Майкл Оуэн. «Перезагрузка» 15. Уважение
***
Гленн Редер покинул «Ньюкасл» незадолго до окончания сезона 2006/07 годов. В то время публично это было представлено как одно из тех соглашений «по взаимному согласию», и произошло это после того, как его вызвали на экстренное совещание с Шепардом и советом директоров.
Если честно, я чувствовал, что с ним жестковато обошлись. Учитывая уровень травм, полученных не только мной, но и многими другими серьезными игроками во время его пребывания в должности, некоторые могли бы утверждать, что Гленну Редеру не только не повезло, но и то, что на Сент-Джеймс Парк он был недооценен.
Поразмыслив, если принять во внимание то, что должно было произойти на уровне совета директоров, можно предположить, что Редер был несчастным козлом отпущения, который был принесен в жертву, чтобы успокоить общее недовольство болельщиков режимом Шепарда.
Сэм Эллардайс был привлечен в качестве тренера в июне 2007 года, и я должен сказать, что — хотя я ничего не имел против него как человека — когда я сказал, что Грэм Сунесс был моим типом тренера, я просто скажу, что Сэм Эллардайс таким не был. Как только он пришел и я посмотрел на его тренировку, я сразу это понял.
Теперь я знаю, что он и еще несколько человек могут указать на его работу в «Болтоне» и на то, как он вывел их в Европу в сезоне 2005/06 годов. Это, без сомнения, было впечатляющим достижением. Но никто не мог отрицать, что у него там было несколько потрясающих игроков: Йерро, Иван Кампо и Юрий Джоркаефф — вот лишь некоторые из тех, кто приходит на ум.
Эллардайс — один из тех людей, которые, несмотря на то, что они старше и, вероятно, много повидали, предпочли бы, чтобы ты поверил, что он современный мыслитель, нестереотипный, и что он идет в ногу со временем.
На каком-то уровне он действительно идет в ногу со временем, но, возможно, только в смысле привлечения стольких людей, сколько только может, в рамках своего клубного бюджета — физиотерапевтов здесь, спортивных ученых там, массажистов, йога-практиков и т. д. Он заручался как можно большей помощью.
Тренировки под руководством Эллардайса тоже были довольно обыденными, если честно — много полносоставных матчей и так называемые «модели игры». В основном делая все это, он всегда был большим сторонником того, чтобы запустить мяч крайнему защитнику за спину, выдавливая его и выигрывая бросок из-за боковой. Потерять мяч в центре поля было для него самым страшным кошмаром.
Следовательно, можно было забыть о любых приятных, пасовых комбинациях. Он это едва терпел. Они определенно не приходились ему по душе. Скептический, прямолинейный футбол — приходился.
Что меня лично больше всего раздражало в его тактике, так это его приверженность концепции ПМВ или, если расшифровать, Позиции Максимальной Возможности. Когда я впервые услышал об этом, я подумал, что, черт возьми, вообще такое ПМВ?
Я скоро об этом узнал. Мы играли одиннадцать против одиннадцати, а потом, когда мяч уходил во фланг, он просто останавливал игру. Чертов планшет вылезал наружу.
Мы просто стояли неподвижно.
Затем он тарабанил различными статистическими данными и процентами, прежде чем сказать нападающим, где именно в штрафной представлялась лучшая процентная возможность забить гол.
На мой взгляд, все это было слишком уж основано на цифрах. Забивание голов никогда не было для меня чем-то подобным. Я предпочитал более инстинктивный подход. И мне не нравилось, когда мне говорили: «Стой там... »
С этой точки зрения я не испытывал к нему большого уважения как к тренеру. У меня также никогда не складывалось впечатления, что болельщики к нему привязались.
У меня также никогда не возникало ощущения, что он высоко меня ценит, хотя меня это и не беспокоило. Не думаю, что он когда-либо приходил и разговаривало со мной лично. И это неудивительно. В конце концов, когда ты смотрел на его послужной список, было совершенно ясно, что я не тот игрок, которого он купил бы, да ни за какие коврижки. Все его приобретения были определенного типа — но не такого как я.
И наоборот, его поездки на выездные игры были не в моем вкусе. Я никогда не был поклонником того, как он взаимодействовал с командой. Всякий раз, когда мы отправлялись в Лондон, мы обычно садились на поезд накануне и прибывали в командный отель около четырех или пяти часов дня.
Около семи мы все спускались в столовую, чтобы поужинать, и там уже были Эллардайс и весь его тренерский персонал, разодетые в свои наряды, готовые отправиться в модный ресторан на ужин.
Это, по крайней мере для меня, было немного странно. В любом другом клубе, где я был, все всегда ели вместе. Это поднимало боевой дух. Я ничего не имел против подхода Эллардайса, если он чувствовал, что это работает, но его атмосфера просто не была мне близка.
Сезон 2007/2008 годов не только привел Сэма Эллардайса в качестве тренера, но и ознаменовал значительный сдвиг как в структуре клуба, так и в моей жизни.
На фронте владельца клуба, Фредди Шепард был почти на выходе из Сент-Джеймс Парк, ведя переговоры о какой-то сделке по продаже оставшихся акций лондонскому бизнес-магнату Майку Эшли — в глазах некоторых людей, противоречивому персонажу, но с которым у меня почти не было прямых контактов во время моего пребывания в клубе.
Я должен сказать, что, несмотря на то, что у нас с Фредди Шепардом были заметные моменты разногласий, я не держал на него никаких личных обид. В общем, он был довольно открыт и откровенен, как и все председатели.
На каком-то уровне я даже восхищался им за то, что он сам был таким большим болельщиком, а на другом — я действительно жалел его за ситуацию, в которой он часто оказывался в своих отношениях с болельщиками.
В конце той кампании 2006/2007 года, когда появился вариант с годовым контрактом на мое возвращение в «Ливерпуль» (в тот момент я был доступен за восемь миллионов фунтов), я помню, как Фредди сделал какой-то комментарий в прессе о том, что: «Я сам отвезу Майкла Оуэна в Ливерпуль.»
Я полагаю, что это был хороший лозунг, но реально долго это меня не беспокоило. После первых пяти минут «красной пелены», когда мне захотелось броситься в обмен грязными комментариями и дать ему отповедь, я просто рассмеялся про себя и подумал: «Неплохо, Фредди. А ты-таки получил свою минуту славы за мой счет… »
Поразмыслив, я понял, что даже если председатель сказал обо мне что-то неприятное, то я совершенно не должен с этого дня возненавидеть все, что касается каждого аспекта клуба.
В конце концов, пока я был популярен и забивал голы, Фредди не произносил ни слова. Но как только болельщики начинают набрасываться на председателя, то это действительно помогает их популярности, если они говорят что-то сверх меры — как он и сказал про меня.
По правде говоря, я знал, почему Фредди сказал то, что он сказал — и в этом смысле люди должны воспринимать многое из того, что кто-то говорит в футболе, не принимая все это за чистую монету. В чистом виде в этом не было ничего против меня. Фредди просто пытался успокоить болельщиков. Как можно себе представить, это заявление произвело желаемый эффект на болельщиков в краткосрочной перспективе «О да, ты действительно показал ему — молодец, Фредди!»
От вступления со мной в бой не было никакой пользы. Газетные заголовки скоро развеются и станут на следующий день упаковочной бумагой для рыбы и чипсов, как мы все знаем. Иногда лучшая политика — сохранять достоинство и ничего не говорить.
Дело в том, что подобный сценарий не редкость в таком клубе, как «Ньюкасл Юнайтед», с демографией фанатов, «солью Земли», как она есть.
Фредди, будучи также большим поклонником клуба, делал только то, что постоянно делают все болельщики почти в каждом футбольном клубе: они верят, что их клуб на десять процентов больше, а их команда на десять процентов лучше, чем она есть на самом деле. Совсем как я со своими детьми. Я думаю, что они замечательные, и они будут чемпионами мира во всем, что они когда-либо сделают. Но для всех остальных они просто обычные дети.
Такое слепое заблуждение особенно верно в отношении «Ньюкасл Юнайтед», который, как я понимаю, является большим клубом только в том смысле, что у него много болельщиков и большой стадион. Вне поля они исторически не успешны, на самом деле в основном наоборот. И в последнее время они особо ничего не выигрывали.
Короче говоря, у Фредди Шепарда был большой клубный менталитет в клубе, который не был основан на большой сущности. Он был председателем команды, которая в лучшем случае могла надеяться на место в десятке. Более реалистично, что они чаще всего будут пытаться избежать вылета.
Как я уже упоминал, Фредди ушел, Майк Эшли стал новым владельцем, а вместе с ним пришел новый председатель — парень по имени Крис Морт, который, как мне показалось, был адвокатом.
С приходом нового режима на Сент-Джеймс Парк появились обещания более светлого будущего. Судя по всему, Майк Эшли был богатым человеком.
На бумаге все казалось возможным. На фоне чего-то вроде фанфар прессы, которые взволновали отчаявшихся болельщиков, Эшли прибыл в «Ньюкасл» с намеками на громкие трансферы, европейский футбол и хорошие времена.
Как я уже упоминал, во время межсезонья летом 2007 года в моей личной жизни все также приняло несколько иную динамику — в первую очередь под влиянием того факта, что аренда дома в деревне закончилась, и нам нужно было найти другое место для жизни.
Луиза, Джемма и я наслаждались деревенским уединением в течение двух лет, но баланс мнений был таков, что для всех нас было бы полезно жить где-то с большим количеством людей вокруг, с которыми можно было бы поговорить.
Кроме того, меня все больше расстраивало, сколько времени уходит на то, чтобы доехать до тренировочного базы «Ньюкасла».
Поскольку в сентябре Джемма должна была пойти в начальную школу, а наш сын Джеймс был еще очень мал, мы с Луизой решили осуществить идею, которую обсуждали в разное время в течение предыдущего года. Она вернется домой с детьми, чтобы Джемма могла ходить в школу с друзьями, которых она знала.
Как бы резко это ни звучало, это казалось очень даже логичным. Учитывая, что я мог пробыть в «Ньюкасле» еще один год, Джемме не имело смысла начинать учебу где-либо, кроме дома.
Луиза была фантастической поддержкой для меня в течение этих двух с хвостиком лет в «Ньюкасле», и, поскольку вертолетный транспорт все еще был доступен, она могла продолжать быть поддержкой — хотя в основном базировалась дома с детьми.
Параллельно, когда мой приятель Скотт Паркер был продан в «Вест Хэм» в июне 2007 года, я согласился купить его дом, расположенный в самом сердце поместья Даррас Холл — одного из самых престижных районов города, популярного среди футболистов.
Во всех смыслах это месторасположение было для меня гораздо удобнее. Я не только был ближе к тренировочной базе, но и рядом со мной было парочка дружелюбных лиц для какого-никакого желанного социального взаимодействия: Там жили Алан Ширер, Стив Харпер, Шей Гивен и Стивен Карр. Рядом была заправочная станция — в нескольких минутах ходьбы был китайский ресторан. В общем, ситуация была гораздо лучше.
Когда Луиза вернулась на юг, мой отец решил переехать в Ньюкасл, чтобы жить со мной в доме в Даррас Холл. Что моя мать думала об этой договоренности, я не знаю. Может быть, она была очень рада избавиться от него на несколько дней в неделю, потому что на самом деле так все и было!
Она прилетала на домашние игры, а мы с ним возвращались домой на выходные. Это было хорошее, осуществимое соглашение для всех заинтересованных сторон, и его присутствие, с точки зрения того, чтобы он был компанией для меня, было очень желанным.
Неизбежно, учитывая наши общие интересы, мы с папой скатились к комфортной рутине, больше похожие на пару молодых приятелей, чем на отца и сына. Из-за того, что я не умею готовить, еду готовил он. В тех случаях, когда он не хотел это делать, мы просто забредали в местный паб, чтобы перекусить.
По утрам, когда я тренировался, он покупал газету и делал покупки, после чего шел в паб выпить пару пинт. Потом, когда я заканчивал свои дела на тренировочной базе, я писал ему сообщение и договаривался встретиться с ним дома, чтобы посмотреть дневные скачки.
Каждый день мы ходили в разные пабы, чтобы не привлекать к себе слишком много внимания. Мой отец любит все эти пабы и старомодную жизнь. Очевидно, люди привыкли к тому, что мы были рядом, но никто никогда не беспокоил нас. Мы были погружены в добрососедские отношения и приняты местными жителями. Было здорово быть частью этого.
В дополнение к тому, что я бродил с Терри «Два Ягуара», я за эти два года гораздо чаще виделся с парнями из клуба. Алан Ширер также был членом карточной школы, которая собиралась каждые две недели.
Он приглашал меня и кучку приятелей, и мы все отправлялись в местный паб Даймонд Инн в Понтел-Энде, где поднимались наверх в отдельную комнату и играли в карты всю ночь. Время от времени мы ходили в казино и обедали в разных ресторанах города. Жизнь была веселой.
Все это продолжалось в течение нескольких лет до конца моего пребывания в «Ньюкасле». И это летит прямо в лицо тем, кто всегда жаловался, что меня никогда не было в компании, я не брал на себя обязательств, не любил людей и не хотел прилагать никаких усилий. Все было наоборот. Моя жизнь в Ньюкасле была далека от восприятия многих болельщиков. Может, они и не видели меня в ночных клубах на Нортумберленд-стрит в пятницу вечером, но тем не менее я был в Ньюкасле и наслаждался жизнью.
Оглядываясь назад, поскольку мы жили как холостяки, хотя я и не был выпивохой, я порой ел в пабе в дополнение к еде дома — где мой отец не совсем заботился о правильном потреблении калорий. Это была не его вина, и я никогда не хотел винить его. Но я определенно должен был осознавать, что я ем, и немного усерднее тренироваться.
В общем, в те годы у нас была нормальная потеха, и, оглядываясь назад, я пишу это с улыбкой на лице.
Как бы сильно я не уважал методы Сэма Эллардайса в 2007/2008 годах, я просто не мог бы спать по ночам сейчас, если бы набрался смелости и не сказал, что за восемь месяцев его пребывания в должности я начал терять немного уважения к себе. Это не то признание, которым я горжусь.
Но это правда.
В то время как множество мелких травм сводило меня с ума — растяжение паха, операция по поводу грыжи и т. д. — впервые я начал рассматривать возможность того, что больше не являюсь одним из лучших игроков в мире. В мрачные минуты я, наверное, думал: на что же я все-таки способен?
Хотя в то время это не обязательно было осознанным решением, период до того, как Эллардайс покинул клуб в январе 2008 года, было временем, когда в отношении моего стиля игры сменился определенный акцент.
Начиная с 1997 года я сам диктовал, как мне играть — если только тренер не требовал от меня иного, как в случае с Киганом в сборной Англии, или более обширная командная тактика не требовала от меня чего-то другого, как в случае с мадридским «Реалом».
Если я хотел играть на плече у защитника и открываться в коридоры, я делал это, зная, что могу это делать. Если мне говорили, чтобы я играл ниже, связывал игру и держал мяч, я тоже это делал, правда, иногда неохотно, для того, что считалось благом команды.
Однако с 2007 года мое тело и мой разум диктовали все. Казалось бы, бесконечный поток травм — некоторые серьезные, некоторые относительно незначительные — привел меня к тому, что я просто не был способен делать то, что делал когда-то. Я все еще мог бегать, но гораздо медленнее, чем в предыдущие годы. Если мяч попадет в коридоры, у меня в голове будут стоять вопросительные знаки всякий раз, когда мне придется туда забегать. Приехав из мадридского «Реала» и почувствовав себя намного лучшим, чем окружающие меня игроки, теперь я чувствовал себя просто одним из всех остальных игроков.
Это осознание, особенно учитывая неумолимый характер моего мышления на протяжении многих лет, было таким расстраивающим. Я не то что бы думал: «Майкл, теперь ты настоящее дерьмо — этот день настал.»
Но я определенно чувствовал, что становлюсь все более бледной тенью игрока, которым был когда-то. Хуже того, я не помню, чтобы прилагал много усилий, чтобы остановить этот психологическое скольжение вниз, потому что знал, что физически этот аспект моей игры все равно управлял моей ментальной стороной. Я был ослаблен. Не то чтобы я был плохим профессионалом.
Но что я мог поделать?
В двадцать восемь лет я был еще относительно молод. Ни в коем случае я не считал, что моя карьера закончена, и я не хотел, чтобы это было так — у меня была молодая семья, которую нужно было обеспечивать.
Кроме того, хотя я никогда не был поклонником самого Сэма Эллардайса, я наслаждался не только товариществом в раздевалке, но и темпом и характером моей более широкой жизни на Северо-Востоке. Вопреки тому, во что верили болельщики, я был счастлив, хотя и испытывал серьезные опасения по поводу того, как в будущем буду проводить свое время на поле.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что приезд Кевина Кигана в конце января 2008 года дал мне мощный мотивирующий стимул.
Однако в тот момент, когда было объявлено о его назначении, я подумал: «Черт возьми, мне здесь конец… »
Учитывая, как развивались наши отношения в сборной Англии, я не видел абсолютно никакого способа, как он и я могли бы сосуществовать в «Ньюкасле». Помню, как мы с отцом сидели дома, готовясь к кубковому матчу со «Стоком», когда объявили, что Киган будет наблюдать с трибун.
Я мощно сглотнул. Даже когда он сидел на трибуне и смотрел, как мы выигрываем (а я забиваю) дома со счетом 4:1 против «Стока» в Кубке Англии, я все еще немного опасался. Тот факт, что в своей первой книге я хорошенечко прошелся по нему, тоже не помогал.
Наверное, когда я писал о том, как он вел себя со сборной Англии и как я чувствовал, что он плохо обращался со мной, я не думал, что наши пути позже снова пересекутся — не то чтобы это что-то изменило. Мне не нравился его стиль управления с точки зрения того, как он повлиял на меня, и у меня не было проблем сказать об этом.
Но Кевин Киган, который появился в «Ньюкасле» в 2008 году, вполне мог быть другим человеком. С самого начала Киган был абсолютно потрясающим в каждом аспекте игры, в котором только может быть тренер: позитивный, полный энтузиазма, сострадательный, участливый — он был всем, во что меня заставляли верить.
Я подумал: «Хорошо, вот это облегчение. Посмотрим, к чему это приведет… »
И то, куда нас это завело в конечном счете, было лучше. Но нам потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами. Как бы Киган ни привносил больше жизни в эту раздевалку, я так и не почувствовал, что он обязательно был самым инновационным тактиком. Его первые восемь игр были немного тревожными — ни в коей мере не подкрепленными парой разгромов со счетом 4:1 и 5:1 от «Виллы» и «Манчестер Юнайтед», соответственно.
Несмотря на ужасные результаты, этот период был значимым для тренерского персонала. Учитывая, что Кевин Киган все еще был новичком на этой работе, неизбежно наступал переходный период. В какой-то момент в течение недели игры против «Виллы» Киган заметил, что один из тренеров чуть ли не из кожи вон лез, показывая нам, что делать. На Кигана это не произвело впечатления, и изменения были произведены быстро.
В «Ньюкасле», когда одни люди уходили, приходили другие. Таков был путь. В то время мы не знали подробностей того, что вместе с назначением Кигана появилась новая структура высшего руководства, которая включала Денниса Уайза в качестве спортивного директора, Джеффа Ветера в качестве технического координатора и Тони Хименеса в качестве вице-президента по подбору игроков.
В 2008 году я мало что знал о том, как все это работает с точки зрения точности их ролей, и я должен сказать, что у меня было очень мало прямых контактов с Эшли, его управляющим директором Дереком Лламбиасом — или любым другим, уже названным во время моего оставшегося времени в клубе. С моей точки зрения как игрока, никакие из подобных отношений на самом деле не имели значения.
В то время как эта внутрипартийная и управленческая динамика успокаивалась за пределами поля, Кигану потребовалось время до марта, чтобы наложить свой положительный отпечаток на события на поле, и, слава богу, он это сделал, потому что без участия в кубках и надвигающейся возможности свары за вылет можно было почувствовать, что на Сент-Джеймс Парк преданные становятся беспокойными.
Еще в самом начале дня я почувствовал, что существуют серьезные сомнения в достоверности второго пришествия мессии.
Как ни странно, именно в безобидной ничьей со счетом 1:1 на выезде против «Бирмингем Сити» 17 марта ситуация изменилась к лучшему.
Я забил, сравняв счет во втором тайме, и после этого, с Марком Видукой, Обафеми Мартинсом и мной, мы отправились в короткую, но показательную серию, которая началась с победы со счетом 4:1 на Уайт Харт Лейн 30 марта и закончилась поражением от «Челси» со счетом 2:0 в первую неделю мая. Я забил еще три гола, включая дубль в Тайн-Уирском дерби на Сент-Джеймс Парк.
По мере того, как эта серия из хороших результатов продолжалась, можно было почувствовать, как меняется атмосфера в клубе. Временами ее просто колбасило. Мне казалось, что я получаю лишь крошечный проблеск того, что было бы с Киганом у руля за все эти годы. Мы все были взволнованы, идя каждый день на тренировки.
По ходу дела Киган как будто совсем забыл, что мы уже встречались. Он ни разу не поднял вопрос о том, что я написал в своей книге. В сборной Англии он понятия не имел, как с человеческой точки зрения мной управлять. В «Ньюкасле» он все сделал правильно. Как бы в подтверждение этого он даже назначил меня капитаном.
С ним также было и весело. Хотя всегда было ясно, что он — тренер, он определенно прилагал усилия, чтобы присоединяться к выходкам в раздевалке и быть одним из наших приятелей, где бы он ни был, и обычно в тандеме со своим веселым тренерским помощником Терри Макдермоттом. Поэтому есть одна история, которая олицетворяет наше время с Киганом в «Ньюкасле». Я до сих пор смеюсь над этим всякий раз, когда вижу его или когда упоминается его имя.
Ники Батт и я стали очень хорошими друзьями в «Ньюкасле». Помимо того, что Никки был постоянным пассажиром моего вертолета, он был просто великолепен на поле.
У него было много-много разных качеств, у Ники Батта, но больше всего я восхищался его постоянной готовностью жертвовать собой ради команды. Если бы ты когда-нибудь оказался в том тупике, который я описал раньше, и отчаянно искал кого-то, кто мог бы вписаться за тебя, Ники всегда, всегда рвал жилы, чтобы это сделать — даже если, делая это, он поставил бы себя в положение, в котором он был бы открыт для того, чтобы из него сделали козла отпущения.
Ники никогда не беспокоило то, что на поле он был по уши в грязной работе. Он все бы сделал для своих товарищей. Снова и снова он совершал эти бескорыстные поступки, в то же время демонстрируя те неяркие качества, которые болельщики, возможно, не всегда признают, но мы, игроки, больше всего их ценим в наших товарищах по команде. От начала и до конца Батти был абсолютным лидером. И если бы кто-нибудь когда-нибудь считал меня как человека и футболиста таким же, как я судил о Нике Батте, то я был бы очень гордым человеком.
Как бы то ни было, Киган и Макдермотт знали, что мы с Никки хорошие друзья. Итак, однажды, когда мы заканчивали тренировку, Киган вызвал нас на соревнование по голово-теннису
«Мы с Терри против вас двоих», - сказал он, «победители получают право хвастаться.» Мы с Батти лишь громко рассмеялись.
«При всем моем уважении, босс», - сказал я, «Терри едва может ходить. Ему же почти сто лет!»
«Мы вас прибьем», - ответил Киган.
Мы с Ники удалились, чтобы обсудить этот вызов более подробно. Мы все взвесили.
«Послушай», - начал я, «босс, каким бы удивительным он ни был когда-то, ему же тоже где-то около ста лет.»
«Ты прав», - согласился Ники. «Мы не будем играть с ними, если только на кону не будет сотни фунтов.»
На следующий день, так как босс постоянно приставал к нам, втягивая в соревнование, мы представили наше предложение о матче на деньги.
«Мы не станем тратить время против вас двоих, если только на кону не стоят деньги», - сказали мы ему, «так что сделайте так, чтобы оно того стоило, соберите толпу... »
«Мы вас прибьем», - повторил Киган.
Они не отступали ни на сантиметр. Киган просто стоял и ухмылялся, ожидая, когда мы примем его вызов. Эта непоколебимая уверенность выбила нас из колеи — не могу этого отрицать. Это было похоже на попытку нас завести. Мы отступили в тихий уголок, чтобы снова посовещаться.
«Мы что-то упускаем, приятель?» - спросил я.
«Послушай», - сказал Батти, «физически невозможно, чтобы они когда-нибудь победили нас», - продолжал он.
«Они не смогут, не так ли?» - я согласился. «С их возрастом и подвижностью это не поддается никакой логике. Терри Макдермотту понадобится чертов скутер, чтобы передвигаться по площадке.»
Согласившись, что они просто заблуждаются, мы обменялись рукопожатием и скрепили предложение Кигана.
«Хорошо, вы в деле. По сто фунтов каждому», - сказали мы.
Когда наступил День «Д», и толпа ребят собралась вокруг крытого искусственного поля, то, скажем так, меня никогда в жизни так не унижали.
Босс действовал в задней части площадки и покрывал ее с таким небольшим усилием, что это было просто глумом. Сзади он все подчищал. Мало того, каждый мяч, который он получал — если бы Терри Макдермотт тоже не касался его — едва попадал в верхнюю часть сетки и каплей падал на поле.
Терри действовал исключительно возле сетки, иногда притворяясь, что хочет пробить головой, но обычно подныривал, или в другое время он просто позволял мячу скользнуть по его волосам. Другой его трюк состоял в том, чтобы смотреть в одном направлении, а мяч затылком направлять в другом.
Что бы они ни делали, мяч обычно падал туда, откуда мы не могли его вернуть. Точность Кигана поражала: Макдермотт не двигался с места. Они не просто сделали нас — они полностью уничтожили нас. Никогда в жизни мне не преподавали такого футбольного урока. И учитывая, что матч длился до двадцати одного очка — не то чтобы в этом была хоть какая-то случайность.
Когда мы с Батти пришли на следующий день, скажем так, мы держали головы опущенными. Мы даже не хотели быть в компании босса, потому что они так много насмехались — по-настоящему дружелюбно. Всякий раз, когда мы входили в столовую, эти двое начинали кричать изо всех сил всяко-разно и так каждый день.
«Вы принесли нам по сто фунтов каждому?» - каждый раз спрашивал Киган.
«Мы должны им заплатить... » - сказал мне Батти.
Мы согласились, что должны заплатить им, но мы также пришли ко мнению, что мы каким-то образом должны придумать как из завести в ответ.
Первой моей мыслью было: Это задание для Терри «Два Ягуара».
«Папа, если я дам тебе двести фунтов», - спросил я, «не мог бы ты обойти несколько банков и разменять их на монеты по одному пенни?» «Предоставь это мне», - последовал ответ.
«Хорошо, мы заплатим вам завтра», - сказали мы Кигану и Макдермотту.
На следующий день мы все отправились на тренировку. Когда мы закончили, пока Киган все еще был там, проводя некоторую заключительную тренировку с парочкой футболистов, Батти и я улизнули и встретились с моим отцом на автостоянке.
Вы когда-нибудь действительно пробовали, насколько тяжелы двести фунтов в монетами в один пенни? Я не шучу, но нам с Батти пришлось совершить несколько походов в кабинет Кигана и обратно, пока кто-то был на стреме. Они были чертовски тяжелыми.
Когда мы вошли туда, мы очистили его стол и высыпали на него все содержимое банковских пакетов. Когда мы закончили, там была полуметровая гора из пенни!
Мы бросились врассыпную и спрятались в одной из раздевалок в конце коридора, чтобы посмотреть, как он войдет. Вскоре он появился. Открыв дверь, он заглянул внутрь и сразу же понял, что мы сделали.
Мы видели, как он обернулся, смеясь про себя, и повернулся, чтобы взглядом найти нас. Тем временем мы выскочили из раздевалки. Это было так забавно — потом мы пригласили всех ребят посмотреть на нашу работу.
Для командного духа пока он был в «Ньюкасле», Киган был просто совсем другого класса тренер. Более того, он сделал меня капитаном и я действительно почувствовал, что Киган помог мне снова влюбиться в футбол.
Когда сезон закончился, мы были на двенадцатом месте. Ничего особенного — но все же выше на одну позицию по сравнению с предыдущим годом. Какое-то время там, в январе и феврале, это казалось маловероятным.
В конце сезона, поразмыслив над тем, что Киган привнес в нашу раздевалку по сравнению с тем, каким он был в сборной Англии, я пришел к простому выводу, что Кевин Киган, вероятно, просто больше подходит для клубного футбола. Прочитав то, что он сказал в своей книге, я сомневаюсь, что далек от истины.
Мне всегда казалось, что Киган процветает, находясь в окопах, вместе с игроками, с прессой и с советом директоров. Для того, чтобы быть там, он должен был иметь вид затаенного дыхания, участия изо дня в день, что и включает в себя любой клубный футбол. Затем, когда добавляется дополнительная доза ежедневной драмы, которая специально влечет за собой управление «Ньюкаслом», это, очевидно, было аккурат по его части. «Ньюкасл», как немногие другие — то еще место, где тренер испытывает постоянный стресс. Он уже продемонстрировал свой аппетит ко всему этому во время своего первого пребывания там в 90-х.
У сборной Англии никогда не хватало энергии, чтобы накормить Кевина Кигана, когда он видел игроков лишь один раз в месяц. Казалось, что он постоянно бежит с одышкой, без ежедневных сражений, в которых можно было бы бороться — если не принимать во внимание его собственное разочарование по поводу бездействия. Сборная Англии ему просто не подходила. Клубный футбол явно подходил.
То, что у нас в «Ньюкасле» была действительно хорошая группа игроков, что лишь улучшало шансы Кигана. Учитывая, что он также любил атакующих игроков, с тремя нападающими с различными сильными сторонами, у него было много подобных вариантов.
Как я уже упоминал ранее, мне пришлось изменить свою игру, чтобы быть эффективным. Я больше не гонял защитников своей скоростью. Вопросы, которые я обычно отклонял, были следующими: «Кто здесь самый быстрый центральный защитник?» - стали актуальным просто потому, что я знал, что не смогу пронестись мимо любого из них.
Понимая это, и учитывая, как трудно было не выставить в состав одного из нас, Киган иногда отводил мне роль под нападающим в качестве своего рода продвинутого атакующего полузащитника. От меня он тоже не получал никаких жалоб — за эти несколько месяцев с Киганом я играл в один из лучших футболов в своей карьере. Я уверен, что мы оба видели в этом иронию, учитывая наш спор о моей роли на Евро-2000.
Принимая во внимание, что я больше не мог бегать на полной скорости и забегать в коридоры и за защитников, роль, которую Киган создал для меня, сыграла на моих сильных сторонах.
Теперь я был очень рад сменить свою игру.
А ближе к концу сезона 2007/2008 годов он сказал, что хочет подписать со мной новый долгосрочный контракт.
«У тебя отличные футбольные мозги», - говорил он, «Я видел, как ты опускаешься еще ниже...»
Это заставило меня чувствовать себя великолепно. Киган думал, что в конечном счете я могу превратиться в сдерживающего полузащитника, и, как бы странно это ни звучало, я не стал с ним спорить. Просто потому, что никто никогда не видел меня в такой роли, не означало, что я не был способен в ней выступать. В конце концов, в то время, поскольку я был ограничен своим телом, все, что я мог сделать, это попасть в штрафную и забить.
Кто-то другой мог бы сделать это, подумал я, и это было логично, что я мог бы затем продемонстрировать другие атрибуты, которые мне никогда раньше не приходилось использовать: дальность пасов, видение, подкаты и т. д. По мере того как до меня доходил энтузиазм Кигана, я начинал думать: «Может, он и прав, знаешь ли?»
Столкнувшись с возможностью того, что я мог бы пережить что-то вроде карьерного возрождения под руководством Кигана в «Ньюкасле», я уехал на летние каникулы в 2008 году с новым оптимизмом.
Когда мы вернулись на предсезонку, было такое ощущение, что над Кевином уже нависли темные тучи. Мы никогда не узнаем, что произошло на самом деле, но ясно, что вопросы, связанные с трансферной политикой, назревали с конца предыдущего сезона. И с этой группой основных футболистов, контролирующих дела через голову Кигана, было нетрудно понять, что между Киганом и людьми наверху существовала некоторая степень разобщенности.
Вопреки тому, что болельщики, вероятно, думают, как игроки, мы не очень-то и посвящены во все это. Как я уже сказал, я сомневаюсь, что у меня было больше одного разговора с Майком Эшли, и я не думаю, что у меня было так много разговоров с Деннисом Уайзом. Все, что нам нужно было знать — это кто входит с нами в предсезонку, кого мы раньше не видели, и, с другой стороны, какие парни не идут с нами, кто был в команде в предыдущем сезоне.
Так уж случилось, что было много приходящих и уходящих. Джеймс Милнер уехал в «Астон Виллу» до закрытия трансферного окна. Это кое-кого удивило, учитывая, насколько он был хорош играя за нас, и как он мог сыграть на любом месте на поле, и что был двуногим.
Прибыла целая процессия людей: Хонас Гутьеррес был одним из них. Себастьен Бассонг был еще одним. Потом прибыли Фабрисио Колоччини, Дэнни Гатри и, наконец, Хиско.
Стоит и упомянуть почти побочное замечание, что, как и в предыдущие годы и в соответствии с моим контрактом, я снова был доступен для выкупа «Ливерпулем» по постепенно снижающейся в то время цене.
Киган пишет в своей книге, что меня предложили «Ливерпулю» за его спиной. Если такое и случилось, то мне об этом никто никогда не рассказывал. Знал ли он подробности или нет, но пункт о выкупе всегда был в контракте. Я предполагаю, что у него был доступ к этой информации. Что более вероятно, учитывая то, что с тех пор было обнародовано — на самом деле более печальная ситуация: что, возможно, почти все в течение его нескольких месяцев в «Ньюкасле» было сделано за спиной Кигана. Если это так, то это очень плохо.
Однако, насколько я понимаю, Тони Стивенс действительно позвонил в «Ливерпуль» перед закрытием трансферного окна. Ответ пришел в виде «спасибо, не надо». И это было логично.
У Рафы Бенитеса, большого моего поклонника, каким бы он ни был, в то время был в составе Фернандо Торрес. Он был сенсацией и в только что закончившемся сезоне забил тридцать три гола. Могу лишь предположить, что Рафа во мне не нуждался. И вот уже третий год подряд попытки вернуться в «Ливерпуль» ни к чему не приводили.
В любом случае, со все еще свежими мыслями в своей голове о хороших временах впереди с Киганом, я был счастлив остаться в «Ньюкасле» на последний год моего контракта. При прочих равных условиях меня это вполне устраивало. Что бы ни случилось потом, я был готов подождать и посмотреть.
Как бы в подтверждение того, что я принял правильное решение, я забил во втором матче чемпионата против «Болтона», выиграв на Сент-Джеймс Парк со счетом 1:0.
И тут, как гром среди ясного неба, Кевин ушел. У прессы был настоящий праздник души со всем этим — «Киган снова увольняется!»
С другой стороны нам, игрокам, очень мало рассказывали об обстоятельствах. Вместо этого Крис Хьютон — по-настоящему хороший парень, который был помощником Кигана — стал исполняющим обязанности тренера всего после трех матчей лиги.
Какое-то время ходило много разговоров о том, кто может взять на себя бремя правления. Как обычно, было названо несколько имен. Тем временем мы вылетели из Кубка Карлинга и проиграли три матча подряд. Кровотечение нужно было остановить — чтобы вытащить нас со дна таблицы требовалась твердая, опытная рука.
«Да, ребята, очевидно, это был долгий поиск», - начал Хьютон на спешно созванном командном собрании, «но я только что услышал, что новым временным тренером будет Джо Киннер.»
Половина из нас и не слышала о нем — те сумасшедшие годы в «Уимблдоне» остались в далеком прошлом. Среди тех, кто о нем слышал, раздался коллективный стон. Кое-кто из ребят даже засмеялся. Это казалось странным выбором. Киннер и тренером-то не был. Кроме того, насколько я знал, он был вне игры на высшем уровне с конца 90-х.
С самого начала эпоха Киннера в «Ньюкасле» была странной. Каким бы хорошим парнем он ни был, я никогда не был уверен, насколько уместно его футбольное мышление. Кроме того, казалось, что все, что он когда-либо хотел делать, это ссориться с людьми — особенно с прессой.
Ко всеобщему удивлению, время, проведенное Киннером в клубе, не было полной катастрофой. Он немного выровнял корабль. К Рождеству, благодаря частым победам, ничьим и нескольким проигрышам, мы, по крайней мере, вышли из последней тройки. Мне сказали, что совет директоров даже рассматривал возможность предложить Киннеру более долгосрочный контракт.
Вратарь Шей Гивен и Шарль Нзогбия ушли в январское трансферное окно. Ни одна из этих потерь не помогла нам и не порадовала болельщиков. С другой стороны, пришли Петер Левенкрандс, Кевин Нолан и Райан Тейлор — и в качестве дополнительного бонусастал доступен Джоуи Бартон, так как недавно вышел из тюрьмы.
Джоуи, кстати, был парнем, для которого у меня всегда было много времени. В отличие от многих игроков, которых я видел, как позерничают, целуют эмблему и во всех социальных сетях веселятся и отрываются в попытке заискивать перед фанатами, Джоуи было все равно, что кто-то когда-либо думал о нем.
Да, он был немного сумасшедший, и, конечно, когда на тренировках все шло не так, как он хотел, он хотел драться со всем миром. Но я бы запросто взял такого игрока по сравнению с другим типом игроков, который я описал выше. Джоуи не терпел ни туфтогонов, ни дураков. И он будет рядом, если понадобится.
К январю и февралю мы едва держались. Затем Джо Киннеру, к сожалению, пришлось лечь в больницу, страдая, как нам сказали, проблемами с сердцем. Крис Хьютон, опять же, вступил в должность исполняющего обязанности, в то время как борьба за не вылет назревала по-крупному.
Тем временем последние муки моей международной карьеры за сборную Англии разыгрывались бессвязно и в конечном счете впустую.
Пропустив большую часть отборочной кампании к Евро-2008 из-за реабилитации, я отчасти сомневался, что действительно буду играть на еще одном крупном турнире.
Интуиция меня не подвела. Я так и не сыграл в еще одном крупном турнире, я вообще почти не буду играть.
После того как Стив Макларен сменил Свена после Чемпионата мира 2006 года, команда пережила небольшой спад. Некоторые игроки старели, сборная Англии находилась в переходном периоде.
Как бы то ни было, в 2007 году я чувствовал, что мне все еще есть что предложить на международном уровне. В июне я побил рекорд Гари Линекера по количеству забитых мячей за сборную Англии в матче с Эстонией, а затем, несколько месяцев спустя, дважды забил в победном матче против сборной России на Уэмбли, закончившимся со счетом 3:0. Через месяц после этого мы отправились в Москву на ответный матч. И что это получилась за поездка — и не только потому, что мы проиграли со счетом 2:1, серьезно подорвав при этом наши шансы на квалификацию Евро-2008.
Когда мы заходили на посадку в России, пошел снег. К тому времени, когда мы приземлились на саму взлетную полосу, он уже валил вовсю. Когда мы съехали с взлетной полосы, направляясь к месту нашей стоянки, уровень снега поднялся с восьми сантиметров до двадцати, казалось, в мгновение ока. Затем мы оказались в очереди за десятью или пятнадцатью самолетами, все они ждали, чтобы припарковаться.
Прошло десять минут.
Прошло полчаса.
Между тем снег все еще валил.
«Мы не знаем точно, что будет», - сказал пилот по внутренней связи, «впереди никакого движения. Вам придется приготовиться к самому худшему.»
Парень намекал, что мы можем пробыть там несколько часов и, возможно, нам придется спать в самолете. Я думал: «это невероятно. Что же будет?»
«Я позвоню Роману Абрамовичу», - вдруг сказал Джон Терри из ряда за моей спиной.
Джон достал телефон и позвонил Роману. «Роман, мы застряли в очереди самолетов в аэропорту», - начал он, «они говорят, что это может занять вечность. Можно как-нибудь с этим разобраться?»
Я не шучу — через три минуты после того, как Джон закончил разговор, двигатели самолета заработали, и мы начали двигаться. Вскоре мы уже обгоняли все остальные самолеты, выстроившиеся в очередь с нашей стороны, и поехали прямо на стоянку. Затем мы выехали из аэропорта и направились прямиком в командный отель. Все это было так странно — но в высшей степени свидетельствовало о силе, которой обладал Роман!
Тем не менее поражение в России поставило нас в шаткое положение в группе Е, и когда мы проиграли сборной Хорватии со счетом 3:2 и в результате не смогли отобраться на Евро-2008, Стив Макларен был уволен на фоне множества заголовков о знаменитом инциденте с зонтиком на Уэмбли. Хотя я сам не играл в тот вечер против Хорватии, я чувствовал, что моя международная карьера теперь висит на волоске.
Кстати, я был одним из немногих, кому было жаль Стива. Он хороший человек, он мне очень понравился. Без тени сомнения, он был потрясающим тренером — одним из лучших, под чьим руководством я когда-либо играл. С точки зрения тактики он был просто великолепен, хотя тоже играл по схеме 4-4-2.
В свою защиту он сказал, что это, вероятно, потому, что он тренировал под руководством Ферги, который сам играл под маркой 4-4-2, когда «Манчестер Юнайтед» играл дома против более слабых команд, когда схема не имела такого большого значения. Однако, если бы приехал «Реал Мадрид», то такого построения вы бы не увидели.
Стив мог изучить противника и настроиться на противодействие его силам так же хорошо, как и любой другой. Потом он мог бы связать эту информацию непосредственно с нашими тренировками — он действительно был докой в своем деле. Я всегда считал, что он просто жертва обстоятельств.
А потом Англия наняла Фабио Капелло.
Поначалу, когда он только приехал, у меня не было особого мнения о Фабио. Очевидно, что на чисто футбольном уровне у него был достаточно приличный послужной список в итальянском футболе. Кроме этого, я очень мало о нем знал.
Когда он собрал состав на первую командную тренировку, первое, что мы заметили, было то, что он был очень строг, когда дело касалось еды: никакого масла, никакого соуса и т. д. Мы уже видели это раньше.
Второе, что нас поразило — это то, что он буквально ни слова не говорил по-английски.
На собраниях он разговаривал исключительно по-итальянски со своим переводчиком, и я чувствовал, что, делая это, его сообщения теряли какую-либо ценность. Как можно мотивировать кого-то, когда вы даже не можете общаться на одном языке? Все просто смотрели друг на друга. Я думал, как этот парень собирается нам что-либо рассказать?
Теперь, оглядываясь назад, я понятия не имею, что заставило ФА назначить кого-то, кто не умел говорить по-английски. В это просто не верилось. Но в то время существовала более широкая фиксация на иностранных тренерах. В конце концов, в глазах большинства людей Свен проделал достойную работу. Я могу лишь предположить, что ФА думала, что Фабио может предложить нечто подобное.
Первый раз, когда он меня взял в состав это был товарищеский матч со Швейцарией на Уэмбли в феврале 2008 года. Он оставил меня на скамейке запасных в незаслуживающей доверия победе со счетом 2:1. Второй раз был товарищеский матч со сборной Францией месяц спустя, и он снова оставил меня на скамейке запасных. Будучи игроком стартового состава сборной Англии в течение нескольких лет, это вызвало тревогу. Сидя там, я думал: «О нет, это нехорошо.»
За десять или пятнадцать минут до конца проигрываемого со счетом 1:0 матча, он выпустил меня на поле. Моим постоянным воспоминанием о том вечере было мое последующее появление перед кордоном из прессы. К этому времени нежелание Фабио выпускать меня в старте стало уже чем-то вроде горячей истории. Пресса все время спрашивала меня, объяснил ли он свое решение, и если да, то что он сказал. Они могли сказать, что я не был счастлив. Таково было мое намерение.
«На какой позиции он велел вам играть после выхода на поле?» - спросил меня один из них.
«Не знаю», - ответил я.
«Что? Ни инструкции, ничего?» - продолжал он.
«Нет. Я просто выходил на поле», - подтвердил я.
Я высказал свою точку зрения — и я уверен, что пресса получила сообщение.
Я подразумевал, что причина, по которой он не давал мне никаких указаний, была совершенно ясна: он не мог — потому что не говорил по-английски. У меня было очень мрачное настроение, и я хотел, чтобы пресса обратила на это внимание. Это сработало.
На следующий день спортивные страницы были полны заголовков «Майклу Оуэну не сказали, где играть». Каким бы кратким ни было мое появление в прессе, пресса написала историю, основываясь на моей реакции, в отсутствие каких-либо конкретных цитат с моей стороны для ее подкрепления.
Очевидно, не нужно быть гением, чтобы понять, что эти заголовки были довольно обличительными по отношению к тренеру, который лишь в течение двух игр был на этой должности. И, наверное, не случайно, что Фабио Капелло больше не вызывал меня. То ли он просто не оценил меня, то ли ему не понравились заголовки, мы никогда не узнаем.
Все, что я знаю — что после этого он ни разу не приходил на Сент-Джеймс Парк, чтобы посмотреть на меня. На самом деле, насколько мне известно, он наблюдал за мной всего один раз в жизни — на Эмирейтс, где я в лучшем случае лишь дважды коснулся мяча. Нас должным образом нафаршировали со счетом 3:0, пока он сидел там. Он не смог бы сделать из этого никаких выводов.
Просто, придя в команду в качестве нового тренера, Фабио почувствовал, что должен что-то изменить. И это нечто оказалось Майклом Оуэном. Для меня это было как утверждение.
После всего этого я, очевидно, продолжал следить за сборной Англии по телевизору. Я смотрел его пресс-конференции и слышал, как журналисты говорили: «Фабио, вы опять не вызвали Майкла Оуэна. Вы на самом деле не думаете, что он не в тройке трех лучших нападающих, которые у нас есть?» Пресса на этот раз была на моей стороне. Это было смешно — мне было всего двадцать девять лет, и у меня было восемьдесят девять игр за сборную. Очевидно, что он никогда не отвечал на такие вопросы.
Поэтому, возможно, вас не удивит, если я скажу вам, что, оглядываясь сейчас на пребывание Фабио Капелло на посту тренера сборной, я делаю это с большим негодованием.
Он не только оборвал с трудом заработанную международную карьеру без каких-либо объяснений, но и стал одним из наименее эффективных тренеров Англии. Если бы он действительно добился успеха, по крайней мере, я мог бы подумать: «Ну ладно, как бы мне ни не нравилось, что он делает все по-своему, по крайней мере, это было на благо английского футбола в целом.»
Но дело было даже не в этом. Он был полным дерьмом. Чемпионат мира в Южной Африке в 2010 году был провальным от начала до конца. Вместо того, чтобы включиться в процесс, доказать правоту ФА и действительно что-то выиграть, вместо этого он регрессировал английский футбол.
Мало того, ему платили целое состояние, и он даже не мог побеспокоиться о том, чтобы хоть как-то овладеть языком.
Для меня все это непростительно — не только потому, что по пути именно я был принесен в жертву. На мой взгляд, Фабио Капелло нанес катастрофический ущерб как моей карьере, так и английскому футболу в целом, и за это ему еще и щедро заплатили.
Затем он уехал в закат и отправился на другую работу со сборной Россией, не испытав никаких последствий за то, что сделал невероятно плохую работу. Он ни перед кем не отчитывался. Какому человеку в любой другой сфере жизни такое сойдет с рук?
В общем, это был позор — и я очень надеюсь, что ФА извлекла урок из фиаско с Фабио. Похоже, что так оно и случилось.
В данный момент было бы упущением с моей стороны не сказать этого в целом, и это не должно звучать дискриминационно или расистски, но я всегда чувствовал, что сборная Англии должна иметь английского тренера. Если это не потому, что все мы англичане и страстно хотим представлять нашу страну, то какого черта еще мы там делаем?
Кроме того, и это всегда было моим мнением, что в международном футболе игроки, тренер, физиотерапевт и т. д. должны быть из страны, которую они представляют. Вот чем должен быть между-народный футбол.
Насколько Свен был действительно хорошим парнем и делал, по мнению некоторых людей, достойную работу, тот факт, что он был шведом, неотвратим. Я просто не понимаю, как какой-то тренер может мотивировать кучу парней, с которыми он не имеет общей национальности. Как гордый англичанин, я бы каждый день брал английского тренера типа Гарета Саутгейта, а не Капелло или Свена. Это только мое мнение — наверное, лучше оставить эти разговоры…
Когда я оглядываюсь на свою карьеру в сборной Англии в целом, пока я сижу здесь и пишу эту книгу, у меня возникает одно чувство, от которого я просто не могу избавиться: мы должны были выиграть крупный турнир. Он ждал нас там.
Если подумать, то между 1998 и 2006 годами была эпоха, когда у нас на определенных позициях, возможно, были одни из лучших игроков в мире.
Центральные защитники? Их тонны: Сол Кэмпбелл, Ледли Кинг, Рио Фердинанд, Тони Адамс, Джонатан Вудгейт, Джон Терри, Карра — список можно продолжать. Крайние защитники? Гари Невилл и Эшли Коул были не хуже других в мире. Полузащита? Слишком богатый выбор: Бекхэм, Скоулз, Лэмпард, Джеррард — и так далее.
На всех участках поля в течение нескольких поколений у нас были игроки, способные выиграть Чемпионат мира или чемпионат Европы. И все же мы так этого и не сделали. Хотите знать причину? Я дам вам ее в числовой форме: 4-4-2.
Когда вы думаете о более успешных тренерах сборной Англии в последние годы: Венейблс, Ходдл и Гарет Саутгейт — что у них общего? Все они предпочитают вариант схемы 3-5-2 (или, по крайней мере, 3-5-1-1).
Для меня совершенно не случайно, что, когда мы играли по этой системе, сборная Англии была ближе всего к тому, чтобы что-то выиграть. Свен в 2002 году был единственным возможным исключением. У нас был реальный шанс, несмотря на его тактические недостатки, но мы снова им не воспользовались
В те ключевые годы схема 4-4-2 никогда не играла на наших сильных сторонах. Во всяком случае, это притупляло изобилие талантов, которые у нас были, потому что это означало, что мы должны были либо не выставлять хороших игроков, либо заигрывать их не на их основных позициях, вписывая в систему. Это было так неприятно — и как игрок ты тогда так и не мог ничего сказать.
Самым раздражающим был спор «Стивен Джеррард и Фрэнк Лэмпард не могут играть в одной команде». В каком-то смысле люди, которые говорили это, были абсолютно правы, но не по той причине, о которой вы думаете.
Стивен и Фрэнк были просто слишком хороши, чтобы кому-то из них досталась роль глубокого полузащитника из четырех человек. Это просто не та роль для двух лучших игроков когда-либо надевавших футболку сборной Англии.
Лэмпарду нравятся такие игроки, как Эссьен и Макелеле, сидящие за его спиной в «Челси». У Стивена был кто-то вроде Диди Хаманна. Оба они были замечены в лучшем виде для своих клубов, убегая вперед, рыская вдоль поля, появляясь на краю штрафной и забивая голы.
Такое редко случалось в сборной Англии — и это потому, что они играли в системе, которая их не устраивала. Мы должны были изменить систему, чтобы приспособить их и позволить им свободно бегать, как они это делали в своих клубах со страхующим игроком типа Оуэна Харгривза.
Достаточно было посмотреть на другие команды, чтобы понять, что 4-4-2 — это не та схема, которой нужно играть. Такие команды, как Испания, начали уплотнять полузащиту. И при этом вы никогда не заберет у них мяч. Другие команды делали то же самое — до тех пор, пока не дошло до того, что если у вас не было какой-то вариации пяти игроков в середине поля, вы просто теряли центр поля. А в современном футболе нельзя просто позволить себе потерять центр.
Тем не менее, мы часто придерживались 4-4-2, несмотря на очевидные предупреждающие признаки того, что игра развивается. У нас был такой парень, как Пол Скоулз, который начинал в своем клубе как атакующий полузащитник, но стал полузащитником-квотербеком — организовывающим игру. Несмотря на это, половину времени мы заигрывали его на левом фланге!
Мы играли с кучей парней на позициях, которые им просто не подходили. И потому мы не только не выиграли ни одного крупного турнира, но и растратили впустую огромный талант одного из величайших поколений игроков, когда-либо существовавших в английском футболе.
Оглядываясь назад на свою карьеру, я, честно говоря, никогда ни о чем не жалел. Конечно, было бы здорово выиграть чемпионат или Лигу чемпионов с «Ливерпулем», или Лигу чемпионов с «Мадридом», или Чемпионат мира со сборной Англии, но я, честно говоря, никогда не задумывался ни о чем из этого списка.
Во всяком случае, ничего из этого не было написано на моих звездах. Что я выиграл, то и выиграл. Карьера, которую я сделал, была той, которую я заслуживал. Я редко думаю: а что, если? Я предпочитаю смотреть вперед.
Сказав это, если бы меня заставили выбрать что-то, что заставило бы меня чувствовать себя наиболее удовлетворенным, то это определенно было бы выиграть что-то со сборной Англии. Я смотрю на таких игроков, как Джефф Херст и Бобби Мур, и не могу отделаться от ощущения, что было бы здорово, если бы наше поколение пользовалось таким же высоким уважением.
Сказав все это, я безмерно горжусь своей международной карьерой в сборной Англии — и эта гордость распространяется на все возрастные группы, которые я представлял на протяжении многих лет, начиная с четырнадцати лет и выше.
Хотя я всю жизнь прожил за валлийской границей, я считаю себя самым гордым англичанином, каким только может быть человек. Мне хотелось бы думать, что на протяжении всей моей двадцатилетней карьеры — восемьдесят девять матчей и сорок голов — я всегда отдавал все свои силы и заставил гордиться футболкой.
