Футбольная Цусима. Пролетевшие или невляпавшиеся?

Теперь о футболистах, в Швецию не попавших.

Самой, пожалуй, весомой потерей стал Михаил Ромм. Мощный правый центральный бек, единственный москвич, которого действительно признавали питерцы. Во время матчей с «Инглиш Уондерерс», фактически представлявшим один из вариантов сборной Англии, со сборной Санкт-Петербурга в августе 1911г. Ромм был единственной «подставой» в питерской команде. Более того, москвичу единогласно доверяли капитанскую повязку. Помимо очевидных игровых достоинств и солидного по тем временам международного опыта Ромма, он был сыгран  с другим защитником, действующим левее - питерцем Петром Соколовым.

Сборная Москвы: Ромм (верхний ряд, краний слева) - самый габаритный

История отсутствия Ромма в сборной довольно мутновата. Официальная версия того времени – за опоздание на контрольную двухсторонку 14 мая. Сам Ромм несколько иначе интерпретировал свое отчисление:

После отборочной встречи 13 мая в Петербурге я был включен в олимпийскую команду вместе с петербуржцем Соколовым, с которым я играл против англичан, и назначен капитаном сборной. Во время игры я повредил ногу. На следующий день я пришел в клуб, где сборная проводила тренировку, вызвал в раздевалку московского представителя в олимпийском комитете прибалтийского немца Бертрама, показал ему отекшее колено и сказал, что играть не могу. Бертрам молча кивнул головой. В тот же день вечером мы уезжали из Петербурга. Когда поезд отошел, Бертрам мне сообщил, что постановлением РОК я дисквалифицирован за неявку на тренировку.

— Но ведь я же предупредил вас заранее, вы же видели мое поврежденное колено, — сказал я.

Бертрам с притворным удивлением пожал плечами.

— Я вас вообще не видел сегодня в клубе...

Я мог, конечно, на первой же остановке слезть с поезда, вернуться в Петербург и, представив врачебную справку, попытаться добиться в РОК отмены дисквалификации. Но именно в эти майские дни 1912 года шла сессия государственных экзаменов. Выдержать их я должен был во что бы то ни стало: мне недавно исполнился двадцать один год, я, как еврей, терял право жительства в Москве при отце и должен был покинуть семью и уехать в пресловутую «черту оседлости» — в Польшу или южные губернии Украины.

Университетский диплом давал мне личное право жительства в Москве. Таковы были «прелести» национальной политики в царской России.

«Аспектом» еврейского вопроса была и моя дисквалификация: Бертрам был ярым антисемитом. Он легко нашел общий язык с секретарем Российского олимпийского комитета Дюперроном, чей петербургский футбольный патриотизм был уязвлен тем, что в олимпийскую сборную вошло семь москвичей и только четыре петербуржца. Замена меня петербургским защитником Марковым существенно изменяла это положение. То, что комитет санкционировал дисквалификацию капитана олимпийской сборной, даже не расспросив его о причинах неявки на тренировку, хорошо характеризует существовавшее в то время отношение руководителей футбола к игрокам.

Госэкзамены Ромм успешно сдал, однако, на руководителей футбола всерьёз обиделся: когда по возвращении с Олимпиады его опять позвали в обновленную сборную России на матч с венграми, Ромм отказался выступать за команду, выразив желание выходить на поле лишь за сборную Москвы. Следствием такого демарша стала дисквалификация защитника и со стороны московской футбольной лиги. Больше кандидатура Ромма применительно к играм каких-либо сборных не рассматривалась. Это первый в истории сборной России отказ игрока от выступлений за национальную команду, причем, в качестве «отказника» выступил именно капитан.

Антисемитская версия отсутствия одного из лучших (а скорее всего, лучшего) защитников страны в сборной России – наиболее  распространенная и является общепринятой в настоящее время. Ее же подтверждает в своих мемуарах ещё один русский олимпионик, выступивший в Стокгольме – гимнаст Фёдор Забелин.

«Спортивные воротилы, заботясь, прежде всего, только о своем личном престиже, рознь между собой внесли и в ряды спортсменов. С Роммом произошла и вовсе неприглядная история. Незадолго до отъезда на Олимпиаду он, испросив предварительно разрешение, пропустил тренировку. На следующий день капитана за нарушение дисциплины исключили из олимпийской сборной. Объяснялось все просто: на пароходе «Бирма», доставлявшему команду в Стокгольм, возвращалась домой шведская принцесса Мария, урожденная Романова. А по неписаному, но строжайше соблюдаемому правилу на одном корабле с царственной особой не могло находиться лицо иудейского вероисповедания...»

Забавно, что еврея Ромма не допустили на судно, которое до того, как стать плавучим домом для олимпийцев и царственной особы, служило преимущественно для перевозки именно евреев. С 1907 года «Бирма» осуществляла трансатлантические перевозки из Северной Европы в Америку. Подавляющее большинство пассажиров составляли, разумеется, еврейские эмигранты, раздражающие многих в Старом Свете и ищущие счастья в либерастичном Новом. Владелец «Бирмы» - Русское Восточно-Азиатское общество (кстати, эта компания являлась «дочкой» детища датских евреев Глюкштадт - East Asiatic Line), что называется, «фишку просекла» и намеренно позиционировала «Бирму», как пароход, на котором евреям комфортно. Реклама рейса «Бирмы» тех лет содержит обещания обязательного присутствия на борту свитков Торы, шофаров и иных атрибутов иудаизма. По иронии судьбы, летом 1912 года места еврею на «Бирме» не нашлось. Ничто не вечно…

По моему глубочайшему убеждению, обязательным признаком думающего хомо сапиенса является  здоровый скептицизм. Поэтому, не могу не сказать и пары слов в защиту Карла Бертрама. В эпоху отсутствия телевидения единственным достоверным источником о классе игрока являлись личные наблюдения очевидца. Незадолго до Олимпиады Бертрам, который, кстати, являлся секретарем Московской футбольной лиги и неплохим футболистом, в письме Дюперрону высоко характеризовал игровые качества Ромма. Исходя из этого, вполне  допускаю, что отчисление Ромма могло быть вызвано не расовыми мотивами, а всего лишь являться мерой дисциплинарного взыскания. Мерой излишне жестокой, особенно в те годы, когда футбол не был профессиональным, непродуманной и, безусловно, здорово первую сборную ослабившей, но все же — личным поступком отдельного человека — Карла Бертрама, а не требованием системы.

Карл Бертрам - антисемит или поборник дисциплины?

Разумеется, правды мы никогда не узнаем, поэтому решать, почему же россиянин Ромм не поехал на ОИ, или, например, почему же гражданин России Тчуйссе в свое время не провел за сборную страны ни одного матча, каждый волен по своему усмотрению.

Последующая судьба Ромма сложилась неординарно — его зрелые годы пришлись на первую половину 20 века, он пережил две мировые войны, а повоевать ему почти не пришлось (в Первую мировую он провел несколько месяцев на фронте). Отслужив в 1913 году в гренадерском полку, Ромм уволился в запас менее, чем за год до начала Первой мировой. Это дало ему возможность стать первым русским легионером на Апеннинах (не первым вообще, как иногда ошибочно указывается, а именно в Италии). В 1913 году, гостя у родственников во Флоренции, он играет за местную «Фиренце» (один из клубов-предков нынешних «Фиалок») в чемпионате провинции Тоскана. Внушительные габариты защитника приносят ему прозвище «Colosso russo». Начало войны  застаёт Ромма в России. Его мобилизуют в автомобильную роту в Питере. Подразделение не боевое и занято в основном экспроприацией автотранспорта у частных владельцев для нужд государства. У Ромма остается достаточно времени, чтобы совмещать службу с игрой за сильнейшую команду города - «Коломяги», с которой он успевает выиграть Кубок Петрограда. В 1915 году Ромм все же успевает нюхнуть пороху — футбольное поле он меняет на фронтовые окопы Восточной Пруссии  в составе артиллерийского корпуса 12-ой армии генерала Плеве.

Война с немцем плавно мутирует в войну гражданскую войну, в которой Ромм отмечается председателем исполкома солдатских депутатов. Он выступает на стороне правительства Керенского и, следовательно, оппонентом большевиков. Такая деятельность со временем выйдет ему боком, хотя после окончательной победы сторонников Ленина Ромм вполне успешно интегрируется в реалии страны под названием СССР. Он пробует множество профессий и всюду  одинаково успешен. Во времена НЭПа он занимается адвокатской деятельностью, в 1928 году он уже тренер и во главе сборной Москвы становится победителем Всесоюзной Олимпиады (в команде играют Николай и Александр Старостины и Григорий Федотов), в 30-ых он активный журналист ряда изданий, репортажи Ромма о пионерах-альпинистах и авиаторах из ряда экзотических мест (Памир, Эльбрус, Земля Франца-Иосифа) занимают первые полосы газет. Он становится членом Союза писателей, издает несколько книжек о футболе, издание «Тактика современного футбола» ещё долго будет являться библией для целого поколения футбольных тренеров.

От мобилизации в годы Великой Отечественной войны Ромма «спасает» статус представителя творческой интеллигенции, а с 1943 – статус преступника. В начале 1943-го его арестовывают энкаведешники – всплыла активная деятельность в рядах Временного правительства. Процедура отшлифована – камера на Лубянке, обвинение в антибольшевистской деятельности, приговор, этап на Урал. Затем – 8 лет лагерей, на уральских и мордовских лесоповалах. После отсидки Ромма ссылают в Казахстан, в поселение для «врагов народа». После «холодного лета 1953-го» он обращается в прокуратуру с заявлением о пересмотре дела. Реабилитируют бывшего защитника сборной в 1958 году. С тех пор и до своей смерти в 1967 году он живет в Казахстане и продолжает писать о футболе.

Фото из журнала "Футбол"

Помимо Ромма можно упомянуть ещё несколько фамилий футболистов, которые могли поехать на ОИ, но не поехали.

История не сохранила для нас год рождения Фёдора Розанова, но, по-видимому, он был примерно ровесником Ромма (может, на несколько лет старше), которому на момент Олимпиады едва исполнился 21 год. Футбол в те годы – это спорт юных людей. К 1912 году, Розанов, который буквально года за три до этого безусловно являлся  лучшим левым крайним Москвы, уже миновал пик своей карьеры. Он ещё участвовал в предолимпийском матче-отборе «Питер-Москва», но в окончательный состав включен не был. «Высокий, сильный, быстрый, напористый, умевший вести мяч, почти не отпуская его от ноги», - таким помнил Фёдора Розанова Ромм. Неплохой профайл даже для современного края.

Если Розанов к моменту ОИ уже отцвел, то голкипер московского середняка «Униона» Дмитрий Матрин ещё не достиг нужной степени раскрутки. Почему первым номером на ОИ поехал Лев Фаворский, мы в следующих частях поговорим (соответственно, исходя из политики равенства игроков двух столиц вторым стал  питерец Борейша), а Матрин в скором времени заменит в сборной именно Фаворского. Гибкий и прыгучий, он, с учетом ужасающей игры основного вратаря на турнире, вполне мог бы прийтись ко двору.

 Дмитрий Матрин

Как я уже указывал ранее, руководители сборной не рассматривали в качестве кандидатов игроков из других городов. Вероятно, зря. Год спустя сборная Одессы выиграет второй чемпионат России, а главными ее звездами станут форварды Григорий Богемский и Александр Злочевский (он же «Саша-Злот»).

Первый – настоящая спортивная звезда «Жемчужины у моря», чемпион города в спринте, прыжкам в длину и с шестом. Вот как описывал Богемского писатель Юрий Олеша: «Это был, говоря парадоксально, не бегущий форвард, а стелющийся. В самом деле, если смотреть на поле как на картину, а не как на действие, то мы видим бегущих футболистов, фигурки в основном с прямыми торсами – именно так: при быстром движении ног, при некоей колесообразности этого движения торс футболиста остается выпрямленным. Богемский бежал – лежа. Может быть, этот стиль в свое время повторил единственно Григорий Федотов, столь поразивший своих первых зрителей».

После революции Богемский эмигрировал в Чехию, где некоторое время играл за пражскую «Викторию Жижков», а позже, по непроверенным сведениям, выступал в клубах Болгарии и Франции.

Александр Злочевский появился в футболе из самых низов, из одесских фавел портовых биндюжников. Невероятно одаренный физически, смолоду он зарабатывал тем, что принимал участие в тогдашних уличных шоу – он делал «мостик», на грудь ему ставили наковальню, и он на спор выдерживал удар молотом по этой наковальне.

Неудержим был этот атлет и на поле – о силе его удара с левой ходили легенды (по слухам, однажды после удара Злота в больницу в тяжелейшем нокауте отправили турецкого вратаря). Пожалуй, он первый  в нашем футболе  стал активно играть пяткой («удар Бейт»). Великолепна и статистика – в 1914 году он забил 42 гола из 49 забитых его командой в первенстве одесской лиги.

В отличие от своего приятеля Богемского, Злот остался в стране после революции, все-таки он был плоть от плоти пролетариата. Советская власть отблагодарила его арестом в 1937 году, но на  счастье,  реабилитировали Злота ещё до начала войны.

Великую войну он прошел  до конца, закончив ее подполковником. Несомненно, Злот – самый обожаемый одесский футболист первой половины 20 века. Куда там моряку Костику!

В первом спарринге русской олимпийской сборной, о котором я рассказывал в предыдущем посте, принимал участие в составе команды – оппонента олимпийцев знаменитый киевский вратарь Василий Оттен, приехавший в Питер по собственной инициативе. Но настырность кипера, мечтавшего о поездке в Стокгольм, осталась без внимания ВФС – в состав его не включили. Помимо Оттена, к сильнейшим футболистам Киева относили и братьев Вешке – Александра и Павла, немцев по происхождению. Именно они стояли у истоков создание киевской футбольной лиги. Судьба не была к ним благосклонна и след, оставленный ими в футболе, ярок, но слишком короток – после революции Александр успел "соскочить" на историческую родину, где благополучно потерялся для истории, а Павел – нет, и в 1919 году был расстрелян в Киеве большевиками.

Разумеется, нельзя  не вспомнить и питерских мастеров: форвард Иван Егоров был чемпионом Северной Пальмиры в беге на 100 и 200 метров. По способностям у него было и амплуа – край-бегунок. Пару лет назад этого было достаточно, чтобы считаться звездой, но ко времени Олимпиады предпочтение уже начали отдавать игровым характеристикам.

Не попал в команду и игрок питерского «Спорта» Алексей Хомяков. В 1910 году он ездил на стажировку в немецкий Лейпциг, где выступал за местный футбольный клуб, обучаясь заморским премудростям игры (вот вам и пример более раннего легионерства, нежели выступления в Италии Ромма). Но опыт Хомякова также не открыл ему дороги в сборную. Учитывая, что в дальнейшем этот игрок никак себя не проявил, стоит признать, что в этом случае руководители ВФС оказались правы.

Эти люди не сыграли на первом официальном турнире российского футбола и упустили свой шанс войти в истории. Впрочем, по завершении Олимпиады, вряд ли кто-то из них продолжал горевать о своем неучастии. Так же, например, вряд ли Любомир Кантонистов и Игорь Акинфеев, оставшиеся на «лавке» в Лиссабоне во время «Ночного позора» 13 октября 2004 года, сильно жалеют, что не сыграли за сборную тот матч, могущий стать соответственно единственным официальным для первого и первым официальным для второго. Всё относительно, господа, всё относительно…

 

Следующий пост посвятим первому сопернику нашей команды на Олимпиаде - финнам. Там компашка та ещё собралась!