Рахимич: после войны меня трудно чем-то удивить
Один из самых уважаемых легионеров в истории РФПЛ Элвир Рахимич – об ужасах войны, подарках «Анжи», силе воли ЦСКА и своём новом амплуа.
Таких титулованных наставников в футбольных школах страны поискать – и всё равно вряд ли найдёте. С нового учебного года обладатель почти двух десятков трофеев Элвир Рахимич пополнил тренерский состав академии ЦСКА. В её стенах, на Живописной улице столицы, мы и встретились – обсудить последние события в жизни обрусевшего боснийца и подвести черту под завершившимся этапом карьеры.
— Элвир, откуда пошло это прозвище – Папа? — Не помню, давно это было. Кто-то на тренировке начал: «Папа, папа…», другие подхватили – так и приклеилось. Я не против – наоборот, приятно.
— Теперь так только дети кличут? — Почему? Когда прихожу на тренировки, на игры, захожу в раздевалку первой команды, только так ко мне и обращаются.
— Четыре года назад вы «практически не видели себя тренером». Теперь увидели? — Я только начинаю, поэтому сказать что-то определённое сложно. Буду стараться, работать, а получится, не получится – посмотрим.
— Тяга появилась? — Если начал заниматься этим, наверное, да.
— Что дал вам год в штабе Слуцкого? — Очень много. Работа со Слуцким обогатила не только в футбольном или тренерском плане, но и чисто человеческом. Лучший тренер России, однозначно.
— В чём заключались ваши обязанности в штабе? — Помощник тренера. Функции разные. Главный каждому из нас раздавал чёткие указания, кто и чем должен заниматься. Но в теоретических занятиях, разборе соперников участвовали сообща.
— В чём заключается феномен Слуцкого? — Он умеет настроить, умеет говорить с людьми, найти подход к любому футболисту. Создать атмосферу в коллективе. Чисто тренерские качества я даже не обсуждаю – о футболе Слуцкий знает всё.
— Сложно дался вам переход из игрового состояния в тренерское? — Было непривычно. Думаю, любой футболист, заканчивающий карьеру, проходит через этот момент. Всю жизнь тренируешься, играешь, знаешь наперёд свой распорядок жизни – и вдруг всё меняется. С утра встаёшь и не знаешь, куда себя приткнуть. Ничего, привык. Всё-таки я в ЦСКА давно, знаю команду, поэтому много времени на то, чтобы втянуться в новый ритм, не понадобилось. Люди в коллективе остались те же, с которыми играл. Только я надел этот… костюм тренерский.
— Отношение одноклубников стало более почтительным? — Может быть, но для меня большинство из них всё равно были и остались друзьями. А молодые и раньше относились с уважением.
— Как вы попали в школу ЦСКА? — Мне нужно было начать работать, набираться опыта. Потихоньку, постепенно…
— Выходит, что, начав практику в первой команде, перескочили через несколько ступеней карьерной лестницы, а теперь вернулись к её основанию? — Получается так. Наверное, каждому тренеру нужно начинать с этой ступеньки. Так что всё нормально.
— Огорчения нет? — Да нет. Меня никто не заставлял это делать. Никаких обид.
— По душе новая роль? — С молодёжью интересно. Они у меня чему-то учатся, я – у них. Мне это нравится.
— И чему же вы у них можете научиться? — Смотрю на них – и мысленно возвращаюсь в молодость, вспоминаю, каким сам был в их годы. Наверное, это ностальгия.
— С 1999 годом рождения работаете? — Да, я и Максим Боков. На бумаге он главный тренер, но на деле чёткого разделения обязанностей нет. Дуэтом трудимся.
— Сыновья, слышал, тоже занимаются в академии? — Да, Омар за 2002 год играет, Маджид – за 2007-й.
— Стало быть, совмещаете приятное с полезным – работаете и за детьми краем глаза присматриваете? — Я теперь вообще больше внимания уделяю детям, семье. Когда профессионально играешь в футбол, времени на близких людей вечно не хватает. Навёрстываю упущенное.
— У вас у самого детство тяжёлое было? — Нормальное детство, как у всех. Папа работал на хлебокомбинате, мама – домохозяйка. Не бедствовали. В Югославии раньше всем хорошо жилось. Проблем не было – пока война не началась…
— Вам 14 лет было. Где застала война? — Дома, в Живинице. Это 1991-92 годы. На два года о футболе пришлось забыть. Только в 1994-м возобновились городские соревнования, а чемпионат Боснии начался ещё позже.
— Человеку со стороны трудно разобраться, кто, с кем и за что воевал. Вы понимали? — Мне кажется, этого и сейчас никто не понимает. Тяжело объяснить, из-за чего всё разгорелось. Дай бог, чтобы это никогда больше не повторилось. Война – это ужас.
— В Живинице боевые действия велись? — Каждый день бомбили… А боевые действия в основном на окраинах шли.
— Родные воевали? — У папы младший брат погиб. Тяжёлый момент…
— Вам оружие брать в руки не приходилось? — Нет, я не воевал. Но друзей, соседей много погибло. Когда невинные люди страдают, умирает молодёжь, не зная даже, за что, – это страшно.
— Под бомбёжки попадали? — Каждый день около дома падали бомбы. День, ночь… Прятались в подвале. И так три года – в постоянном страхе…
— Футбола не было – а что было? — Школа была – но далеко, больше 10 километров от дома. А машины, автобусы не ездили – бензина не было. Ходил пешком – два-три часа туда и столько же обратно. Хорошо, занятия днём начинались.
— Родители с ума, небось, сходили. — Волновались… Но учиться-то надо. Трудно было не только мне – всем в Боснии. Плохие времена, что там говорить.
— Город у вас многонациональный был. — Раньше вся Босния такая была! И все нормально уживались – хорваты, сербы, боснийцы. Я же говорю, трудно понять, что случилось потом.
— Как после этого кошмара удалось вернуться в футбол? — Война ещё не закончилась, а у нас уже собралась команда. Солдаты в основном – можно сказать, армейцы. Начали тренироваться потихоньку. А там и чемпионат Боснии стартовал. Я поиграл немного дома за «Славен» и уехал в «Босну» из Високо. Она как раз вышла из второго дивизиона в первый.
— Нетрудно представить, что собой представляла тогда боснийская лига… — Страна после войны – о чём говорить? Но, знаете, для простых людей это всё равно был праздник. Каждая игра – полный стадион! Народ соскучился по спорту, по мирной жизни. По-моему, сейчас в Боснии и близко нет такого ажиотажа вокруг футбола, какой был тогда.
— Вы попали в Россию транзитом через австрийский «Форвертс». В курсе, кто из выдающихся личностей советского футбола там выступал? — Любопытно. И кто же?
— Олег Блохин, лучший бомбардир в истории чемпионата СССР. В рубрике «Известные игроки» на странице клуба в «Википедии» вы стоите сразу за ним. — Надо же, я и не знал! Приятно оказаться в такой компании, почётно.
— Как вас из Австрии занесло в Махачкалу? — «Анжи», «Анжи»… Странная история. Футбольный менеджер Бебич предложил съездить на просмотр в «Мериду», второй дивизион Испании. Я провёл там семь дней, сыграл товарищеский матч: всё хорошо, нормально. Должны были подписывать контракт, но всё сорвалось: клубы не договорились по финансам. И вот мы вечером сидим с Бебичем в гостинице. Звонит Алексей Прудников, друг Рашу, и говорит: «Анжи» нужен полузащитник, опорный.
— Тот самый Прудников, который ворота «Спартака» и «Динамо» когда-то защищал? — Он ещё в сборную СССР входил, когда она в 1988 году Олимпиаду выиграла. Гаджиев тогда Бышовцу ассистировал. Видно, с тех пор они и сдружились. Когда Гаджи Муслимович принял «Анжи», Прудников помогал ему комплектовать состав. Бебич и предложил ему мою кандидатуру. А я понятия не имел, что такое «Анжи», где это! О России мало что знал.
— А как же братская дружба советского и югославского народов? — Нет, ну я знал, что СССР и Югославия были коммунистическими странами. Даже три года русский язык в школе учил. Но о российском футболе не знал практически ничего. А про «Анжи» у нас, наверное, никто не слышал. Клуб и сейчас ещё молодой, а тогда он только формировался. Гаджиев пригласил. Был январь. Я приехал на просмотр в Турцию. Прошёл с командой сборы – и остался.
— В Дагестане тогда тоже неспокойно было. — А там, по-моему, всегда неспокойно (усмехается). Но меня после войны сложно было чем-то удивить. И всё равно на первых порах чувствовал себя непривычно. Зато потом, когда освоился, всё было хорошо, супер! Меня замечательно приняли.
— Было что-то, потрясшее в Махачкале? — Сам по себе город, аэропорт… Вы были в Махачкале?
— Несколько лет назад. — Тогда должны понимать, о чём я. В 1999 году у меня было чувство, будто снова попал в послевоенную Боснию. Первые впечатления: всё плохо. Со временем начинаешь иначе воспринимать город, людей. В Махачкале постоянно есть какие-то проблемы: теракты, ещё что-то. Но своими глазами я этого не видел. Мы играли в футбол, хорошо играли – и нас все любили, уважали. Чувствовали себя как дома.
— Ни разу не попадали в экстремальные переделки? — Так мы там и не жили на постоянной основе. Много времени проводили в Москве, тренировались то в Новогорске, то в Кисловодске. В Махачкалу летали на игры, на сборы. Дольше двух-трёх недель в городе не задерживались. Хотя у меня, например, там даже квартира была.
— Погулять в город выходили? — Конечно! Там есть где пройтись, покушать. Есть хорошие рестораны. У меня лично никаких проблем не было.
— Когда у «Анжи» появился щедрый покровитель и завелись огромные деньги, не возникало мысли: «Эх, не в то время я попал в Махачкалу!»? — Ха! У кого-то такая мыслишка наверняка мелькнула. У меня – нет. В наше время в «Анжи» тоже хорошо было, и в том числе по деньгам. Конечно, здорово, когда появляется такой человек, как Сулейман Керимов, и столько вкладывает в футбол. Наверное, новому поколению футболистов «Анжи» повезло играть в это время.
— Завидуете маленько? — Нет-нет! Там же звёзды мирового футбола были…
— В ваше время «Бугатти» на дни рождения игрокам не дарили. — Нам тоже машины дарили. За лучшего игрока матча можно было «Ладу» получить.
— «Девятку»? — Ну да. Или телевизор. Постоянно были какие-то подарки.
— Первую игру ЦСКА против «Анжи» вы пропустили «по джентльменскому согласию сторон»… — Я даже не полетел в Махачкалу.
— Как узнали о трагедии, случившейся с Сергеем Перхуном? — После игры позвонил – кажется, администратору. Результат узнать. Он сообщил, что 0:0, и добавил: «Серёжу Перхуна в больницу забрали. Головой с соперником столкнулся». Я и подумать не мог, насколько всё серьёзно – мало ли футболисты головы разбивают? Уже когда на тренировку в Москве вышел, узнал, что он в коме. Ездили к нему в больницу… Очень жаль, что так всё получилось.
— Гибель одноклубника подкосила команду? — Наверное. Терять человека, товарища всегда сложно, для всех.
— Потом было много споров – умышленно Будун Будунов пошёл в тот стык или нечаянно. Вы как думаете? — Не верю, что специально! Думаю, случайно. Игроки иногда сталкиваются головами. Я даже не смотрел этот эпизод.
— Почему? — Не смог. Тяжело…
— Бывали в карьере похожие моменты? — Может, помните, был в «Анжи» нападающий – Ибрагим Гасанбеков. Хороший игрок, рослый парень, много радости принёс Дагестану, забивал. Разбился на машине…
— Газзаев — самый эмоциональный тренер в вашей жизни? — Газик хорош (улыбается). Все эмоциональные, Викторович, Слуцкий, — тоже. Но другого такого, как Газзаев, больше нет.
— Ваши слова: «Когда не бились и уступали, подняв руки, он бушевал. Летало всё, что Газзаеву попадалось под руку, например бутылки или стаканы. Думаю, в такие моменты он мог всё вокруг разнести». Самая сильная вспышка гнева у Валерия Георгиевича на вашей памяти? — Кажется, с «Пармой» там. Вели в счёте после первого тайма – и уступили (Кубок УЕФА-2002/03, «Парма» — ЦСКА – 3:2.). Как он потом кипел!.. Валерий Георгиевич – он такой: после раздевалки совсем другой человек.
— Были смельчаки, отваживавшиеся перечить главному в такие моменты? — Что вы! Все понимали, чем это чревато (улыбается).
— У вас бывали инциденты? — У меня ни с одним тренером не было конфликтов. Всегда находили общий язык. Может, такой человек, спокойный. А потом, я всегда уважал старших.
— Сколько раз за карьеру могли покинуть ЦСКА? — Было три-четыре предложения.
— Из России? — Из-за границы. Но я в ту сторону не смотрел даже.
— Видимо, не слишком заманчивые были предложения. — Нет, почему, были и хорошие. Но у нас с президентом был договор, что я останусь в ЦСКА. До сих пор держим своё слово.
— Так а что за клубы-то были? — «Бешикташ», «Штутгарт», «Дуйсбург».
— В России за все годы никто не пытался сманить из ЦСКА? — А смысл? Все понимали, что никуда не уйду. Кто-то, может быть, и интересовался. Я так думаю – точно не знаю.
— Самая огненная установка на игру в вашей жизни? — Установки все плюс-минус одинаковые. Чтобы перед матчем тренер орал – такого, наверное, и не бывает. Обычно всё спокойно. Крик после начинается иногда…
— У разных тренеров разные методы настраивания коллектива на матч. Кто-то стихи читает, кто-то – пламенные лозунги толкает… — Слуцкий иногда показывал ролик – красивые голы, курьёзы. Всего две-три минуты, но настроение игрокам поднимал. Где-то улыбнулись, посмеялись – вот и раскрепостилась команда.
— Владимир Казачёнок в бытность тренером «Химок» однажды воскликнул в сердцах: «Видимо, Рахимичу вторую карточку дадут тогда, когда он кому-нибудь совсем голову отрубит». — Многие так говорили. Видимо, судьи любили Рахимича, уважали (улыбается).
— Чем же вы эту благосклонность заслужили? — Я никогда не спорил с судьями. Не было никаких инцидентов с ними.
— То есть репутация у вас среди судей была получше, чем сейчас у Вернблума? — Мне кажется, я спокойнее Вернблума. Понтус всё время кричит, возмущается. Я так не заводился.
— Вас только раз удаляли с поля в РФПЛ – в августе 2003-го. — С «Сатурном», да? Две жёлтые получил за два фола – вторую за подкат в центре поля.
— Когда-нибудь «ломали» соперника серьёзно? — Преднамеренно – никогда! Раз на сборах в Израиле ногу парню сломал. Подкатился, выбил мяч. Оба упали, но его нога осталась под моей…
— Случались нарушения, за которые потом стыдно было? — Если я не получал прямые красные карточки, значит, никого не «убивал». Мелких нарушений было много, серьёзные – редко. Не припомню, чтобы кого-то выносили. Я действовал жёстко, но всегда старался играть в мяч.
— С кем из соперников случались самые ожесточённые зарубы на поле? — В каждой команде были люди, с которыми сталкивался регулярно. В «Спартаке», например, с Титовым регулярно соперничал. С ним приходилось играть плотно, жёстко – а с таким мастером по-другому нельзя!
— Не жаловался Егор Ильич? — Бывало. Но сейчас мы друзья. Хороший человек и футболист.
— Кто прямо сейчас самый жёсткий игрок Премьер-Лиги? Вернблум? — Если судить по карточкам, может, и он. Просто его позиция и задачи на поле подразумевают много фолов, предупреждений.
— У «железного» Рахимича случались травмы? — От серьёзных бог миловал.
— Газзаев рассказывал в гостях у редакции: «Рахимич всех молодых в команде брал под своё крыло. Он вообще невероятно позитивный человек, очень добрый, честный, профессиональный». Много у вас подшефных было? — Немало. Я быстро находил общий язык с новичками. Чем мог, помогал. Может быть, и поэтому они быстрее осваивались в коллективе.
— По кому из бывших одноклубников скучаете? — По Красичу, по Оличу. У меня со всеми в команде были прекрасные отношения, но с этими двумя – особенно тёплые. С Оличем всегда жили в одной комнате на сборах.
— Сегодня общаетесь? — Конечно. Телефон, «Скайп», сообщения…
— Когда-нибудь считали свои трофеи? — Специально не пересчитывал. По-моему, штук 17-18 набралось, что-то такое.
— Какой самый памятный? — Каждый по-своему памятен. Но Кубок УЕФА, первое золото, первый Кубок России – особенно дороги. Кубок 2002 года был вообще моим первым трофеем в ЦСКА. Такое не забывается. Как и Кубок УЕФА. Мы же первыми в России выиграли европейский трофей.
— Лиссабонский финал и поныне в подробностях помните? — Помню, что проигрывали 0:1 и выиграли 3:1. Результат помню, голы…
— Даниэль Карвальо недавно признался, что не понимал буквально ни слова из того, что толковал в перерыве Газзаев. Что же он всё-таки говорил? — Валерий Георгиевич был немногословен и удивительно спокоен. Сказал, что уверен в победе. Мы вышли на второй тайм и забили три гола.
— Со слов того же Газзаева, потом на тренировку перед «Спартаком» футболисты даже не вышли, а чуть ли не выползли – так напраздновались. Ему даже пришлось отменять вечернее занятие. — Было и такое. Уже через три дня после Лиссабона играли со «Спартаком» в «Лужниках». Тяжело было – после такой-то победы. Но мы собрались и выиграли!
— Вы как мусульманин единственный были в кондиции на той знаменитой тренировке? — Наверное, да (смеётся). Я алкоголь не пью. Но не подумайте: такого, чтобы кто-то пьяный вышел на занятие, не было. Может быть, немного выпили ребята – вина там или шампанского, но без фанатизма…
— По своему духу, характеру современная команда достигла уровня ЦСКА 10-летней давности – или уже превзошла её? — ЦСКА всегда отличал крепкий характер. В команде задерживаются только сильные личности, настоящие армейцы. Последние матчи это лишний раз доказывают.
— Свой последний гол в Премьер-Лиге вы забили в июле 2006-го – в ворота «Торпедо». Потом – как отрезало. Тренеры запретили в атаку ходить? — Не то чтобы запретили – просто просили строже играть в обороне. У нас было много атакующих футболистов, нужно же было кому-то и сзади отрабатывать. Да и не тянуло меня, честно говоря, вперёд.
— Вашей мечте выступить на закате карьеры на ЧМ-2014 не суждено было сбыться. Огорчились? — Так или иначе, я там побывал. Не игроком, так помощником тренера. Галочку поставил: в чемпионате мира поучаствовал.
— Обиды на Сушича не осталось? — Зачем обижаться? У каждого свои взгляды на футбол, футболистов.
— Информация о нападении на вас с Сушичем грабителей — выдумка от первого до последнего слова? — Абсолютно. Сам удивился! Друзья, семья – все звонили: «Элвир, что случилось?». А я даже не понимал, о чём речь. Самая бредовая сплетня о себе, которую слышал.
— В целом какие воспоминания о Бразилии остались? — Только положительные. Очень интересная страна, добрые, весёлые люди. А как они нас поддерживали! Половина жителей городка Гуаружа, наверное, не догадывалась, что такое Босния и Герцеговина и где находится, но всё равно болели за нас от души! Даже на тренировках на базе набивался полный стадион. Было очень приятно.
— Когда и при каких обстоятельствах Евгений Гинер предложил вам остаться в ЦСКА на всю жизнь? — Ещё когда играл. У меня заканчивался контракт. Пришёл к нему и услышал буквально следующее: «А, какая разница, когда у тебя заканчивается контракт? Ты всё равно тут останешься до конца жизни». Больше я по этому поводу не «парился».
— Рискнули бы повторить «подвиг Онопко»? — Перейти в «Спартак», да?! О, тяжёлый вопрос (смеётся). Мне кажется, что не смог бы. Но, понимаете, в жизни всякое бывает. Я с уважением отношусь к любой команде, и к «Спартаку» тоже. Если бы не было «Спартака», не было бы такого дерби у ЦСКА, лучшего дерби в России, на которое приходят 50-60-70 тысяч людей. Думаю, болельщики «Спартака» меня просто не приняли бы – а значит, и места там мне не было бы.
— Сыграть на чемпионате мира – единственная нереализованная мечта игровой карьеры? — Чемпионат выиграл, Кубок выиграл, европейский трофей – тоже. Со сборной попал на чемпионат мира, но не сыграл там. Да, это единственный минус.
— О чём теперь мечтаете? — Со сборной выиграть чемпионат мира, а с ЦСКА – Лигу чемпионов! Может быть, я и шучу, но у каждого человека должна быть мечта. Почему бы моей не быть такой?
