23 мин.

«Было подозрение на рак, мне давали год-два, болячка могла меня убить». Новая жизнь Картавого Ника

611

Развелся с женой, живет в Питере и тренирует команду.

В июле вышел последний выпуск «Картавого футбола»: футбольное шоу Никиты Ковальчука выходило в интернете и на канале «Россия 2». За четыре года – с 2014-го по 2017-й – в YouTube появились ровно 100 видео, собиравшие в среднем по 300 тысяч просмотров.

Вожак проекта, блогер и телеведущий Картавый Ник переключился на тренерскую работу: вместе с питерским «Динамо» создал команду «Я тренер», которая в формате 8х8 играет в одной из любительской лиг города, за три месяца провела 14 матчей, набрала 23 очка и идет на седьмом месте из пятнадцати.

Мы встретились с Ником в Петербурге – после окончания первого круга он устроил для игроков вечеринку в лофте с приставками, едой и музыкой.

– Перед отпуском собрались все вместе. Они меня ненавидят, я на них постоянно ору, поэтому сегодня мы сняли отдельное помещение, чтобы орать еще больше. Тут я буду кричать, какие они плохие, подводят меня, только один я тяну команду, вместе поболтаем и отдохнем под музыку и фифу. Хотя мы выполнили задачу только наполовину – надо было попасть в тройку, а мы провалили многие матчи, часто играли вничью, могли подняться в последнем туре, но проиграли.

– Сколько времени ты проводишь в Петербурге?

– Здесь я практически живу: каждую неделю со среды по воскресенье. Сегодня первый раз, когда я куда-то выбрался за последние четыре месяца, – обычно обитаю дома и на тренировках, больше нигде. Встаю в девять-десять. Если это не день игры, работаю до трех часов, пишу сценарий, потом учусь – читаю книги, онлайн-курсы по тренерству, английский, составляю тренерское расписание, иду на тренировку, тренирую, приезжаю домой в 12 ночи, где-то до пяти работаю, ложусь спать.

– Что ты читаешь?

– Мне давно дали методичку «Аякса» и долго переводили ее за бабки, читал ее, много книг по психологии. Пользуюсь скорочтением – одна книга занимает полтора часа моего времени. Естественно, читаю Дейла Карнеги, глубокую психологию, психологию личностей, индивидуального и массового поведения. Всякая общая психология – это херня из серии, когда меня зовут прочесть лекции и просят дать мотивационный пример. Ты долго рассказываешь, какое ты говно, а потом говоришь: я достиг этого, и вы можете. Но это одноразовая штука, и все такие книжки популярной психологии нефактурны, они рассматривают слишком жирные слои, но мы их уже прошли.

– Майкл Кокс, xG, продвинутая статистика – тоже херня?

– Не херня, но херня в том, что такие книги написаны для того, чтобы их читали. Год назад я готовился к «Я тренер» и читал вообще все, что связано с футболом, начиная с автобиографий и заканчивая книгами Лобановского, – это первоначальный этап. Когда дошел до методичек и тренировочных режимов, то понял, что есть полтора пути: правильный и неправильный. Неправильный – когда ты смотришь на других и делаешь так же. Ничего не получится. Все эти вещи не помогают, потому что они идут как в учебнике: сначала «а», потом «б», а тебе нужны конкретные вещи, конкретный розыгрыш на третьего с учетом плотности с двумя опорными. Ты пересматриваешь двадцать различных материалов, находишь – ага! Я придумываю разные упражнения, миксуя то, что делают в «Интере», «Бенфике» и «Краснодаре». Сейчас мне ничего из этого не подходит, но если все немного соединить и переварить, получится четвертое – то, что мне сейчас нужно.

– Скорочтение – это как?

– Читаю по диагонали, но есть книги, с которыми я так не поступаю: например, Толкиеном или моим любимым Терри Пратчеттом, потому что у меня очень хорошее воображение, и я люблю додрачивать мир, представляю его очень детально.

– Ничья в товарищеском матче с командой Василия Уткина «Эгриси» – главный экстаз в твоей тренерской карьере?

– На матче я очень загорел и после этого решил, что надо больше работать с собой: у меня уже был инфаркт, и боюсь, что так получу второй. Но я никогда не буду спокойным тренером. После «Эгриси» меня не отпускало в течение суток: я передергался, дома на горячую голову пересмотрел игру и пережил ее снова, чтобы найти принципиальные ошибки – в том числе и свои. Например, я не среагировал, что мой форвард опускался глубоко в поисках мяча, чего я не хотел; увидев, что соперник отдает нам территорию, надо было принимать более агрессивные решения в атаке; просить игроков оставаться на чужой половине поля, рассчитывая, что четверка защитников справится. Она и справлялась, но я зассал, не вовремя среагировал, был слишком увлечен своими эмоциями, что не давало мне трезво смотреть на игру.

– Инфаркт в 22 года. Как это произошло?

– Я шесть раз за 20 минут потерял сознание: три дня я не спал, с утра ездил в «Останкино», очень переживал, что меня переманивают с ВГТРК на «НТВ-Плюс», но не делают предложений. Три раза приходил к Васе и говорил: дайте подписать контракт. И три раза мне отвечали: потом. Теперь когда я сильно нервничаю, периодически не чувствую левую руку, меня из-за этого достаточно сильно потряхивает.

– Я вижу тебя второй раз – ты всегда пьешь энергетик. Что у тебя со здоровьем сейчас?

– Бросил курить и не употребляю алкоголь – я молодец. Но оставьте мне хоть какие-то пороки. Без энергетика я не просыпаюсь. Он у меня в холодильнике: встал, помылся, почистил зубы, открыл. Сегодня я проснулся в восемь утра, но не мог его выпить, потому что был с детьми.

Со здоровьем все нормально – я хотя бы не умираю от рака, потому что было подозрение на рак, причем неоперабельный, мне давали год-два. Эта болячка могла меня убить, но, к счастью, ее нет. Сейчас я просто продолжаю медленно умирать из-за своего ритма жизни, но это никого не касается. Я похеристически отношусь к этому, потому что фаталист. Кроме смерти, я ничего особо не боюсь: мне очень не хочется рано уходить, многое надо сделать.

– Когда ты узнал о болезни?

– Не хочу об этом говорить, не вижу в этом смысла – я не умираю, значит, все хорошо. Да, было неприятненько, да, об этом я никому не говорил, да, сейчас все хорошо. Знали только родственники, и то – что просто есть какая-то проблема. Не с диагнозом, а с очень крепким подозрением я жил полтора года. Я не лечился, у меня были абсолютно четко ощущаемые опухоли, а чтобы понять, доброкачественные ли они или злокачественные, надо было провести маленькое исследование – тупо сделать рентген. Я отказывался, потому что не хотел знать ответ и рассуждал по принципу: если я умираю, то умираю в любом случае; если не умираю, значит, все это херня гребаная и не надо обращать внимание. В какой-то момент это стало напрягать абсолютно всех, кто мне близок и дорог, они заставляли меня провериться, я сказал: «Пошли вы в жопу, ладно». Сходил – узнал, что все нормально.

– Помнишь подробности того дня?

– Я ничего не делал, у меня было хорошее настроение: значит, я полтора года был прав, раз не заморачивался. Все проходило в рабочем режиме, на следующий день я уже пошел на тренировку.  

– Почему ты ходишь с палочкой?

– В понедельник во время игры приземлился на прямую ногу и закончил с футболом, пока меня не прооперируют. Мое колено умерло еще давно, но теперь – окончательно. У меня нет сустава и хряща, раздроблена коленная чашечка; операция стоит много миллионов рублей, я постоянно ее переносил.

– Когда она будет?

– Когда наберу денег.

– Копишь на операцию?

– Я не коплю на операцию. Когда будут бабки – тогда сделаю.  

– На что сейчас живешь?

– Рекламные идеи и интеграции, которые мы делаем совместно с Димой (оператором и ведущим проектов Ника, его единственным другом) в нашем маленьком гейском коллективе. Корпоративы я не веду – я не Юра Дудь, меня на них почти не зовут – но я неплохой рекламщик и очень неплохой продакшн, а Дима лучший в мире режиссер. В интернете есть много вещей, которые делаются нами без моего е****а.

– Ты живешь в смертельном ритме – получаешь соразмерный ему выхлоп?

– Мы говорили об этом с Димой: если бы мы так въ**ывали в Америке, то были бы миллионерами. В России нужно работать в таком режиме, чтобы просто выживать. Не понимаю, в чем смертельность моего режима. Да, тяжело. Да, хотелось, чтобы это приносило больше денег и успеха. Мне кажется, что нашу работоспособность должны оценивать лучше. Очень много людей, которые них*я не делают, получают больше: не в плане денег, а в плане возможностей. Зато мы не целуем ничью жопу.

– Твое главное впечатление от Василия Уткина?

– Из-за характера Василий достиг только 50% собственного потенциала. Мне он кажется в тысячу раз талантливее, чем о нем можно думать. И то, что его не любят, говорит о том, что я прав. Такая откровенная и агрессивная позиция по отношению к человеку значит только одно: он что-то делает. Еще хочу напомнить всем, кто сейчас не общается с Васей, что карьера 90% людей, которые звездят про футбол, случилась и существует исключительно благодаря ему.

– Как вы познакомились?

– Вася Уткин перетягивал меня с ВГТРК. До этого мы не виделись никогда. Тогда я не знал, что это он – он мне позвонил, я его послал нахер, думал, кто-то угарает.

– Когда вы нормально поговорили в следующий раз?

– Я-то хотел общаться, а Василий после моего отказа перестал: он такой человек, ему можно. Была абсолютно рабочая история, когда один менеджер позвал молодого и теоретически перспективного мальчишку с одного канала на другой. Тогда и была наша последняя встреча. Когда мы увиделись этой осенью, я сказал ему: «Василий, наш последний ужин закончился для меня инфарктом, надеюсь, сегодня такого не будет».

– В одну секунду матч «Я тренер» – «Эгриси» смотрели 15 тысяч зрителей в онлайне, 300 человек пришли на трибуны. Круто?

– Для любительского футбола это охерительно, столько не ходят на ФНЛ, а если в одном российском городе, который я люблю всей своей сущностью, не будут гонять военных и студентов, то и на РФПЛ бы ходили значительно меньше. Люди пришли, потому что: 1) я, 2) Уткин, 3) мы анонсировали, 4) хотели сделать красиво.

– От чего эмоции сильнее: от победы твоего любимого «Реала» вживую или от команды, которую тренируешь?

– Ты на матче «Реала» – но ты не прикладывал к этому усилий, твоя задача сидеть и смотреть, от тебя тоже ничего не зависит. Со своей командой ты неделю работал, и она играет так, как ты сказал. Если она играет хреново, это твой косяк, и ты либо наслаждаешься; либо – екарный бабай, где я свернул не туда?

– Главное знание от работы тренера?

– Это оказалось в тысячу раз сложнее, чем я думал. Я не готов. Весь год подготовки, который давал мне уверенность в себе, был уничтожен за две недели. Как поставить парней на поле, какой футбол я хочу построить – с этим я определился давно; а вот как заставить оживать свои идеи? Я очень хорошо знаю, как это сделать в творческом коллективе, потому что возглавляю его уже десять лет: придумал проект «Я Тренер» – мы его сделали. В тренерстве у меня такого опыта нет, я оказался в самом начале пути, мне очень много надо проходить, и это клево, я этого хотел. Было бы проще – было бы скучно.

– «Команда на прокачку» с Кержаковым на «Матч ТВ» – копия твоего формата?

– Долбо**ы, я же знаю, кто это будет делать, там вот такие (стучит по столу) дебилы. Они же все равно сделают плохо, они еще ничего хорошего не сделали и не сделают, потому что у них нет для этого предпосылок. Они живут по принципу «нормально все», главное – десять раз поцеловать в жопу начальство и никакого конфликта. Я предоставляю услуги в том числе и ТВ-каналам, мой бизнес в том, что я создаю программы для других, но их не веду. Раз уж вы тыбзите идею, то придите ко мне: и я денежку заработаю, и у вас будет хороший проект, мне же не жалко. Понятно, что у них переломится в десяти местах и они ко мне не пойдут.

Нашу Caramba Team сначала превратили в «30 спартанцев», потом в «Кто хочет стать легионером» – засрали идею до такой степени, что со своим «Я Тренер» я не могу пойти к Косте Эрнсту, потому что Костя скажет: «Братан, был спортивный профильный телеканал, у них цифры 0, куда ты лезешь на общедоступный?». И я не смогу ему сказать, что надо было делать нормально, тогда бы смотрели. Есть прецедент. А можно было сделать хорошо и толкнуть индустрию. Не делают же хорошо!

В телевизоре меня бесит красивая обложка и очень слабое содержание. Поставить студию за 25 млн при наличии денег, найти шикарных световиков – не проблема; но если внутри всего этого Советский Союз – хоть ты усрись.

– На «Матч ТВ» было что-то хорошее?

– Мне нравился «Дублер» Дмитрия Шнякина, это была свежая оригинальная идея. Вообще я очень хорошо отношусь к Шнякину, считаю его суперталантливым чуваком, которому крепко не повезло со временем. Сейчас они все заложники: хочешь делать про спорт – есть только «Матч». Еще я очень любил Юру Дудя, хоть это всегда будет «Удар головой». Его интернетовская жизнь доказывает, что он шикарен.

– «Если ты не на «Матч ТВ», ты лох». Сейчас наоборот?

– Я это говорил, когда канала еще не существовало. В спортивной среде тогда было так: если с тобой не вели переговоры, значит, ты в профессии чмо. Но прошло три месяца, и если ты на «Матч ТВ» – тебе некуда деваться. Все же прекрасно понимают: можно громко хлопнуть дверью, назвать все это говном и уйти, но куда?

– В интернет.

– И что, тут всех ждут? Это же большое заблуждение. Ушел ты в интернет, что там делать?

– Найти площадку без цензуры и фигачить.

– А кто будет кормить детей, платить за квартиру, отдавать кредиты? Дудь один на миллион, он шел в YouTube, зная, что у него есть место главного редактора Sports.ru и трафик вашего сайта, поэтому он мог рисковать. Еще он делал это с очень хорошей подготовкой: у него потрясающий уровень интервьюирования. Перед тем, как выйти, он сразу продал блог Aviasales (реклама появилась в третьем выпуске шоу «Вдудь»). Они купили его как Юру Дудя, и плевать, что он там будет делать. А потом пошла жарища. Условный Шнякин – как ему быть? Запускать «Дублера»? Для этого нужны бабки, а где их взять? У него ребенок, жена.

Не виноваты же пацаны в том, что они любят спорт в России. На западе за тебя говорит твой бэкграунд, если ты, как выяснилось, не мацал какую-то бабу 80 лет назад. В России за тебя говорит то, с кем ты дружишь. Ты можешь быть шикарнейшим специалистом, но тебя не возьмут на канал, потому что ты человек из линейки другого.

– Если бы «Я тренер» выходил на телеке, цифры были бы меньше?

– Конечно. Как говорит Шмурнов, я не верю ни цифрам, ни рейтингу, все же накручено. Идиот. Так обидно: хороший, вроде, дядька, что там с ним происходит? Что с ними всеми там происходит? У меня ощущение, что они обижены на весь мир, ведь у них ничего не вышло. Вот Первый канал, где ненавидят спорт, который никогда не даст цифр и денег, за одну трансляцию вы**ал «Матч ТВ», где уже шесть раз потратили бюджет Армении. Одной трансляцией, четырьмя смелыми решениями: камера среди зрителей, камера, следящая исключительно за Месси, возможность слушать аргентинского комментатора, Маша Командная на бровке. Как оказалось, не надо покупать костюмы за 20 тысяч евро и отправлять восемь человек на матч в другую страну. Просто люди сели и подумали. Это только у нас комментатор является экспертом, потому что другие кончились. Вот в чем жопа.

– Тебя приглашали на «Матч» после его открытия?

– Были предложения где-то год назад. Они хотели, чтобы я продолжал вести утренний слот – я сказал, что не буду читать по суфлеру. Потом звали со «Все на матч»; а этим рулят те же упыри, что выгнали меня с «России 2». Не люблю слушать баранов, поэтому и ушел. Вернусь туда, если все накроется и мне надо будет зарабатывать на жизнь. Приду и буду режиссером на НТВ, я в этом смысле неплохой специалист.

– НТВ – спортивного или обычного?

– Любого. Я и на «Россию 24» пойду, и на НТВ. Надо будет – пойду.

– Туда, где выходит кино про друзей хунты?

– Давайте так: я неплохой режиссер и открывал канал «Россия 24» – рупор нашей пропаганды; я проработал там семь или восемь лет. Не преувеличивайте. Фильмы про хунту делает такой ограниченный и повторяющийся круг людей, что меня там не окажется, меня не подпустят к процессу их производства – рылом не вышел.

– Что значит открывал «Россию 24»?

– Я был одним из тех сотрудников, кого за руку перевели с «России» на «Россию 24» – каналу было три месяца, и почти все форматы, рожденные тогда, так или иначе появились при моем участии. Камеры в пятую студию, которую ты видишь по телевизору, ставил я. Все наработки, которые там используются, впервые делал я. Тогда «Россия 24» была очень творческим каналом в плане режиссуры: главный редактор Дмитрий Медников и главный режиссер Василий Береза были достаточно открыты, чтобы молодые ребята, типа меня, могли что-то химичить. Они давали возможность ошибаться. Благодаря им, родилось очень много крутых режиссеров. Если посмотреть практически на все ведущие телеканалы, кроме Первого, главные режиссеры или их заместители – люди из полутора бригад, в которых я работал.

– Когда ты дебютировал на телеке?

– Приехал в Москву, поступил в институт, на второй день нашел работу в массовке: хлопал Баскову и всем остальным. «Золотой Граммофон» тогда вел Малахов, съемки проходили в два этапа. Одной ночью мы снимали клипы: когда все пели под фонограмму, мы танцевали и аплодировали. Во вторую – был прямой эфир на все российские зоны, съемки шли с утра до поздней ночи, и когда вещали на Красноярский край, откуда я родом, Андрей куда-то отъезжал и попал в аварию. С трясущимися руками вышел продюсер: «Отменить прямой эфир невозможно, кто из вас может заменить Малахова?». Руку поднял я.

Я тогда выглядел максимально ублюдски. Классическая лимита, приехавшая из маленького города, крашеный блондин, рваные джинсы – я был отвратителен, но мне казалось, что я король вселенной. В 18 лет я считал крутым носить две классические рубашки, одна на другую с поднятым воротником. Слава богу, не в таком наряде я выполз на сцену и провел две песни, а на третью в эфир ворвался Малахов. Тогда я мог попасть на 500 долларов: ОРТ в тот год перестало существовать и очень активно вводили бренд Первого канала, а я был идиотом и сказал, что «Золотой граммофон» на ОРТ. Как раз в тот момент, когда я появился на сцене, моя мама переключила канал. Она не ожидала меня там увидеть, смотрела все клипы, искала меня в толпе, ушла, а потом ревела: «Весь Норильск видел, я не видела». Мимо проходил Андрей, спросил, видела ли мама, я дал ему трубку, он с ней поговорил. По факту мой первый телевизионный эфир был на «Первом канале».

– Сейчас мама понимает, чем ты занимаешься?

– Она знает: я делаю что-то в телевизоре.

– Расскажи о своем отце.

– Мой папа преподаватель гитары, потом ушел в бизнес, у него был очень тяжелый период в 90-е, сейчас он, насколько получается, занимается бизнесом, просто живет не в Москве. Он всю жизнь занимался в тренажерном зале – сейчас ему больше 50 лет. Папа по-прежнему поднимает штангу 200 кг, он в потрясающей форме и выглядит лет на 30. Он бизнесмен и к футболу не имеет никакого отношения.

– Где сейчас твои норильские друзья?

– У меня оттуда один друг – брат, сейчас он в Белгороде, а из Норильска у меня друзей нет. Я учился в трех школах: из хороших – все в Москве или Санкт-Петербурге – успешные ребята; из очень плохой школы – все сидят, многие уже мертвые, кто-то живет в Норильске. Никогда ими не интересовался, мне, если честно, посрать. Я как раз был тем, с кем не дружат, поэтому у меня не особо романтические воспоминания о школе. Не очень люблю этот период, в Норильске не был с 18 лет, когда менял паспорт; но сейчас надо доехать, потому что здоровье уже не то, я там всех знаю, до сих пор главврач больницы мой знакомый, можно подлечиться.

– Какие спортивные тексты ты читаешь?

– Баскетбольный раздел Sports.ru, больше никого.

– Читал Игоря Рабинера?

– Это такие длинные с 25 деепричастными оборотами? Объясни, зачем мне это.

– И тексты Игоря Рабинера, и «Картавый футбол» – графомания. Согласен?

– Окей, хорошо.

– Тебе не кажется: если бы ты использовал другой формат, тебя бы смотрели больше?

– Зачем?

– Больше просмотров – больше рекламы – больше денег.

– Вот ты зачем приехал в Питер брать у меня интервью?

– Ты мне интересен.

– А если я тебе скажу: интервью со мной много не прочитают, я не так интересен. Более того, твое интервью будет сильно задизано (соберет много минусов), потому что на Sports.ru меня дичайше не любят. Комментарии будут огненные – но ты же приехал, потому что тебе интересно. А мне интересно было так. Ко мне 1000 и 1 раз приходили люди и говорили: «Делай покороче, минут на шесть, со своей подачей, и все». Окей, но мне это не будет интересно.

– Какая судьба у «Картавого баскетбола»?

– В одну харю я баскет не потяну, Ник Белоголовцев постоянно в Москве и занят, Зураб Читая тоже что-то делает, а по скайпу это отвратительно.

– Ты говорил, что тебе нравился «Локомотив» начала нулевых. Эта была любовь к русскому клубу?

– Миллиард лет назад. Она не была любовью, я тащился от Лоськова, считал Семина гением и видел, как «Локомотив» выходит в 1/8 Лиги чемпионов и только из-за судьи-гандона не выбивает «Монако». У ЦСКА был период «бей вперед – игра придет» с Поповым, а тот потрясающий «Локомотив» играл в футбол. Сейчас «Локо» не вызывает у меня никаких эмоций. Ни один клуб в мире, кроме «Реала», их у меня не вызывает.

– Почему ты такой неграмотный в соцсетях?

– Потому что читаю скорочтением. Ты учишься грамотно писать, когда читаешь книжки. Читаешь внимательно и запоминаешь, как пишутся слова, где ставятся запятые; а я не читаю слова, я читаю страницы, поэтому за всю жизнь не запомнил, как что пишется.

– Тебе не стыдно?

– Да мне посрать, я за содержание. Ты можешь так грамотно писать, что тебя расцеловать захочется, но напишешь ****ню. Грустно, когда люди пишут безграмотно, но я рассуждаю просто: если мне надо написать что-то важное, например, книгу, я всегда найму редактора и буду думать только о содержании, а твиттер – открытое окно, в которое ты орешь и где не надо сильно выпендриваться. Зато я не вру.

– Есть татуировка, о которой ты жалеешь?

– Ты намекаешь на имя бывшей жены?

– Еще полтора года назад твой инстаграм состоял из признаний в любви жене Саше – потом все поменялось.

– Я понял, что это большая ошибка, я закрыл свою личную жизнь и не буду раскрывать ее никогда.

– Чему тебя научила эта история?

– Не надо биться с внутренними демонами и выставлять жизнь напоказ.

– При этом сегодня утром ты выложил детей.

– Не могу себя побороть. Мне кажется, везде должна быть золотая середина, но я перегнул и там, и там.

– Ты хороший отец?

– Нет, я очень плохой отец. Хороший отец всегда рядом со своими детьми, я плохой отец и плохой муж.

– Когда твоя жена рожала, ты был в Милане на финале Лиги чемпионов.

– Для человека в принципе это ненормально, но надо понимать, кто я такой. Я всю жизнь женат на своей работе, я принадлежу ей и считаю ее самым главным. Это и делает меня плохим отцом и мужем – поэтому со мной и развелись. Когда мы с Сашей обсуждали мою поездку в Милан, у нее не было претензий, что меня не будет рядом; это обсуждалось заранее. У нас не было: «Я рожаю» – «А мне плевать, я еду на футбол». Мне можно сейчас предъявить, что я развелся с супругой через несколько месяцев после рождения дочери, но это был один из сильнейших моментов в жизни (в момент, когда «Реал» победил «Атлетико», у Ника родилась дочь). Дети – единственное хорошее, что я сделал в жизни.

– Должен ли мужчина так поступать?

– Это личное дело каждого.  

– Как часто видишься с детьми?

– Каждые выходные, за исключением тех, когда меня нет в Питере, но такое бывает редко.

– Тебе приходилось обсуждать с ними развод?

– Да, но я не очень хочу говорить о личной жизни, она должна оставаться личной.

– Тату с именем жены на всю жизнь?

– Одного крутого татушного мастера спросили, не жалеет ли он о своих татухах, у него много разных: от очень дебильных до очень крутых. Он ответил: «Конечно, нет, потому что каждая татуировка – это я в определенный момент времени». И для меня в определенный момент времени это было важно, я должен всегда об этом помнить и гордиться тем, кем я был тогда. Я на миллиард процентов сознательно делал эту тату, я ее гордо носил и буду носить, я благодарен жизни, что у меня есть эта татуха. Изображать прилизанного, делать вид, что этого нет, – значит, ты мудак. Я далеко не пример, во мне много плохих качеств, но я не мудак и я настоящий. Это очень важно.

– Сейчас ты счастлив?

– Смогу ответить на этот вопрос, когда буду умирать. Если в этот момент буду сожалеть о чем-то – значит, я был несчастлив. Если не буду – все нормально. Когда было очень акцентированное подозрение, что я умру через какое-то время – мне давали год-два – я переосмыслил многие вещи и понял, что не хочу. Слишком много времени потеряно, и сейчас я не могу себе дать право потерять это время.

– Какая у тебя мечта?

– Настоящая мечта должна быть неосязаемой и не достигнутой никогда. Тогда ты будешь счастлив всю жизнь. Надо отличать мечту от цели. Цель – это дойти до стула. Если это будет твоей мечтой, ты рано или поздно сядешь на этот стул: просто стул, ничего удивительного. И это было твоей мечтой? Моя цель – чтобы я был тренером топ-клуба и то, о чем я только мечтаю, превратилось бы в мою рутину. Моя мечта – быть бессмертным. В чем это будет проявляться – не знаю.

Фото: vk.com/kfnik; instagram.com/nikitakf; instagram.com/realradioutkin; vk.com/Caramba Team Union/Ruslan Zhelegotov

телевидение
logoМатч ТВ
logoВасилий Уткин