Майкл Оуэн. «Перезагрузка» 8. Вершина
***
Несколько человек в футболе, включая сэра Алекса Фергюсона, официально заявили, что они чувствовали, что я переиграл в первые несколько лет в «Ливерпуле». Из этого следует, что, поскольку я сыграл так много игр пока был молод, именно поэтому я и травмировался. Сэр Алекс даже сказал, что, будь я в то время игроком «Манчестер Юнайтед», он не использовал бы меня так, как это делал «Ливерпуль».
Однако, если изучить факты немного более внимательно, в течение этих сезонов, о которых идет речь, у сэра Алекса были молодые игроки, которые играли почти столько же игр, сколько и я.
Но вот в чем разница: его молодые игроки не были доступны для каждой игры своей сборной, в то время как я представляя сборную Англии в возрасте до 20 лет на таких турнирах, как Чемпионат мира в Малайзии и так далее. Поэтому он и чувствует, что лучше защищает своих игроков.
А что чувствую я?
Ну, учитывая, что я был там все время, я думаю, что невозможно сказать что, играй я меньше, то меньше бы травмировался. Все не так просто.
Мои травмы всегда были связаны с мышцами. Даже мой страшный перелом ноги и серьезная травма колена, о которой я расскажу позже, были связаны с мышцами. Причина этого довольно проста — генетика. Я склонен к мышечным травмам. Просто я так устроен.
Мой отец был профессиональным спортсменом в течение пятнадцати лет и все равно тянул мышцы. И мои братья точно такие же. Из-за того, что мы все были такими быстрыми, мы также все постоянно тянули свои мышцы. Это семейное.
Моему брату Терри сорок девять. Даже сейчас он может появиться на круговой тренировке с группой двадцатилетних парней и во время спринта надрать им задницы. Мы просто от природы очень быстры — все мы. Но он всю жизнь тянул мышцы.
Говоря все это, я не сомневаюсь, что независимо от того, сколько мне было лет — восемнадцать, двадцать или двадцать пять — это не имело бы значения.
В равной степени, сыграл ли я пять игр или пятьсот, эта восприимчивость к растяжению мышц была бы точно такой же. И на протяжении всей моей карьеры, с парой аномалий вперемешку, именно это я и делал: я тянул мышцы.
Теперь, оглядываясь назад, я думаю, что сэр Алекс был прав в том отношении, что «Ливерпуль» мог бы использовать меня более стратегически в период с 1997 по 2000 год.
Но правда в том, что мы просто не могли позволить себе роскошь играть с Тедди Шерингемом на одной неделе, с Энди Коулом на следующей, а затем с Оле Гуннаром Сульшером на следующей неделе, а потом еще и с Дуайтом Йорком. По сути, у нас были Майкл Оуэн и Робби Фаулер, и в какой-то момент мы оба получали травмы.
Что же нам оставалось делать?
Я знаю, что имел в виду сэр Алекс, но не думаю, что все так просто, как он выразился.
Я всегда вижу во всем положительное, и мне кажется, что если бы меня защищали в восемнадцать или девятнадцать лет, я, может быть, и не выиграл бы две Золотые бутсы.
Если бы я был в «Манчестер Юнайтед», то провел бы всего пять матчей за сезон и, возможно, вообще не попал бы на Чемпионат мира 1998 года. Я, вероятно, не был бы в состоянии забить даже близко того количества голов, которое мне было нужно, чтобы привлечь внимание Гленна Ходдла и пробиться в его команду.
Учитывая этот теоретический сценарий, я уверен, что такие люди, как сэр Алекс Фергюсон, сказали бы: «Да, но ты был бы великолепен на следующем Чемпионате мира.»
Я считаю, что мне все равно, был ли я очень хорош в восемнадцать лет или в тридцать. Просто случилось так, что я был готов быть лучшим, каким только мог быть в молодом возрасте. Я бы ни за что не хотел бы ничего менять.
Когда вы смотрите на начало моей карьеры — голы, Золотые бутсы и, в конечном счете, Золотой Мяч, как вы можете сказать, что это был неправильный способ играть в футбол? Нет никакого неправильного способа выиграть Золотой Мяч. Я достиг пика своей карьеры. Это случилось между восемнадцатью и двадцатью двумя годами.
Вы можете, конечно, придраться и сказать: «Да, но ты мог бы дольше быть лучшим...» Но, судя по тому, что я видел, меня там вообще могло и не быть. Мой дерьмо-фильтр всегда заставлял меня думать: прими то, что у тебя есть, забудь то, что у тебя могло бы быть.
Я вернулся в предсезонку к чемпионату 2000/2001, физически достаточно здоровый, но все еще психологически травмированный событиями Евро-2000 под руководством Кевина Кигана.
Тем временем Улье подписал новый пятилетний контракт и снова обновил команду, пригласив таких парней, как Гари Макаллистер, Ник Бармби и Маркус Баббель. Команда росла, закалялась — и это было необходимо, учитывая объем игр на горизонте.
В дополнение к тридцати восьми матчам лиги, в 2000/2001 году мы будем участвовать в трех кубковых соревнованиях. Когда мы стартовали 19 августа с домашней победы над «Брэдфорд Сити» со счетом 1:0, никто бы не догадался, что мы выиграем все три соревнования.
Опять же, я начал с абсолютно прорывного дубля в ничейном выездном матче против «Саутгемптона», завершившегося со счетом 3:3. Неделю спустя, в домашнем матче против «Астон Виллы» 6 сентября, я сделал еще один хет-трик, который, возможно, был немного реакционным.
За три дня до этого мы вернулись со сборной Англии с международного товарищеского матча против Франции в Париже. Для меня это был плохой случай дежа вю, только немного хуже. Вместо того чтобы выпустить меня в старте, а потом заменить, как он делал это на протяжении всего Евро-2000 в Париже, Киган даже не потрудился зайти так далеко. Он выпустил Энди Коула в атаку и усадил меня на скамейку. Я был не в восторге.
Потом, когда через восемьдесят минут он все-таки выпустил меня вместо Пола Скоулза и я забил, я смотрел на него на скамейке на несколько секунд дольше, чем в Шарлеруа. Я уверен, что чётко дал понять свою точку зрения!
Сделай я это или нет, но Киган ушел через месяц после печально печального поражения от Германии со счетом 1:0 — финального матча на старом стадионе Уэмбли, где мой товарищ Диди Хаманн со штрафного нанес сокрушительный удар по квалификации в отборочной группе сборной Англии на Чемпионат мира 2002 года. В тот вечер меня не было в команде, последней игре сборной под руководством Кигана. Ограничусь лишь тем, что, учитывая нашу совместную историю в сборной, я не очень жалел, что он ушел.
Четыре дня спустя, опять же в очень короткий срок, Ховард Уилкинсон снова вышел на первые роли в выездном матче отборочного турнира Чемпионата мира в Хельсинки против Финляндии.
Надо отдать ему должное за это, но его выходки в Финляндии были не менее странными. Как будто его методы обучения были недостаточно плохими, некоторые из его комментариев при выборе команды стали бы кладезем шуток, если бы они не были так удивительны в устах бесспорно опытного тренера.
«Я мог бы подбросить монетку...» – сказал он, когда разговаривал с Дэвидом Симэном и Найджелом Мартином о том, кого он выпустит на поле тем вечером.
«Я не думаю, что ты сам знаешь свою лучшую позицию...» – был еще один перл Уилкинсона, направленный Эмилю Хески, после чего все равно поставил его не на его родную позицию.
В общем, матч против Финляндии представлял собой странный беспорядок — не в последнюю очередь потому, что он оставил меня на скамейке на весь матч в тупиковой игре, которая буквально кричала о свежих ногах. Я сидел и закипал. Но, увы, со скамейки никто меня не вызывал. Игра закончилась со счетом 0:0 — и Ховард Уилкинсон снова ушел, чтобы в январе 2001 года быть замененным Свеном-Йораном Эрикссоном. С Ховардом всегда случались странные вещи.
К декабрю 2000 года сезон «Ливерпуля» набирал серьезные обороты. Мы были пятыми в чемпионате — на пять очков отставали от лидеров «Манчестер Юнайтед». Обыграв «Фулхэм» благодаря трем голам в дополнительное время (один из них мой), мы забронировали себе место в двухматчевом полуфинале Кубка Уортингтона, запланированном на середину января против «Кристал Пэлас».
Игры в Европе были столь же успешны. Выездной гол в Бухаресте уладил суровый двухматчевый роман с румынским «Рапидом» из Бухареста в первом раунде. Во втором туре, в конце октября на Энфилде мы со счетом 1:0 обыграли чешский «Слован Либерец». Я отсутствовал в той игре по совершенно неправильным причинам. Десять дней назад мы играли против «Дерби» на Прайд Парк. Это была игра, которую мы в конце концов выиграли со счетом 4:0 благодаря хет-трику Эмиля Хески.
Во время подготовки к его первому голу я совершил рывок к ближней штанге и как-то споткнулся. Секунду я лежал на земле, потом поднялся на колени. Тем временем сзади от меня подбежал защитник «Дерби» Крис Ригготт. Пока я вставал он, не в силах остановиться попытался перепрыгнуть меня. У него это не особо получилось. Вместо этого его колено врезалось мне в затылок.
Стало темно — и с этого момента я рассказываю только то, что мне самому говорили об этом, потому что у меня нет о дальнейшем никаких воспоминаний.
По-видимому, после того, как меня положили на носилки, я начал спорить с врачом и физиотерапевтом, утверждая, что со мною все в порядке и я могу вернуться на поле. Тем временем доктор накладывал мне тринадцать швов на ужасную рану на затылке.
Как выяснилось, порез был наименьшей из моих забот. Удар настолько сотряс мой мозг, что я потерял всякое представление о реальности. Захотев вернуться, я, видимо, все же передумал и снова рухнул уже в раздевалке, после чего была вызвана скорая помощь, которая отвезла меня в больницу.
Следующее, что я помню — это то, что я очнулся в больнице в состоянии полной паники. Где-то глубоко в подсознании я слышал голоса. Это было похоже на сон, но я инстинктивно знал, что это не сон.
«Я думаю, мы могли его потерять», – говорили голоса, «он мог умереть.» Нет ничего лучше, чем услышать, что ты, возможно, умираешь — это побуждает тебя к действию, позвольте заметить.
«Я проснулся! Я не сплю!» – крикнул я через всю комнату туда, откуда, как мне показалось, доносились голоса. Кто-то подошел к моей кровати и осмотрел меня, чтобы убедиться, что нет никаких серьезных повреждений, кровотечений и так далее.
Трудно сказать, как долго длился весь этот эпизод, но мне разрешили вернуться в командный автобус. Все, что я помню о том путешествии, это то, что я сидел там и просто плакал всю дорогу до Ливерпуля аккурат перед всеми ребятами.
Не то чтобы я был расстроен — позже мне сказали, что удар коленом повредил область моего мозга, контролирующую эмоции. В общем, какое-то время я не контролировал себя; я рыдал, рассказывая всем ребятам, что мог умереть.
Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что все это немного неловко. Но это была ужасная травма, которая потенциально могла быть еще хуже. И не только поэтому, но, как оказалось, у этой истории был печальный конец. Рядом со мной за занавеской в приемной скорой помощи лежал бедный парень, который попал в больницу после аварии на мотоцикле. Это о нем говорили, как я слышал, что теряют его. Он умер рядом со мной за занавеской.
Удар в голову несколько недель держал меня вне футбола. В течение нескольких дней я был нетверд в ногах и эмоционально огорчен.
Я вернулся на поле и забил в ответном матче второго раунда Кубка УЕФА против «Слована Либереца» в Чехии. Через две недели мы вышли в четвертый раунд после победы над «Олимпиакосом» с общим счетом 4:2. Входя в 2001 год, сезон был складывался просто отлично.
Сегодня, к сожалению, на такие соревнования, как Лига Европа (или Кубок УЕФА, как это было тогда) и в меньшей степени Кубок Англии, смотрят свысока — вероятно, из-за того, насколько серьезными турнирами стали Премьер-лига и Лига чемпионов.
Но в то время эти соревнования было чрезвычайно трудно выиграть — особенно Кубок УЕФА. Команды всегда играли в полную силу, все относились к этому очень серьезно, включая Жерара Улье.
С самого начала того сезона у всех нас сложилось впечатление, что в списке его желаний победа в еврокубках стоит на первом месте. Поразмыслив, он решил, что у него есть для этого подходящая команда. Мы просто подходили для футбола на выбывание. Мы могли забивать голы, но могли и хорошо защищаться.
Сами Хююпя, например, был одним из самых недооцененных игроков, с которыми я играл. Он был абсолютным эпицентром этой защиты; он доказывал неделю за неделей, что был игроком мирового класса. Помимо того, что он был невероятен на мяче в том смысле, что каждый мог отождествить его с этим, именно мелочи, которые делал Сами, по-настоящему его выделяли.
Там, где другие защитники, выбивая мяч, могли вслепую рубить, в свою очередь заставляя мяч после отрикошетить от их голени и выйти на угловой — с Сами такого никогда не случалось. Все, что он делал, было так безупречно, как только может быть. Единственное, что он не мог делать блестяще, так это бегать — он вообще был не очень быстрым. Тем не менее, из-за того, что он был таким умным, его никогда, никогда не подлавливали.
А потом, когда добавили в уравнение Стефана Аншо, который был великолепен в том году, и Джейми Каррагера, который много играл в том году на позиции крайнего защитника, тогда у нас, несомненно, появилась защита, которую трудно было сломать.
Как команда, мы имели в своем распоряжении всевозможные варианты на каждой позиции на поле. С Эмилем Хески и мной в качестве главных нападающих, мы могли позволить себе сидеть немного глубже, а затем ударить по флангам в контратаке, если позволят обстоятельства. Мы играли с Диди Хаманном в качестве сдерживающего полузащитника, но мы никогда не играли с фланговыми полузащитниками как таковыми. Вместо этого мы ставили троих игроков в ряд перед Диди, а все атаки исходили оттуда. В нашем распоряжении были Джейми Реднапп, Владимир Шмицер, Дэнни Мерфи и Стивен Джеррард — список можно было продолжать. В общем, в тот год нас было очень трудно победить — и мы доказывали это снова и снова против высококлассных европейских команд.
В наше время мне всегда говорят: «В какой игре ты показал свое лучшее индивидуальное выступление?» Многие могли бы гадать, что это будет игра, в которой я забил три гола в ворота сборной Германии в 2001 году. Или игра, когда я забил тот гол в ворота сборной Аргентины в 1998 году.
Но я и по сей день утверждаю, что мое лучшее выступление было дома против «Порту» в ответном матче четвертого раунда Кубка УЕФА на Энфилде 15 марта 2001 года.
Забить два гола в Риме против «Ромы» в предыдущем раунде было само по себе большим достижением. Но, как бы ни был важен тот вечер в Риме, все в той игре с «Порту» было для меня совершенством — и не только с точки зрения результата.
Статистика говорит, что я забил лишь один гол — головой перед трибуной Коп. Зрителю это могло показаться просто еще одним вкладом в то, что было блестящей победой со счетом 2:0, которая вывела нас в европейский полуфинал против «Барселоны».
Но иногда ты уходишь с поля, глубоко внутри себя зная, что каждый мыслимый аспект твоей игры был первоклассным: твой контакт с мячом, твоя игра на удержание, твои пасы, твоя защита — все. Конечно, в моей карьере было и будет много других замечательных моментов, достойных попасть в заголовки СМИ. Но в целом матч против «Порту» остается лучшей игрой, в которую я когда-либо играл.
Выездной матч полуфинала в Барселоне 5 апреля был не совсем таким. Мы были абсолютно забиты с точки зрения владения мячом, но мы продержались. Я чуть ли не пару раз коснулся мяча, не более.
Такая стойкость была отличительной чертой всего этого сезона. Если понадобится, мы могли бы просто защищаться, чтобы сохранить этот важнейший сухой матч. Так мы и сделали — а потом вернулись домой и обыграли их со счетом 1:0 с голом с пенальти от Гари Макаллистера. Кульминация сезона была еще впереди.
Между тем, параллельно Свен-Йоран Эрикссон взял на себя руководство сборной Англии. С самого начала он мне понравился — и всем он нравился.
Во многих отношениях он был великим тренером, хотя никогда особо не занимался именно тренировками или, по сути, разговорами. Вместо этого он полностью полагался на своего помощника Стива Макларена. Насколько он знал игру и выбирал правильные составы, тактически он оставлял большую часть деталей Стиву.
Нельзя отрицать, что это был трудный период для игрока сборной Англии.
Как я уже упоминал, пресса чувствовала себя нашими врагами — до такой степени, что людям даже не нравилось выступать за свою страну. Это была ужасная среда — ты просто не мог дождаться дня игры. Я знаю больше, чем парочку парней, которые рано ушли из сборной из-за того, что вся эта эпоха была просто такой несчастной.
Тем не менее, как бы тяжело это ни было, оглядываясь назад, я думаю, что Свен возродил в нее немного счастья. Он был достаточно умен, чтобы понимать, что счастливые игроки вне поля, вероятно, давали лучшую игру на нем. В этом плане он был совершенно спокоен.
На командных собраниях он разрешил нам играть в гольф за два дня до игры. Если мы хотели поехать на такси в Виндзор, чтобы походить немного по магазинам, для него это было совершенно нормально, в разумных пределах, естественно. Если ему нужно было быть жестким, он мог быть и таким. Он никогда бы не позволил нам втаптывать его в грязь. Я думаю, что он создал совершенно правильный баланс, и я думаю, что большинство других парней чувствовали то же самое.
К счастью, он оказал непосредственное влияние на наши выступления на поле.
Хотя я никогда не чувствовал, что он играл вполне правильной схемой, нельзя отрицать, что он добился результатов — особенно в те первые дни. Его первым соревновательным матчем стала победа над сборной Финляндии со счетом 2:1 на Энфилде в марте, в котором с Дэвидом Бекхэмом забили по голу в первом тайме.
Через четыре дня мы отправились в Албанию и выиграли со счетом 3:1. Там я тоже забил. Команда была идеально подготовлена к решающим играм, которые должны были состояться позже в том же году против сборных Греции и Германии.
Тем временем в «Ливерпуле», взяв наш первый трофей в сезоне благодаря победе в серии пенальти над «Бирмингем Сити» в финале Кубка Уортингтона на стадионе Миллениум в Кардиффе, мы приближались к наиболее важной стороне сезона 2000/2001.
С моей стороны было бы упущением не упомянуть, что меня всегда раздражало то, что в тот день в Кардиффе меня не выпустили на поле.
Из-за того, как мы играли: контратаки с двумя нападающими, один из которых был столбом, Эмиль Хески сделал себя более или менее первым выбором нападающего у Улье. Это оставляло другое стартовое место доступным для того, кто из нас с Робби Фаулером играл лучше.
Когда Эмиль только появился в клубе, я смотрел на него и думал: «тебя абсолютно невозможно обыграть…»
На личном уровне я познакомился с ним несколько лет назад, когда играл за сборную Англии на Чемпионате Европы среди юношей до 18 лет. Я только что ударил итальянского игрока во время игры — как это было в моем стиле, когда я был моложе — и я просто помню, как все итальянцы толпились вокруг меня во время финального свистка, в то время как Эмиль стоял рядом со мной и отбивался от них. Я сразу подумал: «Ты мне подходишь!»
Несмотря на такую готовность к пылу битвы, Эмиль был милым, нежным гигантом. И, как я уже упоминал, он был потрясающим игроком: большой, сильный, c хорошим мастерством — он был идеальным типом игрока для нас в то время, потому что он предлагал нечто совершенно иное.
В отличие от некоторых нападающих, Эм был очень неэгоистичным. Хотя он, очевидно, умел забивать голы, он был счастлив придержать мяч и искать возможности создания шансов для меня. Мало того, при защитных угловых, он выигрывал почти каждое единоборство.
В то время как я играл со многими лучшими нападающими с возможно большей репутацией на протяжении всей моей карьеры: Ширером, Раулем, Фаулером и т.д. Я должен сказать, что мое любимое партнерство было с Эмилем Хески — и в «Ливерпуле», и в сборной Англии. За все эти годы он ни разу не сделал ничего, что могло бы скомпрометировать мою манеру игры. Он только усилил ее. Приехав из «Лестера», он был идеальным контрастом и для Робби Фаулера, и для меня.
Несмотря на здоровую конкуренцию, во многих случаях в том сезоне я получал место в составе. В Кардиффе выпустили именно Робби. Я никогда не был полностью уверен, почему — хотя дубль, который он забил дома против «Вест Хэма» несколько дней назад, вероятно, помог его делу.
Как бы мне ни хотелось играть — особенно в финале Кубка — я вовсе не завидую выбору Робби в тот день, и он отплатил за доверие босса блестящим голом в первом тайме.
Однако, когда игра скучно тянулась в тупик после того, как «Бирмингем Сити» сравнял счет, я сидел и думал: «эта ситуация уж точно создана именно для меня».
Я всегда считал себя игроком для серьезных игр. На протяжении всей моей карьеры, чем серьезнее была игра, тем лучше я с ней справлялся. Есть много примеров, когда я проявлял себя в то время, когда это было важнее всего. И во многих из этих ситуаций я знал, что окажу влияние задолго до того, как это произойдет.
Эта игра, в моих глазах, была еще одной такой возможностью. «Просто выпусти меня», – думал я, пока шло дополнительное время, «я все улажу.»
Но вызова не последовало — и мы выиграли в серии пенальти. Впоследствии я не скрою, что мне было стыдно даже участвовать в праздновании, так как на самом деле я не внес своего вклада на поле. Однако мне не пришлось слишком долго ждать следующей возможности повлиять на серьезную игру.
Я не думаю, что кто-то посмотрел бы на наш состав соперников в первых раундах Кубка Англии 2000/2001 и подумал бы, что это был самый сложный из проходов. Вскоре после победы в Риме мы вернулись и с комфортом на Энфилде разгромили «Манчестер Сити» со счетом 4:2.
Невероятно, но, учитывая их статус сегодня как одного из самых богатых клубов мира с кабинетом трофеев, чтобы их всех содержать, «Сити» в конечном итоге в том сезоне вылетит из АПЛ. Тренер Джо Ройл покинул клуб после того, как они спустились вниз, и они привели... угадайте, кого? — Кевина Кигана, чтобы помочь им перестроиться.
Победы над «Транмером», в которой я забил, со счетом 4:2, и над «Уикомбом», где мне не удалось это сделать, в полуфинале на Вилла Парк, который мы провели гораздо жестче, чем это было необходимо, привели нас к финальной встрече с «Арсеналом» на стадионе Миллениум в Кардиффе 12 мая.
Каждый профессиональный футболист надеется, что у него будет блестящий день в карьере — игра, на которую он сможет оглянуться назад чуть позже, и сказать, что я достиг вершины.
В моем случае и в течение моей карьеры мне посчастливилось иметь два или три таких дня — и финал против «Арсенала» в тот жаркий день, безусловно, был одним из них.
На бумаге мы были большими аутсайдерами. У «Арсенала» был класс и опыт на всех участках поля. Куда бы ты ни посмотрел, ты видел игроков, которые могли либо забить, либо помешать тебе это сделать: Тони Адамс, Патрик Виейра, Робер Пирес, Тьерри Анри, Эшли Коул — список можно было продолжать и продолжать.
Несмотря на то, что в том сезоне мы были хороши, а мы были хороши, у «Арсенала» в их шкафчике, казалось, было немного больше.
Любопытно, что то, что находилось в моем шкафчике сыграло свою роль в том кубковом финале.
В течение нескольких недель, предшествовавших игре, я носил свои стандартные бутсы Umbro. Я забивал голы. Перед тем финалом в Кардиффе Саймон Марш принес мне пару новых бутс специального выпуска, которые они создали для меня. По его мнению финал Кубка Англии был идеальной возможностью их продемонстрировать, учитывая, что миллионы телевизионных глаз были направлены на одного из самых узнаваемых игроков. Для Umbro это была прекрасная маркетинговая возможность — и я, как обычно, с радостью пошел навстречу пожеланиям Саймона.
На тренировке за неделю до Кардиффа и помощник тренера Фил Томпсон, и Жерар Улье заметили, что я тренируюсь в новых бутсах. Жерар подозвал меня.
«Что ты делаешь?» – спросил он.
«Что вы имеете в виду, босс? Это мои бутсы на игру в выходные», – ответил я.
«Ты не будешь их носить», – сказал он.
«У меня нет выбора. Umbro попросили меня об этом», – ответил я.
«Ты должен надеть бутсы, в которых хорошо играл», – сказал он, явно раздражаясь.
Он был непреклонен. Я только что забил два гола в домашнем матче против «Челси». Я был в отличной форме.
Я позвонил в Umbro.
«Мой босс не хочет, чтобы я надевал новые бутсы. Что я могу сделать?»
Надо отдать должное Umbro, они вели себя очень разумно. Они действительно превратили это в позитив, и в результате это стало чем-то вроде заголовка — Босс заставил меня надеть мои старые бутсы!
Я положил новые бутсы в шкафчик и одел старые и проверенные, как мне и сказали.
В течение семидесяти минут, в один из самых жарких и гнетущих дней, которые я помню, когда-либо играющего в футбол, «Арсенал» в Кардиффе совершенно нас измочалил. Это все были действия арьергарда, который олицетворял наш капитан Сами Хююпя.
Как и много раз за эти годы, Сами был грандиозен в тот день, когда «Арсенал» давил. Он выигрывал ключевые мячи в воздухе, бросался в последние спасительные подкаты и блокировал удары на линии ворот. Семьдесят две минуты мы твердо держались. А потом, когда казалось, что мы переведем игру в дополнительное время, Фредди Юнгберг прорвал тупик.
Можно было подумать, что когда мы так долго продержались на жаре, а потом уступили меньше чем за двадцать минут до конца, то мы поникли. Так вот, позвольте вам сказать: в тот день все было наоборот. Как боксер, который сильно замахнулся для нокаутирующего удара, даже после того, как они забили, я чувствовал, что у «Арсенала» осталось меньше топлива в баке, чем у нас. Они, казалось, были подбитым.
На 83-й минуте мяч в штрафной упал ко мне после того, как Маркус Баббель переадресовал штрафной Гари Макаллистера в мою сторону.
Как будто я предвидел это заранее, момент настал.
Я запустил мяч в нижний угол, и стадион Миллениум взорвался. Через пять минут все стало еще лучше.
Я подумал: Мы победим.
Потом я подумал: И я забью победный гол.
Как и гол в ворота сборной Аргентины, мой второй гол в ворота «Арсенала» в финале Кубка Англии — это тот, который мне нужно пересмотреть, чтобы припомнить точные детали. Сами чувства я никогда не забуду.
Насколько я помню, мы находились под давлением на краю собственной штрафной. В последовавшей кутерьме мяч перешел к Патрику Бергеру. В тот момент пока он смотрел на поле, как квотербек, обозревающий своих принимающих, я был в центральном круге.
Один взгляд в глаза Патрика — и я стартанул. Его пас был абсолютно идеальным в том смысле, что он был пущен между их правым защитником Ли Диксоном и центральным защитником Тони Адамсом. Передо мной был чистый коридор, по которому можно было бежать. И я побежал — и сделал это так, словно за мной гнались львы.
Каким бы хорошим игроком ни был Ли Диксон и как бы он изначально ни находился чуть глубже меня, я выиграл у него борьбу за мяч, оттеснил его и помчался к штрафной.
Я должен сказать, что в целом Тони Адамс был традиционным центральным защитником, против которого я всегда предпочитал играть. Каким бы сильным и хитрым он ни был, я представлял себе свои шансы против него больше, чем против действительно быстрого защитника вроде, скажем, Гари Невилла — который был достаточно быстр, чтобы держаться за тобой и никогда не переставал хватать и дергать тебя за футболку.
Гари Невилл, хотя и был правым защитником, попал в категорию защитников, которых мы называли «сыпью». Эти тот тип футболистов— Киоун, Лусио и Пуйоль — которые никогда не давали тебе покоя. Они всегда были где-то рядом с тобой. Я ненавидел это.
А есть парни, у которых есть все. Марсель Десайи — самый хороший пример, какой я могу себе представить. Он был таким большим, таким сильным, таким быстрым — я ловил себя на мысли: «как вообще можно пройти мимо него?»
Мне особенно запомнилась одна игра на Стэмфорд Бридж. Вообще мне не нравилось играть на выезде с «Челси». У меня никогда не было там хороших результатов, мы никогда не добивались там хороших результатов.
Помню, в тот день я весь день пытался пробежать мимо или оббежать Десайи, но безрезультатно. Я ничего не мог поделать. Он был слишком огромен, слишком агрессивен и был сыпью, когда это было необходимо — он был всем, что я ненавидел. Всякий раз, когда я пытался обернуться вокруг него, он был слишком быстр. Это был настоящий кошмар.
В конце концов, когда я бежал за ним, а он прикрывал мяч для выхода его за границы поля и удара от ворот, я вдруг подумал, что ударю его. Все остальное я уже перепробовал. Я подумал: а почему бы и нет? Если я не могу победить его, то могу и навредить.
Приготовившись получить желтую только для того, чтобы оставить одну и ему, я ударил его в заднюю часть ноги. Бах!
Как только я это сделал, моя голень ударилась о заднюю часть его бутсы, и я разорвал свою голень посередине. Последствие мне пришлось наложить несколько швов. Это был один из тех случаев, когда просто закатываешь глаза. Десайи был грандиозен.
Между тем, возвращаясь в Кардифф, Тони в тот день ничего мне не дал сделать; всякий раз, когда я направлял мяч мимо него, он, казалось, находил способ блокировать и препятствовать самым тонким блестящим способом.
На этот раз, когда я несся к воротам и бежал прямо, а он старался выйти на перехват, у меня был шанс, которого я ждал весь день.
Я подумал: «Здесь-то я тебя сделаю...»
На какую-то долю секунды я подумал о том, чтобы сместиться в его сторону и переложить мяч на мою любимую правую ногу. Инстинктивно, и ни на что другое у меня не было времени, я понял, что (а) поступая так, я рисковал вернуть в уравнение Ли Диксона. Он дрейфовал в сторону одиннадцатиметровой отметки. И (б) я все равно бежал слишком быстро, чтобы изменить направление.
У меня оставался лишь один выход. Учитывая, что я уже был довольно оттеснен к краю, и Адамс теснил меня все дальше и дальше влево, единственным способом забить гол было пробить левой ногой по другую сторону от Дэвида Симэна.
Теперь, оглядываясь на повтор, я видел, что мишень была мизерной — на самом деле было только одно место, куда мяч мог попасть без спасения его Дэвидом. И поскольку я провел свои детские годы, репетируя такие моменты, именно туда я его и запустил. Если бы вы сейчас отвели меня в местный парк, у меня был бы один шанс из десяти повторить этот удар!
Точно так же, как и в Сент-Этьене, как только я коснулся мяча, я подумал: вот и все.
Как бы ни был острым угол, контакт с мячом был абсолютно идеальным. Словно в замедленной съемке, я наблюдал, как он направляется к нижнему углу. На какое-то ужасное мгновение мне даже показалось, что Симэн отобьет удар — он распластался так, что казался огромным; я подумал, что он сделал достаточно. А потом мяч попал в сетку.
Чувства в тот момент мне трудно объяснить даже сейчас. Одно дело — забить в финале Кубка Англии в Уэльсе, где я прожил всю свою жизнь.
Совсем другое дело — забить победный гол. Затем, помимо этого, обстоятельства, при которых я забил этот гол: завершение, под давлением, когда время истекало, с абсолютно нулевой возможностью ошибки, против «Арсенала», против Дэвида Симэна, своей левой ногой…
В тот момент это было уже слишком. Так что, очевидно, я сделал то, что считал естественным, и выполнив странное гибридное сальто, побежал к угловому флагу прямо к нашим болельщикам! Я не уверен, почему я выбрал этот день, чтобы попытаться исполнить это сальто. Хотя в детстве я время от времени делал колесо в саду, с тех пор я точно его не практиковал, имея в виду празднование в финале Кубка Англии. Каким бы неловким ни было это празднование сейчас, что это был за день. Я буду вечно дорожить финалом Кубка Англии 2001 года.
Самое смешное, посмотрев повтор много раз, если вы внимательно присмотритесь, то увидите, что Дэвид Симэн реально добрался до мяча.
Он действительно был в состоянии выбить мяч за штангу. Но мяч, к несчастью для него, направляясь в угол пролетел как раз над его вытянутой левой рукой. Это был хороший прорыв — но я могу рассказывать про него целый день!
А ведь это еще не конец.
У нас не было другого выбора, кроме как быстро переключить наше внимание на финал Кубка УЕФА в Дортмунде, четыре дня спустя.
Оглядываясь назад теперь более взрослыми глазами, нет никаких сомнений в том, что идея сыграть с «Алавесом» в финале европейского соревнования казалась чем-то вроде разрядки напряжения на нескольких уровнях. Во-первых, мы только что при драматических обстоятельствах выиграли финал Кубка Англии против «Арсенала», в субботу в пекле, перед 80 тыс. болельщиков на невероятном современном футбольном стадионе. Любая игра против любого соперника могла бы затмить это.
Во-вторых, какой бы достойной командой ни был «Алавес» в том году (не будем забывать, что на пути к финалу они на Сан Сиро обыграли миланский «Интер» со счетом 2:0), они не были тем, кого можно было бы назвать большим или особенно гламурным соперником. Не то чтобы мы их недооценивали — я уверен, мы просто думали, что в лице «Ромы», «Барселоны» и «Порту» мы уже переиграли три команды, которые, возможно, были намного лучше их.
Поэтому, не имея времени слишком много думать о происходящем из-за очень быстрого поворота событий, мы вышли в финал в Дортмунде против «Алавеса», полагая, что выиграем его.
Какое-то время результат казался формальностью.
Маркус Баббель забил ранний гол. Через двенадцать минут я помог Стивену Джеррарду забить его гол. Затем, после того, как они отыграли один из них, я заработал пенальти после того, как обогнул вратаря и был сбит с ног как раз в тот момент, когда собирался забить мяч в пустые ворота. Гари Макаллистер вышел вперед и реализовал пенальти. Казалось, все было очень просто — до такой степени, что я живо помню, как пришел на перерыв и посмотрел на таких парней, как Карра, Диди и Дэнни Мерфи, как будто говоря: «О Боже, насколько они плохи? Как они вообще попали в финал?» Сдуру, подумал я, мы уже выиграли.
Они почти вернулись, чтобы укусить нас за задницу, когда в Дортмунде последовал один из великих европейских камбэков. Тот второй тайм был просто диким: голы, красные карточки, золотой гол и автогол. В конце концов, мы победили.
Насколько бы острым все это ни казалось телезрителям в то время, я, честно говоря, не думаю, что кто-то из нас когда-либо действительно верил, что мы проиграем этот финал. Тем не менее, нам все еще требовалось немного удачи, чтобы переступить черту. И мы получили ее через сто семнадцать минут благодаря «золотому» автоголу Делфи Гели со штрафного.
Завоевание европейского трофея, несомненно, было отличным вечером — особенно для босса и, возможно, для некоторых иностранных парней. Но как англичанин, который вырос, наблюдая за Кубком Англии, нет никаких сомнений, что Кардифф все еще имел преимущество, и не только потому, что я забил дважды.
Почти потерянным среди волнения нашего успешного двойного кубкового забега было значение следующей и заключительной выездной игры лиги сезона против «Чарльтона». Чтобы претендовать на место в Лиге чемпионов, опередив «Лидс Юнайтед», мы должны были ее выиграть.
Говоря лично сейчас, я всегда чувствовал, что вещи, о которых я буду вспоминать, когда в конце концов уйду на пенсию, будут великими играми, голами и, больше всего на свете, трофеями. Такой уж я. Я предпочитаю осязаемые вещи, кубки, которые можно держать в руках, а не просто акт участия в соревновании на высоком уровне.
Тем не менее, все мы знали, что победа на выезде против «Чарльтона» завершит замечательный сезон и выведет нас на следующий уровень, хотя и через отборочный раунд еврокубков в следующем году. С этой точки зрения, имея всего пару дней на подготовку, мы отнеслись к игре чрезвычайно серьезно.
Была ли это усталость, самодовольство или что-то еще, но победа со счетом 4:0, которую мы в конце концов выдолбили на Вэлли, с существенным финансовым наследством для клуба на кону, была не очень приятной. В течение сорока пяти минут они обрушивались на нас. Они легко могли забить четыре. Несмотря на наши недавние успехи, Жерар в перерыве обругал нас в раздевалке.
На данный момент я должен сказать, что как игрок я никогда особенно не нуждался в чьей-либо мотивации, чтобы выйти и сделать все возможное. Мне не нужно было, чтобы кто-то подходил когда бы то ни было в моей жизни, не говоря уже о раздевалке, и говорил: «Давайте, ребята. Сегодня мы должны победить!»
Для меня деньги не были мотивацией. Слова никогда не были мотивацией. Моя личная гордость за себя, свою семью, людей, которые наблюдали за мной, и за эмблему, которую я носил — вот вещи, которые мотивировали меня гораздо больше, чем любые речи тренеров, которые могли быть произнесены за эти годы.
Во втором тайме мы снова нашли свой ритм благодаря паре голов от Робби Фаулера и одному от Дэнни Мерфи. После этого мы отправились домой с моим голом на последних минутах, добавив его к лестному счету.
Поскольку финал Кубка УЕФА состоялся так скоро после нашей победы в Кардиффе, мы смогли отпраздновать это событие со вкусом только после того, как обеспечили себе место в Лиге чемпионов на этом выезде.
Парад на автобусе по Ливерпулю, где, по оценкам, собралось около миллиона человек, было невероятным. В то время я был очень молод, и это помогло мне осознать, как много значит то, что мы делаем на поле, для тех болельщиков, которые платят хорошие деньги, чтобы прийти и посмотреть на нас.
Что касается диких вечеринок, то тот факт, что Жерар Улье отвел раздевалку от предшествовавшей ему культуры алкогольных напитков, означал, что все это было достаточно сдержанно. В любом случае, меня лично не особенно интересовала идея чрезмерного употребления алкоголя.
В тот момент моей карьеры, как бы я ни любил выпить пинту пива то здесь, то там, я все еще считал, что мне нужно сохранить свое тело настолько чистым, насколько это возможно, чтобы быть лучшим футболистом, каким я только могу быть. Я даже ругал отца и братьев на каникулах, когда они пили пиво: «Это вредно для здоровья. У вас будет обезвоживание», – говорил я им.
Теперь моя жена смеется, когда я в отпуске, потому что именно я обычно стою в очереди в бар в полдень, чтобы выпить!
Как бы то ни было, 2000/2001 год был поистине незабываемым сезоном.
Лично я закончил сезон в качестве лучшего бомбардира, опередив Эмиля Хески, забив в общей сложности двадцать четыре гола — шестнадцать из них в Премьер-лиге. Лучше всего было то, что я сделал все это, в основном не получая травм.
