«Тренер не видел мой бросок – и я словно в замедленном повторе смотрел, как шайба летит ему в лоб». Шон Эйври прощается с Лос-Анджелесом

Автор

299

От редакции Sports.ru: вы находитесь в блоге Hockey Books, который полностью перевел огненную автобиографию Фила Эспозито, а теперь открывает для вас новую книгу – знаменитого провокатора Шона Эйври. И там тоже жара! Поддержите авторов плюсами, подписками и комментариями, чтобы интересные переводы чаще появлялись на Трибуне и в вашей ленте.

Сегодняшняя глава значительно короче, но одна из ключевых в книге. Именно здесь наш герой хорошенько проходится по Марку Кроуфорду, что особенно зацепило читателей в Канаде. Помимо этого, старина Шон рассказывает о переходе в «Рейнджерс» – и нельзя сказать, что там обошлось без блата протекции Шенахана.

Если хочется помочь проекту материально, то внизу есть номер нашей карты.

Глава 14. Из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк

Перед началом сезона-2006/07 в «Лос-Анджелес» пришел новый тренер. Где бы вы ни работали, первая мысль, которая приходит в голову с появлением нового начальника: «А я ему понравлюсь?». Всегда существует вероятность, что новый босс начнет чистку рядов. Но если Марк Кроуфорд меня и выгонит, то вовсе не потому, что я не старался.

Все зовут его «Кроу». Он немного похож на меня: напряженный взгляд, идеально зализанная прическа с гелем, а в профиль смахивает на хитрую ворону. Он играл за «Ванкувер», провел уйму времени в младших лигах, а в качестве главного тренера «Колорадо» выиграл Кубок Стэнли. Впрочем, учитывая количество звезд в составе, думаю, и Лоренс Лонго смог бы привести ту команду к Кубку даже в состоянии полного расслабона – как тогда в фургоне.

Последним местом работы Кроу был «Ванкувер». За 6 лет команда ни разу не прошла дальше второго раунда (более того: трижды вылетала в первом раунде и два раза вообще не прошла в плей-офф), после чего его уволили (Шесть с половиной лет – считая и самый первый сезон, в котором он принял команду в конце января и также не попал в плей-офф. Все остальное правда, но стоит учитывать, что Кроуфорд пришел в «Ванкувер» во время перестройки, и считается, что вывел ее на принципиально новый уровень. Он стал самым «долгоиграющим» и самым выигрывающим тренером в истории клуба, а в своем последнем ванкуверском сезоне вошел и в историю всей лиги как третий – после Скотти Боумэна и Глена Сатера – самый молодой тренер, выигравший 400 матчей; и более половины из них (246) именно с «Ванкувером», а не «Колорадо» – прим. ред.). В мире утилизации профессионального спорта Кроуфорда держал на плаву его единственный Кубок Стэнли 1996 года. Благодаря ему 10 лет спустя его и назначали нашим новым начальником.

У Кроу была репутация немного двинутого. Он был тренером «Ванкувера», когда Тодд Бертуцци ударил исподтишка Стива Мура – предположительно по команде Кроуфорда. Узнав Кроу получше, я легко верю, что именно он велел Бертуцци снести башку Мура в расплату за его силовой прием против капитана «Кэнакс» Маркуса Нэслунда несколькими матчами ранее. В общем, Бертуцци атаковал Мура в марте 2004 года, поставив крест на его карьере. Мур потом подал в суд на Бертуцци, требуя 68 млн долларов (речь о канадских долларах; причем сторона Мура увеличила сумму до этой цифры с первоначально запрашиваемых 38 млн – прим. ред.). Дело было урегулировано в досудебном порядке в 2014-м.

Вся история инцидента

Репутация Кроуфорда в «Ванкувере» не отображает всей картины. Он реально чокнутый. Я никогда не видел, чтоб какой-нибудь тренер настолько выходил из себя во время матча. Он бьет ногами игроков по спине, когда они сидят на скамейке, и постоянно яростно на них орет, при этом то и дело хватая их за сетку и притягивая вплотную к своему лицу. У него натурально вены на шее лопаются.

Для большинства из нас это в новинку. Когда Энди Мюррей пытался на нас орать, можно было соседа по ноге похлопать: мол, приколись, этот лошара пытается нас напугать. Мюррей никого не мог запугать. А вот Марка Кроуфорда я иногда пипец как боялся.

Мы провели под его руководством 6 матчей – и все было великолепно. У меня гол, три передачи, и я проводил на льду по 15 минут. Сегодня мы играем с «Детройтом» (до «Детройта» было 5 матчей, в которых Шон набрал 0+2 – прим. ред.). Перед матчем я сидел на нашей скамейке и смотрел на свежезалитый лед Staples Center. В моей голове проносились слова Стива Айзермана, когда он посоветовал мне заткнуться и просто играть в хоккей. Каждый раз играя против «Детройта», после того как меня обменяли в «Лос-Анджелес», я был слишком эмоционален и не мог сосредоточиться на мелочах. Я был больше нацелен на то, чтобы врезаться в Чели или выиграть вбрасывание у Дрэйпера. Но в тот день я собрался и играл сосредоточено. Мы проиграли 1:3, а я забросил единственную шайбу «Кингс».

Сезон шел своим чередом, и мы проигрывали чаще, чем выигрывали. Постоянные крики Кроу создали неблагоприятную атмосферу, но не такую, как при Энди Мюррее. Мюррей был учителем математики старших классов, бомбардировавшим нас информацией, которую и сам не понимал, в то время как Кроуфорд – физруком с бешеными глазами, когда-то услышавшим рев толпы и решившим, что чем сильнее он будет на нас орать, тем лучше мы будем играть.

Впрочем, как-то раз на тренировке я лишил его дара речи. Он начал орать на нас из-за того, что мы запороли какое-то упражнение. На его «объяснения» я не обращал никакого внимания, потому что просто больше не мог его слушать. Упражнение было на выход из зоны под давлением. Закатываешься на скорости в зону атаки, а затем несколько раз пытаешься оттуда выехать, а заканчиваешь упражнение вбросом. Шайба была у меня, и поскольку я все прослушал, то вбросил ее немного раньше – прямо в угол площадки, где стоял Кроуфорд. Он не видел шайбу, и я словно в режиме замедленного повтора смотрел, как она летит в него. И прилетела прямо в лоб. Он упал, но не потерял сознание. Его клюшка и краги разлетелись в разные стороны, а из головы на лед полилась кровь. Он знал, что это моих рук дело, потому что видел меня последним с шайбой. Выгнать с тренировки меня он не мог, потому что его самого унесли врачи, чтобы наложить швы. Но, покидая лед, он посмотрел на меня испепеляющим взглядом. Я понял, что так или иначе в команде мне больше не быть.

Да и сам я подустал от Лос-Анджелеса. Серьезно – пляж приедается. Да, я любил этот город, но по ходу сезона его возможности перестали меня радовать. Мне надоела вся эта рутина: бесконечное солнце, одни и те же разговоры о том, что после игры мы пойдем пить пиво в баре Harry O’s, или о том, что кто-то собирается купить себе новую лодку на дачу в Мускоке, или о том, что чья-то жена/девушка/любовница как-то потратила деньги, чем одновременно и хвастались, и жаловались. Все это уже утомило.

Однако к перерыву на Матч всех звезд, который состоялся в январе 2007-го, дела у меня шли хорошо. Под плетью Кроуфорда я играл более 15 минут за матч, и он, в общем-то, меня не трогал. А вот у команды все было ужасно. Мы выиграли всего 16 матчей и проиграли 34. Мы шли на последнем месте в Западной конференции и предпоследнем во всей лиге. ###### в рот – да мы при Энди Мюррее играли лучше, чем при этом гении Марке Кроуфорде, который Кубок Стэнли взял.

Брендан Шенахан подписал контракт с «Рейнджерс» и был счастлив. Новая команда и город вдохнули в него новую жизнь. Он говорил, что после 19 лет в НХЛ снова чувствует себя живым, играя для настоящих хоккейных болельщиков в Madison Square Garden. И после игр тебя, конечно же, ждет Нью-Йорк. Шэнни идеально подошел «Рейнджерс». Ему так шла сине-бело-красная форма – он был словно Кларк Кент, и даже лучше. Шэнни был как та женщина, на которую все сразу оборачиваются, стоит ей зайти в помещение. Он пьет лучшее вино и носит лучшие костюмы. Он может скрестить ноги так, что кажется еще умнее и богаче, чем на самом деле.

Брендан Шенахан

После того, как перед перерывом на Матч всех звезд мы проиграли «Финиксу» 2:3, я поехал прямиком в аэропорт и ночным рейсом вылетел в Нью-Йорк. Я ехал к Элише, которая там была на съемках фильма «Дрянная девчонка», но собирался навестить и Шэнни. У «Рейнджерс» тогда тоже неважно шли дела, а учитывая мои успехи, я знал, что Шэнни с готовностью может поручиться за меня Глену Сатеру и поспособствовать обмену.

Элиша сильно уставала из-за продолжительных съемок, поэтому в свой первый вечер в городе я отправился на ужин с Шэнни в ресторан Dos Caminos в Вест-Виллидж (богемный квартал Нью-Йорка – прим. пер.). Он был в компании нескольких одноклубников, что создавало неловкость. Я как будто на собеседование пришел. Моя репутация в лиге на тот момент была не очень, так что несмотря на поручительство такой легенды как Шенахан мне все равно нужно было еще пройти смотрины.

«Шон, веди себя попроще, только и всего, – сказал мне Шэнни. – Попей пивка, поболтай, посмейся, когда надо. И ребята поймут, что ты нормальный. Больше от тебя ничего и не требуется». Стратегия Шэнни заключалась в том, чтобы ненавязчиво познакомить меня с парой игроков, и когда дело дойдет до разговора с Сатером или главным тренером «Рейнджерс» Томом Ренни, он сможет вставить: «Ребята виделись с ним на днях, и он им понравился».

Сказать по правде, меня никто и не прессовал. На ужине была молодежь вроде Джеда Ортмейера и Райана Холлвега, а также Мэтт Каллен и пресс-атташе Джон Розаско – и именно он сыграл важную роль, когда дело дошло до разговора с руководством «Рейнджерс». Его влияние на Глена Сатера было огромным, плюс они дружили с Шэнни. На ужине Брендан сидел напротив меня и глазами подсказывал, как надо себя вести. Я был готов сказать все что угодно, лишь бы остаться в Нью-Йорке. Мне как раз необходима энергия улиц этого великолепного города. Поначалу мне нравился блеск Голливуда, но теперь уже порядком поднадоели и фальшивые друзья, и что к тебе относятся лишь как источнику личной выгоды. Теперь мне хотелось нью-йоркской суеты. Я хотел идти по Бродвею сквозь толпу туристов и говорить, что это мой дом.

Элиша Катберт

Элиша работала по 15 часов в сутки, так что я толком ее не видел. Когда встречаешься с кем-то, кто много работает и постоянно в разъездах – как было в нашем случае – то понимаешь, на какие жертвы приходится идти. За все это время мы лишь один раз сходили на ужин. Я рассказывал, как мне все нравится в Нью-Йорке, а она слушала. Она ни разу не сказала: «Знаешь, это не для нас». Элиша была такой же целеустремленной, как и я. Она сказала, что с удовольствием работала бы в Нью-Йорке и выступала на Бродвее, но ее график расписан на год вперед. У меня же, как у профессионального спортсмена, была иная ситуация. Ведь меня могли обменять в течение одного телефонного звонка.

Она хорошо понимала, что если меня обменяют в «Рейнджерс», то придется тяжело. Ведь отношения на расстоянии – это всегда непросто. Однако мы оба были уверены в том, что если меня все-таки обменяют на Восток, то мы с этим как-нибудь справимся. Мы искренне хотели попытаться. Я улетел в Лос-Анджелес с твердым намерением играть хорошо – в надежде, что это приведет к звонку из центра мира, и я стану «рейнджером».

Долго ждать не пришлось. 5 февраля 2007 года мы с мамой и бабушкой, которая жила в 60 милях на юг в городе Сарасота, были в магазине Macy’s в торговом центре в Тампа-Бэй. Мама прилетела из Торонто, чтобы провести время со мной – так было проще, чем лететь в Лос-Анджелес. Хотя, быть может, все дело в материнской интуиции. Шэнни уже сообщил мне, что общался с Гленом Сатером насчет обмена.

На следующий день мы играли с «Тампа-Бэй»; в поездку я взял побольше вещей – два дополнительных костюма, пару лишних трусов, теплые ботинки и кожаную куртку на случай, если придется ехать куда-то похолоднее. Пока мы были в магазине, у меня зазвонил телефон – на том конце провода был Дин Ломбарди. Как правило, для профессионального спортсмена нет ничего хуже таких звонков, потому что после них вся жизнь идет кувырком, но я был к этому готов. Мы запрограммированы на то, чтобы прощаться с друзьями и одноклубниками в мгновенье ока. И неважно, сколько времени вы провели вместе – шесть лет или две недели. Ты всегда готов к переезду. Обмен – это всегда удар, и тебя переполняют эмоции при отъезде. Но в том случае все было иначе.

Дин сразу перешел к делу. Он сообщил, что меня обменяли в «Рейнджерс», поделился номером Глена Сатера и сказал, что мне надо с ним связаться, чтобы организовать переезд в Нью-Йорк. Разговор со Слэцем был типичным (как я понял уже потом) – четким, коротким и ясным. «Мы рады видеть тебя в команде, – сказал он. – Давай скорее сюда, завари кашу и заведи наших ребят».

Меня ждал новый виток жизни. Мама и бабушка поначалу расстроились – ведь мне нужно было в тот же день лететь в Нью-Йорк – но потом обрадовались, увидев, что я счастлив. Мы доехали до отеля на такси, я собрал вещи и отправился в аэропорт. Я поцеловал их на прощанье и отправился навстречу новым открытиям в статусе «синерубашечника».