Гений. Как Билл Уолш перевернул мир футбола и создал династию в НФЛ. Глава 18
ГЕНИЙ
Как Билл Уолш перевернул мир футбола и создал династию в НФЛ
Автор: Дэвид Харрис
Глава 18: Жизнь в аквариуме
Сразу после чудесного сезона «Фотинайнерс» надолго погрузились в эйфорию. Однако потребовалось некоторое время, чтобы Билл Уолш осознал все, чего ему удалось добиться. По словам тренера, прозрение наступило вскоре после его возвращения из Детройта, когда Уолш с женой ехали по долине Напа в загородный клуб Силверадо. Эдди арендовал этот клуб для проведения праздника по случаю победы в Cупербоуле, на мероприятие был приглашен весь тренерский штаб команды. Чета Уолш ехала на север по двухполосному шоссе 29 через маленькие деревушки. Под сенью влажного серого неба в машине никто не разговаривал. На полную громкость был включен саундтрек из любимого фильма Билла «Огненные колесницы», рассказывающего вдохновляющую историю Олимпийских игр 1924 года. То, что произошло дальше, стало полной неожиданностью.
Долгое время Уолш испытывал душевную боль, вызванную расставание с Цинциннати шесть лет назад. Как это отчаяние может поразительно быстро развеяться, он увидел несколько дней назад, когда торжествующие игроки унесли его с поля на своих плечах. Уолш поднимал блестящий кубок в радостной суматохе раздевалки Сильвердоума, поднявшись на вершину футбольного мира. Об этом моменте Билл мечтал еще со времен первой работы в школе Вашингтона. После победы он испытывал чистый восторг, который позже описал так: «Сперва я не мог поверить, что произошло на самом деле. Это было настолько сюрреалистично, что казалось сказкой. Но затем я поверил в чудо, моя мечта сбылась».
Под звуки музыки, рассекая пустынное шоссе, осознание триумфа накрыло Уолша с головой, он расплакался. Слезы текли из-под очков по щекам. Джери, глядя в пассажирское стекло, погрузилась в собственные мысли и не замечала слезы мужа. Уолш не стал привлекать ее внимание.
Эйфория была постоянным спутником Уолша на протяжении первых месяцев 1982 года. Ее признаки наблюдались везде, где появлялся Билл. Когда он и Джери отправились на Гавайи на ежегодные встречи официальных лиц НФЛ, Уолш стал почетным гостем на частном приеме клуба тренеров – закрытый коллектив ветеранов тренерского сообщества, который до сих пор держался подальше от Билла – и каждый хотел пожать ему руку.
Выходя на улицы Гонолулу, «Серебряный Лис» был вынужден останавливаться на каждом углу. Люди поздравляли его и благодарили за работу – все они знали, какой сложный путь к успеху пришлось пройти Уолшу и каждый хотел сказать особенные слова. Куда бы Билл не отправился, его везде узнавали.
«Я чувствую, словно живу в аквариуме, - рассказывал Уолш в середине того года, - У меня не осталось никакой личной жизни. Даже на автостраде, узнав мою машину, люди сигналят и подмигивают фарами».
Торжественные мероприятия продолжались и весной. Торгово-промышленная палата Сан-Франциско и законодательный орган штата Калифорния приняли официальные резолюции в честь Уолша. Семь различных влиятельных органов назвали Билла Тренером года. В конце февраля Уолш с женой полетели в Канзас-Сити, где гражданская группа, известная как Комитет 101, проводившая ежегодные опросы пишущих о футболе журналистов, вручала традиционные награды по итогам сезона. Во время церемонии награждения в зале отеля Уэйстин-краун аплодисменты в честь Уолша в разы превосходили овации другим номинантам.
«Итоги опроса показали подавляющее преимущество кандидатуры Уолша, - отмечал один репортер, - Складывалось впечатление, что в голосовании участвовали только журналисты Калифорнии, а не всей страны».
Уолш уже видел эту статуэтку раньше, ее получал Пол Браун за работу с «Цинциннати Бенгалс». В те годы Билл искренне радовался за успех Брауна и только мечтал, что когда-нибудь получит такое признание. Теперь мечта сбылась, Уолш не мог сдерживать эмоции.
Он вышел на сцену и пригласил из аудитории свою жену.
«Я хочу представить вам мою спутницу жизни, она поддерживает меня на протяжении последних двадцати семи лет…» - Уолш начал речь, но от волнения не мог продолжить. Слова застряли в горле, а глаза наполнились слезами. Публика поддержала его аплодисментами, и эта пауза позволила Биллу взять себя в руки. Он еще раз представил Джери и поблагодарил за награду. Когда Уолш покидал подиум под восторженные овации, он даже забыл забрать статуэтку.
Позже, когда череда почестей и наград подошла к концу и тренер вернулся к работе, жизнь и карьера Билла Уолша больше никогда не станет прежней. С этого момента, нравится нам это или нет, его стали звать Гением.
Даже в последние годы жизни Билл Уолш будет упорно пытаться дистанцироваться от этого титула. Его глаза, однако, выдавали обратное. При упоминании прозвища "Гений", на его лице появлялись слезы, хотя он старался выглядеть невозмутимым. С таким же мимолетным проявлением радости Уолш принял это звание в 1982 году, хотя ни разу не показывал, насколько приятно для него звучало это слово.
«Гений? – отвечал Билл, - Что значит Гений? Бетховен был гением. Эйнштейн был гением. Я просто учу кучу здоровых мужиков, как играть в футбол».
Тем не менее, прозвище прижилось. Впервые Уолша назвали так на одной из пресс-конференций после Супербоула. После окончания встречи один из журналистов подошел к Биллу и спросил, как он реагирует на такое сравнение. Уолш ответил, что если некоторые люди так реагируют на его работу, он не может контролировать каждое их слово. Тренер постарался не показать, насколько он взволнован такой лестной оценкой. Однако, как позже отметил сын Уолша, «отец любил, когда его называли Гением и прославляли его заслуги».
В игре, которую репортеры считали одной из самых интеллектуальных, Билл Уолш смотрелся словно профессор, работая над бесконечным перечнем комбинаций и схем. То, что команда Уолша показывала на поле, выглядело действительно интереснее и умнее, чем у любой другой франшизы лиги. С этой точки зрения, появление прозвища «Гений» было неизбежным.
Прозвище «Гений» прямым образом отразилось на работе Уолша. Он дал другим командам еще один повод настраиваться на игру. Теперь каждый тренер считал особой честью побить «Гения» на поле, ведь интеллектуальные способности коллег Уолша невольно принижались.
Со своей стороны, тренерский штаб «Фотинайнерс» использовал это прозвище как лишнюю возможность для шуток, например, когда «Гений» забывал ключи от машины и т.д. В то же время, игроки приняли его как неотъемлемую часть эго Уолша.
Некоторые люди не так спокойно восприняли новое прозвище Уолша, они считали, что Билл поощряет преждевременное превознесение его заслуг. Самого Уолша такое мнение не беспокоило.
Хуже всего, что от «Гения» теперь постоянно ожидали соответствия прозвищу. Отныне каждый ожидал, что мозг Уолша будет регулярно выдавать гениальные идеи, а любая неудача станет восприниматься с поразительной остротой. Это создаст проблемы и для самого тренера, каждый новый этап его карьеры начнут рассматривать через призму гениальности.
«Мы все еще называли его просто по имени, но Билл уже стал больше, чем рядовым тренером», - вспоминал Рэнди Кросс. Ронни Лотт позже описал это эффект, как «удавку на шее Билла Уолша».
«Чем больше признания получал Уолш, - рассказывал Лотт, - Тем сложнее ему было работать. Он словно нахожился под микроскопом… С годами он становился все дальше и неприступнее для игроков… Мне кажется, он постоянно боялся, что люди разочаруются в его гениальности. Уолш должен был соответствовать прозвищу, работать на него. Он не Эйнштейн или Моцарт, и сам понимал это».
В любом случае, оставшиеся годы карьеры Уолша пройдут под знаком нового прозвища, независимо от того, хотел ли этого сам тренер.
Никто так не радовался победе «Фотинайнерс», как Эдди. ДиБартоло-младшему нравилось быть чемпионом Супербоула. И непреодолимое чувство самоутверждения Эдди – подняться из пепла катастрофы Джо Томаса до уровня ведущих команд НФЛ – лишь немного уступало жажде успеха Билла Уолша.
«Те из нас, кто думал, что опыт унижения заставил Эдди повзрослеть и относиться серьезнее к жизни, – вспоминал журналист «Кроникл», - в корне был не прав».
Достижения «Фотинайнерс» дали Эдди право хвастаться победой при любом удобном случае. Он с удовольствием играл новую роль на волне поднявшегося авторитета, его преисполняло чувство собственной значимости.
Местом, где новый статус Эдди сразу был заметен, стал Лас-Вегас. Весной 1982 года казино Балли принимало вечеринку под названием «Ночь ДиБартоло». Для праздника арендовали целый этаж, перед толпой приглашенных гостей владелец «Фотинайнерс» произнес речь на фоне макета футбольного стадиона команды. Весь зал был украшен в цвета «Фотинайнерс», каждый атрибут убранства подчеркивал важную роль Эдди в успехах команды. В честь праздника Эдди специально летал в Сан-Франциско, чтобы забрать Уолша, МакВэя, некоторых других руководителей команды, а также их жен. В качестве почетного гостя в Лас-Вегас был приглашен Оджей Симпсон, к которому Эдди испытывал трепетные чувства. Каждому из гостей ДиБартоло-младший дал по 500 долларов при регистрации в отеле и настаивал, чтобы все присоединились к нему за игровым столом. На протяжении ночи Эдди постоянно подходил к рулетке и пополнял ряды фишек, опустевших перед игроками. Сам Эдди продолжал праздновать даже после ухода большинства гостей и за несколько часов проиграл десятки тысяч долларов. Когда кто-то из окружения Эдди предложил боссу «перестать быть дойной коровой для казино», ДиБартоло в ярости поехал в аэропорт и рано утром в одиночестве вылетел в Янгстаун. На следующий день зафрахтованный частный самолет доставил гостей обратно в Сан-Франциско.
Несколько месяцев спустя Эдди вернулся в Лас-Вегас, чтобы устроить еще одну грандиозную вечеринку в отеле Хилтон.
Звание чемпиона породило в Эдди напористость в статусе владельца команды. Особенно это проявилось в случаях, когда он пытался показать себя отцом семьи «Фотинайнерс». В честь победы в Супербоуле он заказал каждому члену команды очень дорогие кольца. Для Эдди вошло в практику помогать игрокам оплачивать расходы на приобретении жилья. Отдельным фаворитам он запросто оплачивал поездки на Гавайи и дарил часы «Ролекс». Но в первую очередь, Эдди принял участие в процессе определения зарплат игрокам «Фотинайнерс», что прежде было исключительной ответственностью Уолша.
Джо Монтана и Дуайт Кларк стали новыми иконами для болельщиков «Фотинайнерс» и любимчиками Эдди. Оба игрока входили в последний контрактный год и хотели пересмотреть условия оплаты. Уолш придерживался принципа равномерного повышения зарплаты и был невосприимчив к необоснованному пересмотру соглашений. Кроме того, в лиге планировалось введение моратория на заключение новых контрактов, так как подошел к концу срок действия соглашения между НФЛ и Ассоциацией игроков. Подписание нового соглашения с профсоюзом могло затянуться на длительный срок, и команды не смогли бы заключать никаких новых контрактов с игроками. Когда Эдди узнал об этом, он вышел лично на Монтану и Кларка, предложил им прилететь в Янгстаун и обсудить все условия наедине, без агентов обоих игроков.
Как только Монтана и Кларк прилетели в Огайо, процесс пошел гладко. Они провели много времени за едой и напитками в бассейне особняка ДиБартоло, прежде чем Эдди отправил их по очереди в другую комнату на встречу с адвокатом Карменом Полиси. Переговоры по контракту каждого игрока заняли около часа, и когда они закончились, Монтана и Кларк получили на руки новые соглашения. Каждому из них полагалось по 500 тысяч долларов в год, что было в три раза больше суммы, полученной ими за карьеру в команде. Кроме того, они получали всю сумму сразу при подписании контракта, чтобы успеть до объявления запрета на новые сделки со стороны Ассоциации игроков НФЛ. Теперь эта пара получала сумму, равную 20 % содержания всего ростера из 52 игроков команды за 1981 год.
Когда Уолш узнал о тайных переговорах Эдди с игроками, он впал в ярости. Не задумываясь о последствиях необдуманного увеличения зарплат отдельным игрокам, Эдди в тайне от Билла сломал всю цепочку взаимоотношений в команде.
«Это изменило всю систему, - объяснял Уолш, - Мы старались платить хорошие деньги, чтобы сохранить талантливых игроков. Эдди невольно сделал пробоину, из-за который мог утонуть весь наш корабль. Фантастическое увеличение зарплаты для Монтаны было не столь шокирующим, как в случае с Кларком. Джо был квотербэком и все знали, что игрок на этой позиции должен получать намного больше остальных. Но теперь Дуайт Кларк становился самым высокооплачиваемым ресивером в профессиональном футболе, а условия его контракта подавали сигнал каждому игроку. Как только условия соглашения Кларка стали известны команде, ко мне в офис пришел Ронни Лотт с требованием аналогичной суммы. Дело в том, что Ронни заслуживал не меньшую сумму зарплаты, чем Дуайт. Когда подошло время переговоров по контракту с Лоттом, нам пришлось пойти на его условия. И это было только началом, все остальные игроки команды стали требовать повышения зарплаты».
В течение следующих двух лет, во многом благодаря сомнительной инициативе Эдди, «Фотинайнерс» войдут в тройку команд с наибольшими контрактными обязательствами перед игроками, хотя до победы в Супербоуле занимали 27 место в этом списке.
Вскоре после возвращения Монтаны и Кларка из Янгстауна открылся тренировочный лагерь перед сезоном 1982 года. От многих игроков слышалось недовольство тем, что любимцы Эдди смогли обойти Уолша и выбить для себя персональные условия контрактов, хотя для большинства футболистов этот путь был закрыт.
Уолш тоже злился из-за такой ситуации, но «Фотинайнерс» принадлежали ДиБартоло-младшему, а сам тренер мог контролировать всю команду, за исключением владельца. Когда он получил работу у Эдди, у будущего «Гения» не было богатого послужного списка, поэтому Уолшу пришлось смириться с ситуацией и стойко перенести ее.
