Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 12. Евро '92
***
Все началось в «Брондбю». В начале лета, в 1992 году, сборная Дании проводила товарищеский матч против СНГ на 3 июня. Игроки, которые не участвовали в Суперлиге, которая все еще продолжалась, тренировались на полях «Брондбю» с Рихардом Мёллером Нильсеном, менеджером сборной Дании. Атмосфера была такой: давайте разберемся с этой игрой и отправимся на каникулы.
Мы обедали в кафетерии «Брондбю», когда Рихард принял телефонный звонок. Он оторвался от трубки и просто сказал: «Мы играем», так как мог сделать только он. Я не могу нарисовать вам картину с большей драматичностью, чем та, что он выдал. Не было ни большого объявления, ни торжеств, ни большого чувства шока — даже если мы и были немного удивлены. В течение нескольких недель ходили слухи, что международное сообщество может исключить сборную Югославии из спортивных соревнований, и если это так, нам будет предоставлено их место на чемпионате Европы.
В конце концов, мы не поехали в отпуск. Дания собиралась на Евро-92. Если, в конце концов, это не было неожиданностью, я не думаю, что кто-то из нас действительно верил, что это произойдет, пока это не произошло. Кроме, возможно, Рихарда. Рихард никогда не был человеком, который останется неподготовленным. На наших тренировках в «Брондбю» он заставил нас проводить двойные сессии, и, хотя он не упомянул о Евро, я думаю, он имел его в виду. Он хотел быть наготове, просто на всякий случай.
Никто из нас не подпрыгивал, когда он сказал: «Мы играем», потому что со спортивной точки зрения нам не нравилось, что мы занимаем место Югославии. Сборная Югославии честно обыграла нас в нашей отборочной группе, и война на Балканах — причина, по которой их отправили домой из Швеции перед турниром — не имела к ним никакого отношения. Мы чувствовали жалость, может быть, даже вину, по отношению к их игрокам.
Я также все еще был подавлен тем, как закончился сезон 1991/92 годов в «Манчестер Юнайтед». Все, чего я хотел — это отвлечься от футбола и наполнить свой организм новой энергией. Моей немедленной реакцией на слова Рихарда было: Я не могу найти в себе энтузиазма для Евро. Я был реально ну нуле. Я не забронировал отпуск, но мы только что провели наш первый год вдали от Дании всей семьей и с нетерпением ждали спокойного лета в Копенгагене, наслаждаясь домашним уютом. Идея о том, что наша команда «приехала с пляжа» в 92-м, является мифом, потому что на момент объявления о нашем участии на Евро никого там и не было, но некоторые игроки просили Рихарда не вызывать их, потому что у них были забронированы отпуска. Хорошо известно, что Бьерн Кристенсен был одним из них, и он больше никогда не играл за национальную сборную. Но о Бьерне не следует вспоминать негативно из-за его решения. Его жена собиралась рожать, и выбор, который он сделал, просто отражал то, где многие из нас находились — мысленно — в то время.
На следующий день мы отправились в лагерь, поселившись в отеле «Марина» в Ведбеке. До этого мы оставались в своих домах. Даже после начала сбора все происходило бессистемно — например, наши местные игроки присоединились к команде только после того, как 8 июня был сыгран последний тур Суперлиги. И вот, всего за три дня до нашего первого матча Евро-92 против сборной Англии в Мальме, я сидел с другими игроками команды на трибунах стадиона «Гентофте» и наблюдал, как «Люнгбю» обыграл B1903 и стал чемпионом.
Товарищеский матч с СНГ, завершившийся вничью со счетом 1:1, был разочарованием. Наша первая игра на Евро-92 против сборной Англии тоже была неудачной. Они были ужасны. Думая, что ничья была бы хорошим результатом, мы ушли с поля разочарованными тем, что не выиграли. Мы были гораздо более готовы играть на турнирном уровне, чем предполагали, и у нас было ощущение, что мы упустили большую возможность. После этого в раздевалке в группе произошла перемена, которую было приятно ощутить. Все сидели, обсуждая ситуацию, соглашаясь, что мы должны были набрать еще два очка и нам нечего было бояться. Это было пробуждение — мы пришли к мысли, что действительно можем что-то сделать в финальной части соревнования.
Мы играли в форме сборной до 21 года — вот как обстояли дела, учитывая всю поспешность. Наши турнирные футболки не были готовы, и мне пришлось надеть свитер, который был немного мал, и шорты с подкладкой. Я их ненавидел. Подкладка на локтях и в шортах? Можете ли вы представить, что играете в английских условиях в таком виде? Один раз нырнуть в лужу с водой, и накладки становились тяжелыми от влаги до конца игры. Накладки? Твоя техника прыжка должна быть достаточно хороша, чтобы ты не нуждался в подобной защите.
После матча с Англией наши амбиции возросли еще больше. Одиннадцать игроков нашей сборной из двадцати человек в какой-то момент играли за «Брондбю», а культура «Брондбю» заключалась в том, чтобы выходить за свои пределы. У нас также были игроки из мюнхенской «Баварии», дортмундской «Боруссии», «Монако», «Кельна», «Шальке» и «Манчестер Юнайтед» — игроки, которые в своей клубной жизни боролись за трофеи, ожидали успеха. Итак, мы были далеки от счастливой кучки туристов, выпрыгнувших из своих шезлонгов. И если после Англии мы и были разочарованы, то, Бог мой, после Швеции мы были в ярости.
Мы проиграли со счетом 0:1 нашим заклятым соперникам в Стокгольме, несмотря на то, что разрывали их на поле. Мы создали так много моментов. У них были хорошие игроки, такие как Роланд Нильссон, Юнас Терн, Томас Бролин, Мартин Далин, но мы были лучше. Мы просто не смогли реализовать наше преимущество перед воротами. На датском телевидении комментатор Йорн Мадер произнес фразу, ставшую печально известной: «И это конец приключения, сборная Дания вылетает из Евро!» Настроение в раздевалке было очень мрачным. Некоторые из нас попросили стюардов отвести нас к запасному выходу, чтобы мы могли покинуть стадион «Росунда» и отправиться прямиком в отель, не общаясь с репортерами.
Но когда эмоции улеглись, мы стали смотреть на вещи спокойно. Играем ли мы на турнире или вылетели? Играем. Наше очко в матче с Англией означало, что мы выйдем из группы, если обыграем Францию в нашем последнем матче. Они были фаворитами Евро-92, с такими невероятными талантами, как Жан-Пьер Папен, Мануэль Аморос, Лоран Блан, Дидье Дешам и Эрик, но мы становились лучше с каждой игрой. То, что у нас были проблемы с забитыми голами, было нормально, когда мы думали об этом, потому что, когда вы недоподгововлены, те последние несколько сантиметров остроты, которые вам нужны для завершения атаки, всегда будут одними из последних элементов, которые вы в конце концов найдете. В промежутке между Швецией и встречей с французами в Мальме Рихард заставил нас много тренировать завершения атак.
Тренировочный процесс был очень хорош. Мы переняли себе бронирование гостиниц сборной Югославии на время турнира, и нашей базой был спа-центр в Истаде. Он был прямо на берегу моря, построен вокруг внутреннего двора с бассейном, хорошее место, но не модное. Номера были простыми, и я жил с Ларсом Ольсеном вдвоем в маленьком номере с односпальными кроватями, которые были слишком тесными для полноценного ночного сна. Отель оставался открытым для публики, и мы общались с отдыхающими, питаясь по системе «шведский стол» в том же обеденном зале, что и все остальные. Современная философия всегда заключается в том, чтобы оградить игроков, но тогда футбол имел другое значение. Прочие гости оставили нас в покое; никто не приставал к нам за автографом, когда ты подходил за яйцами на завтрак. В те дни никаких мобильных телефонов, никаких селфи: это имеет огромное значение.
Нас могли бы поселить в двухзвездочном мотеле, и мы бы нашли способы повеселиться. Мы были командой, которой нравилось быть вместе. Многие из нас поднялись в одно и то же время, пройдя через сборную до 21 года и олимпийскую сборную, тренером которой был Рихард. Международные встречи были чем-то, чего ты ждал с нетерпением, и я заметил в раздевалке «Манчестер Юнайтед», что это очень выделяло меня. Среди моих коллег-игроков «Юнайтед» не было особого предвкушения международных перерывов.
Центральным пунктом на любом сборе является процедурный кабинет. Игроков туда так и тянет. Все наши развлечения — телевизор, видео, книги и игры — были интегрированы в зону лечения, и если тебе нужна была компания, ты всегда мог ее найти именно там. В Истаде это место просто гудело.
Рихард не хотел, чтобы мы сидели взаперти и сходили с ума. Он водил нас играть в мини-гольф и один раз даже в Макдоналдс. Каждый день, по дороге на тренировку, мы проезжали мимо ресторана, и каждый раз, когда мы проезжали мимо него — ради смеха — все игроки кричали: «Давайте. Пойдем. В. Макдональдс!» Однажды Рихард велел водителю свернуть на обочину — он тайно организовал для нас поход за бургерами и картошкой фри. Возможно, Макдоналдс не является главной рекомендацией спортивных диетологов, но подобное маленькое угощение творит чудеса с вашим психологическим состоянием и вы начинаете любить своего тренера.
Копенгаген находится прямо через пролив от Мальме и в часе езды от Истада. Мы знали, что атмосфера дома тоже была особенной. Это было лето с невероятной погодой, и в кои-то веки маленькая Дания оказалась в центре международного внимания. Как и в нашей истории о Золушке на Евро, королева и принц праздновали свою двадцать пятую годовщину, и был проведен референдум, на котором датчане проголосовали против принятия Маастрихтского договора [прим.пер.: Договор, подписанный 7 февраля 1992 года в городе Маастрихт (Нидерланды) странами Европейских сообществ (Бельгией, Великобританией, Грецией, Данией, Ирландией, Испанией, Италией, Люксембургом, Нидерландами, Португалией, Францией и ФРГ) и положивший начало Европейскому союзу] и более тесных связей с Европой. Когда мы выиграли Евро-92, это привело к одной из лучших шуток всех времен от нашего министра иностранных дел Уффе Эллеманна-Йенсена, который заметил: «Если вы не можете присоединиться к ним, победите их».
Как говорят, в матче против сборной Англии я совершил прекрасный сейв от Тони Дэйли, но я этого не помню. Я расскажу вам, что я действительно помню из той игры: Йона «Факса» Йенсена. Он четыре раза бил в сторону ворот. Два отправились в Копенгаген, еще один оказался в Стокгольме, а еще один попал в штангу. После этого мы над ним здорово шутили. «Черт возьми, сколько у нас было шансов... и все они достались Джей Джею! Он никогда не забьет. Его удары, ха-ха-ха». Но у Йона такой замечательный, позитивный характер, он из тех, кто всегда будет продолжать пытаться. Он просто смеялся вместе с нами. Я обожаю его. В раздевалке сборной Дании он был одним из двух ярких лучиков света. И источником проказ. Другим был Флемминг Поульсен, и эта парочка всегда была в поиске чего-то, что вызывало бы улыбку на лицах людей. Они были опасным дуэтом комиков.
Главной мишенью для поддразниваний Факса и Флемминга был врач нашей команды Могенс Крейтцфельдт. Однажды на тренировке Флемминг притворился, что жестко подкатывается под Факса. Факс упал и крича стал кататься по полю. Он спрятал пакетик томатного кетчупа в гетре, и когда Могенс выбежал на поле, Факс брызнул кетчупом ему на голову. Бедняга Могенс увидел, как капает вся эта красная дрянь, и чуть не расплакался от боли. «О Боже мой. КРОООВЬ, — говорил Могенс. — Вызывайте скорую!» Только когда запустил туда пальцы, он понял, что это вовсе не кровь, и мы все разразились истерическим смехом.
Решающий матч с Францией стал для меня пятидесятым матчем за сборную Дании, и дополнительная мотивация появилась, когда мы почувствовали нотку высокомерия в отношении наших соперников в преддверии игры. Когда мы выстраивались, чтобы выйти на поле, один из их игроков — его товарищ по команде в «Монако» — сказал Йону Сивебеку: «Эй, полегче с нами, нам потом еще с Голландией играть».
«Эти *******, — сказал Йонни, — они думают, что уже победили», и это нас взбодрило. Рихард внес небольшие коррективы в наш состав, что способствовало плавности наших атак. Мы рано забили благодаря Хенрику Ларсену, и Хенрик Андерсен был исключительным, заставив Эрика Кантона замолчать и комбинировал с Ларсеном, когда мы выходили в атаку. Дания всегда испытывала трудности с поиском хороших левоногих игроков, и наш левый фланг всегда чувствовал себя слабее правого, но Ларсен и Андерсен, два недооцененных футболиста, тем летом были великолепны. Франции было трудно сломить нас и трудно остановить, когда мы контратаковали.
Они были признаны лучшей командой в мире, но это была не та игра, в которой я должен был показать нечто особенное. Так и не засыпав ударами мои ворота, они в конце концов сравняли счет благодаря Жан-Пьеру Папену. Он был невероятным игроком. Затем началось давление, но Рихард выпустил Ларса Эльструпа, джокера во многих смыслах. Мы контратаковали на скорости, Флемминг Поульсен вывел мяч далеко вперед и совершил точный прострел на Ларса, который невероятно точно набегал на мяч. Оказавшись аккурат в нужный момент перед воротами, Ларс вдолбил мяч в ворота, отправив нас в полуфинал. Это было единственное, что он сделал на турнире, но насколько же это было важно.
Ларс был невероятным финишером, с замечательным чутьем на то, где нужно быть, чтобы получить свой момент. Я не собираюсь вдаваться в его проблемы как человека, скажу только, что вы никогда до конца не знали, в каком он психологическом состоянии, из-за чего тренеру было очень трудно использовать его в стартовом составе, но он был отличным фактором неожиданности, который можно было использовать в нужный момент. Рихард заслужил огромную похвалу за эту замену. Тем, кто считает, что сборной Дании «повезло» в 92-м, я советую посмотреть игру против Франции. Вы играете против фаворитов турнира, с великими игроками в составе, которыми руководит легенда Мишель Платини, по сценарию «победитель получает все», и вы встречаетесь с ними лицом к лицу, прежде чем забрать трофеи благодаря великолепному голу и блестящей уловке нашего тренера.
Победа казалась подтверждением растущего внутри нас чувства: возможно, мы случайно попали в на тот турнир, но мы определенно не были там не на своем месте. Мы были хорошей командой, и теперь мы вышли в полуфинал. После разочарования в наших первых двух матчах появилось внезапное чувство освобождения — мы покинули стадион «Мальме» как на крыльях.
С того момента, как Эльструп повернулся всем телом, чтобы боком обойти Бруно Мартини, воспоминания едва ли кажутся реальными. Все, что происходило в Гётеборге, где мы базировались в течение последних двух игр, похоже на что-то из кинофильма. Наш отель был красивым, расположенный на пристани для яхт с рестораном у кромки воды. У нас были отдельные номера с видом на залив, а процедурный кабинет был одним из самых красивых, которые я когда-либо видел, просторное помещение с большим экраном, на котором Eurosport транслировал турнир в режиме реального времени. Ты смотрел на пристань для яхт, наблюдая за людьми, проходящими мимо под палящим солнцем, зная, что гордишься своей страной, и чувствовал, что жизнь едва ли может стать лучше.
Голландия была... приличной, можно так сказать. Только Марко ван Бастен, Рууд Гуллит, Франк Райкаард, Роналд Куман, Деннис Бергкамп, Франк де Бур и еще несколько человек, о которых стоит переживать. Еще и действующие чемпионы. Но у нас был Бриан Лаудруп, который через пять минут после начала матча добрался до голландской штрафной и сделал прострел на Хенрика Ларсена, который забил головой. Бергкамп сравнял счет после удара, который я увидел с запозданием, но затем после удара головой Бриана, Куман вынес мяч прямо на Ларсена, который снова забил. Тем летом Хенрик был потрясающ.
У голландцев было слишком много таланта и опыта, чтобы мы могли сдержать их, как это было с Францией. Они обложили нас со всех сторон. За двадцать минут до конца Ван Бастен пошел в стык с Хенриком Андерсеном, и они столкнулись коленом в колено. Хенрик закричал. Разнесшийся по полю звук был ужасен. Коленная чашечка Андерсена раскололась надвое — причудливая, ужасающая травма для парня, который на тот момент был нашим лучшим игроком на турнире.
Когда что-то подобное случается с одним из твоих товарищей по команде от такого нельзя просто отмахнуться. Травма сбила нас с толку, и мы были в меньшинстве, когда за четыре минуты до конца розыгрыша угловой принес пару рикошетов в моей штрафной, и Райкаард сравнял счет. Он пробил подо мной, когда я отклонился назад, отправив мяч в единственное место, в которое он мог забить.
Менталитет дополнительного времени странный. Вы хотите закончить работу, потому что вам не нужна лотерея с пенальти, и все же эта лотерея дает вам шанс, поэтому вы как бы сдерживаетесь. Это футбол, в который играют на психологической ничейной земле. Я совершил сейв от Брайана Роя, но в эти добавленные тридцать минут происходило мало реальных действий, и в тот момент, когда прозвучал финальный свисток, я сделал свой выбор: (1) влево, (2) влево, (3) вправо, (4) влево, (5) влево.
Вот в какую сторону я буду прыгать в серии.
Что касается пенальти, я всегда решал именно так.
Подумайте о серии пенальти с точки зрения вратаря. Не ты ставишь мяч на точку. Не ты выбираешь угол разбега. Не ты выбираешь, какой ногой бить. Не ты определяешь время. Не ты контролируешь, с какой силой будет нанесен удар по мячу, на какой высоте, каким ударом или куда будешь направлять мяч.
Ты буквально без какого-либо контроля, а контроль — это единственное, что ты всегда хочешь иметь. Это может срабатывать для других вратарей, но для меня исследование игроков соперника бессмысленно. Если бы тренер подбежал ко мне с небольшим списком — «Вот куда такой-то бьет в 57% случаев», «Такой-то промахнулся 24% своих прошлогодних пенальти» — я бы захотел убить его на месте. Бьющий может изменить свое решение. Со всей этой информацией у тебя по–прежнему нет контроля — только путаница в мышлении.
Так что же ты можешь контролировать? Только одно: в какую сторону прыгать. Вот почему я всегда делал свой выбор заранее и случайным образом. Влево, влево, вправо, влево, влево. Видите? Теперь я знаю то, чего не знает соперник. Теперь у меня снова появилось слабое ощущение превосходства. Беспокойство по поводу бьющего и его истории также противоречило золотому правилу, которое у меня было: Речь идет обо мне, а не о сопернике.
С моим методом мне просто нужно синхронизироваться с бьющим один раз. Прыгнуть в нужный угол всего один раз. Я поддерживал себя, если у меня получалось — отбить удар. И чаще всего тебе достаточно одного сейва в серии пенальти, чтобы помочь своей команде пройти дальше. Голландия забила свой первый пенальти, но когда Ван Бастен пошел исполнять второй, я не подумал: О, это один из величайших игроков в мире. Для меня это был просто парень в оранжевом, и я прыгнул влево.
Я прыгнул влево, он тоже пробил влево. Это был хороший пенальти, но я был так быстр, что отбил его. Когда ты отбиваешь один из них в серии, наступает время комедии. Время выставить себя напоказ, показать всем, что ты непобедим, что ты супер-вратарь. И вот, ты стоишь во весь рост и высокомерно смотришь на публику. Да, я так и думал, что он будет бить туда — вот твоя энергетика. Голкипер сборной Голландии Ханс ван Брёкелен явно придерживался противоположного моему подхода. Казалось, весь его метод был направлен на соперника. Он потратил большую часть своего времени, пытаясь запугать наших парней, и, честно говоря, я был разочарован, что он не отбил три наших удара. Но он лишь дотрагивался до них. Возможно, ему просто помогло бы тратить меньше энергии на игры разума и больше ее экономить.
Но наши ребята сделали свое дело: Ларсен, Поульсен, Эльструп, Вильфорт — все забили. Эльструп был нашим лучшим исполнителем, и я знаю, что люди нервничали бы из-за Поульсена, потому что он не забил на турнире, но если вы знаете Флемминга, то знаете, что он силен психологически. Несокрушим. Вильфорт? Никто никогда не мог усомниться в том, насколько велика сила духа Кима.
Ким Кристофте исполнял последний удар. Для меня это один из моментов турнира: он устанавливает мяч, а затем указывает на него. Подходит судья, подходит Ван Брейкелен, и Ким говорит: «О, боже мой, мяч не в нужном месте». Невероятный нерв. Он знает, что если забьет, мы выйдем в финал, и он использует этот момент как никто другой. Затем он делает три шага, неторопливо разбегается, ждет движения Ван Брейкелена и небрежно катит мяч в другую сторону. После чего как закружится на месте, исполняя забавную джигу.
Все это было сделано для того, чтобы вывести Ван Брейкелена из себя. Насмотревшись на все его дерьмо, Ким подумал: Я оберну это против него. Нормальный человек подошел бы и попытался выполнить работу, но Ким — ненормальный человек. Он всегда немного отличается от всех остальных, но отличается в хорошем смысле. Он был элегантен, и в его игре было что-то вроде высокомерия. «Может, вы и сборная Германии, но я — Ким Кристофте». Он опередил свое время: отлично играющий с мячом, центральный полузащитник с отличной техникой, который спокойно продумывал свои ходы в матчах. Он был бы идеален в современном футболе. Тот пенальти: три десятилетия спустя я все еще качаю головой от того, насколько это было круто.
Вернувшись в отель, на экране в нашем процедурном кабинете снова и снова проигрывалась игра с Голландией. Мы собирались там, чтобы посмотреть, и с каждым разом можно было видеть все больше и больше деталей и оценить, насколько хорошо мы играли. Но у нас была проблема, и она была связана с основным назначением процедурного кабинета — травмы теперь были серьезной проблемой. Хенрик Андерсен явно вылетел — он не будет играть еще несколько месяцев — а Кент Нильсен был исключен из полуфинальной игры против Голландии из-за проблем с мышцами. Его турнир должен был закончиться.
Еще был Сивебек. В матче с голландцами он потянул заднюю поверхность бедра — травма, на восстановление от которой обычно уходит от шести до восьми недель. И еще Ларс Ольсен, который при столкновении со мной и Ван Бастеном получил коленом в бедро. Был задет нерв, и в тот вечер после ужина в ресторане отеля пытаясь встать из-за стола Ларс обнаружил, что не может стоять. Он сказал, что причиной повреждения стало мое колено. Я сказал ему, что колено было Ван Бастена, но этому никто не поверил. Так что мне пришлось отнести его наверх, в его номер.
И вот, Ларс — 183-сантиметровый центральный защитник, и мне пришлось взвалить его себе на спину и тащить вверх по пятидесяти ступенькам: все говорили, что это мое наказание. Конечно, на следующий день, когда они повторили матч в процедурном кабинете, все увидели, что колено, из-за которого он получил ту травму, все же принадлежало Ван Бастену.
Я говорю «на следующий день», но это не совсем верно. Потому что на самом деле было 6 утра, когда мы закончили внизу и я отнес Ларса наверх. И, вообще-то, после ужина мы не отправились сразу спать, а пошли в бар. Потом я сел за пианино. У Рихарда Мёллера Нильсена была репутация человека сдержанного, но тем летом он по-настоящему расслабился и позволил нам в награду за наши подвиги против голландцев выпить несколько кружек пива. Была середина лета, и отель был полон шведов, настроенных на вечеринку, и мы сели за пианино, подпевая всем подряд. Я, Ларс Ольсен, Ким Кристофте и еще несколько человек. В 6 утра Рихард спустился вниз и мягко сказал: «Ладно, ребята, у нас тренировка в десять — может быть, вам стоит немного поспать». Я ухватил пару часиков, но я знаю, что Кристофте не спал. Он продолжал кутить, а потом сразу пошел на тренировку.
Это был еще один момент, похожий на поедание биг-маков, когда мы отвергли спортивную науку, но также и еще один момент, когда Рихард понял, что порой психологическое перевешивает физическое. Он мог бы обойтись с нами сурово, но какой в этом был бы смысл? Нас было пятеро или шестеро парней, которые выпили по нескольку кружек пива. Ну ладно, еще песен попели. Но с учетом того, что весь адреналин после серии пенальти все еще бурлил, мы, возможно, все равно не выспались бы, если даже легли спать в полночь, и тренер знал, что как только мы немного выпустим пар, мы снова будем усердно тренироваться, мы будем готовы.
«Брондбю» был семьей. Семьей семей. Все жены, подруги и дети игроков были частью клана. Лине была первым ребенком, Каспер — вторым. Я присоединился к клубу, когда он был младенцем, и на тот момент был лишь один ребенок, на год старше моего сына. Это была Лине, дочь Кима Вильфорта.
Будучи первой, первой появившейся, первой, ставшей ходить, первой заговорившей, она приводила нас в восторг. Все прониклись к ней симпатией. Она была хорошенькой, забавной девчушкой. После каждой домашней игры устраивался обильный ужин, игроки и их супруги сидели за столом, дети бегали вокруг, и нечто волшебное в этом периоде заключалось в том, что эти дети — наши дети — все еще общаются друг с другом. Сейчас им по двадцать-тридцать, и они встречаются, у них есть группы в WhatsApp. И Лине по-прежнему с нами.
К Евро-92 она была очень больна. Она лежала в больнице, проходя лечение от лейкемии — фактически, она находилась в палате моей матери. Когда тебе за двадцать, ты не очень хорошо представляешь себе, что такое смертность. В восемнадцать лет я потерял друга в дорожно–транспортном происшествии — Карстена Санстрёма, невероятного спортсмена и капитана «Гладсаксе-Хиро». Но это было совсем другое. Ким был близким другом, одним из нашей банды в «Брондбю», но мы и представить себе не могли, через что ему пришлось пройти. Каким-то образом на турнире он нашел в себе силы сыграть блестяще и после полуфинала улетел обратно в Копенгаген, чтобы повидаться с Лине и Минной, своей женой. Мы не знали, вернется ли он. Иногда он говорил с нами о Лине, и мы пытались поддержать его, но я думаю, что то, что позволяло ему продолжать жить дальше, продолжать играть, было единением и силой, которыми они с Минной обладали как пара.
Минна и Лине уговорили его вернуться в Гётеборг на финал, и откуда-то он обрел способность отделять свой футбол от того, что происходило в его жизни. Лине не выкарабкалась. Она покинула этот мир через несколько недель после финала. Я не знаю как, но Ким и Минна нашли в себе силы продолжать жить и двигаться вперед, всегда продолжая чтить ее память. Я испытываю к ним восхищение, которое не могу выразить словами.
Утром в день финала у Сивебека, Нильсена и Ольсена были кое-какие новости для Рихарда. Они были готовы играть — по крайней мере, так они говорили. Ольсен, тут можно понять. Сильный игрок может стряхнуть судорогу. Но двое других могут играть? Шансы были настолько малы, что я думаю, Рихард сказал больше из уважения, чем из чего-либо еще: «Ладно, идите и пройдите тесты на функциональное состояние».
Сивебек и Нильсен... его прошли. Не спрашивайте меня, как.
Наши физиотерапевты были фантастическими ребятами: Ким Кристиансен и Алан Поульсен. Лаура и сейчас ходит к одному из них. Я уверен, что эти ребята имели какое-то отношение к чуду возвращения Сивебека и Нильсена, но на 95% это было связано с адреналином, преобладанием разума над материей. У меня нет рационального объяснения тому, как они вообще играли. Это то, о чем я думал всю жизнь — солгали ли они Рихарду и медикам, чтобы выйти на поле, и если да, то было ли это неправильно? Мой вывод таков: я бы предпочел иметь двух игроков, настолько увлеченных игрой, что они сделают все, чтобы выйти на поле, чем двух парней, которые соглашаются сидеть на трибунах.
Неужели они рискнули самой большой игрой в нашей жизни? Кого это волнует: если даже так, то эта авантюра окупилась.
Внимание к нам возрастало на протяжении всего турнира. Когда мы играли наш первый матч против Англии, люди были милыми. О, хорошо, Дания здесь. Но чем лучше мы играли и чем дальше забирались, тем больше поддержки шло в нашу сторону. В Гётеборге повсюду были красные и белые цвета. Датским болельщикам не выделили билеты, потому что Дания не должна была присутствовать на этом празднике футбола, так что я до сих пор не понимаю, как все эти наши болельщики туда попали. Они доминировали на стадионе «Уллеви», когда мы играли с Голландией, и как только Швеция вылетела, каждый швед тоже стал датчанином. И, конечно, когда нашими соперниками в финале стала Германия, то и вся Европа стала поддерживать Данию.
Предфинальная пресс-конференция — самая масштабная из всех, в которых я когда-либо принимал участие. Каждый в своей жизни фантазирует о том, чтобы выйти на улицу и схватить что-то, что на самом деле им не принадлежало — и именно этим и занималась маленькая сборная Дании. Мы представляли что-то для остального мира, и казалось, что весь остальной мир был с нами. Я не чувствовал давления. Мои единственные опасения по поводу самого матча были связаны с Ларсом, Кентом и Йоном и их физической готовностью. Их участие было настолько ненадежным, что за день до матча, когда Рихард, как всегда, работал над стандартными положениями, мы тренировались без этих троих в нашей обороняющейся команде.
В тот день наш администратор по экипировке, Саймон Расмуссен, преподнес сюрприз. Он позвал меня к себе в номер и сказал: «Послушай, я купил тебе новый свитер, тебе решать, хочешь ли ты надеть... его». У меня всегда были свои представления о том, как должен выглядеть вратарский свитер. На матч со Швецией мне дали обычный зеленый, который мне совсем не понравился. В других матчах сборной Дании я играл в синем свитере. У меня были тренировочные шорты (которые были больше), переделанные в игровые шорты, и в этом комплекте я выглядел огромным, сильным, спортивным — именно такое сообщение ты и хочешь доставить команде соперника. Белые гетры: я всегда носил белые гетры, потому что в белых гетрах ты выглядишь быстрым. И поскольку я много использовал свои ноги для отбивания мяча, цвет — белый на зеленом поле — выделялся, запечатлевался в сознании нападающих.
Мы назвали свитер, который Саймон вручил мне, свитером арлекина. Он был усеян флуоресцентными красками, как у велосипедиста Тур де Франс, опьяневшего от психоделики. Мне он понравился с того момента, как я его увидел, и я сказал: «О, да — пожалуйста, убедись, что мне разрешать его надеть». Конечно, он нравился не всем, но для меня это был лучший свитер, который у меня когда-либо был.
Германия была чемпионом мира. Дания никогда ничего не выигрывала. Но Рихард был самим собой, как обычно, сдержанным и невозмутимым. День был невероятно жарким. И снова «Уллеви» был красно-белым. Сивебек, игравший после четырех дней реабилитации от травмы, на заживление которой уходит два месяца, каким-то образом продержался шестьдесят семь минут. Кент? Была ситуация, когда меня перекинули, а Кент вернулся и на полном ходу выбил мяч у дальней штанги. Я наблюдал и думал: Как ты вообще это сделал? С его травмой это было невозможно.
И на этом чудеса не закончились. Через восемнадцать минут Флемминг отдал под удар Йону Йенсену. И именно поэтому Йон Йенсен — один из самых важных игроков, когда-либо выступавших за сборную Дании. Он был умным футболистом, который играл в рамках своих возможностей и обладал прекрасным характером, мышлением, которое подсказывало ему не смущаться всех тех ударов, которые он наносил по ходу турнира, а продолжать в том же духе. Его уверенность не была слепой: любой, кто играл и тренировался с Факсом в течение длительного периода времени, понимал, что порой он мог наносить хорошие удары — и когда ему это удавалось, их было не остановить.
Он правильно поймал мяч на ногу.
И мяч залетел в сетку ворот.
И Йон... вот почему я обожаю этого парня. Найдите видео и посмотрите на его празднование. Он не такой, типа: «Черт возьми, я попал в цель!» Нет. Он убегает, крутя пальцем, с ухмылкой, которая говорит всему миру: «Я же вам говорил».
Когда вы начинаете вести в счете, то всегда сталкиваетесь с дилеммой. Отсиживаться в обороне или продолжать играть? Мы продолжили играть, продолжили пытаться вывести мяч вперед и забрасывать немцев атаками, но они набросились на нас. Боже мой! Началась настоящая бомбежка. Мы боролись изо всех сил, и у них были моменты. В перерыве мы говорили о том, что готовы к большему давлению, но я так никогда не узнаю, что случилось с ними после. Это было по-настоящему странно. Во втором тайме мощный рывок немцев просто не состоялся. Я совершил несколько сейвов. Лучшим был момент, когда сразу после того, как забил Йон, Юрген Клинсманн сместился в центр и пробил в дальний угол. Я прыгнул и кончиком пальца перевел его на угловой. Это был трудный сейв, физически — ты движешься влево, а должен падать вправо — и важный психологически. Если бы Германия сравняла счет в тот момент, мы, возможно, не выстояли бы. Импульс был бы на их стороне.
В тот день я чувствовал себя непобедимым. Каким я всегда чувствовал себя в детстве. Как будто соперник вообще не забьет. Имейте в виду, я чувствовал это в большинстве матчей... пока не оказалось, что это не так. Пресса всегда уделяет особое внимание сейвам, но в той игре не менее важным было моя уверенная игра по всей штрафной. Я шел за всеми мячами, закрывал углы, убирал игроков из своей площадки. Учитывая наши проблемы с травмами в обороне, было необходимо, чтобы я взял ситуацию под свой контроль.
Я помню еще один сейв, снова от Клинсманна, после удара головой во втором тайме. Я скажу вам, что мне в нем понравилось: его реакция. На его лице было написано: «О, сегодня не наш день». Будучи Германией, они привыкли изматывать соперника. Это был тот момент, ради которого они играли: сравнять счет, чтобы разбить сердца маленьких ребят, после чего они могли бы закатить победный гол.
Клаус Кристиансен заменил Сивебека. Клаус не слишком много играл за сборную, и все же он был тем парнем, который выиграл верховую дуэль, что обеспечило Киму Вильфорту его бессмертный момент. Незадолго до этого Ким вышел один на один с Бодо Илльгнером, но смазал удар мимо ворот, и это было похоже на удар под дых — мы думали, что вот-вот выиграем игру, а сами были брошены на колени. Но потом Ким принял мяч, развернул опекуна и с края штрафной нанес удар, который выглядел настолько нечетким, как будто мяч срикошетил в сторону и не причинит вреда, что Илльгнер был застигнут врасплох. Когда Ким ударил по мячу, он не пожалел. Он знал, что угол удара был идеальным, а соединение бутсы и мяча — достаточно хорошее. Мяч пролетел мимо Илльгнера и залетел в ворота от штанги: 2:0, двенадцать минут до конца матча. С ними было покончено. Мы были... что... Чемпионами Европы?
Заключительные моменты были невероятными. Атмосфера вокруг стадиона была какой-то иной. Судья немного облажался с нами, не дав нам насладиться финальным свистком. Он резко закончил игру, подобрал мяч и затрусил прочь. Ощущение было нереальным. Я пошел к Илльгнеру и поменялся с ним свитерами, что означало, что я разгуливал по полю в футболке, и это меня до сих пор раздражает. Что я сделал? Я должен был быть в своем фантастическом новом свитере — а я его отдал. Еще одна причина, по которой я испытываю смущение, когда смотрю те видео, заключается в том, что на презентации мне так хотелось прикоснуться к трофею, что я расталкивал всех со своего пути.
В раздевалку пришли Хенрик, принц Датский, и его сыновья, кронпринц Фредерик и принц Иоахим, чтобы поздравить нас. Мы с ними покурили и выпили пивка. Последнее, что я увидел перед тем, как меня уволокли на пресс-конференцию, был Ким Кристофте, одетый только в трусы, шагающий к королевской особе: «Эй, Хенрик, че как, хочешь пивка?» Весь протокол выброшен в пропасть.
В следующем году я совершил турне по Дании с раздачей автографов и был в Орхусе, где у королевской семьи летняя резиденция. Они играют в теннис с другом моего советника Оле Фредериксена, Кнудом Роденом, и нас пригласили сразиться с ними в этой игре. Я восстанавливался после операции на хряще, поэтому вынужден был отказаться, но они пригласили нас на бокал вина, и мы приехали, когда они еще были на корте. Я должен сказать, что это был не самый лучший теннис, который вы когда-либо видели. Когда принцы закончили, мы поболтали часок — это было приятно — мы с Оле договорились встретиться с Кнудом Роденом позже за ужином.
Когда мы сели за стол, Роден посмотрел на меня и сказал: «Знаете что, я двадцать лет играю в теннис с принцем, и только в этом году он сказал мне: "Герр Роден, я думаю, теперь мы знаем друг друга достаточно хорошо, чтобы вы могли говорить мне ты"». В датском языке есть две формы местоимения второго лица «ты». Есть ты, которое является неформальным, и Вы, которое очень формально и редко используется в наши дни. «И вот, спустя двадцать лет я наконец-то могу разговаривать с принцем на ты, а вот вы, только что представленные ему, целый час тыкаете ему — и он ни разу вас не поправил. Я знаю его уже тридцать лет, и это первый раз, когда он не попросил кого-то говорить с ним официально».
Что я мог сказать? Я могу лишь предположить, что когда ты выпил с кем-то пива и выкурил сигарету, сидя рядом с Кристофте в его Y-образном кресле, тогда обычные барьеры немного разрушаются.
А, Ким Кристофте. Мы называли его медиа-стесняшкой. Все из-за того, что он вообще не хотел общаться с прессой. После финала мы веселились всю ночь в нашем отеле и, почти не выспавшись, должны были ехать на автобусе из нашего отеля в аэропорт. Мы ждали его, но Кристофте так и не пришел. Никто не знал, что с ним случилось. Сотни тысяч людей ждали в Копенгагене нашего парада победы, и в конце концов водитель автобуса сказал, что нам нужно ехать, иначе мы опоздаем на наш рейс. Кристофте придется самому добираться домой. Мы ехали до аэропорта, и нас отвезли прямо на взлетно-посадочную полосу к нашему самолету. Когда мы садились, вдалеке к нам начал приближаться автобус. В нем был только один парень. Из него вышел Ким.
В руках он держал огромного плюшевого мишку размером с человека. На голове у него была соломенная шляпа. Под мышкой у него был мяч с финала. На шее у него висел фотоаппарат. О, и еще на нем были солнцезащитные очки и небрежная улыбка. Он выглядел как человек, пытающийся привлечь к себе максимальное внимание — медиа-стесняшка. Конечно, весь костюм остался на нем с момента вручения трофея. И это было очень круто. Таким был Ким.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
Думаю, вас заинтересует и следующая книга, которую я буду переводить после этой.)))
И Хенрика Андерсена в гипсе на носилках с кубком Европы. Благодарю Вас за то, что поделились этой книгой.