Артем Параховский: «В Америке думали, что Беларусь – это где-то в Африке»
В интервью «БИЗНЕС Online» белорусский центровой казанского УНИКСа Артем Параховский рассказал о шабате в Израиле, законе о тунеядстве в Беларуси и проблемах американцев с географией.
«ПЕРВЫЕ ПОЛГОДА ГОВОРИЛ ТОЛЬКО «ЙЕС» И «НОУ»
– Артем, как у вас появился вариант учебы в Штатах?
– Когда перестал заниматься футболом, дядя посоветовал гандбол или баскетбол. Выбрал баскетбол. Пришлось заниматься с ребятами на год младше, поскольку секции для моего возраста не было.
– Из-за этого выделялись на фоне остальных?
– Нет, ничем не выделялся. Для меня баскетбол был абсолютно новым видом спорта. Я ничего не мог делать, только постигал азы. В моей команды работал помощник тренера молодежной сборной Беларуси. Он пригласил меня в сборную готовиться к чемпионату Европы. Я попал в расширенный список, и на турнире в Чехове меня заметили скауты американского университета. Спросили, есть ли у меня желание учиться в Штатах.
– Вам предложили какую-то стипендию?
– Да. Обучение, проживание, питание мне оплачивалось.
– Обычно считают, что если спортсмен учился в Штатах, то он из богатой семьи.
– Нет, это не так. Если человек хочет просто учиться в Штатах, то, само собой, ему придется выложить огромные деньги – порядка 30 тысяч долларов в год. Но не думаю, что кто-то из спортсменов-европейцев платит сам. У всех стипендии.
– Зачем американцам нужно, чтобы места в университетских командах занимали иностранцы?
– Такое решение принимается уже на уровне самих университетов. Им выделяется отдельный бюджет на стипендии, и от них самих зависит, будет получать ее американец или иностранец.
– Вы узнаете, что несколько лет проведете в Штатах. Ваша реакция?
– Испытывал радость. Старшие ребята в сборной, которые учились в Америке, рассказывали, какие там хорошие условия, как народ любит баскетбол, как собираются полные залы. Мне нравились их истории. Думал, может, и мне дадут возможность учиться в Штатах и тоже пройти через все это. Когда прислали документы и сказали оформлять визу, был очень рад. Но в то же время появился страх. Папа вспоминал, что в визовом центре я был белый-белый. Мне 18 лет, за границей никогда не был, английского не знаю, культуры тоже, родственников в Америке нет. Первое время было трудно.
– Этот страх не усилился в США?
– Я прибыл в Атланту – это был стыковочный пункт – и опоздал на самолет до колледжа. Следующий рейс только на следующий день. Когда понял, что не могу ни с кем поговорить в аэропорте, стало не по себе, показалось, что я, словно на острове. Пришлось выкручиваться: нашел русскоговорящего сотрудника, связался с университетом. В дальнейшем появилось чувство любопытства, которое убило страх. Хотелось узнать о жизни людей в Америке как можно больше.
– Сколько у вас ушло времени, чтобы выучить английский?
– Чтобы понимать суть разговора, понадобилось 6 – 8 месяцев. Чтобы свободно говорить – один год. Первые полгода я вообще говорил только «Йес» и «Ноу». Даже в случаях, когда мне не задавали вопросы. Со временем стал соображать, о чем мне говорят, но поддержать диалог не получалось. Со стороны это выглядело глупо. Жизнь ограничивалась университетом, площадкой и комнатой в общежитии. Друзья рассказывали, что в первое время они не могли ничего обо мне узнать – я держал всех на расстоянии. Когда после объяснил, почему я так делал, даже самому стало смешно.
– Когда вы впервые поняли, что думаете по-английски?
– Я отучился два года в колледже, провел лето в Беларуси и улетел обратно в Штаты. За следующие два года в университете я сильно изменился. Тогда и стал думать на английском языке, перестав что-либо переводить на русский. Когда вернулся домой и попал в другую языковую среду, все, конечно, вернулось на свои места.
– Появилось ли за эти четыре года что-то американское в вашем характере?
– Как закончил университет и прилетел в Беларусь, родные сказали, что я американец. Не могу объяснить, что они имели ввиду. Вел себя так, как считал нужным, но мне твердили, что я американизировался, что у меня другой акцент и повадки. Может быть, у меня действительно что-то поменялось в поведении – не знаю, не видел себя со стороны.
– В 2002 году администрация Буша назвала Беларусь «оплотом тирании». Не чувствовали ли на этой почве давление?
– Студенты думали, что я из России, и воспринимали как русского. Им казалось, что Беларусь – это где-то в Африке. В один момент мне надоело объяснять – стал поддакивать, что моя родина в Африке, а живу я в России. Говорю: «Откройте карту, неучи. Беларусь – это в центре Европы». Мне отвечают: «Что за центр Европы?». Россию знаете? Знают. Польшу знаете? Тоже знают. Вот, между Россией и Польшей. Но даже после этих объяснений было понятно, что они все равно ничего не понимают.
– Американцы действительно не разбираются в географии?
– Да, так и есть. Если спросить, где находится та или иная страна, такого наслушаешься...
– Не было ли проблем от того, что вас считали русским?
– Нет, никакой дискриминации не было. Конечно, иногда со мной пытались шутить про КГБ, водку и медведей – типичный набор стереотипов про русских. Говорил, что когда возвращаюсь в Африку, то пью водку литрами.
– В 2009 году ваша команда выиграла турнир конференции Big South, и произошло что-то необъяснимое: на площадке все стали кричать «Беларусь!» и вынесли флаг.
– В прошлых сезонах команда университета Рэдфорда занимала последние – предпоследние места. В том сезоне все кардинально поменялось. В начале чемпионата не было никакого ажиотажа – люди просто приходили и смотрели. Дальше мы поняли, что у нас идет. Мы стали первыми в регулярке и получили право принимать плей-офф конференции на домашней площадке.
Когда шли игры навылет, в университете были недельные каникулы. В это время все обычно разъезжались по домам. Для меня было шоком, что большинство студентов остались посмотреть баскетбол. Когда в финальном матче увидел, что зал забит до отказа, испытал невероятные чувства. У меня волосы все дыбом встали – настолько мощной была энергетика. Когда мы выиграли и тем самым отобрались в Мартовское безумие, начался настоящий хаос. Одна семья не пропускала ни одного матча и коллекционировала вещи, связанные со странами баскетболистов-иностранцев. Я был из Беларуси, соответственно, они принесли флаг. Я приметил его еще до начала матча – он был неплохого размера – и после победы на эмоциях схватил его. Дальше произошло то, что было на видео.
– Интересно, что вам кричали не «Россия», а «Беларусь».
– Учитывая наш успешный сезон, я был достаточно популярен в университете. Все уже узнали о моей родине. Хотя не исключаю, что многие думали, что Беларусь – это часть России.
«СЧИТАЮ БЕЗВИЗОВЫЙ РЕЖИМ В БЕЛАРУСИ ХОРОШИМ РЕШЕНИЕМ»
– Один из легионеров «Цмоки-Минска» удивлялся, что в Беларуси не разговаривают на белорусском. Вы знаете свой язык?
– Когда-то знал. Мог какие-то предложения составить. Сейчас тяжело говорить на этом языке, потому что я не живу в Беларуси 11 лет. Сейчас государство многое делает для того, чтобы изменить тенденцию. Все предметы в школе – кроме русского языка – преподаются на белорусском. Также стараются перевести на белорусский язык наше телевидение.
– Есть ли опасения, что язык исчезнет?
– Наш язык не потеряется. В стране делается все, чтобы этого не произошло. Просто нужно время, чтобы перейти на свой язык. Как мне кажется, на это уйдут десятки лет. Мы были одной большой страной, поэтому в быту все продолжают говорить на русском. Такая ситуация есть не только в Белоруссии. На русском говорят на Украине, в Казахстане.
– Недавно в Беларуси прошла волна протестов по закону о тунеядстве. Что это за закон?
– Согласно нему, все должны работать. Грубо говоря, если ты безработный, то надо платить штраф.
– Вы гражданин Беларуси, но, по факту, не работаете в стране. На вас этот закон распространяется?
– Я играю за сборную и считаюсь сотрудником министерства спорта и туризма. Получаю какие-то минимальные суммы денег, и поэтому мне не приходят никакие извещения. Даже если бы приходили, ничего бы не поменялось. Я не плачу налоги, поскольку не нахожусь в Белоруссии больше 180 дней.
– Какое ваше отношение к этому закону? Можно ли так бороться с безработицей?
– Честно, не знаю. Я давно не живу в Беларуси, и мне тяжело судить.
– Родные что-нибудь рассказывают?
– В моей семье все работают, грех жаловаться. Если бы их задевал этот закон, я бы сказал конкретнее.
– Пограничные режимы, безвизовые въезды: чувствуется ли напряжение в отношениях Беларуси и России?
– Проходит какая-то политическая игра, но я не думаю, что ситуация кардинально изменится. Мы как поддерживали Россию, так и будем поддерживать. Что касается безвизового режима, то я считаю это хорошим решением. Жители 80 стран могут пребывать в Белоруссии без визы на протяжении пяти дней. Может быть, этот срок в дальнейшем увеличат. Люди могут приезжать, тратить деньги, открывать для себя новую страну. Это увеличит поток туристов.
– Вы выступали в «Будивельнике» в сезоне-2011/12. Видели ли на Украине предпосылки к тому, что все сильно поменяется?
– Тогда мы играли и в Донецке, и в Мариуполе. Все было спокойно. Чувствовал себя на Украине так же хорошо, как и сейчас в России. Ко мне в Киев часто приезжали родственники. Город красивый. Никаких опасений не было.
– В одном из интервью вы говорили, что легче всего вам было в Израиле. Чем это объясняется? Страна пылает от конфликтов.
– Их не чувствуешь, находясь в самом Израиле. Там живет много эмигрантов из стран бывшего Советского Союза, есть с кем поговорить по-русски. Приятная погода. Люди не настолько углублены в свою рутинную жизнь и не ходят, как в России, угрюмые и недовольные. Меня часто узнавали на улицах и приглашали в гости. Плюс хорошо складывался сезон. Я жил в Иерусалиме, где все следовали религиозным правилам. Там есть люди, которые только молятся, и государство им за это платит. По пятницам никто не работает – это считается шабатом. Люди выключают телевизор, выходят из интернета, гуляют на улице и проводят время с семьей. Вообще в еврейском менталитете прослеживаются сильные семейные традиции.
– Проводились ли игры по пятницам?
– Вечером – нет. Можно было, например, взять ключи от зала и прийти побросать, но игр не было. Если матчи и приходились на пятницу, то их назначали на 12 – 13 часов дня. Обычно все проводилось в субботу вечером или в воскресенье.
«С РОЖДЕНИЕМ ДОЧЕРИ ПОЯВИЛОСЬ БОЛЬШЕ ОТВЕТСТВЕННОСТИ»
– Как вы познакомились со своей супругой Габриэлой?
– В колледже. Она из Польши, я из Беларуси – мы оба из Европы. Так и завязалось наше общение. В первое время я ничего не сообщал родителям. Но когда они узнали о наших отношениях, то были очень рады – стало понятно, что я в Америке не один. Можно сказать, дали добро.
– Не опасались того, что вы могли бы по-разному смотреть на мир из-за культурных различий?
– Нет, меня это не волновало. Нас связало то, что мы оказались в Америке без родителей и без друзей.
– Из-за спортивных карьер у вас могло и не быть совместной жизни.
– Такое опасение действительно было. Габриэла успешно играла в волейбол, но в один момент случилась серьезная травма. После учебы она решила оставить все и заняться бизнесом в Америке. Возникли какие-то проблемы с рабочей визой, и ей пришлось вернуться назад в Польшу. Там она попыталась возобновить карьеру через низшие лиги и после этого закончила со спортом.
– У вас не было мыслей так же остаться в Америке?
– Хотелось остаться, сохранить связи с друзьями. Но спорт взял свое.
– У вас с супругой разные характеры?
– Да, она никогда не сидит на месте. Ей постоянно нужно что-то сделать и куда-то выбраться. Я же люблю посидеть дома. Так мы дополняем друг друга.
– Большую часть года вы находитесь в разных странах. Как можно поддерживать отношения на расстоянии?
– У нас были этапы, когда мы ссорились и расставались. Но меня никогда не грызли сомнения. Расстояния испытывают любовь, и в нашем случае они только усилили чувства. Мы хорошо знаем друг друга, и в отношениях присутствует доверие.
– Нет ли у вас шока от бытовой жизни, когда вы все-таки живете вместе?
– Нет. И не могу вспомнить, чтобы я из-за чего-то расстраивался.
– Как вас изменило рождение дочери?
– Появилось больше ответственности. В твоей семье появляется родной человек, и ты понимаешь, что он должен вырасти в счастье и любви. Ты опекаешь своего ребенка, а взамен он дает радостные эмоции.
– Вы спокойный отец или переживаете из-за каждого движения дочки?
– Спокойный. Я знаю, что она под вниманием супруги.
– Какой будет ваша реакция, если дочь вырастет и выйдет замуж за иностранца?
– Приму ее решение и буду счастлив. Главное – чтобы по любви.
– Если она решит стать баскетболисткой, будете ли отговаривать?
– Не задумывался об этом, но буду поддерживать и помогать советами. Как выберет, так выберет.
– Где живет ваша семья: в Беларуси или Польше, откуда родом жена?
– Я постоянно в разъездах, и до последнего времени у меня не было своего дома. Сейчас он появился. Мы посовещались и решили, что в данный момент будет удобнее иметь недвижимость в Польше. Был вариант с Беларусью, но туда мы сможем вернуться в любой момент.
– Почему вы выступаете в сборной Беларуси? Что вас связывает с родиной?
– Нельзя забывать, что я вырос там. В этой стране я начал играть в баскетбол. Когда я чему-то учусь за рубежом, то всегда стараюсь привести свои навыки в сборную. Это можно назвать патриотизмом. Надеюсь, у нас в скором времени получится отобраться на чемпионат Европы.
– Откуда у вас амбиция заниматься спортом профессионально?
– Наверно, передалось от родителей. Они были в спорте долгое время. Уже в четыре года я занимался плаванием, потом футболом. Когда стал выбор между баскетболом и гандболом, не представлял, как буду жить без спорта. Для меня баскетбол – это и хобби, и работа. Конечно, нашу профессию не сравнить с работой на заводе. Но в то же время не все могут жить в такой рутине, как мы, тренироваться по два раза в день, подвергаться таким физическим и психологическим нагрузкам.
– Главная цель – НБА? Есть ли к вам конкретный интерес из лиги?
– Хочу попасть в НБА и попробовать свои силы. Но если не получится, не буду сильно огорчен. Я доволен тем, как складывается моя карьера. Мои цели? Выиграть с командой как можно больше трофеев и стать лучше как игрок.
Фото: Сергей Елагин / «БИЗНЕС Online», Александр Александров / официальный сайт УНИКСа
