«Гретца вырвало, а я едва не утонул в баке с водой». Автобиография Дэйва Семенко. Глава 8
ИГРАЯ С ВЕЛИКИМ
Уэйн Гретцки и я вместе провели девять лет в Эдмонтоне: один сезон в ВХА и еще восемь в НХЛ. Мне выпал счастливый билет. Девять сезонов подряд я был владельцем лучшего места на арене, с которого можно было наблюдать за каждой его игрой. Центральное кресло в первом ряду. Люди хотят знать, сколько времени понадобилось Гретцки, чтобы меня удивить? Это никогда не было секретом - одна смена.
В хоккее для него нет ничего невозможного. После пары сезонов я сбился со счета, пытаясь запомнить все моменты, в которых он проделывал нереальные вещи. По крайней мере, нереальные для всех остальных. И если вам нравилось наблюдать за его игрой, представьте, каково было играть с Уэйном в одном звене. За эти девять прекрасных лет, когда бы ко мне не подходили журналисты с просьбой об интервью, с 99-процентной вероятностью я мог сказать, что первым вопросом будет что-то вроде: «Каково это, быть телохранителем Уэйна Гретцки?». Это был самый стандартный из всех стандартных вопросов. Ответ был таким же.
Я не был чьим-то личным телохранителем. Я был членом клуба «Эдмонтон Ойлерс». И если кому-то из моих партнеров нужна была помощь, я всегда был готов её оказать. Как только мой друг на или за пределами льда попадал в неприятную ситуацию, я тут же вмешивался, чтобы это остановить. Моя работа заключалась не в том, чтобы участвовать в чужих битвах. Бои Гретцки проходили на табло, где он, бесспорно, был чемпионом мира в супертяжелом весе. Мне же просто нравилось быть гарантией того, что никто не вздумает добывать преимущество «нечестным» путем.
Когда Уэйн впервые приехал в Эдмонтон, никто по-настоящему не понимал, каким особенным он был. Всего лишь несколько матчей за «Индианаполис Рейсерс». О нем никто ничего не знал. Помню, как смотрел один из посвященных ему сюжетов передачи «Хоккейная ночь в Канаде». Просто картинки, на которых малыш катается на льду, а отец внимательно наблюдает, стоя в стороне. На вид ему тогда было года 4, но он просто невероятно здорово катался для своего возраста. Настоящий феномен. Не считая этого маленького кусочка по ТВ, я не знал о нем больше ничего. И, конечно же, не понимал того, что этот 17-летний парень – настоящая суперзвезда в наших руках.
Когда Гретцки, Эдди Мио и Питер Дрисколл одновременно оказались в «Эдмонтоне» в результате того обмена, я думал, что именно Дрисколл будет самым важным для нас приобретением. Менеджмент брал Гретцки на перспективу, о которой мне мало что было известно. Равно как и об Эдди, так что я совершенно не представлял, чем он может помочь нам в воротах. Зато я играл против Питера и знал, что это за фрукт: крупный, сильный и агрессивный левый вингер с хорошим броском. Он мог играть жестко и мог драться, а это означало, что его приобретение немного меня разгрузит. Облегчение.
Полагаю, вы можете сказать, что между мной и Уэйном есть кое-какие отличия. Он живет в Лос-Анджелесе, а я живу в Эдмонтоне. У него дочь, а у меня два сына. Во всем остальном мы очень похожи. Как-то раз мы с Роном Чипперфильдом говорили о травмах, вскоре после того, как клуб провел некоторые тесты среди игроков. Результаты показали, что у нас с Уэйном приблизительно одинаковый уровень гибкости, существенно отличающийся от показателей всех остальных ребят. «Разве это не странно?» - спросил я Рона. «Ты должен быть подвержен травмам, если гибкость – не твой конек. Но, несмотря на то, что мы с Гретцем оказались самыми «деревянными» ребятами в составе, у нас никогда не было серьезных повреждений». «Ничего удивительного!» - ответил Чиппер. «Обычное дело: одного они не могут поймать на силовой, а другого не хотят».
Это был один из самых больших секретов счастливой жизни №99. Против Гретцки нельзя было провести силовой прием. В него будто был встроен радиолокатор. В наши ранние дни в лиге играло много ребят, готовых оторвать Уэйну голову при первой же возможности, но у них не было ни одного шанса. Никто не мог сыграть грубо с Гретцки, потому что тот никогда не терял из вида положения всех остальных игроков на площадке. За все то время, что мы вдвоем были в команде, я помню лишь один момент, когда Гретц нарвался на силовой, проезжая нейтральную зону с опущенной головой. Это случилось в наш второй сезон в НХЛ во время игры с «Торонто Мэйпл Лифс».
Уэйн как раз проезжал синюю линию, выходя из нашей зоны. Заметив его опущенную голову, Билл МакКрири ловко уложил Гретца классным чистым хитом. Уэйн свалился как убитый и еще долго продолжал лежать на льду. В тот год МакКрири отыграл в НХЛ всего 12 игр, но в этот отдельно взятый вечер он точно оставил след своего присутствия. Более того, оставил его на Уэйне Гретцки. Но на этом все и закончилось. Больше я не припомню ни одного эпизода за 9 лет, где Гретцки здорово бы досталось. Настоящий волшебник. Играть в его звене – значило пройти определенный отбор. Это случалось с каждым форвардом в нашем составе, а мы вечно валяли дурака, чтобы скоротать свободное время.
Место на правом краю тройки в течение всех этих лет было занято Яри Курри. Игра этих двоих была настоящим примером совершенства. Иногда казалось, что они мыслят как одно целое. Но вот на левом краю звена всегда был игрок на неделю. Или на вечер. Или даже на один период. И так как вокруг Гретцки было больше «левых», чем вокруг Горбачёва, кто-то придумал название «Объединение левых Уэйна Гретцки». Мы складывали клочки бумаги с номерами в бейсболку и делали ставки на то, сколько же смен новый левый вингер сможет продержаться в первом звене. Чем меньшим было число – тем быстрее Слатс должен был сменить тройки, и тем выше были шансы выиграть деньги.
Игра с Уэйном добавляла партнерам уверенности в себе: всегда можно было рассчитывать на парочку голевых моментов. А мне и вовсе не обязательно было забивать. Чтобы оставаться счастливым самой возможности и остроты в атаке было достаточно. По крайней мере, я занял правильную позицию. Серия игр, в которых ты не можешь нанести ни одного броска по воротам и все время находишься между синими линиями, может хорошенько измотать. Зайдя в раздевалку на следующее утро после поражения, мы понимали, что Слатс сменил тройки. Я поднимал глаза на доску, в самом верху которой были цифры: 27, 99, 17. Я, Гретцки и Курри.
Я носил ту всемогущую красную хоккейку во время тренировки. Это был именно тот момент, когда лучше быть готовым на все сто. Я знал, что мне многое предстоит: игра в полных составах и еще большинство. Все что от меня требовалось – бегать взад-вперед по своему флангу, зная, что Гретц как-то отыщет крюк моей клюшки. Он был настолько хорош, что мог гарантировать 3-4 голевых момента каждый вечер, когда бы я с ним не играл. И все они были автоматическими. Даже когда у него не шла игра, а такое случалось чрезвычайно редко, можно было рассчитывать на гол или пас где-то по ходу встречи.
Все что было нужно для игры с Гретцки: позволить ему первым войти в зону и просто не отставать. Многие пытались обвинить его в том, что он транжирит выходы один-на-один. Чёрт, у меня не было ни одной сольной атаки, где я переживал бы из-за того, что кто-то из соперников висит на моей спине. Никто не рискнул бы поставить мне подножку и подарить нашей команде штрафной бросок. Особенно если учесть тот факт, что оставшись в одиночестве, я, скорее всего, все равно отправил бы шайбу в борт.
По правде говоря, отставания всегда были моей специальностью. Я выкуривал по пачке сигарет в день в течение многих лет; так что никому не нужно было дважды просить меня входить в зону с опозданием. Когда я только пришел в Эдмонтон, многие ребята в команде курили. Паре-тройке парней и вовсе удавалось протащить сигареты в раздевалку между периодами, неслыханное зрелище по сегодняшним меркам. Мы шли в туалет и выпивали там по стакану «Гейторэйда», подкуривая сигареты. Иногда, особенно в те дни, когда я сидел на скамейке и не играл, перекур между периодами был единственным событием, которого стоило ждать. Однако был день, когда мы с Уэйном находились в приблизительно одинаковом состоянии: оба разбитые. Худшего было нельзя представить.
Шел второй год моей профессиональной карьеры. Никогда прежде я не слышал о фитнесс-тестах. Но совершенно неожиданно технологии вклинились в спорт и тренеров, что называется, осенило. Мы как раз закончили свой последний год в ВХА. Это был дебютный сезон Уэйна, в котором он забросил 46 шайб: 3 за «Индианаполис Рэйсерс» и 43 за нас. Он сделал все, что было в его силах, как и все ребята. И когда сезон закончился, всего в одном шаге от чемпионства, мы устроили небольшую вечеринку, которая продлилась каких-то 72 часа. Верите или нет, но всего через 3 дня после нашего вылета из плей-офф тренеры решили собрать всех на фитнесс-тесты!
Думаю, кто-то из них наткнулся на информацию и подумал: «Эй, в городе еще остались ребята! Почему бы нам не попробовать это?» Или они просто хотели отладить систему, прежде чем использовать её на полную в тренировочном лагере. Вероятно, это была одна из светлых идей Дейва Драйдена, который вечно болтался без дела в Университете Альберты в поисках чего-то нового. Мы бегали, крутили педали, а затем разваливались на части в следующие несколько дней. Гретца вырвало. Парни стонали и охали повсюду. А я едва не утонул в баке с водой.
Я старался отложить время своего теста как можно дальше к полудню, чтобы хоть немного отдохнуть. Мне даже удалось поспать пару часов, прежде чем явиться на тренировку в оговоренные 11:00. Вначале все было хорошо. Но затем они решили протестировать меня на процент жира в теле. Это сейчас они используют для этого штангенциркуль, а тогда решили обзавестись бочкой. И вот я сижу на металлической перекладине над емкостью с водой, на одну половину сонный, а на вторую с похмелья, пока они объясняют мне, что именно собираются делать. Внезапно кто-то дернул за рычаг, и я оказался в воде, без единого шанса вдохнуть хоть немного воздуха.
Они смотрели на приборы, записывая одно и отмечая другое. Все таращились на Гретца, пока я был на дне этой чёртовой бочки и изо всех сил лупил по ее стенкам, чтобы привлечь хоть чье-то внимание. Даже не знаю, сколько галлонов воды я выпил, прежде чем они вытащили меня оттуда. С тех самых пор я всегда готовился к этим тестам. Просто обязан был готовиться. Я много бегал и тягал железо. Но самое главное начинал кататься задолго до того, как откроется лагерь. На раннем этапе своей карьеры, я раскатывался с юниорами «Уит Кингс» в Брэндоне. Позже в Эдмонтоне мы с ребятами арендовали каток и катались там. Я должен был быть готов.
Против кого из вратарей было труднее всего играть? Против каждого из них. А еще я испытывал такие же проблемы с каркасами ворот. Честно, я не вспомню ни одного упущенного момента, где я думал бы, что голкипер украл у меня гол. Наоборот, мне всегда казалось, что это я обворовываю их каждый раз, когда мне удавалось отправить шайбу в сетку. Я часто играл пред воротами, так что много шайб попадало в них рикошетом от моих ребер или задницы. Некоторые странные голы залетали в сетку и от моей клюшки. Никогда нельзя было предугадать, что случится в следующий момент или кто получит травму. Стоило дать мне возможность подправить летящую шайбу в верхний угол, и я с той же долей везения мог сбить какого-то парня на трибунах, идущего вниз по ступенькам с ведерком попкорна.
Вот где Гретц не старался, так это на тренировках. Он мог свести вас с ума. Это был абсолютно худший потенциальный партнер в звене. Я никогда не мог определить, делал ли Уэйн это намеренно. Он мог вытворять столько разных вещей с шайбой, даже не стараясь, что было трудно понять, когда именно это была случайность, а когда нет. У нас была тренировочная ситуация при игре 3-на-2, начинающаяся с того, что Гретц объезжал ворота сзади и отдавал передачу мне на край. В игре этот пас ложился на крюк идеально, ровно с той силой, о которой ты просил Уэйна. Идеальная скорость и идеальная траектория. Но не на тренировке. Он подбрасывал шайбу, и она, прыгая, летела ко мне через всю площадку. В попытках взять ее под контроль я поднимал глаза, чтобы вернуть ему передачу, и видел смеющегося надо мной Уэйна. Он никогда не был игроком тренировки! Всегда любил веселиться, но становился серьезным, когда это было необходимо. Часто на тренировках игроки ругают друг друга в случае ошибки. Естественно, девятнадцать других ребят критиковали Уэйна чаще, чем забитый фанатами «Килизеум».
Но ни у кого не возникало сомнения в том, кто был лидером. Уэйн не произносил речи при первой же возможности, но всегда делился своими мыслями, когда наступало подходящее для этого время. Гретц, Месс или Кевин частенько организовывали командные собрания. Тренеры заканчивали тренировку речью, а затем мы оставались, чтобы оговорить некоторые вещи. Мы никогда не обсуждали там отдельных игроков: повестка всегда была похожа на «поддержи партнера» или «все мы должны работать усерднее». Мы так сильно радовались победам, что в какой-то момент начали скучать по атмосфере «провинциального клуба» в нашей раздевалке. Со всем этим давлением со стороны тренеров, фанатов и журналистов, единственное, что мы могли сделать – трудится ещё усерднее, возвращаясь к основам игры. И тогда никто не работал усерднее Гретца. Он был примером для всех.
Марио Лемье из «Питтсбург Пингвинс» – один из многих игроков, которые научились у Уэйна его отношению к делу. Долгое время я не сильно уважал Марио. Сколько бы мы не играли с «Питтсбургом», Уэйн всегда старался его поддеть. После игры репортеры пытались поговорить с ним об этом, но Лемье не давал им ни одного шанса. Зато Гретц всегда был у микрофона и отвечал на все вопросы, даже после провальных для себя игр, которых было не много. Впрочем, как и после наших поражений, которые также можно было пересчитать по пальцам. Конечно, Гретц хотел сбежать из раздевалки не меньше остальных. Если мы побеждали, все старались поскорее уйти и отпраздновать. Если проигрывали – хотелось скрыться еще быстрее. Но ему всегда приходилось оставаться и отвечать на вопросы. Уэйн был у микрофонов, пока Лемье уклонялся от колкостей журналистов.
Мы все становились эгоистами, особенно на выезде, где нам всегда приходилось его ждать. Мы сидели в автобусе, а Уэйн никак не мог закончить давать интервью, и в то время это был единственный повод для жалоб. Однажды я даже поймал себя на мысли: «Да ладно, Гретц, пойдем». Как это было глупо! Все забыли о бремени, которое он нёс, и думали, что с нами обошлись несправедливо только из-за того, что автобус немного задерживался. Уэйн принимал на себя все удары, а мы ворчали, жалея десять минут ради клуба.
Его заслуги многими забыты. Я убежден, что Кубок Канады 1987 во многом был связан с ростом и превращением Марио Лемье в настоящую суперзвезду. Он играл с лучшим, Уэйном Гретци. Поразительно, что может произойти в раздевалке, которая связывает тебя с победителями. Я помню игру, которую смотрел по телевизору, вскоре после того Кубка Канады. Марио протащил на себе двух ребят от самого центра площадки, практически не замечая того, что они дергали и цепляли его со спины. Он просто продолжил двигаться вперед и забросил. В такой ситуации многие бы остановились. За год-два до того Кубка Канады так наверное сделал бы и Лемье. Но теперь в нем был этот огонь борьбы. И я уверен, что он был зажжен именно во время той серии против Советского Союза, когда Марио делил раздевалку с Уэйном.
Гретц всегда мог тебе подыграть, и для этого ему совершенно не обязательно было касаться шайбы. Я сам столкнулся с этим после одного инцидента в Бостоне. Мы хорошо потренировались. Не было ни одного повода для недовольства, но Слатс объявил о командном собрании. «Дэвид, не понимаю, что с тобой происходит», – сказал он. «Мне кажется тебе все равно. Похоже, ты довольствуешься ролью шутника, сидящего в конце автобуса. Даже не знаю, хочется ли тебе еще играть». Он приукрасил одну мою характеристику, но умолчал о другой. Пару дней спустя в Нью-Йорке, перед обедом в день игры Слатс поднялся и начал говорить.
«Семенк, как долго мы работаем вместе?» - спросил он. «Я не знаю, Слатс. Около девяти лет». «Верно. Девять лет. Ты здесь столько же, сколько и я. Мне хочется, чтобы все вы, ребята, задумались об этом на мгновение. Знаете, почему Семенк здесь так долго? Из-за своего отношения к делу, вот почему! Бывали времена, когда он мало играл, но все равно не жаловался. Он никогда не ныл в прессе по поводу своего игрового времени, не требовал обменять его и не портил атмосферу в раздевалке. Многие из вас, парни, станут эгоистами, как только дела пойдут наперекосяк. В нашей команде нет места для этого. Семенко играет здесь очень долго и никогда ни на что не жаловался».
Что это, мать его, было? Какая муха его укусила. Это полная противоположность выговору, который я, так же при всех, получил пару дней назад. Должно быть, Гретц поговорил с ним. Может да, а может – нет. Но ему пришлось сказать одно слово, которого никто в Эдмонтоне не ожидал от него услышать: прощай.
Моя реакция? Полная чепуха! Я валялся на диване, читая газету, и как раз пробегал глазами статью, в которой была ссылка на Монреальскую прессу. Авторы утверждали, что сделка почти оформлена, и что обмен Гретцки – лишь дело времени. Естественно, я в это не поверил. Я не верил в это, когда играл с Уэйном в одной команде. Я не верил в это, когда играл за Хартфорд и Торонто. Даже сейчас, завязав с хоккеем, я не верю, что такое могло произойти. В ту же секунду раздался телефонный звонок. Это был парень с одного из местных телеканалов. Он сказал, что обмен произойдет с вероятностью в 99,9%, и что он хотел бы записать мой комментарий на камеру.
«Прости, но я занят», – ответил я, хоть это было не так. Внизу экрана висело срочное сообщение: «Не переключайтесь. Прямой эфир. Пресс-конференция начнется в 15:00». Этого хватило. «Я не сдвинусь с места, пока не выясню всех подробностей!». Как и любой житель Эдмонтона в тот день, я был приклеен к экрану. Все камеры смотрели на Поклингтона, когда тот выдал сенсацию: Уэйн попросил обменять его. Я не понимал, что происходит. Долгие годы мы шутили между собой, что если Питер попытается обменять Гретца, фанаты сожгут Колизеум. И тогда Поклингтону придется уехать из города. Он не посмеет его обменять, верно? Он не сможет. Уэйн так много значит для всех вокруг. Но вот, Питер говорит, что Уэйн сам попросил об обмене.
Я поверил. Где-то две-три минуты я верил в это. Затем я понял, что Гретцу проще принять удар на себя и действовать по заранее оговоренному сценарию. Если бы я все еще был в «Эдмонтоне», когда Гретцки обменяли, и не отправился бы вместе с ним в Лос-Анджелес, как это сделал Марти МакСорли, моему разочарованию не было бы предела. Это почти то же самое, что вытащить деньги из чьего-то кармана. Можно было сидеть на скамейке «Эдмонтона» и понимать, что команда в беде, но при этом знать: рано или поздно, Гретц придумает, как это исправить. Пока Уэйн был в составе, в конце любого туннеля виднелся свет. Могу лишь представить, насколько тяжело было лишиться этого чувства.
Поклингтону нужно было решать проблемы с бизнесом. Кто выиграл в итоге? Ну, Уэйн точно победил в первом раунде, учитывая его сумасшедший 1989 год в составе «Кингс», в котором они выбили «Ойлерс» в полуфинальном раунде плей-офф дивизиона Смайта. В то же время, «Эдмонтон» получил много выборов на драфте в ходе того обмена, так что спрогнозировать результаты ближайшей пары сезонов будет не просто. Команды-победительницы строятся через драфт. Это известная истина. Можно постараться наспех залатать пробоины, но это не всегда работает. Всем придется проявить терпение и подождать несколько лет. Тогда то и станет ясно, в чью пользу сыграла данная сделка. Подводить итоги сейчас слишком рано. К тому же, у многих в Эдмонтоне до сих пор кипят эмоции. Ведь они так сильно любили Уэйна.
Чем дольше я думал об этом, тем чаще в мою голову приходила одна и та же мысль. Неожиданно, меня перестала беспокоить ситуация с моим собственным обменом. Я считал себя одним из Неприкасаемых. Но когда клуб меняет реально Неприкасаемого игрока, понимаешь: ничто не длится вечно. Несмотря на всё это, у нас были классные моменты, по-настоящему крутые воспоминания, связанные со всеми командами «Эдмонтона» за те девять лет. И хотя мне никогда не нравилось прозвище «телохранитель Гретцки», должен сказать, что оно мне никогда не мешало. Моё имя всегда ассоциировали с Уэйном. Если бы в течение девяти лет я не играл с ним в одной команде, сколько вообще людей знало бы о Дэйве Семенко?
Позвольте поделиться с вами одним секретом. Всего этого могло и не быть. Я был включен в сделку, которая должна была привести Гретцки в «Эдмонтон». До сих пор страшно об этом думать. Поклингтон и Нельсон Скалбания, тогдашний владелец «Рэйсерс» и держатель персонального контракта Уэйна Гретцки, договорились об обмене, по которому я и некоторая сумма денег отправлялись в Индианаполис. Оттуда меня должны были обменять в Миннесоту. Я как раз обедал в ресторане «Champ’s» прямо на арене, когда ко мне подошел Боб Фриман. Он был одним из моих лучших и первых друзей, еще с тех времен, когда я впервые оказался в Эдмонтоне. Его подослал Слатс. Боб сказал официантке, что оплатит мой счёт, и тут же повел меня в клубный офис. Он был очень серьезен и не сказал мне ни слова о том, что происходило. Мы просто молча сидели у кабинета тренера и ждали. Спустя пару часов, тот выглянул из комнаты и отправил меня домой. Лишь позже я узнал, что пока мы сидели и ждали его у двери, Слатс уговаривал Питера остановить обмен.
И раз уж я начал делиться секретами, позвольте открыть вам еще один. Вопреки всему, что когда-либо говорил Питер Поклингтон, Уэйн не нуждался в уроках актерского мастерства. Уже перешедший на тренерский мостик Пол Бакстер знает об этом все. Бакстер как раз играл за «Пингвинс», когда мы однажды пожаловали в Питтсбург. Никто уже не помнит, с чего все началось, но они с Уэйном что-то не поделили. Наконец Бакстер ударил его, и Гретцки тут же рухнул на лёд как подстреленный.
Вот так сценка! Тренеры повыскакивали на лёд, санитары стояли наготове, кто-то уже вынес носилки… «Все нормально, Уэйн? С тобой всё в порядке?» - продолжал спрашивать наш тренер. «Всё хорошо», – прошептал Уэйн, – «Как реагирует публика?». После этого Бакстер продолжил доставать его. Каждый раз, проезжая мимо нашей скамейки, он бросал Гретцу какую-то фразу. Наконец, в середине второго периода он подъехал к нам, замахнулся клюшкой на Уэйна и сказал: «Эй, Гретцки, я вырву твои глаза!» Тут я привстал, чтобы немного замахнуться, и врезал ему с правой что было силы. Я ничего не видел позади него. Оказывается Дэйв Ламли, который тоже заметил, что Бакстер размахивает клюшкой у нашей скамейки, несся на него с центра площадки. Дэйв здорово припечатал его с одной стороны, в то время как я хорошенько врезал ему с другой: это было «До свидания, Пол!». Правда и «До свидания, Дэйв!», тоже. Самая короткая игра, в которой мне не пришлось появиться на льду. Я не играл в первые 30 минут, а теперь ещё получил матч-штраф за неспортивное поведение после того, как ударил Бакстера со скамейки запасных.
Дольше всего я продержался на краю звена Гретцки в плей-офф 1984 года. Я начинал серию первого раунда против «Виннипега» в звене с Кеном Линсманом и Вилли Линдстрёмом. А вот уже в следующем раунде против «Калгари» Слатс поставил меня в тройку к Уэйну и Яри. Я отыграл с ними ту серию, следующую против «Миннесоты Норс Старз» и финал Кубка Стэнли с «Нью-Йорк Айлендерс». В одном из матчей против «Миннесоты» мой показатель полезности достиг «+6». По ходу той встречи я просто стоял перед воротами. Защитники вообще не пытались меня сдвинуть, и я мешал голкиперу каждый раз, когда шайба летела в его сторону. Сплошное веселье!
На льду всегда было весело, когда рядом играл Гретцки. Ты просто не мог угадать, что случится в следующую минуту. Временами там творились чудеса, как в игре с «Квебеком», где я набрал 4 очка в последние 10 минут. Мы проигрывали в три шайбы, когда я получил пару штрафных минут за толчок Брента Эштона. Каждый раз, когда меня удаляли, я старался быть оптимистом: может быть, в этот раз мне удастся выскочить оттуда в концовке штрафного времени, подхватить передачу или потерянную шайбу и убежать в контратаку. Если бы этого не случилось и на этот раз, я был бы уверен, что меня прокляли. Вырвавшись из бокса, я убежал в отрыв и забросил шайбу в ворота. Глен снова отправил меня на лёд вместе с Гретцки и Гленном Андерсоном. В то время у нас была одна заготовка, которую мы использовали на вбрасываниях в чужой зоне.
Наш центральный нападающий старался выиграть борьбу на точке. Крайний форвард, стоявший с их защитником на усах, должен был отъехать на фланг и, получив передачу, сразу же бросить в одно касание. Все было отлично, пока шайба не оказалась у меня. Я едва сумел бросить, и она неуклюже запрыгала в сторону ворот. Похоже, все эти прыжки сбили вратаря с толку, потому Андерсон был первым на отскоке и отправил шайбу в ворота. В результате нескольких следующих комбинаций я отпасовал шайбу Гретцки, а сам направился на пятак. Уэйн нашел передачей Энди, и тот снова расписался в чужих воротах. Несколько мгновений спустя я отправил полученную от Чарли Хадди шайбу на пятак, где Энди оформил победный гол. Четыре очка за 10 минут.
В то время, мы как раз тестировали новую амуницию. По разным причинам игроки команды часто травмировали плечи, так что новые наплечники от «Cooper», больше похожие на футбольную защиту, пришлись кстати. Они были ужасно неудобными, в сравнении со всем, что мы использовали прежде. Наутро после игры в Квебеке я догнал Слатса в аэропорту и попросил его сделать что-то с этими щитками: «Я не могу носить эти штуки. Они натрут мне подмышки, если я буду каждый раз вскидывать руки вверх, чтобы отпраздновать все свои голы».
Удивительно как Уэйн не стёр свои руки, поднимая их после каждой забитой шайбы. Но я рад, что этого не произошло, иначе я не обзавелся бы новеньким Доджем после Матча всех Звёзд 1989 года в Эдмонтоне. Узнать об этой машине мне посчастливилось лишь следующим утром. Придя на работу, в риелторскую контору, я не понимал, о чем говорили мои коллеги. Я уже было начал интересоваться, не подлил ли кто чего в наш офисный кофейник, как вдруг кто-то сунул мне газету со словами: «Прочти это! Здесь сказано, что Гретцки дарит тебе машину, которую он получил как самый ценный игрок вчерашнего матча звёзд!»
«Этого не может быть!» - подумал я. «А даже если это так, что мне с этим делать?!» Я не знал, к кому обратиться. Разные журналисты и газетчики звонили мне с вопросами, а я не знал, что им ответить. Естественно я не стал бы звонить каждому авто-дилеру города с вопросом: «Нет ли у Вас для меня машины?» Не хотелось, чтобы обо мне думали плохо, мол, Дей Семенко жадина и скупердяй. Нужно было казаться спокойным и сдержанным. Наконец, я связался с менеджером Уэйна, Майком Барнеттом, который и сообщил мне нужные контакты.
Помню наш разговор с Уэйном спустя несколько дней затишья со стороны представителей Крайслера: «Должно быть они закрыли машину в салоне и потихоньку её разбирают». Я был уверен, как только все узнали, что Уэйн дарит машину мне, с неё тут же сняли все возможные «опции». Гретц получил бы машину с полным комплектом специальных классных штучек, но пока её довезут до меня там останется только пара запасок и рулевое колесо. Конечно, ничего такого не случилось. Мне позволили «нагрузить» её по полной.
К слову, машина оказалась черной. Я хотел, чтобы салон был бордовым, но единственными доступными для той модели цветами были бежевый и серебристый. Я выбрал последний и только через неделю понял, что получил машину в цветах «Лос-Анджелес Кингс». Оставалось достать номера с надписью «MVP 27» и можно было веселиться.
Знаю, что Уэйн в этом не виноват, но в течение 9 лет карьеры, я отвечал на один и тот же вопрос: «Какой Гретцки на самом деле?». Его задавали везде, где бы я ни оказался. Потом он превратился в «Что насчет того обмена?». И я отвечал всем людям, которым были интересны мои переживания по поводу перехода Уэйна в «Лос-Анджелес». Когда и эта тема иссякла, Уэйн подарил мне машину. Теперь всем хотелось узнать, что я думаю на этот счёт. Убежден, что парень решил заставить меня говорить о себе до конца моей жизни. Как только поход в город начинал казаться безопасным занятием, Гретц подбрасывал новый повод для разговоров.
Рекомендую (в принципе всю книгу целиком, отличный перевод от блога Hockey Books):
Смотрите также:
Фильм об обмене Гретцки - "День изменивший игру"
Другие главы из книги:
Глава 1: Нефтяник до самой смерти
Глава 2: Переход в профессионалы
P.S.: Хотите больше интересных новостей, статистики, видео, отчетов о матчах и многого другого из мира "Ойлерс", подписывайтесь на наш паблик "в Контакте" - Edmonton Oilers News.
СКОРО: ГЛАВА 9: БИТВА ЗА АЛЬБЕРТУ
