39 мин.

«Стас всегда говорит: «Стоит ###, а вратарь – играет». Друг Черчесова – про Черенкова, Уткина, Ефремова и даже Курникову

374

Спортивно-поэтический разговор.

Александр Вулых – поэт, журналист, переводчик и сын Ефима Вулыха, главного архитектора Комсомольского проспекта, цирка на проспекте Вернадского и создателя самой популярной серии 14-этажных домов в Москве, которую даже назвали «башней Вулыха».

Вулых-младший написал первую песню в истории группы «ТаТу» («Скажи, зачем я жду звонка») и сотрудничал больше, чем с сотней артистов – от Григория Лепса до Ани Лорак. Еще он фанат спорта: следит за футболом с 1960-х, больше 30 лет плотно общается со Станиславом Черчесовым и пишет стихи о Черенкове, арбитре Бузакке, Курниковой, Кокорине и Мамаеве и чеченском хоккее. 

Александр Головин встретился с Вулыхом и услышал столько историй, что в интервью влезла всего половина.

Маслаченко, Яшин, Черенков 

– Вас обычно спрашивают про друга Черчесова, но начнем с другого вратаря. Вы как-то сказали, что кумиром был Маслаченко.

– Это правда, я считал его лучше Яшина. Он был невероятно харизматичен, и лучше него на выходах никто не играл. Если шел опасный навес в штрафную, он всегда действовал безошибочно, эффектно выбивая мяч кулаками. Для меня лучше вратаря не существовало. 

Много лет спустя на каком-то шахматном турнире я подошел к нему и вместо приветствия выдал: «Владимир Никитич, а помните «ОФК» Белград – «Спартак», 1966 год, матч на Кубок кубков, два пенальти во втором тайме? Первый вытаскиваете из нижнего левого угла, второй – правой отбиваете, и мяч в штангу отлетает». Он сразу: «Ни фига подобного, второй я чисто вытащил, не было там штанги!».

Вот так странно память устроена: многое забывается, а два отбитых им пенальти более полувека  назад – до сих пор перед глазами.

Когда он стал комментатором, я восторгался его репортажами, искренне считая, что ярче, живее и интереснее у нас в этом жанре никого нет. Он смотрел футбол глазами вратаря, словно держа тебя за руку, и ты буквально растворялся в его остроумных и метких комментариях.

Вести репортажи он начал еще в 70-х. Когда Станислав Черчесов стал играть в основе «Спартака» в конце 80-х, мы с ним часто созванивались после матчей, и он спрашивал: «Ты был на стадионе или дома смотрел?» – «По телевизору» – «А кто комментировал?»  – «Маслак» – «А что он говорил про меня? Как оценивал?». 

Когда комментировал кто-то другой – Черчесову было не столь интересно, а вот мнение Маслаченко для него всегда было чрезвычайно важно!

– Обсуждали с Маслаченко тему Яшина?

– Я знал историю Маслаченко, знал, что он должен был ехать на чемпионат мира в 1962 году в Чили, что на тот момент он был основным вратарем сборной СССР, но в контрольном матче с Коста-Рикой получил тяжелейшую травму. Потому что всегда прыгал в ноги противнику головой вперед. Он был отчаянный вратарь и любил повторять: «Вратарь должен прыгать вперед руками, а не ногами. Он должен видеть мяч!». Тогда случился выход один на один, нападающий не попал по мячу и сознательно ударил в голову вратаря.

Маслаченко получил не только сотрясение мозга, но и тяжелый перелом верхней челюсти. Страшная травма. В итоге восстановился, но на чемпионат мира поехал Яшин. И получилось у нас, как и в 1958-м. Про который говорят, что если бы в Швецию поехал Стрельцов, то сборная СССР стала бы чемпионом мира. В Чили у нас тоже были все шансы.

За эти слова меня могут разорвать динамовские болельщики. Я понимаю, что Яшин – великий вратарь, гений, легенда, обладатель «Золотого мяча», но в Чили-то не выручил. Я помню, как ему Осянин забивал с сорока метров. Я помню его пенки. Понятно, что они случаются у любого вратаря. Но по-настоящему великий вратарь – это тот, который в решающие моменты на самых важных в жизни турнирах спасает. Вот сэйв Акинфеева с Испанией – исторический. А Яшин не спас ни в Чили в 1962-м, ни через четыре года – в Англии. Он классно играл, он великий, но не смог сотворить чуда, не сумел сделать того, что, например, сделал Гордон Бэнкс на ЧМ-1966. Лучшим в тот год объективно был именно англичанин.

– Вы написали стихотворение в память о Черенкове. Были знакомы?

– Да, но уже после завершения его карьеры. Он был удивительным человеком! Помню, как в 1995-м ездили с артистами на Мадейру на фестиваль «Русского радио». Сидели тогда у бассейна с Петровичем (Владимиром Пресняковым-старшим – Sports.ru). В отеле вместе с нами в то время жили и ветераны – Вагиз Хидиятуллин, Бубнов, Федор…

В общем, сидим мы, а мимо проходит Федя. Посмотрел на нас, прошел до бара, заказал две кружки пива. Поставил их на поднос – и понес к нам: «Угощайтесь!». Мы обалдели: «Зачем? Почему?» – «Просто я увидел вас, и мне захотелось сделать вам приятное». Вот таким он был человеком. Внимательным, заботливым и настолько скромным, что в коридоре отеля ходил по стеночке, чтобы его никто не узнал. 

Ловчев рассказывал такую историю. Как-то к нему подошел Федор и говорит: «Я сейчас попросил начальника команды ветеранов Егоровича больше меня не вызывать в поездки. Дело в том, что мне тяжело бегать и я уже не могу играть так, как раньше. Мне стыдно!». 

Ловчев на это ответил: «Знаешь, я в свое время играл в команде ветеранов со Стрельцовым. Он выходил на поле и говорил: «Ничего особенного не нужно делать, просто, Женя, как только мяч попадет к тебе, дай мне на пяточку». Я давал – и он отыгрывал мяч пяткой так, что стадион вставал и устраивал овацию на несколько минут. Ради этого момента народ и приходил на наши матчи! Так и на тебя, Федор, приходят посмотреть. Люди платят за то, чтобы увидеть тебя, легенду, в футболке «Спартака». Чтобы ты пас отдал… Как в театр идут на звездного артиста. И ты должен выходить на поле хотя бы ради них!». 

– Стрельцова вы ведь застали в игре?

– Конечно. И Ловчев говорил правду, стадион действительно ждал его и кричал: «Пяточка, пяточка!». Он стоял где-то в центре поля, не бегал, но совершал за матч всего лишь один рывок – и забивал. В этот момент людям просто сносило крышу. 

Высоцкий, Черчесов, Денисов 

– Черчесов. Как вы подружились?

– Познакомились в 1984 году, когда он только пришел в «Спартак» дублером Дасаева. В 1988-м провел сезон в «Локомотиве». Тогда я сделал с ним большое интервью на полосу для многотиражной газеты «Московский автотранспортник», где в то время работал. Для вступления к интервью написал стихотворение, взяв эпиграф из Высоцкого:

«И я гляжу в свою мечту –

Поверх голов

И свято верю в чистоту

Снегов и снов!».

Мне понравились эти слова, потому что первые строчки имели двойной смысл, отсылали к вратарю, хотя Высоцкий вкладывал другое значение.

Само стихотворение у меня получилось таким:

«Как в заточении, ты сидишь в запасе

И знаешь, что ворота на замке,

А значит вновь сегодня не опасен

Разящий мяч, летящий вдалеке.

Невыносимо это поле боли,

Где ноет за воротами тоска.

Быть может, ты закрыл бы их собою,

Быть может, ты бы встал в них, но пока

Из-за ворот, как из другого века,

Смирив в душе подавленный свой бунт,

Глазами обреченного абрека

Глядишь ты на побег своих секунд.

Но взглядом цепким, как шипы на бутсах,

Ловя в воротах эту пустоту,

Уходишь с ними, чтобы вновь вернуться,

Поверх голов смотря в свою мечту!».

Вокруг этого все как-то закрутилось, мы часто общались, созванивались. Я приходил в гости. Он тогда получил однушку в Сокольниках. Как-то позвонил: «У меня украли форму из раздевалки!». А 80-е – это не сейчас, тогда на сезон выдавали один комплект. Мы вместе пошли на шелковый комбинат имени Свердлова, где я когда-то начинал трудовой путь, чтобы выбрать ткань для пошива трусов. Он любил золотой цвет, поэтому выбрал желтый в золото и несколько матчей потом в такой форме провел.

– Расскажите про него не как про футболиста и тренера, а как про человека.  

– Он четко придерживается принципов, традиций, принятых в Осетии. Слово для него – это закон, по-другому быть не может. Уважение к старшим и память родителей – святое. Мама у него умерла в год, когда он поехал в «Легию», отец – раньше.

С супругой Аллой они вместе до сих пор. Она – осетинская жена. На свадьбе стояла в углу, спиной к гостям, как и положено по-осетински.

– Вы это видели?

– Спектор (Петр Спектор, журналист «Московского Комсомольца» – Sports.ru) был, он рассказывал. Но я однажды присутствовал на другом застолье в Кисловодске, где Черчесов вел стол. Он тогда возглавил «Терек», а у земляка случился день рождения. Я в тот момент находился в санатории неподалеку. Мы созвонились, встретились. Станислав пригласил на торжество и меня.

Запомнил, что там все тоже было без отхода от традиций. По обе руки от старшего стола – два почетных гостя. Я сидел слева. Станислав был старшим, наблюдая за тем, чтобы все правильно и вовремя выпивали и закусывали, давал гостям слово для тостов. Причем сам он в то время не выпивал. Сейчас может себе позволить немного приложиться к вискарику, а тогда – нет. Пил томатный сок или чай, пока остальные налегали на спиртное.

Человек знал, что он спортсмен, даже став тренером. Себя ведь не обманешь. Для него футбол на первом месте, а потом – все остальное. Вот мой любимый теннисист Роджер Федерер – спортивный гений. Я не представляю его с рюмкой в руке вместо теннисной ракетки. Все его мысли наверняка только о теннисе, поэтому он и добился космических успехов. А для невероятно одаренного Марата Сафина, которого я тоже очень люблю, светский образ жизни был не менее важен, чем тренировки. Поэтому он и не достиг таких невероятных высот, как Федерер или Надаль.

Но больше всего на том застолье удивило другое. Пять часов никто не имел права встать из-за стола без разрешения старшего, то есть Черчесова. Даже в туалет надо было у него отпрашиваться. Но все прошло живо, интересно, весело. Стас рулил застольем, как сейчас управляет игрой команды.

Все, что про него обычно говорят, – просто люди не знают его. Что он порядочный, правильный человек, который уверен в себе. Порой, правда, слишком уверен. Но он умеет держать удары. Самое тяжелое для него случилось после того, как его уволили из «Спартака» и на два года оставили без футбола. Но он знал и верил в то, что как тренер он круче, чем вратарь. Сам это говорил мне. Хотя и вратарем был блестящим: трижды признавался лучшим в Союзе и в России, был первым капитаном сборной России, играл на чемпионате мира, вызывался в сборную мира.

После того увольнения из «Спартака» я говорил, что его ошибка даже не столько в конфликте с Титовым, которого он отправил в дубль, а что он был один, у него не оказалось команды, которая бы встала на его защиту. Сейчас такая команда есть: Мирослав Ромащенко, Гинтарас Стауче и Владимир Паников.

Агент Роман Орещук, с подачи которого Черчесов поехал в Польшу, рассказывал, как проходило обсуждение зарплаты в «Легии». Станиславу дали небольшую зарплату, а его помощникам – вообще тысячи три евро. Но Черчесов сказал: «Мне нужно, чтобы мои помощники получали по 10 тысяч» – «Мы не можем это обеспечить» – «Хорошо, тогда  вычитайте из моей зарплаты в их пользу». 

Тогда поляки захотели уточнить, зачем ему Стауче, когда в клубе есть свой тренер вратарей. Можно оставить его – и будет меньше расходов. «Нет, мне нужен только Стауче!» – «Почему? Что за необходимость?» – «А он мне на ночь анекдоты классные рассказывает!». Вопросов больше не задавали.

– С одной стороны смешно, с другой – очередная шутка, где выпячивается, какой он супергерой. Смотреть, как почти 60-летний человек так любит себя, странно.

– Со стороны может показаться, что он самовлюбленный. На самом деле это такая кавказская черта – привычка все брать на себя. Он никогда не переложит ответственность, не будет увиливать. Уверенность в себе у него в характере, и в этом нет ничего плохого.

Он может кому-то этим не нравиться, кого-то раздражать. Но это его особенность. Вот Федор Черенков любил находиться в тени. А Стас – другой. Он знает, что он лучший. При этом не упрямый, как о нем говорят. Он умеет меняться и вообще отменный психолог.

– В чем это выражается?

– Умеет создать атмосферу в команде, как на чемпионате мира, когда сборная добилась результата за счет внутренней сплоченности.

Или свежий пример: он взял на сентябрьские матчи двух игроков без клуба – Нойштедтера и Кузяева. В результате показал обоим, что они по-прежнему члены команды, независимо от того, что происходит в их карьере. Это правильное решение. Кирилл Новиков Нойштедтеру не доверял, отцепил от основы «Динамо», а Черчесов доверил место в игре. Поэтому за условного Новикова Нойштедтер никогда биться не будет, а за Черчесова костьми ляжет на поле.

Далер Кузяев сделал все три гола в игре с Венгрией во многом потому, что тренер вселил в него дополнительные силы и веру в то, что он нужен команде.

История с Дзюбой и Соболевым – тоже психологическая. На Дзюбе многое завязано в сборной, от него зависит внутренняя атмосфера во время игры, поэтому тренер показал, на чьей он стороне. Он ясно дал понять, что в команде есть капитан, образно говоря – старослужащий, и есть молодой солдат, новобранец, которому еще предстоит пройти боевое крещение. То есть дал понять Дзюбе, что он чрезвычайно важен для команды. 

– Разве эффективна модель, когда в команду берут не по заслугам и уровню игры прямо сейчас, а по верности? Как-то не похоже на спорт.

– Давайте возьмем сборную, которая была при Слуцком. Собирали ее по спортивному принципу. Но в ней все перессорились, передрались. Поэтому когда говорят «Да как Черчесов не может взять Денисова, Денисов – лучший опорник» – да так, потому что Денисову там близко нет места с его характером.

– В раздевалке на возражение Денисова Черчесов предложил ему выйти в душ и сломать шею. Это нормально?

– Честно говоря, не очень верю, что Черчесов сказал такое. Но если все же сказал, то это был эмоциональный ответ человеку, который влез не в свое дело. Так того требовала ситуация. Или он должен был сказать «Игорь, вы не правы»? Возможно, Кононов так сказал бы, но Черчесов нашел другие слова.

Вспоминаю эпизод из золотого матча «Спартак» – «Динамо» Киев в 1989 году. «Спартак» горел 0:1, на поле была нервная обстановка. А в «Спартаке» играл неплохой и техничный футболист Пасулько с неприятным характером. В штрафной он все время пихал Стасу, в чем-то упрекал. В один момент тому надоело, он взял Пасулько за грудки: «Еще раз увижу в штрафной – будешь здесь лежать». Прошло столько лет, но когда он в нервном состоянии, парламентских выражений у него нет. И он не считает нужным их использовать.

Я знаю, как Черчесов относился к Денисову, когда тот пришел в «Динамо». Станислав тогда  позвонил мне: «У Денисова день рождения, надо поддержать парня. Гарик – лидер команды, очень многое зависит от него и от обстановки в коллективе. Давай чего-нибудь придумаем? Например, стихами его поздравим?».

Я написал, отправил Стасу. Он предложил: «А можно я тут добавлю, тут поменяю?». И подарил стихотворение. Часто еще футболисты наши получают стихи от главного тренера? А от такого, как Саламыч, лишенного всяких сантиментов и поэтичности? Но Денисов этот шаг не оценил.

– То есть в «сломаю шею» нет ничего плохого?

– Нет, потому что Денисов влез не в свое дело. Черчесов воспитан у Бескова, у того решения тренера не обсуждались.

Да и потом в футболе есть свой язык, понятный и доступный для футболистов. И свой юмор есть тоже. Сейчас говорят: «История с Дзюбой и Азмуном – как такое возможно? Это аморально!». Причем громче всех рассуждают о морали те, кто скандировал «Дзюба, пошел на ###» на матче сборной!

Это чисто мужская хохма в раздевалке. Футболисты так веселятся, так шутят. А тренеры, настраивая на игру, говорят им не то, что «вы должны выиграть», а «вы должны их #######», хотя это не имеет буквального сексуального подтекста. Это профессиональный сленг, на котором они общаются. Но когда морализаторы, скандирующие при детях «##### коней» или «##### свиней», начинают выступать за чистоту русского языка – о чем тут можно говорить? Это просто смешно.

Бузова, святой отец, Шюррле 

 – Кто из футболистов ценит поэзию? 

–  При Гордееве довелось выступать перед игроками «Сатурна». После ко мне подошел Женя Левченко. Разговорились, он рассказал, что пишет стихи, увлекается поэзией, читает ее на английском и голландском. С тех пор переписывались, перезванивались. Он интересный, умный, стильный парень. Но в 2014-м случился Донбасс, я откровенно написал свое мнение. Он ответил, что не согласен. Он не понимал и не принимал, что там происходит. Я – наоборот. И мы как-то тактично без ругани прекратили общение. Каждый остался при своем.

– Черчесов стихи любит?

– Смешные – да. Когда созваниваемся, у нас есть свои шутки-прибаутки, какие-то хохмы, обсуждаем что-нибудь веселое. Он сам любит рассказывать анекдоты, присылает мне их на вотсап.

– Что последнее?

– Вот такой прислал и подписал: «Шюррле в действии» (на видео сильно пожилой мужчина берет шар для боулинга из общей кучи, еле-еле доходит до дорожки, криво и слабо бросая, но за счет траектории полета выбивает страйк – Sports.ru).

Так, ну тут про святого отца.

– Что там?

– «Святой отец, я занимался сексом со своей невестой 25 раз в день – это грех?» – «Да, сын мой, ###### [обманывать] – это великий грех».

Я тоже ему что-то веселое присылаю. Например, 9 мая он прислал картинку, где Федя Смолов стоит в военной форме с автоматом, а потом – похожую с Бузовой. Я их соединил и написал историю про Бузову, которую взяли в плен фашисты и освободили футболисты сборной России.

– У него есть любимый анекдот?

– Помню только любимую фразу. Когда хвалил его – «Стас, ты вчера хорошо стоял», он отвечал: «Запомни, мой друг, стоит ###, а вратарь – играет». При этом он считает, что вратарь – это не футболист, а вратарь.

– Вы как-то сказали, что он суеверный человек и никогда не давал интервью женщинам.

– Не совсем правда, потому что Наиле Аскер-Заде он все-таки давал. Может, только профессиональные вопросы он с ними не обсуждает. Хотя в Польше пресс-атташе команды была женщина. 

А вообще, по его мнению, женщина должна заниматься женскими делами: семьей, хозяйством, воспитанием детей, творчеством. Я не в курсе, как он относится к женскому футболу, но думаю, что с достаточной долей скепсиса.

Киркоров, O-Zone, Пресняков 

– Если честно, всегда знал вас как поэта, но оказалось, что вы еще и переводчик, причем с румынского. Как это получилось?

– Отец родился на территории Бессарабии, знал румынский и многие европейские языки. Я язык выучил уже после смерти отца. От него остались книги на румынском, поэтические сборники, которые меня заинтересовали. Например, классик румынской литературы Михай Эминеску, последний романтик XIX века с трагичной судьбой. Я захотел прочитать его стихи на языке оригинала. В итоге не только прочитал, но и сделал переводы, которые были опубликованы в молдавских изданиях.

Тем более в те годы мои стихи не печатали, потому что не вписывался в мейнстрим. Единственную возможность заниматься творчеством я нашел в переводческой деятельности. А румынский еще был хорош тем, что в нем соединились как бы два языка. Один – язык страны социалистического содружества. Второй – язык союзной республики.

Так что я сразу убивал двух зайцев: публиковал свои переводы и выучил язык. Сейчас подзабыл, конечно, но еще в начале нулевых кое-что помнил. В 2003-м я написал либретто и всю текстовую часть мюзикла «12 стульев», продюсером которого выступал Саша Цекало. Мы с ним поспорили по поводу одной из сцен, в которой Остап соблазняет Эллочку, любящую все заграничное, песней на иностранном языке. Сошлись на том, что герой, скорее всего, общался с румынскими контрабандистами, которые привозили в Одессу товар, и наверняка пели какие-то румынские песни. Решили: он должен очаровать ее «Румынским танго». Поспорили: напишу танго на румынском языке или нет?

Я написал роскошное танго. Огорчало то, что понять этот номер могли только румыны или молдаване, но они вряд ли ходили на московский мюзикл. Остальные, наверное, не понимали, что за абракадабра звучит. 

– Самая необычная лексическая особенность румынского?

– Он похож на итальянский. Особенность этих языков, как и многих романских – французского, испанского – большое количество дифтонгов и трифтонгов. То есть сочетания двух-трех гласных, которые читаются как одна. Они создают особую напевность и музыкальность.

В русском языке такого практически нет, только в заимствованных словах. В остальном много шипящих и глухих согласных, которые сложно петь. Идеально – когда идет сочетание «гласная – согласная», тогда все четко пропевается. А у нас одни «тр», «пр», «ст», «щ» – ну как это петь?

– Какая наиболее мелодичная румынская песня?

– Моей любимой еще с детства была De Ce Plang Chitarele ансамбля «Норок».

– «О чем плачут гитары»? Так это же O-Zone.

– Они ее перепели: добавили модных словечек и выражений, поменяли аранжировку – и получился суперхит, который выстрелил спустя 40 лет. Но вы послушайте, как она звучала изначально. Тогда, в конце 60-х, она тоже была суперпопулярной в СССР. Ее даже переводили на русский.

Вообще, в «Норок» собрались роскошные музыканты, в том числе Владимир Петрович Пресняков. Они брали лучшее, что есть в западной музыке и смешивали с фольклором. За это их гнобила официальная цензура, попрекала влиянием запада. В итоге в газете «Правда» вышла разгромная статья – и ансамбль закрыли.

– Ваш перевод румынской песни Шантеля Disko Partizani для Киркорова – чья это идея?

– Продюсера. Тогда Филиппу очень нравилась балканская музыка, хоть он пел и турецкую. Но он никогда не парился по этому поводу. Нравится – и все! В тот же момент – лет десять назад – в Восточной Европе был очень модным и популярным Штефан Хантель, он же диджей Шантель. Продюсер решил перепеть его, предложил артисту. Тот откликнулся, я перевел два текста.

Песни Филиппу очень понравились. «Диско-бой» получился не таким хитовым, а вот «Диско-партизаны» – просто супер! Про некий воображаемый трип в страну вампиров и вурдалаков – в Трансильванию. Правда, я за них не получаю авторских.

– Почему?

– Продюсерская компания Шантеля дала разрешение на переработку, но без права на получение авторских отчислений. Я узнал это только потом, но уже ничего не мог сделать. Только запретить исполнение. Но зачем? Пусть Филипп поет.

– У вас есть понимание, почему Киркоров так любит перепевать хиты всех подряд?

– Он человек увлеченный, в вечном поиске. Ему нравится то одно, то другое. Кстати, его известный хит «Цвет настроения синий» – это ведь даже не перепев, а открыто заимствованная музыка английской певицы Sophie Ellis-Bextor. Песня Heartbreak dancer. Сравните – все услышите и поймете.

Водка, цирк, храм 

– Мы сидим рядом с Комсомольским проспектом. Его проектировал ваш отец.

– Да, он был главным архитектором. Как и цирка на проспекте Вернадского.

Комсомольский проспект чем уникален? Это единственный сломанный проспект. Все остальные московские проспекты – прямые лучи, как и в древнерусских городах, когда в центре ставили Кремль, а к нему шли тракты – дороги, которые пересекали торговые посады. Так создана и Москва.

Но у отца во время проектирования Комсомольского проспекта на пути встала церковь – Храм Николая Чудотворца XVII века. Он не был верующим ни с какой стороны – и с партийной тоже, но прекрасно понимал ценность памятников архитектуры. Для него это было святое – то, что надо сохранить, вписать в структуру современного города.

Отец не мог просто сломать церковь, как тогда делали многие. У него появились две идеи. Первая – сделать обводную дорогу, чтобы как островок осталась эта церковь. Но со временем она бы все равно разрушилась от вибраций. Тогда он воплотил второй вариант: сломал проспект. Получается, что сейчас он идет до церкви прямиком, потом делает резкий изгиб, огибает церковь и уходит на Крымскую эстакаду.

Когда наверху заметили, что проспект сломан, было поздно что-то менять. И церковь осталась. Отца не наказали – было уже брежневское время, хотя он рисковал.

– Чем уникален цирк?

– Его строили долго из-за бардака. Объект уникальный, импортные материалы, поэтому занимались 10 строительных управлений. В итоге отец так и не получил государственную премию, потому что не знали, какой строительной организации отдавать. Хотя они только мешали друг другу. То разбивали уникальные стекла, которые приходилось заказывать из Франции, то воровали. То ходили слухи, что архитектора арестовали и посадили. Помню, как ехал в 14 лет в троллейбусе, а эту байку обсуждали бабки. Хотелось крикнуть: «Ничего подобного, что ж вы такое выдумываете».

За несколько дней до открытия цирка в апреле 1971-го отец сказал: «Давай поедем вместе, посмотрим, как там все готово». Приходим, в правительственной ложе уже стоят КГБшники, смотрят, чтобы все было как надо. Выходим на арену, отец просит, чтобы включили прожектора. Смотрим наверх: там колосники и решетка. А на ней зеленеет в лучах прожекторов пустая бутылка водки.

То есть рабочие, которые заканчивали монтаж, решили так по-гусарски под куполом отметить сдачу объекта. И бросили бутылку так, что достать можно только с помощью гимнастов. Когда все это увидели, то обалдели. Получился такой символ, апофеоз всей нашей системы: цирк, в вершине которого на космической высоте во главе всего эта пустая бутылка водки.

День открытия тоже помню, сменились четыре манежа: основной, конный, ледовый и водный. Вроде сейчас перед глазами бассейн, в нем какие-то тюлени, но гаснет свет – и перед тобой уже лед. Выступали и клоуны: Юрий Никулин и Михаил Шуйдин – два самых любимых в стране.

– То есть детство у вас было обеспеченное? 

– Да нет, просто отец – трудяга. При этом невыездной, потому что его сестра, которая учила меня румынскому, в свое время была министром иностранных дел Румынии. В правительстве до Чаушеску. Потом сидела по какому-то обвинению, но проблемы возникли даже не из-за этого, а из-за ее переписки с Израилем. Это отразилось на отце. Хотя всем французам, которые приезжали в СССР, он переводил, потому что язык знал блестяще.

Еще ему полагалась квартира в доме совета министров, где жили Каганович и остальные. По адресу Фрунзенская набережная, 50. Его хотели сделать высоткой вроде МГУ и гостиницы «Украина», но обрезали, потому что почвы оказались мягкими. Но отец был скромный, никогда не выпячивал себя, поэтому отказался.

Цензура, фабрика, «Спартак»

– Вы сказали, что вас не печатали, потому что не совпадали с мейнстримом. Что это значит?  

– Это значит, что мои стихи не вписывались в представление о советском мировоззрении. Я неправильно мыслил и чувствовал.

Социалистическое общество навязывало идеологию, как будто мы стремимся в светлое будущее, что мы должны построить коммунизм. Человек не должен был думать о том, что его жизнь лишена смысла и бесцельна, и не приветствовалось задавать вопросы на эту тему.

Сначала я этого не понимал. Мне хотелось публиковаться. Я пришел в журнал «Юность», принес подборку. Заведующий отделом поэзии принял меня и пообещал ознакомиться со стихами, попросив зайти через неделю. 

Когда я пришел, он стал разбирать мое стихотворение, чтобы объяснить, насколько оно нелепо. Стихотворение такое: 

«На душе, как на вокзале,

Где не ждешь, не провожаешь...

Словно денег перезанял:

Для кого – и сам не знаешь.

Может, и билет купил бы

Да уехал смеха ради,

Но молчит в душе копилка – 

Не разбить и не истратить.

На душе, как на вокзале.

Не спеши, не проворонишь.

Не встречаешь из Казани,

Не проводишь на Воронеж...

Но стоишь на Каланчевке

И не знаешь, что случилось.

А в душе по мелочевке

Накопилось, накопилось...».

Он мне говорит: «Послушайте, любезный, вы вот на вокзале находитесь, где вы не встречаете и не провожаете, вам же там нечего делать. Зачем вы туда приехали?».

Так я понял, что никогда в эту редакцию больше не приду. И осознал, что поэзия как раз там, где ты не ждешь и не провожаешь, где тебя не ждут, где ты не знаешь, что там делаешь. Это попытка выразить невыразимое, необъяснимое, то, что у тебя внутри.

– Вы тогда уже работали в «Московском Комсомольце»?

– Нет, после института с дипломом инженера двинул на Московский шелковый комбинат имени Свердлова. Сразу для себя решил, что не пойду по стезе мамы и папы, чтобы им не становилось за меня стыдно. 

На комбинате в моменты, когда надо было заниматься отчетами, тайно писал стихи.

– Как в этой насыщенной жизни появился спорт?

– Считаю себя сознательным болельщиком с 1965 года. Отчетливо помню финал Кубка СССР по футболу, состоявший из двух игр «Спартака» и минского «Динамо». Первую закончили 0:0, вторую «Спартак» выиграл 2:1. Смотрел их по телевизору на даче и до сих пор знаю фамилии некоторых участников того финала.

С тех пор я болел за «Спартак», правда, в нулевые это нивелировалось. Сейчас хожу на футбол и больше общаюсь с кумирами тех лет, играю с ними, насколько могу. У нас даже есть свой футбольно-артистический клуб «Забей». К нам даже Денис Глушаков приходит, как-то удалось забить гол с его подачи.

Но вообще, в футбол я играл с детства. Моя дача находилась в Челюскинской – до спартаковской базы в Тарасовке мы добирались на велике, а там смотрели игры дублеров, наблюдали за тренировками, подавали мячи. Тогда вокруг не было никаких заборов. Народная команда от народа себя ничем не ограждала.

– Кого из футболистов запомнили?

 – Любимцем спартаковских болельщиков в те времена был Михаил Булгаков: невысокого роста, светловолосый, юркий полузащитник. Своеобразно бил пенальти. Разбегался почти от центрального круга и пробегал метров 40 до мяча, пока вратарь дергался на ленточке и не знал, что делать. Этим разбегом он приводил болельщиков в неописуемый восторг.

Ефремов, Уткин, Донбасс 

– Василий Уткин. Одно время вы с ним общались.

– Более того – я нередко рекомендовал Василия как хорошего ведущего корпоративов. Мы с ним общались вполне нормально.

– Потом поругались, и теперь вы называете его «Уся Ваткин». Что произошло?

– Мы не ругались. Просто случилась одна история. Когда сбили «Боинг», Орлуша (Андрей Орлов – поэт, сценарист и продюсер, автор стихов для проекта «Гражданин поэт» – Sports.ru) опубликовал стихотворение, в котором обвинил Россию и признался, что ему стыдно быть русским. Я ему ответил в стихах. После этого мне позвонил Василий и сказал, что уважает мои стихи и талант, но здесь я абсолютно не прав, потому что кривлю душой, а Орлуша честный.

Я пытался ему объяснить, что это мое мнение, причем абсолютно искреннее, но Вася уже был настроен на определенную оппозиционную волну, и переубеждать его было бессмысленно. Это наш последний разговор. Больше мы не общались.

Ну а в 2018-м перед чемпионатом мира началась травля Черчесова, в которой Василий с пеной у рта доказывал, что главного тренера нужно убирать из сборной пока не поздно. 

– Он говорил, что травить можно только слабых.

– Вася любит художественные образы, афоризмы, сравнения, но тогда это была настоящая травля. Мы со Стасом разговаривали, он удивлялся: «Послушай, что я ему сделал? Мне непонятно, почему этот человек с такой настойчивостью пытается мне вставить палки в колеса? Где я ему дорогу перешел? Откуда такая неприязнь, эта мания преследования?! У нас никогда не было с ним никаких конфликтов! Мы не ссорились. Может, он чем-то болен?».

Я понимал Васю: ему всегда, а сейчас особенно, хотелось хайпа. Ему хочется, чтобы о нем говорили. Для этого он и сравнивал Черчесова с медной статуей, с памятником самому себе.

Станислав не мог понять, откуда такое к нему отношение: «Он же знает, что я в футболе с самого детства, что живу и дышу футболом! Я же не дилетант какой-нибудь!». А я Черчесова поддерживал всегда. В тот момент я был одним из немногих, кто в него искренне верил. Хотя такого результата, который случился позже, даже я не ожидал.

– Уткин сказал, что вы кривите душой, а Орлуша – не кривит. Вы как считаете?

– По поводу Орлуши могу привести такой факт: в 2012-м писатель Багиров привлекал его к избирательной кампании Путина. То есть Орлуша в стихах призывал голосовать за Путина. Багиров потом утверждал, что за эти стихи заплатил Орлуше круглую сумму.

– Кто сейчас платит Орлуше?

– Думаю, значительную часть его доходов составлял «Гражданин поэт». Коммерческий проект, который придумал продюсер Васильев. Но я стараюсь держаться подальше от этой тусы. Точно знаю только, что движущей силой проекта был Васильев, Дмитрий Быков и Михаил Ефремов, который халтурил. Он даже не удосуживался учить, читал с пюпитра.

– Написано это было тоже халтурно?

– Быков писал более литературные тексты, Орлуша – халтуру, не утруждал себя. 

По-человечески Быков мне не шибко симпатичен, но я считаю его сильным литератором. Он такая ходячая литературная энциклопедия, многое знает, у него интересные лекции. Я не разделяю ни его позиции, ни его политических взглядов, но он, безусловно, большой современный литератор, плодовитый прозаик и не бог весть какой поэт. Он многослоен для хорошего поэта. Поэзия – это скупые слова, а он растекается, у него нет ничего, за что можно было бы зацепиться.

– Ефремов как человек какой?

– Он задержался где-то в детстве или в юности, когда все квасили, гуляли, курили, нюхали. Со временем человек или уходит из этого мира по объективным причинам, или одумывается и понимает, что дальше так нельзя и ничем хорошим это не закончится.

Михаил остался в том состоянии, когда в молодости бравировал поведением артиста-пьяницы и всеобщего любимца-клоуна: «Это же наш Миша – ему можно!». Вот он пьяный за руль сел, гаишники остановили: «Все понятно, это ж Миша, поезжай дальше, только поаккуратнее…». В театре вылез на сцену пьяный, никто не осудил: «Ну это же Миша!».

Появилось даже такое выражение «Этожемиша!», как «Онижедети!». Но кто-то должен был его остановить. К сожалению, сакральной жертвой стал рязанский простой мужик, который никому ничего не сделал плохого. Остановил его ценой жизни.

И здесь начинается другая история. Алкоголь практически разрушил Ефремова как личность. Поэтому последние месяцы мы наблюдали его метания и беспомощность. Он понимал, что совершил, но также понимал и то, что не хочет в тюрьму. Растерялся, не зная, что ему делать. Потому что до этого ему все позволялось.

В «Гражданине поэте» он глумился и кривлялся, не задумываясь ни над чем. Хотя на самом деле он абсолютно аполитичен. Ему вся политика глубоко пофиг. Ему без разницы патриоты и либералы, лишь бы он мог бухать и актерствовать. Когда напивался, любил читать на публике стихотворение Михаила Светлова «Ночь стоит у взорванного моста // Конница запуталась во мгле...». Приходил в клуб «Маяк» или в ресторан «Хлестаков» Антона Табакова и устраивал шоу имени Миши Ефремова.

Я его трезвым-то помню один раз, когда пересеклись в турпоездке. Он летел на Афон, в Грецию, накануне собственной свадьбы или венчания, чтобы очиститься духовно. Тогда он был совершенно нормальным, адекватным, мы общались в очереди на погранконтроль в Афинах. Все остальное время, насколько я помню, при наших встречах Миша был невменько.

Пушкин, Курникова, бабки

– Ефремов рассказывал стихи про конницу, у вас есть про Курникову. Как вы это придумали?

– В те годы часто писали о ее отношениях с Энрике Иглесиасом. А у меня уже был цикл из стихотворений про Хулио и про его внебрачного сына Василия. Логично, что требовалось продолжение уже про реального сына. Когда я смотрел на него, он всегда вызывал у меня такую скептическую улыбку. Он мне казался каким-то слащавым, а тут еще – Курникова. Сюжет возник сам по себе.  

Однажды я прочитал это стихотворение на застолье в Юрмале, на каком-то афтепати во время «Новой волны». За столом сидели Лепс, Меладзе, Газманов, какие-то бывшие авторитеты, ну и Шамиль Тарпищев. Когда Шамиль услышал эту историю, он так растрогался, подошел: «Вот ты единственный, кто написал про женский теннис». После этого предложил приходить на любые теннисные турниры.

Стихотворение, конечно, такое – пустяк, хохма, безделушка. Но стало известным.

– Какие еще реакции на него прилетали?

– От Курниковой точно ничего. На одном мероприятии в присутствии Марата Сафина я прочитал балладу про бадминтон. Марат сказал: «Прошу, ты только про теннис не читай. Я уже чувствую, что там может быть!».

У меня много стихов про спорт. Есть про лыжницу Йохауг: там стеб над ней и историей, когда наших обвинили в применении допинга в Сочи. Есть про судью Буззаку, который отлил за воротами в Саудовской Аравии.

Самое знаменитое – «Не туда» про футболиста Степана Пиджакова. Придумал его по мотивам промаха Кержакова на Евро-2012. Знаю, что ему неоднократно присылали и как-то даже в моем исполнении. Тогда он понял, что есть автор. До этого думал, что народное творчество.

Насколько знаю, спортсмены на мои стихи не обижались. Например, у меня есть хоккейная поэма «Тафгай», которую знала вся наша сборная, она висела в раздевалке у ребят. И каждый раз, когда меня встречают Буре или Федоров, они улыбаются и вспоминают «Тафгая» и чеченский хоккей.

– Еще вы считаетесь королем корпоративных гимнов – сколько написали их за свою жизнь?

– Бессчетное количество. Это всегда и весело, и денежно. И я делаю это лучше других.

С этими гимнами связано много забавных моментов. Однажды меня попросили написать корпоративный гимн нефтяной компании, в названии которой было пять согласных букв подряд – «Нафт-КСЛ».

Я говорил: «Может быть, мы как-то это название обойдем?» – «Нет, нужно, чтобы оно в припеве было ударным!» – «Но даже Пушкин не рифмовал пять согласных подряд!» – «Так Пушкину и таких бабок не платили!».

В итоге получился припев: «Чтобы солнце не погасло и земля дышала светом, есть компания «Нафт-КСЛ», и Россия знает это!». Рифму «не погасло – «Нафт-КСЛ» до сих пор считаю гениальной.

Захарова, гонорары, свободный человек 

 – Какие у поэта источники дохода?

– Если брать меня, то это три направления: продажа песни артисту и авторские с нее, написание корпоративных песен и сценариев и собственные выступления, квартирники.

– Сколько стоит песня?

– Сейчас рынок упал. Музыка со словами стоят в среднем от 200 тысяч рублей. А если с аранжировкой, сведением, записью и другой студийной работой – получается от 500 тысяч до миллиона и больше. Автор текста получает в среднем где-то 100 тысяч. 

Хотя появилось много деятелей, которые готовы за бесценок отдавать или за условные 30 тысяч. Еще вовсю дымит фабрика по производству песен имени Гуцериева, которая приплачивает известным исполнителям. Естественно, артисты думают: «Лучше я спою это и получу деньги, чем сам буду платить».

Когда продаешь песню, необходимо авторские при любых раскладах оставлять себе. Это,  можно сказать, пенсия автора. Потому что в дальнейшем автор получает роялти за каждое публичное исполнение. Концерты, дискотеки, рестораны, кафе – из этого складывается общая сумма, которую автор получает ежемесячно в Российском Авторском обществе.

Правда, прожить на эти деньги все равно сложно, потому что порядок навели только недавно, а пик моей деятельности пришелся на начало нулевых. Тогда деньги у нас воровало семейство Федотовых, а я получал копейки. Когда систему привели в порядок, я уже стал писать намного реже. Только на заказ.

– Авторскими вам приходит меньше 100 тысяч рублей в месяц?

– Да.

– А корпоративными заказами?

– Смотря для кого. Но в целом они стоят столько же, сколько и эстрадные.

– Кто лучший поэт России за последние 20 лет?

– Сказать трудно, потому что живы и еще работают такие прекрасные поэты, как Олег Чухонцев, Юнна Мориц, Александр Кушнер. Великие имена.

Если брать более молодое поколение, то, наверное, Борис Рыжий. Парень писал на разрыв души и в то же время – очень просто и внятно! Как в 26 лет можно такое создавать? И жизнь его закончилась в 26. Я ставлю его очень высоко. У него пронзительная, трагичная поэзия. Когда читаешь и понимаешь, что человек катился с какой-то немыслимой скоростью к своей гибели.

– Как вы относитесь к своей поэзии – про Курникову, Пиджакова и дрессировщика ежиков?

– Как к ироническому и развлекательному жанру. Конечно, это несерьезные стихи, но это все равно составная часть поэзии. Она призвана развлекать. В этом русле существовала поэзия Саши Черного – с фигой в кармане, но с улыбкой. Заставить улыбнуться человека гораздо сложнее, чем заставить заплакать. Писать лирику доступно многим, писать смешно – избранным. А цель моих произведений – заставить смеяться над самим собой и создавать настроение.

– То есть вы понимаете, что стихотворение о Черчесове, где есть строчки «Изгнав из игроков команды бесов // И, распахнув к четвертьфиналу двери // Наставник сборной Станислав Черчесов // Заставил всю страну в себя поверить!» – это ближе к частушке, чем к Бродскому?

 – Ну конечно. Это несерьезная поэзия, а стихотворение по случаю, моментальное отображение какого-то события. Это то, что владеет нашими эмоциями, мы ведь живем эмоциями. Поэтому говорить о том, что вот не Иосиф Бродский... Ну, Бродский занимался своим делом, а я – своим.

Мне гораздо больше нравится наблюдать, как люди улыбаются. Когда я слышу смех в зале и чувствую, как люди меня благодарят, то понимаю, что занимаюсь правильным и нужным делом. А говорить, что это вот высокая поэзия, а эта вот низкая – это пусть критики рассуждают. Критики могут и по-другому вопрос поставить: что важнее на данный момент? Я считаю, важно то, что востребовано сейчас.

– Как вам поэзия Марии Захаровой?

– Пока никак. У нас есть два медийных персонажа – Михаил Гуцериев и Мария Захарова, считающих себя поэтами. Один с деньгами, другая – с высоким постом.

Марии Захаровой я бы посоветовал побольше читать хорошей поэзии, не исключая и стихов начальника – Сергея Лаврова. Он человек образованный, талантливый, пишет хорошо. Дело в том, что не каждый человек может писать стихи, даже если он любит и понимает поэзию. Важно еще и осознавать, твое это или нет, можно ли это показывать публично. Ей стоило бы ей часть свободного времени уделять занятиям в приличной литературной студии, общаться с пишущими людьми, где обсуждают стихи. Это принесло бы ей пользу.

Гуцериев – другая история. Ему удалось подмять под себя весь шоу-бизнес. Его безграмотные вирши исполняет почти вся наша эстрада.

– Почему?

– Потому что башляет. Почти все берут. За редким исключением. Знаю случай с Николаем Носковым, которого олигарх пригласил к себе и спросил: «Николай, вам нужны деньги?». Носков, как и любой человек на его месте, ответил: «Конечно, нужны» – «Сколько?». Назвал сумму – тут же принесли, положили рядом. 

Носков вспоминал: «Я спросил: «Что нужно от меня?» – «Ничего особенного. Вот папка с текстами, любое стихотворение берите». Он прочитал несколько текстов и пришел в ужас. Попытался объяснить Гуцериеву: «Это не мое…». Про себя подумал: «Я пою песни на стихи Гумилева, на стихи настоящих поэтов, которых я понимаю и чувствую. Как я могу исполнять эту чепуху? Кто мне поверит?». 

Тот переспросил еще раз: «Почему не ваше?». На что Николай прямо ответил: «Да потому что говно!».

– Прямо в лицо?

– Да. Он встал, попрощался. Гуцериев ему бросил вслед: «А вы, Николай, оказывается, свободный человек!».

Гуцериев не знает элементарных правил стихосложения, не понимает ничего в поэзии, мне кажется, он ничего не читал. Он не знает элементарных вещей для того, чтобы писать стихи. Возможно, он хороший, добрый человек и меценат, но к поэзии это не имеет никакого отношения.

– Зачем тогда его тексты поют почти все от Баскова и Маликова до Расторгуева, если они и так при деньгах и известные?

– Думаю, Расторгуеву все равно. Он спел достаточно хороших песен, может позволить себе. Деньги все-таки нужны всем.

Еще больше стихотворений Александра Вулыха можно найти в его фейсбуке

В 2020-м вышла новая книга – «Люди в переплете» – с его поэзией

Фото: facebook.com/Александр Вулых; globallookpress.com/Zamir Usmanov/Russian Look; facebook.com/radioutkin; commons.wikimedia.org/A.Savin; Gettyimages.ru/Mark Mainz; РИА Новости/Александр Вильф, Игорь Уткин, Сергей Гунеев, Григорий Сысоев, Антон Денисов, Екатерина Чеснокова, Владимир Трефилов, Михаил Воскресенский

logoЛокомотив
logoАнна Курникова
logoВасилий Уткин
logoЛеон Сатурн
Михаил Ефремов
logoСпартак
logoВладимир Маслаченко
logoСтанислав Черчесов
logoИгорь Денисов
logoЛев Яшин
logoЕвгений Левченко
брань