются в своем стиле.
Но так как были молодые, не знали, что такое страх, нам было все равно. Выходили, злые, голодные и до медалей, и до результата. И желание было огромное.
– А потом против вас выходит Шакил О’Нил. Неужели и тут страха не было?
– Был. Но там Белов хорошие слова сказал: «Они из такого же говна и мяса сделаны. Чего вы их боитесь?!».
– А тот блок, который разозлил Шака…
– Вообще не помню. Приехал в «Эстудиантес» в августе. Мне сделали операцию, в сентябре я начал ходить, с командой ездил по товарищеским играм. В Мурсии все выходят на разминку, я еще не играю, только смотрел. И ко мне подходят люди: «О, это же ты, парень, который поставил блок Шаку!» «Что я поставил? Где поставил?» Я спросил какого-то испанца – да, говорит, поставил. Когда началась эра интернета, я убедился, что такое было. Но там и Кемп мне такого горшка поставил! Это баскетбол: сегодня ты ставишь, а завтра – тебе.
Даже сейчас с сыном ездил в Америку, показывал ему фотографию, где мы с Шаком. Видно разницу.
– Вы играли в золотой век центровых. Против кого было сложнее?
– Против каждого по-своему.
Шак – это груда мышц. Самое главное – не пустить его под кольцо, чтобы он не забил сверху.
Против Сабониса, конечно, было гораздо сложнее. Во-первых, он и мощный, во-вторых, умный.
Как в Америке, Джордан – это все, для меня вот так и Сабонис. Такой сплав баскетбольного ума и таланта и других качеств. Он мог и раздавать, и забивать, и трехочковые бросать, и под кольцом. Это величайший игрок.
Сабонис стоит отдельно. Думаю, что он нормально к этому отнесется, если я скажу: Сабонис – величайший центровой в истории Советского Союза. Александр Белов больше четвертый номер.
– Вы посмотрели «Движение вверх»?
– Даже несколько раз.
– Понравилось?
– Да. В принципе, это нормально, что там показывают. Конечно, те, кто знают, как это происходило, видят неточности, которыми пожертвовали ради художественного замысла. Но то же самое произошло с «Легендой 17»: те же хоккеисты говорили, что там много неточностей. Самое главное – показали накал игры, как боролись. Мало кто до этого знал, что Сергей Белов столько забил и практически в одиночку солировал. Но Александр Белов забил победный мяч и вошел в историю. Михайлов получил блок-шот от Ребрачи – он вошел в историю. Все остальное забывается.
«Русский баскетбол умный, а испанский – более жесткий»
– Уезжать в Испанию было тяжело?
– Да нет, ну разве что с испанским. Я с горем пополам знал английский. Здесь все предоставили: квартиру, машину… Только тренируйся. Чем я и занимался.
– Никаких эксцессов?
– Ничего.
Жизнь нормального баскетболиста исключает такие вещи. Утром проснулся, позавтракал, поехал на тренировку, потренировался, пообедал, поспал, проснулся, поехал на тренировку, приехал, лег спать. И так далее. В конце недели выезд на игру.
– Вы сказали, что русский баскетбол умный, а испанский – более жесткий. Почему?
– До 90-х в Россию же не приезжали легионеры, а здесь почти всегда в каждой команде играли несколько американцев. Баскетбол в Америке всегда был атлетичным и контактным, у нас выезжали за счет техники, соображалки, умственных способностей. Кондрашину как раз нравилось, чтобы человек был не просто исполнителем, а думал, чтобы не просто отдавал передачу, а так, чтобы еще и красиво забить.
Когда я только приехал в «Эстудиантес», для меня это было непривычно, потребовался сезон на то, чтобы приспособиться к другому стилю.
– Вы думаете о тренерской работе?
– Сейчас моему сыну 17 лет, это его последний год в школе, последний год в юношеском баскетболе. 17 лет – это тяжелый возраст. Нужен контроль, глаз и постоянное направление в нужную сторону.
У меня был вариант с тренерской работой в этом году. Но пока я хочу остаться с сыном.
– Почему в России не получилось?
– Я не так много проработал, но не считаю, что не получилось. Три года в «Спартаке-Приморье» – многому учился у Сергея Бабкова. Неплохо поработал в Самаре – «Крылья» впервые вышли в плей-офф чемпионата России, финал Еврочелленджа. «Автодор» я взял на 9-10 месте, а закончили сезон с бронзой в суперлиге. Единственное, что не могу занести в актив – полтора месяца в Ярославле.
– Какие у вас сейчас отношения с «Реалом»?
– Раз в неделю ветераны «Реала» тренируются, я тоже иногда к ним присоединяюсь. Участвуем в выставочных матчах – есть программа для ветеранов, нас приглашают на выезд: я с удовольствием летаю, чтобы посмотреть на ЦСКА и «Химки».
– Сейчас все увидели, как Желько Обрадович общается с игроками. В ваше время его подход отличался от российских тренеров?
– Он более горячий. Южный темперамент предполагает большую импульсивность. Кондрашин был таким же. Поймите, Обрадович живет даже не 24 часа баскетболом, а еще больше. И каким он был игроком, как он требовал от себя, так же он требует от команды. Для него игрок, который не добежал, не допрыгнул, не отдал передачу, не существует. Так же и для Кондрашина. Люди с такими требованиями и добиваются результата. Мессина такой же, более демократичный, но тоже может сорваться.
– Но это же старая школа. Сейчас ведь все иначе?
– В 60-е, 70-е, 80-е игра менялась раз в десять лет, а сейчас каждые три-четыре года: уже новые концепции внедряются, старое отходит на второй план.
Баскетбол меняется, но требования остаются теми же. Не будешь работать – не будет результата, не будет результата – за что тебе платить?
– А вам нравится баскетбол вашего времени или нынешний?
– Нужно идти вверх: современный баскетбол намного быстрее.
Иногда даже спрашиваю себя: «А смог бы я играть на этом уровне?» В принципе, думаю, что смог бы. Было бы непросто перестроиться, но смог бы. С другой стороны, было и бы и полегче. В мое время были центровые и Вранковичи, и Мурешаны, и тот же Сабонис. Таких мощных людей сейчас нет.
Баскетбол стал интереснее.
Другой вопрос, что сейчас много идет в ущерб комбинационности. Если в конце 2000-х было слишком много комбинаций и все крутилось, то сейчас упрощается. Мне бы не хотелось, чтобы европейский баскетбол превратился в то, во что играют в НБА. Смотришь любой матч: прибежали – бросили треху, попал – здорово, не попал – побежали обратно. Такой баскетбол мне не очень нравится. Я сторонник того, чтобы все пять человек потрогали мяч, это же командная игра.
«Для чего мы живем? Чтобы в жизни что-то сделать и чтобы дети наши были устроены»
– Насколько комфортно вам было в «Реале»? Вы все же иностранец, а стали частью клуба.
– Ты должен приходить и выполнять свою работу. Если ты ее выполняешь хорошо, все здорово. Если начинаются проблемы со здоровьем, спады, тогда оценивают, нужен ты или нет. Политика «Реала» правильная. Это клуб, который зарабатывает деньги за счет шоу. Они покупают игроков за большие деньги, но от игроков требуется результат. Если игрок не дает результат, с ним расстаются. Результат нужен этим вечером, а то, что будет завтра, никого не волнует.
Эта политика клуба, и она имеет право на существование. Сейчас и в ЦСКА то же самое.
– При этом в «Реале» вы жаловались на недостаток времени…
– Конечно, мне же хотелось больше играть. В «Эстудиантесе» закончил по полезности на 12-м месте среди всех игроков. У меня была неплохая статистика: около 15 очков, больше 10 подборов, шел за Фетисовым в первой тройке по блок-шотам. В «Реале» уже было совсем иначе: и минут поменьше, и очков в районе 10, и подборов 6. Я спросил у агента, в чем дело: мяч мне не дают, играю мало, могу делать гораздо больше. Он мне ответил: умножай статистику в мадридском «Реале» на два, а то и на три, и у тебя получится статистика обыкновенной команды. Потому что сюда собирают всех лучших.
А тогда у нас в составе были и Арлаукас, и Бодирога, и Эррерос… Все игроки сборных.
– Сейчас жалеете о чем-нибудь?
– Жалею, что не слушал тренеров. Когда мне говорили: поспокойнее, нужно потерпеть, нужно это, нужно то…
Я мог бы играть больше, но травмы не дали. Если бы я не рвался как оголтелый поскорее вернуться… И это не связано исключительно с финансовыми вопросами, просто хотелось. Уже контракт был подписан, но мне неудобно, что я сижу на скамейке: когда выигрывают, здорово, когда проигрывают, ты себя чувствуешь виноватым.
Жалею, что здоровья не хватило на более долгое время.
– А о том, что не уехали в НБА?
– Не жалею. Тогда я уже был травмирован, начались проблемы с коленями. А в Америку нужно ехать только здоровым и показывать даже выше максимума. Я решил остаться в «Реале».
– А сейчас о чем мечтаете?
– Мечтаю, чтобы у детей все сложилось.
У дочки вроде бы все нормально: она работает в неплохом месте. По жизни у нее все получается.
Сына вот наставляю на путь истинный. Надеюсь, что ценности у него будут нормальные: и христианские, и человеческие. Для чего мы живем? Чтобы в жизни что-то сделать и чтобы дети наши были устроены и продолжали то, что мы не закончили.
Меня вот сын спрашивает: «Папа, у тебя же были предложения поехать в НБА»… Смеюсь и говорю: «Я оставил это для тебя. Сын должен пойти на ступеньку выше, чем отец. Тебе нужно заиграть там». Не знаю, получится, не получится, но говорю ему так. Чтобы было к чему стремиться.
Лучшие моменты русского баскетбола
Великое поколение баскетбольных 90-х. Где они сейчас
Фото: EPA/Vostock Photo/ANJA NIEDRINGHAUS; Gettyimages.ru/Cameron Pollack, Doug Pensinger; РИА Новости/Борис Уткин, Юрий Стрелец, Юрий Тутов, Сергей Гунеев, Михаил Воскресенский; globallookpress.com/Alexandr Yakovlev/Russian Look; REUTERS/Petar Kudjundzic, Desmond Boylan
Вот у Дончича, когда его пригласили в 13-летнем возрасте в Реал Мадрид, родители не смогли перебраться в Испанию (там и развод ещё, и младшая дочь). Сам Лука вспоминает, что в первое время нередко рыдал от одиночества и тоски по близким, совсем один в чужой стране.
Михайлов смог устроить по-другому. За что его критиковать? Поставьте себя на место отца. Или сына (по близости к возрасту того или другого).
Болели с четой Михайловых за юниорский Реал Мадрид на Миникопе 2016 в Ла Корунье, где тогда играл Михаил Михайлов-младший.
http://www.acb.com/articulo/ver/120006#RealMadrid
MVP того турнира - Усман Гаруба, уже в первой команде Реал Мадрида. А младший Михайлов, насколько я знаю, перешёл зает в Каноэ, а теперь вот в Эсту. На прошлой неделе в их составе рубился с упомянутыми дядьками
http://competiciones.feb.es/estadisticas/Partido.aspx?p=2097871&med=0
Кстати в финале ЧМ 94 НБА - шники уничтожили сборную России в первую очередь трехами. Что было немного необычно для тех лет. Понятно что и Шакил доминировал, и Кэмп с Моурнингом , но блин.... Когда с самого начала матча Думарс, Прайс,Реджи Миллер без промаха пропали подряд 6-7 трёх , (а по ощущениям все 15) .... тяжело вспоминать короче. Тем более игра в группе с ними же, была совсем не безнадежна.
Что до Михайлова - приличный был центр. Ростом только не вышел. Играл бы 4 номера , при приличном центре вообще звездой был бы.
С удовольствием прочитал