Дэвид Пис. «Проклятый Юнайтед»: День пятнадцатый
Источники/Благодарности/Об авторе
***
Я просыпаюсь в своей современной роскошной гостиничной кровати в своем современном роскошном гостиничном номере со старомодным гребаным похмельем, и винить в этом некого, кроме себя самого —
Никого, кроме меня и Харви, Стюарта, Лоримера, Греев, Бейтса, Кларка, Хантера, Маккуина, Рини, Йората, Черри, Джордана, Джайлса, Мэйдели, Бремнера, Купера, Мориса чертова Линдли и Сидни гребаного Оуэна.
Две победы, одна ничья и одно поражение (по пенальти), и я должен быть счастлив; если бы это было взаправду, «Лидс» набрал бы пять очков в четырех играх, в четырех играх на выезде, и я был бы счастлив; не в восторге, не на седьмом небе от счастья, но и не опустошен; не расстроен, просто счастлив. Но это не взаправду —
Что взаправду — так это суббота. Взаправду — это выезд в Сток.
Я встаю с кровати. Мне нужно умыться и побриться. Я одеваюсь. Спускаюсь вниз, чтобы посмотреть, успею ли я еще позавтракать. Я сижу в пустой столовой и смотрю на яичницу с беконом, чай и тосты, стараясь снова не блевануть —
Это не настоящая жизнь. Не та жизнь, которую я хотел —
Те дни прошли. Те дни здесь —
Не та жизнь для меня.
* * *
Январь 1971 года — несчастный месяц; Питер все еще дома болеет, Сэм все еще в отпуске; здесь никого нет, кроме тебя и Уэбби, и ты уже сожалеешь о назначении Стюарта чертова Уэбба гребаным руководителем клуба; Стюарт Уэбб слишком велик для своих чертовых шикарных туфель.
Люди все утро приходили к стадиону за билетами на матч кубка против «Вулвз»; почти продали чертову кучу; получили кучу гребаных наличных, воспитанники запихивали их в пластиковые пакеты и корзины для мусора, что угодно и куда угодно, лишь бы убрать их с дороги. А теперь вот этот чертов Джонни-недавно объявившийся-руководитель, которого ты, сука, сам назначил, вот он, черт возьми, устраивает тебе гребаный допрос с пристрастием —
— Дамы в офисе говорят, что там было целых четыре ящика с наличными, — говорит он. — Здесь три, а где же четвертый?
— Откуда, черт возьми, мне знать? — говоришь ты ему.
— Что ж, кто-то сказал, что вы взяли один домой в обеденное время, для сохранности.
— Кто, черт возьми, тебе это сказал?
— Не имеет значения, кто мне сказал, — говорит он. — Важно то, где деньги.
— Вот именно, — говоришь ты ему. — Так что прекрати, черт возьми, тявкать и начинай, сука, искать!
— Ладно, — говорит он. — Я так и сделаю, и я попрошу полицию помочь мне, ага?
— Хорошо, хорошо, — говоришь ты ему. — Он дома. Я завтра его принесу.
— Почему вы взяли его домой?
— Потому что, во-первых, ты не даешь нам ключ от чертового сейфа, и, во-вторых, в моем доме безопаснее, чем в этом долбанном кабинете, и, в-третьих, я могу делать здесь все, что, черт возьми, захочу, потому что я гребаный босс, а не ты. Ты руководитель и отвечаешь передо мной.
Стюарт Уэбб качает головой. Стюарт Уэбб выходя хлопает дверью.
Питер все еще болен, Сэм все еще в отпуске —
Внезапно это место становится одиноким.
* * *
Такси высаживает меня у стадиона. Тренировка уже закончилась, игроки разошлись по домам. Но через двери. Под трибуной. Огибая угол. Дальше по коридору. Бобби Коллинз ждет меня —
Бобби Коллинз, бывший капитан «Лидса», ныне главный тренер «Хаддерсфилда» —
— Вы чертовски опоздали, — говорит он, когда я провожу его в кабинет. — «Хаддерсфилд Таун», может и не в Первом дивизионе, мистер Клаф, но я все еще занятой человек и не люблю, когда меня заставляют ждать.
Я выдвигаю ящик стола. Достаю бутылку скотча.
— Выпьешь?
— Не сейчас, большое вам спасибо.
Я наливаю себе большую порцию и спрашиваю его: «Ну так что, ты хочешь Джонни Джайлса или нет?»
— Конечно, я чертовски хочу его, — говорит он. — А кто, гребана вошь, не хотел бы?
* * *
Январь был плохим, но февраль мог быть еще хуже. Пит все еще чертовски болен; теперь весь город болен. Завод Роллс-Ройс в развалинах. Тысячи людей остались без работы. Строительное общество Дербишира на грани банкротства. Весь гребаный город. Вот почему ФК «Дерби Каунти», должно быть, идет на поправку. Вот почему вы снова начинаете выигрывать пару матчей на выезде против «Ипсвича» и «Вест Хэма». За весь город. Вы проигрываете «Эвертону» в кубке, но затем обыгрываете «Пэлас» и «Блэкпул». Вот почему ты также идешь за покупками. Ради всего гребаного города. На этот раз и Питера не будет, чтобы держать тебя за руку. Но на этот раз ты точно знаешь, кого хочешь. На этот раз ты возвращаешься в «Сандерленд» за Колином Тоддом —
Ты тренировал этого парня в молодежной команде «Сандерленда», Всемогущего Тодда —
— Он слишком дорогой, — говоришь ты прессе. — Мы не заинтересованы.
Ты не спрашиваешь Питера. Ты не спрашиваешь председателя. Ты не спрашиваешь совет директоров —
Ты — главный тренер. Ты за все отвечаешь. Ты — босс —
Ты подписываешь игроков. Ты выбираешь игроков. Потому что это ты потонешь, если они не выплывут. Больше никто. Вот почему ты не спрашиваешь. Вот почему ты просто делаешь это —
На этот раз ты побил британский трансферный рекорд; £170 тыс. за защитника; £170 тыс., когда рушится Роллс-Ройс, весь город, весь гребаный город —
Но ты также сделал это для них; для всего чертова города —
Чтобы подбодрить Дерби; весь гребаный город.
Лонгсон на Карибах. Бестактный старый болван. Ты посылаешь ему телеграмму:
«Подписал тебе еще одного хорошего игрока, Тодд. Не хватает наличных, с любовью, Брайан».
В первой игре Колина Тодда вы обыграли «Арсенал» со счетом 2:0, и тебя снова называют героем. Следующая игра состоится на выезде против «Лидса». Реви пытается отложить матч из-за эпидемии гриппа в раздевалке «Лидс Юнайтед». У тебя, черт возьми, ничего подобного нет, и, черт возьми, сюрприз-сюрприз, только Нюхач Кларк отсутствует в стартовом составе «Лидса». Норман Хантер, конечно, не отсутствует и в конце концов попадает на желтую, когда Реви и Кокер выпрыгивают со своей скамейки, размахивая руками, крича и продолжая, как будто Норман действительно был чертовски невиновен. Но за пятнадцать минут до конца Лоример, сука, забивает и отправляет «Лидс» на семь очков дальше «Арсенала», а «Дерби» вниз по чертежной доске —
Вы проигрываете «Ливерпулю», «Ньюкаслу» и «Ноттингем» долбанному «Форест» и не выигрываете ни одной хреновы игры за весь гребаный март —
Страх и сомнение. Бухло и сигареты. Никакого сна. И это март 1971 года —
Это твой худший месяц в качестве главного тренера. Твой самый одинокий месяц.
Но потом Питер наконец возвращается к чертовой работе, и вы наконец-то добиваетесь гребаной победы дома против «Хаддерсфилда». Вы снова проигрываете на выезде против «Тоттенхэма», но потом снова не проигрываете; вы обыгрываете «Юнайтед» на «Олд Траффорд» и «Эвертон» дома —
Но Питеру этого недостаточно; у Питера было долгое время наедине в доме со своей газетой «Рейсформ»; долгое время в одиночестве, чтобы подумать; вынашивать и выстаивать —
— Лонгсон подсунул тебе прибавку в £5 тыс., не так ли?
— Кто, сука, тебе это сказал?
— Отвечай на чертов вопрос, — говорит Питер. — Я прав или я неправ?
— Я хочу знать, откуда у тебя эта чертова информация.
— Это, ешкин в рот, не имеет значения, Брайан. Что для меня важно, так это то, что ты получил повышение на £5 тыс., что ты получил его восемнадцать гребаных месяцев назад, и что ты вообще не говорил мне об этом ни единого чертова слова. Я думал, мы партнеры, Брайан.
— Пит, послушай...
— Нет, это ты послушай, Брайан, — говорит он. — Я хочу свою долю пирога.
— Пит —
— Я хочу свою долю гребаного пирога, Брайан. Да или нет?
* * *
— Бобби Коллинз считает, что Джайлс — тот игрок, которым может гордиться «Хаддерсфилд», но Джайлс будет очень активно вовлечен в состав моей команды во время субботней игры в Стоке. Сейчас это мой приоритет. Так что Джонни Джайлс на данный момент абсолютно необходим «Лидс Юнайтед». Если ситуация изменится, Бобби Коллинз будет проинформирован первым.
— Что вы думаете о комментариях отца Кевина Кигана о том, что если бы Джонни Джайлс не ударил Кигана, то ничего этого бы не произошло?
— Для отца вполне естественно заступаться за собственного сына; я бы сделал то же самое для двух своих парней, и я надеюсь, что вы сделаете то же самое для своего.
— Но разве вы не вините Джайлса во всем этом деле? Верите, что он начал это?
— Как все это началось для меня загадка. Нам просто придется подождать, пока мы не получим отчет судьи, чтобы во всем разобраться. Но мне по-настоящему было очень жаль Кевина Кигана.
— Будет ли Билли Бремнер подавать апелляцию?
— Нет.
— Что вы думаете о решении ФА созвать эту встречу представителей Футбольной лиги, Ассоциации профессиональных футболистов, линейных судей, судей и главных тренеров для изучения способов улучшения поведения на поле?
— Я полностью за то, чтобы навести порядок в футболе, вы, джентльмены, это знаете. Но я бы не хотел, чтобы это было сделано в контексте Билли Бремнера.
— Вы все еще собираетесь выпускать Бремнера в субботу?
— Конечно, черт возьми, собираюсь.
— И вы будете сопровождать Бремнера в Лондон в пятницу?
— Я не думаю, что у меня есть какой-то гребаный выбор, не так ли?
* * *
Это были тяжелые несколько месяцев, но, по крайней мере, Пит вернулся к работе. Он все еще недоволен; все еще даже после своего куска пирога, но, по крайней мере, он вернулся на работу, снова делает то, за что ему платят. Пит нашел еще одного; еще одного гадкого утенка, еще одного отвергнутую уцененку. Он трижды приезжал в Вустер, чтобы посмотреть на Роджера Дэвиса в Южной лиге. Он предложил «Вустер Сити» £6 тыс., но «Вустер» поднял свою цену; «Вустер» знает, что «Арсенал», «Ковентри» и «Портсмут» сейчас находятся в поиске —
Теперь «Вустер» хочет £14 тыс. за Роджера Дэвиса.
— Это определенно «да»? — спрашиваешь ты Пита.
— Это определенно «да», — говорит он, и посему ты садишься в свою машину и едешь в Вустер, чтобы встретиться там с Питом и подписать контракт с Роджером Дэвисом за £14 тыс. —
— Я надеюсь, что ты прав насчет Дэвиса, — говорит Сэм Лонгсон Питу, когда вы все возвращаетесь домой в Дерби. — £14 тыс. — это большие деньги за полупрофессионального игрока.
— Отвали, — отвечает Пит и выходит из комнаты и со стадиона.
Ты следуешь за Питом домой, стучишь в его дверь, входишь сам. Наливаешь ему выпить, наливаешь себе, закуриваешь сигарету и обнимаешь его.
— Ты не должен позволять председателю расстраивать тебя, — говоришь ты ему.
— Легко тебе, — шмыгает Пит. — Сын, которого у него никогда не было, со своей прибавкой в £5 тыс.
— Ладно, слушай, ты, жалкий ублюдок, зачем мы купили гребаного Роджера Дэвиса?
— Теперь ты сомневаешься во мне и все такое? — кричит он. — Спасибо, сука, огромное, приятель.
— Я, черт дери, не сомневаюсь в тебе, Пит, — говоришь ты ему. — Но я хочу услышать, как ты расскажешь мне, почему мы поехали в «Вустер Сити» и купили игрока, выступающего за полупрофессиональный клуб, за £14 тыс.
— Потому что ему двадцать один год, он ростом 180 см с гаком и он чертовски хороший нападающий.
— Вот так, — говоришь ты ему — Так почему же ты не сказал этого Лонгсону?
— Потому что он усомнился в моем суждении; усомнился в единственной чертовой вещи, которую я могу сделать: примечать гребаных игроков. Я не ты, Брайан, и никогда не буду — ни по телевизору, ни в газетах — и я, черт возьми, не хочу быть. Но я также не хочу, чтобы меня допрашивали и, черт возьми, сомневались. Я просто хочу, чтобы меня ценили и уважали. Разве я слишком многого прошу? Немного чертова уважения? Немного гребаной признательности время от времени?
— Пошел ты, — я отвечаю ему. — Что было первым, что ты мне сказал? Директора никогда не говорят «спасибо», вот что. Мы могли бы выиграть им чемпионат, Кубок чемпионов, и ты не хуже меня знаешь, что они ни разу не сказали бы тебе «спасибо». Так что не позволяй этим ублюдкам сейчас лезть тебе под кожу и перестань так чертовски жалеть себя.
— Ты прав, — говорит он.
— Я знаю, что это так.
— Ты всегда прав.
— Я знаю, что это так, — говоришь ты. — Так что давай вернемся к работе и позаботимся о том, чтобы в следующем сезоне мы, черт возьми, выиграли этот гребаный титул. Ни для какого-то долбанного председателя, ни для какого-то сучьего совета директоров. Для нас; Меня и тебя; Клафа и Тейлора; и никого другого.
* * *
Я стою на четвереньках на тренировочной площадке и ищу свои чертовы часы в траве и грязи. Но освещение работает, и я уверен, что один из них, черт возьми, все равно их украл. В траве у ограды лежит мяч. Я поднимаю его, подбрасываю в небо и с лета забиваю в заднюю часть тренировочных ворот. Подхожу и достаю его из сетки. Возвращаюсь к краю штрафной и снова подбрасываю мяч в небо, снова с лета пускаю его в сетку, снова, снова и снова, всего десять раз, ни разу не промахнувшись. Но в моих глазах стоят слезы, и после я не могу перестать плакать, стоя там, на тренировочном поле, в темноте, слезы катятся по моим чертовым щекам, впервые в моей гребаной жизни я рад, что я один.
* * *
Это был плохой сезон; сезон, который нужно забыть. Но сегодня все почти закончилось. Сегодня последняя игра сезона 1970/71. Сегодня также последняя игра Дейва Маккея —
1 мая 1971 года; дома против «Вест Бромвич Альбион» —
«Вест Бром», который на прошлой неделе помог реализовать амбиции «Лидс Юнайтед» и Дона Реви; «Лидс Юнайтед» и Дон Реви, которые на одно очко проиграли лигу «Арсеналу»; «Арсенал», который не только выиграл лигу, но и кубок и стал лишь второй командой в истории, выигравшей дубль —
«Тоттенхэм» — единственная еще одна такая команда. «Тоттенхэм» и Дейв Маккей.
За две минуты до конца, до конца его последнего матча, «Дерби» выигрывает со счетом 2:0, а Дейв Маккей все еще спешит совершить вбрасывание из-за боковой; все еще хлопает в ладоши, требуя концентрации и 100% отдачи —
Он сыграл все сорок две игры в этом сезоне. Каждую из них до единой.
Затем раздается финальный свисток его финального матча, и он уходит, убегая с поля, быстро помахав 33 651 присутствующим здесь, чтобы они проводили его, вниз по этому туннелю, вниз по этому туннелю, и его больше нет —
Незаменимый. Чертовски незаменимый.
«Дерби Каунти» финишировал девятым, набрав пятьдесят шесть очков и пропустив пятьдесят четыре гола, сыграв вничью пять дома и пять на выезде, выиграв шестнадцать и проиграв шестнадцать —
Симметрия — ни разу не долбанное утешение —
Потому что нет никакого долбанного утешения —
Никакого утешения в не победе —
Это незаменимо.
* * *
Я не вернусь в «Драгонару». Не сегодня ночью. Я возвращаюсь домой в Дерби. Мимо отеля «Мидленд». Мимо «Бейсбол Граунд». Но я не останавливаюсь. Не сегодня ночью —
Сегодня ночью я возвращаюсь в дом с выключенным светом и запертой дверью. Я ставлю машину и захожу в дом. Включаю свет и завариваю себе чашку чая. Включаю камин и сажусь в кресло-качалку. Беру газету и пытаюсь читать, но там только о Никсоне и отставке, отставке, отставке:
«Я никогда не был капитулянтом. Покинуть свой пост до истечения срока полномочий — это противно всем инстинктам моего тела...»
Я откладываю газету и включаю телевизор, но там нет ничего, кроме документальных фильмов и новостных программ о Кипре, Кипре, Кипре:
Обман и разделение; разделение и ненависть; ненависть и война; война и смерть.
Я выключаю телевизор и выключаю камин. Мою кастрюли и выключаю свет. Поднимаюсь по лестнице и чищу зубы. Заглядываю в комнату своей дочери и целую ее спящую головку. Заглядываю в комнату своих сыновей, и мой старший говорит: «Папа?»
— Ты все еще не спишь, а? — я cпрашиваю его. — Тебе следовало бы спать.
— Который час, папа? — спрашивает он меня.
Я смотрю на свои часы, но их там нет. Я говорю ему: «Я не знаю, но уже поздно».
— Ты сейчас идешь спать, да, папа?
— Конечно, иду, — говорю я ему. — Мне завтра на работу, так ведь? Хочешь пойти?
— Не особо, — он отвечает. — Но ты расскажешь нам шутку? Новую?
— Я не думаю, что у меня есть какие-то новые шутки.
— Но у тебя всегда есть шутки, папа, — говорит он. — Ты знаешь кучу шуток.
— Тогда ладно, — говорю я ему. — Один парень прогуливается по Лондону, и вдруг на Лондон попадает атомная бомба...
— Это шутка, папа? — спрашивает он меня.
— Да, — говорю я ему. — Дослушай...
— Это смешная шутка?
— Просто дослушай меня, ладно? — я говорю ему еще раз. — Итак, этот парень разгуливает по Лондону, и на Лондон падает атомная бомба, и теперь этот парень — единственный человек, оставшийся во всем Лондоне. И вот он бродит по Лондону, по всему Лондону, и это занимает у него четыре или пять дней, пока, наконец, он не понимает, что, должно быть, он единственный оставшийся человек во всем Лондоне, и он внезапно чувствует себя очень, очень одиноким, потому что больше не с кем поговорить. Больше никого нет, кроме него. Поэтому он решает, что с него хватит, что он не хочет быть единственным оставшимся человеком, и вот он взбирается на вершину башни Почтового отделения...
— Значит, с башней Почтового отделения все в порядке, да, папа?
— Что ты имеешь в виду?
— После бомбы, — говорит он. — Она все еще в порядке, все еще стоит, не так ли?
— Да, с ней все в порядке, — говорю я ему. — Не переживай о башне Почтового отделения. Так вот, этот парень, он забирается на самый верх башни Почтового отделения, а затем прыгает с вершины и падает вниз, вниз, вниз и вниз, шестнадцатый этаж, пятнадцатый этаж, четырнадцатый этаж, и вот тогда он слышит телефонный звонок!
— Когда?
— Пролетая четырнадцатый этаж!
— Но ты сказал, что все остальные мертвы?
— Но это не так. В этом-то и вся шутка.
— Я не понял, папа, — говорит он.
— Это хорошо, — говорю я ему. — Надеюсь, ты никогда не поймешь.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.
