Невероятная история золота спартаковского пионеротряда-96 с вожатым Горлуковичем
Вторая часть монолога Георгия Ярцева из книги Игоря Рабинера «Спартаковские исповеди», опубликованной в 2011 году.
Трахтенберг и «металлотерапия»
Я пошел в детскую спортивную школу в Капотне и спокойно закончил институт. Поработав с мальчишками, еще и заложил фундамент, который мне был нужен как тренеру. А то сейчас молодым тренерам дают команду мастеров — но у них базы нет. В Советском Союзе были единицы, кто сразу заканчивал карьеру и получал команду мастеров. Разве что Симонян и Лобановский. А Бесков, Качалин, Маслов, Севидов — все начинали с детских команд. И если брать сегодняшних специалистов, то Газзаев — тоже. Либо по ступенькам, из второй лиги.
Так, с «Красной Пресни», и начал Олег Романцев. А я — вместе с ним.
Вернусь на годы назад. Олег пришел в «Спартак» в середине 77-го. Когда команда уже живет своей жизнью, и прошло полсезона, вписаться в нее непросто. Но Романцев был до такой степени коммуникабельным человеком, что ему это не составило труда. Мы стали друзьями.
В последние годы о нем составили какое-то неправильное мнение. Многие думают, что он замкнутый и нелюдимый человек. Видать, вся эта волна критики, обструкции с разных сторон сказалась на его характере, и он замкнулся. На самом же деле это очень веселый, жизнерадостный, много читающий человек. Помню, однажды ко мне подошла дочь Ксения и сказала: «Пап, а это точно о дяде Олеге написано?»...
Те, кто близок к Романцеву, знают, какой это любитель пошутить, разыграть кого-то. Свидетелями тому становились все, кто работал и играл в «Спартаке». Как-то раз мы на сборе в Израиле выпустили стенгазету — не буду называть, для какой команды (по имеющейся информации, для «Алании». — Прим. И. Р.). Целую неделю ее сочиняли — специально для того, чтобы тот коллектив, приехав в наш же отель, ее прочитал. Каждый должен был что-то туда написать. Чего только ни напридумывали — что собрания у нас в 10 вечера, что Рамиза Мамедова, Илью Цымбаларя и пресс-атташе Леонида Трахтенберга за нарушение режима в Москву отправили... Все это делалось, естественно, с санкции Олега.
А потом мы из надежного укрытия наблюдали, как приехала та команда («Алания»), один игрок заметил висевшую на первом этаже стенгазету, подозвал другого, потом и до тренеров дошло... И закончилось тем, что главный тренер (Валерий Газзаев) сказал: «Теперь вы понимаете, почему «Спартак» регулярно чемпионом становится? И мы будем работать так же!» Спустя пару дней появились данные о том, что у них собрания с «разбором полетов» продолжаются до 11-ти! Хотя у нас такого и в помине не было. Вот потеха была!
Еще как-то раз замечательно разыграли нашего доктора Юрия Василькова. После взвешивания, которое показало нормальные результаты, вызвали Мамедова с Цымбаларем, надели на них пятикилограммовые пояса. Отправили в их комнату и наказали никуда не выходить — что было несложно, потому что эти два раздолбая всегда были вместе. Потом с Олегом Ивановичем позвали Сергеича (Василькова. — Прим. И. Р.). Что-то, говорим, сомневаемся в том, что у двух вышеназванных футболистов с весом все в порядке. Давай-ка, говорим, проверим!
Вызвали игроков. У обоих — по пять кило лишнего веса. Васильков — бледнее мела. Олег Иванович, с тяжелым взглядом и нахмурившись, говорит: «Так, значит, Сергеич? Игроков покрываешь?» Надо было в этот момент видеть лицо доктора. И его облегчение, когда мы «раскололись». Вот такой он, настоящий Романцев.
А история с Трахтенбергом?! Однажды он сломал руку. А дело в том, что он, как увидит телефон, трясется как наркоман. Мобильников-то тогда не было. Как-то раз приехал на «Динамо», ему сказали, что телефон свободен — а ему надо заметку в «Спорт-Экспресс» передать. Команда летела в Норвегию, и в Петровский парк заехала по дороге в аэропорт. И он в своих легких туфлях побежал к телефону, поскользнулся и руку пополам переломил. Ему вставили в кость железяки. Так он, как в «Бриллиантовой руке», и ходил.
А у нас из «Локомотива» пришел вторым врачом Володя, поклонник тибетской медицины. Ему тут же дали прозвище — Тибетыч. Халат белый наденет, шапку, штаны — и шаманит. Первым Жиляев начал тревогу бить: «Он нас залечит, ой, Саныч, залечит!»
Прихожу как-то к нему. У Тибетыча сидит только водитель Коля Дорошин. Ему доверять можно, не проболтается. И говорю: «Значит, так, Тибетыч. Я приведу к тебе Леню. И невзначай скажу, что у тебя есть метод лечения, который называется «металлотерапия». Понял?»
Тот ответил, что понял, но боится не вовремя рассмеяться. «Только попробуй», — говорю. А Дорошину велю идти на дорогу и найти железку, только не грязную. Приходит — нет ничего. Тогда я сказал, чтобы взяли пинцет. Затем пошел к Лене и предложил попить кофе. Спрашиваю, что с рукой. Тот начинает жаловаться, страхи-ужасы описывать. А мне только того и надо.
Говорю: «Слушай, тут вот какое дело — у нас Володя Тибетыч знает лечение, называется — металлотерапия. Надо привязать светлый металл к руке, и держать ее под углом 45 градусов. Но он никому об этом не говорит, а я случайно узнал. И ты никому не говори. А мы сейчас пойдем к нему — и придавим!»
У Лени загораются глаза. Приходим к Тибетычу. Говорю: «Володя, давай лечить Леонида Федоровича, хватит! Ну что это такое — пресс-атташе сборной и «Спартака», а ходит с рукой на перевязи. Ты ведь знаешь металлотерапию, я в курсе, от меня ничего не скроешь!» Володя опускает глаза: «Да, Георгий Александрович, знаю».
Короче, привязали мы Лене пинцет, забинтовали под углом 45 градусов, и он стал так ходить. Дорошин говорит: «Саныч, тебе ничего не будет, а он пойдет, нажалуется Романцеву — и нас обоих с Тибетычем выгонят на фиг!» Я ему: «Не боись!»
Вхожу к Иванычу, все рассказываю. Тот угорает со смеху. После чего говорю, что сейчас Леню к нему приведу, но чтобы он не смеялся и подтвердил, что тоже слышал о таком методе лечения. Так и происходит. Более того, Романцев говорит, что ему самому применяли металлотерапию, и ему сразу стало легче. Трахтенберг — на седьмом небе от счастья.
А потом тренировка заканчивается. Мне надо ехать на телевидение, и Леня один на базе остается. Я подзываю его и говорю, чтобы он эту ерунду снял. А он мне в ответ: «Георгий Александрович, вы даже не представляете, как мне легко сейчас стало!» Мы с Романцевым просто упали от хохота. Тут-то и признались, что разыграли его. Дальше продолжать это было невозможно...
Когда Романцев-тренер впервые стал чемпионом, я играл с ветеранами за мешок сахара
А теперь вернусь к временам, когда Олег начинал тренерскую карьеру. Итак, его пригласили в «Красную Пресню». Сделал это Николай Петрович. Он закончил играть и хотел работать, а Старостин видел в нем перспективу.
Мы жили в соседних домах, он знал, что я работаю в Капотне, и эта деятельность принципиального значения для меня не имеет. Позвал помощником — и я с удовольствием пошел. Во-первых, московская команда, во-вторых, у меня уже был определенный опыт в школе, с молодыми ребятами. Да, неумелыми — но они хотели!
А вот в «Красной Пресне», познакомившись с ней поближе, я не увидел перспективы. Там в основном играли футболисты, которые не подошли «Спартаку» и другим клубам. Умеют больше, чем в Капотне, но будущего уже нет. В ту же спартаковскую игру не попали, а если бы кто-то попал, то в «Спартаке» бы и остался. Вот Серега Родионов — уходил из спартаковской школы в «Красную Пресню», но проявил себя и вернулся в «Спартак».
Но он был молод и перспективен. А большинство делало все на автомате. В первую лигу с возможностями «Красной Пресни» ее бы все равно не пустили. Олег работой с ней все равно загорелся — она была для него первой, и он хотел самому себе кое-что доказать. У меня же интереса не было.
Потому мы и разошлись. Он на меня обиделся, что где-то на выезде я не встретил команду. А зачем ее встречать, если все для нее приготовлено? Они прилетели очень поздно, поскольку самолет задержался, и я в аэропорт действительно не поехал. Впрочем, понимал, что все равно не вписываюсь в эту работу. Дурацкие слухи о том, что якобы Романцев меня уволил на партсобрании? Это чепуха хотя бы потому, что я никогда не был членом КПСС.
Но на какое-то время мы разошлись. Не общались, а вот жены наши и дети — продолжали. Поэтому прекрасно знали, как друг у друга дела. Когда Олег возглавил «Спартак» и сразу же стал с ним чемпионом, я абсолютно не завидовал, а наоборот, радовался, что у него дело пошло.
Сам же играл в это время за ветеранов. Ездили по регионам, которые разбогатели — Нефтеюганск, Тюмень... Жизнь в то время была тяжелая. Бубукин, помню, звонит: «Георгий, есть предложение сыграть в Курске. Дают мешок сахарного песку, может, полтора. Поедем?» — «Конечно, поедем!» Поехали в Казахстан на юбилей космодрома в Байконуре — хозяева нам и растворимый чай, и кофе, и тушенку, и сгущенку дали, как беженцам каким-то. А что делать?
С другой стороны, это было веселое время. Нужно было выживать, а мы еще и удовольствие от общения получали. Спасибо Колоскову, организовавшему сборную ветеранов СССР, которая входила в штат федерации. Деньги, которые мы в ней получали, нам очень помогли. А сколько было круизов! Я тогда на кораблях объездил Испанию, Грецию, Турцию, Мальту. Мы всегда были востребованы.
Потом я начал работать на телевидении, и на ЧМ-94 в США поехал комментатором. Открою тайну: когда садился к микрофону, в перерыве всегда звонил Николаю Николаевичу Озерову — что да как. В большинстве случаев он меня хвалил, критика звучала очень редко.
Мне предстояло вести репортаж о матче сборной России, и тут кто-то сказал, что в «Спартаке» большие перемены, команда едва ли не разваливается. А поскольку из «Спартака» в той сборной было 10-11 человек, а сколько людей за нее болеют, вы и сами знаете, люди обратились с просьбой до эфира позвонить Олегу Ивановичу.
Конечно, у меня был его домашний номер — и я его набрал. Он ничуть не удивился, хотя мы несколько лет не встречались. Спросил: «Ты уже приехал в Москву?» «Да нет, — говорю, — сейчас иду на репортаж». Ответив на все вопросы, Романцев сказал, что на следующий день после моего приезда из США хочет встретиться.
Олег забрал меня на машине — мы, напомню, рядом жили. Поехали в Тарасовку. А по дороге он выразил желание, чтобы я работал с ним в «Спартаке» (его прежний помощник Александр Тарханов в этот момент возглавил ЦСКА. — Прим. И. Р.). Я тут же согласился. На следующий день приступил к работе, которую вспоминаю с огромным удовольствием. А наше расставание в «Красной Пресне» вспоминали без обид: ну что поделаешь, что если ему там было интересно, а мне — нет?
Романцев меня никогда не перебивал, всегда выслушивал до конца. Поэтому, когда спрашивают, кто в моей тренерской жизни был лучшим президентом клуба, отвечаю: «Конечно, Романцев!» Самый сложный вопрос у нас решался, как я выражаюсь, «на одну сигарету». Я никогда не шел к нему, не выработав четкой позиции по тому или иному вопросу. Обращался к Олегу, уже имея в голове решение. А правом Романцева было это решение принять или отвергнуть. И эта определенность ему нравилась. Кто-то говорит о нем как о диктаторе, а меня, если наши мнения расходились, он всегда старался убедить. Когда же в 96-м я был главным тренером, последнее слово по футбольным вопросам оставалось за мной.
Хватало людей, пытавшихся в связи с этим вставлять палки в колеса. Кто-то сказал Олегу Ивановичу, что Ярцеву неудобно, когда он находится на скамейке. И он понял это буквально, в связи с чем поехал с командой всего на два выезда — в Самару, где был совет «Спартака», и на золотой матч с «Аланией» в Санкт-Петербург. И только потом сказал мне об этом, даже не упомянув, кто именно в разговоре с ним эту фразу ввернул. А ведь многие хотели, чтобы Ярцев «сплавился», а Романцев бросил работу в клубе и поехал в Тарасовку. Кому-то излишнее внимание Олега к клубной работе мешало, было не по нутру.
Мне-то наоборот, когда он присутствовал, было спокойнее, ведь я знал, что он плохого не подскажет. А вот в 97-м, когда он снова вернулся главным, в какой-то момент мне стало не очень удобно сидеть на скамейке. Особенно когда после «Кошице» нас пытались противопоставить, разделить, кричали в его адрес разную погань.
Вот представьте — сидим вдвоем. Ему кричат: «Романцев, убирайся», а меня, наоборот, куда-то там «продвигают». Кто-нибудь из тех, кто кричал, подумал о том, каково не только Олегу, но и мне такое слушать? Это ведь тонкий психологический момент. И Романцеву нужно отдать должное — он выдержал.
Нас с Романцевым нередко пытались стравить
У нас в 96-м отношения были очень простые. Он мог позвонить: «Я сегодня нужен?» — «Да у меня предыгровая, справимся» — «Ну, тогда вечером приеду, пойдем в баню, поговорим». И вопросов больше не было. Хотя нас нередко пытались стравить — в частности, когда я подключался к тренировкам сборной, это всегда вызывало неудовольствие его помощников. Они видели во мне соперника, и в какой-то момент я понял, что лучше мне там не появляться.
К тренировкам во втором круге чемпионата-96 Олег Иванович порой присоединялся. Причем четко давал понять, что занятие проводит главный тренер Ярцев, а он мне только помогает. Мы заранее обговаривали упражнения, и Романцев выполнял ту задачу, которую я ставил. На ту «станцию», где он работал, я мог и не смотреть. Все было в высшей степени корректно.
Я никогда не позволял своим помощникам подглядывать за игроками — и Олегу от меня этого, к счастью, не было надо. Будучи вторым, я никогда не стоял перед строем рядом с главным тренером, который объяснял задачу. Мало ли — он говорит, а я, условно говоря, почесался и отвлек внимание. Поэтому и отходил в сторону. Он всегда говорил: «А ты чего там?» — «Так надо». И он это принял. Я объяснил ему свою позицию: на авансцене должен быть один человек. Двух капитанов на корабле быть не может.
Да, Романцев мало общался с игроками. А что говорить, когда все четко и грамотно выстроено? Наверное, эта дисциплина сохранилась у него от Константина Ивановича — расставить акценты, каждому поставить задачу. И — строго спросить за ее выполнение.
Как я уже говорил, со временем Романцев замкнулся. А как иначе, когда ответственность и внимание такие, что ему каждое лыко в строку вставляли? Вот был, к примеру, разговор о том, что Старостина с «мерседеса» на «жигули» пересадили.
Глупости! Николаю Петровичу было удобнее так ездить, понимаете? Он сам, как говорил мне Олег Иванович, высказал такое желание. Тем более что он не любил больших скоростей и больших машин, а его водитель Толя Ильин (не путать с полным тезкой — автором золотого гола Олимпиады в Мельбурне) был этакий Винни-Пух, никуда никогда не гнал. Знаете, если бы Старостин захотел, он бы на самой крутой иномарке ездил. Но он не хотел!
Вот я, например, не автолюбитель. Не сажусь за руль, не интересует меня это. И мне совершенно безразлично, кто на какой машине едет — мне важны другие ценности. И Николаю Петровичу — так же. А можете представить, как обидно человеку, в адрес которого, не разобравшись, бросают такие обвинения?
А тем более когда говорили, что это дело рук Нечаевой. Не могла Лариса это сделать. Все в клубе было под контролем Романцева, он не был номинальным президентом. Если же его помощники допускали ляпы, весь град критики обрушивался на него.
Такого тайфуна критики не обрушивалось ни на кого другого. Помню, встретились с Валерой Газзаевым после его ухода из сборной. И он сказал мне: «Не ожидал и не знал, что у меня столько врагов». Так на него свалилась только маленькая толика того, что упало на Романцева! И так — каждый день с 1989-го по 2003-й годы.
Или история с похоронами Николая Петровича. Мы были на сборах за границей. А ведь это не нынешнее время, когда можно поставить Шенгенскую визу — и летать туда-сюда. Все было сопряжено с куда большими сложностями. Будь мы в Сочи — конечно, прилетели бы. Но тут...
Это, конечно, была трагедия для всего «Спартака». Но у нас не было физической возможности приехать всей командой со сборов, а потом снова оформляться и лететь обратно. И никто не скажет, что мы были безразличны к тому, что произошло. У нас там был траур, мы сели вечером, помянули Старостина добрым словом. Но критические стрелы опять понеслись в Романцева: почему команды нет на похоронах?
Когда в 95-м году многие игроки ушли, и я стал главным тренером, у нас какой разговор был? «Ты строишь новую команду на будущее», — поставил мне задачу Романцев. Мы могли тогда задержать опытных футболистов, но в этом случае молодые спартаковцы не получили бы хороших контрактов, жилищных условий и других привилегий. Деньги целиком вложили бы в сегодняшний день, не подумав о завтрашнем. Олег же смотрел дальше.
Да, может, мы в той Лиге чемпионов, сохранив состав, и до финала дошли бы — команда была очень мощная. Но если бы выкупили права на тех же Черчесова, Юрана, Кулькова, находившихся у нас в аренде, клуб остался бы без денег. Все, что мы заработали в Лиге, нужно было бы отдать на их приобретение. Но решили пойти по другому пути, и это было поручено мне.
А я видел дубль и знал, что уже выросла плеяда молодых — Тихонов, Аленичев, Ананко, Титов, Липко, Дуюн, Джубанов, Ширко, Мелешин, Евсеев — которые готовы играть. Плюс опытные Цымбаларь, Хлестов, Мамедов, Шмаров, Пятницкий. Ну и Горлукович, конечно. Когда я его взял, все надо мной смеялись. А он оказался тем самым Дедом, который был так нужен этой молодежи. Сцементировать их своим опытом, на кого-то рявкнуть, где-то своими действиями за собой повести.
Сам Романцев в детской спортивной школе не работал, в отличие от меня. Может, это и сказалось, когда он сделал мне такое предложение. Он был сосредоточен на том, чтобы взять игрока и найти ему верную позицию. Были ли ошибки? Конечно, были — у кого их не бывает? Величко, Дмитриев, Канищев. Хотели мощного центрфорварда, но никто из них не потянул.
Но все это не значит, что он молодых не ставил! Ведь сумел же Романцев разглядеть Аленичева в «Локомотиве»! И Кечинова юного взял. Так что разговоры о том, что Олег Иванович не любит работать с молодыми, — тоже упрощение. Это спорный вопрос, хотя какой-то момент подобного рода и существовал.
Мое назначение стало для всех неожиданностью. И его восприняли неоднозначно
А произошло мое назначение так. Когда мы уже вышли из группы в Лиге чемпионов, оставался матч в Польше с «Легией». Олег Иванович позвонил мне и пригласил в Тарасовку, сказав, что есть разговор.
Тогда он и сообщил, что в следующем сезоне хочет посвятить себя работе со сборной и разобраться с клубными делами. А мне рекомендует возглавить команду. Я согласился, и мы обговорили все по поводу игроков, кто остается, кто — нет. И перед игрой в Варшаве сели в тесный кружок, где был весь тренерский штаб. Там Романцев и объявил, что уходит, а я остаюсь главным тренером. Но он будет рядом.
Это было воспринято неоднозначно и стало для всех неожиданностью. И когда мы, выиграв, приехали из Польши, стало ясно, что новость вызвала фурор. Мы сели в машину, поехали в Тарасовку и все детально обговорили — манеру своего поведения, ответы на возможные вопросы, чтобы свести на нет шумиху. И так же, кстати, в 97-м состоялось возвращение Олега Ивановича — тоже сначала мы обговорили, как это будет выглядеть.
Кто-то наверняка думал, что подобных разговоров не было, а Романцев просто вызвал меня и сказал: «Ты — главный тренер, а я ухожу. Все, разбирайтесь сами!» А такого не было. Все было сделано конструктивно. И то, что деньги, заработанные в Лиге чемпионов-95/96, окажутся вложены в будущее, а не в настоящее «Спартака», тоже было коллегиальным решением. Хотя, конечно, многие удивились, когда такая команда разошлась.
На самом деле предложения были не только у тех, кто ушел, но и у Цымбаларя, Пятницкого, Мамедова, Хлестова... А оставь мы всех, возможно, ни Титов, ни Кечинов, ни другие молодые не сделали бы шаг вперед, поскольку их места были бы заняты.
И потом, Романцев же не ушел посреди сезона! Дождались межсезонья, у нас было время на раскачку. Дали мне и карт-бланш на то, кого оставить. В частности, остался Шмаров, которого мы в 95-м, в отличие от других, выкупили. Да, вскоре он сам изъявил желание поехать в Корею, но тогда — остался.
Все вокруг говорили, что Романцев меня подставил. Но я с этим категорически не согласен. Почему подставил? Он дал мне возможность проявить себя как главному тренеру «Спартака»! Да, с молодежью, да, было тяжело. Но я-то видел другое, я-то знал этих игроков по дублю и осознанно пошел на этот шаг для будущего. И дальнейшее доказало мою правоту. Даже с «Нантом» мы уже выглядели достойно!
Хочу разуверить тех, кто убежден, будто я обиделся на Романцева за его возвращение в 97-м. Не обижался! Опять же, у нас состоялся разговор. Олег Иванович сказал, что хочет вернуться к нам. Да возвращайся, конечно!
Я не чувствовал себя ущемленным. Он оставил все мои привилегии, я был назначен не вторым, а старшим тренером. А за наш успех 96-го года был достаточно прилично вознагражден. Когда на церемонии награждения РФС вручил две грамоты главным тренерам, Романцев, которого первым пригласили, сказал: «Нет, это твой праздник, Георгий Александрович, пожалуй на сцену!»
Более того, мой контракт в 97-м даже повысился по сравнению с 96-м! И решения в тот момент мы принимали вдвоем. Разговоры на эту тему нагнетались со стороны, а внутри вообще не было проблем, клянусь! Я даже не почувствовал, что мой статус в команде понизился. Как жил в отдельном номере — так и остался, как была машина с водителем — так и осталась...
Разумеется, перед сезоном 1996 года я совсем не был уверен, что он получится успешным. Впрочем, и задача была — в течение того сезона наиграть новую команду. Понятно, что главным претендентом на золото вновь будет «Алания» — с ее-то бюджетом и игроками. Мы у нее годом ранее не могли выиграть, когда у нас играли все звезды.
Перед 96-м я думал не о месте в таблице, а о команде и игре. Каждый из этих ребят в дубле показывал хороший футбол, и им только нужно было дать шанс. Я в этих ребятах не сомневался. В каком-то интервью даже сказал, что Тихонов будет очень долго играть. Видите, как прав оказался! И то, что Аленичев добьется успеха, тоже сказал. А Кечинову только травмы помешали — иначе он вырос бы в очень большого игрока.
Я не говорил, что мы выиграем чемпионат или Кубок страны, но был убежден, что у этой команды — большая перспектива. Хотя уже в том сезоне мы выиграли чемпионат и вышли в финал Кубка. А в том финале «Локомотиву» очень повезло! Дважды мы вели в счете, но недотерпели, недодержали. Опыта ребятишкам не хватило...
Большую роль в том сезоне сыграл Горлукович. Как он у нас оказался? В 95-м в «Алании» играл. Но Газзаев его освобождал, его не удовлетворяла игра Сергея. Мы приехали в Германию на сбор, и я случайно об этом узнал. Романцев принял мое предложение сразу, когда я ему объяснил, почему он мне нужен. А разговор с самим Горлуковичем длился всего 15 минут. Он высказал свое предложение, мы — свое. Он с нашим согласился, я привел его в гостиничный номер и сказал, чтобы он выбирал любую кровать. И все!
Еще по временам «Локомотива» о Горлуковиче много историй ходило, что, дескать, он там чудил. А у меня с ним вообще проблем не было. Я давал ему задание взять группу игроков и бежать в лес три километра — полтора туда, полтора обратно. Так он и разминку, и растяжку с ними проводил, и задание выполнял от сих до сих. Иногда Виктор Самохин с ними бежал — но все равно точно знал, что Горлукович всю работу сделает.
За весь 96-й год — ни одного инцидента. Да, может, приедет порой после, скажем так, расслабленного отдыха. Но сходит в баню и отработает так, что мне не приходило в голову на него обижаться. Просто ему нужно было после игры давать не один, а два дня отдыха. Я мог ему полностью доверять. Физически Дед всегда в порядке, технику я бы ему не прибавил, а тактики у него — выше головы.
Межсезонье началось с тяжелых травм Цымбаларя и Хлестова, выбывшего на весь сезон. И это при тех потерях, которые у нас уже были! Вскоре играли с «Нантом», и первый матч на выезде проиграли — 0:2. В домашнем же к перерыву вели с тем же счетом. И тут я перевел Юру Никифорова из центра поля на место свободного защитника...
Дело в том, что Олег Иванович не видел Нику в сборной опорным полузащитником. В то время в национальной команде центральных хавбеков было много — и Мостовой, и Радимов, и Ледяхов, и Пятницкий... А с защитниками были проблемы, и Романцев использовал его в сборной так же, как раньше в клубе. И в финале Кубка с «Локомотивом» он отошел назад, сам меня попросив: «Георгий Александрович, можно я в защите сыграю?» И я, наступив на горло собственной песне, произвел эту перестановку.
Хотя я ему все время говорил, что своей игрой в «Спартаке» он доказал свое право играть центральным полузащитником. С его мощнейшим ударом в полузащите он был куда ближе к чужим воротам, и поразить их шансов имел гораздо больше. Мы много с ним на эту тему разговаривали, и Юра говорил: «Георгий Александрович, я же в сборной все-таки центрального защитника буду играть!» А первый тайм с «Нантом» он отыграл великолепно.
По сей день уверен, что на результат того матча повлияло судейство. Смотрю эти кадры — из двух пенальти один должен был назначаться в любом случае. Если бы счет стал 3:0, это было бы совсем другое дело. Не скрою, у меня где-то было желание укрепить оборону Никифоровым, чтобы сзади использовать его мощь, а впереди надеяться на конструктивные действия Цымбаларя, Тихонова, Шмарова и других.
Коль скоро матчи и с «Нантом», и с «Локомотивом» были проиграны, то, конечно, это были мои ошибки. Мог и настоять на своем. Тактику выбирает тренер, и игрок должен подчиниться. Но бывают моменты, когда опытный игрок может тебя в чем-то убедить. И с «Нантом», и с «Локомотивом» игра шла нормально, но моя осторожность, желание сохранить преимущество совпадали с желанием Никифорова играть в центре обороны — что и приводило к таким перестановкам.
В 96-м я позволял Тихонову, у которого жена была беременна, ночью перед игрой быть дома
Того, что в сезоне-96 заблистает Тихонов, я ожидал. И в дубле, и в немногих матчах за «основу» Андрей показал, что уже вырос в игрока, на которого можно рассчитывать. В том сезоне меня гораздо больше поразил Мелешин — а как раз то, что выстрелил Тихонов, ничуть не удивило. Может быть, такого лидерства я и не ожидал, но в том, что это один из самых мобильных и нужных команде игроков, — не сомневался.
В 96-м я даже позволял Андрею в ночь перед игрой быть дома. Он жил в Тарасовке, очень близко от базы. Его жена была беременна, и я понимал, что пусть лучше человек ночует дома, чем мучиться на базе. И он никогда меня не подводил. Да и вообще, в том году каких-либо срывов, чтобы кто-то, например, не приехал на сбор, не было.
Знаменитый матч с «Силькеборгом», когда Тихонов превратился во вратаря и поймал мяч после штрафного, конечно, не забыть никогда. Это была абсолютно выигрышная встреча, мы вели — 3:0, ничто не предвещало опасности. И вдруг — две ошибки, два гола, и все повисло на волоске. Даже когда все закончилось нашей победой, до сих пор помню это ощущение, что мы проиграли. Из-за халатного отношения опытных игроков, чьи фамилии не хочу называть.
А тут еще и выход один на один, нарушение правил Нигматуллиным, удаление и штрафной. Все замены сделаны. Кто из полевых игроков встанет в ворота? Вот что такое Тихонов — достаточно было одного моего взгляда, чтобы он пошел и встал. Ему не надо было ничего лишний раз говорить.
Трибуны затихли. Можно было услышать автомобильные гудки у стадиона «Локомотив» — до такой степени для болельщиков это было неожиданно и нереально. Почему Тихонов? Да он был в таком порядке, что другой кандидатуры даже не возникало. Можно было, конечно, поставить какого-то высокого парня. Но как-то на тренировке мы баловались, Андрей встал в ворота и начал ловить. Это мне в тот момент и вспомнилось.
Был ли я уверен, что тот штрафной он вытащит? Да нет. Я, как и все, был в оцепенении от происходящего. Не в растерянности, не в унынии, а именно в оцепенении. Все было, как в кошмарном сне. Вместо 4:0 или 5:0 — 3:2, удаление вратаря и штрафной. Когда пришли в раздевалку, Горлукович сказал: «Спасибо, Тихон, выручил. А эти бы, — тут он показал на обоих вратарей, — пропустили»...
Мнение, что Романцев недооценивал Тихонова, считаю ошибочным. Олег Иванович видел его потенциал. Просто, может быть, Андрею после победы в 96-м году было уделено очень много внимания. Не говорю, что это были застолья. Его приглашали в телестудии, на радио, на встречи с болельщиками. Порядочный, честный и благодарный человек, он не отказывался. И, возможно, Романцеву это не нравилось. Но моя поддержка у Андрея была всегда, поскольку я знал, что это высокопрофессиональный игрок. Никогда не стоял вопрос, ставить Тихонова на матч или нет.
Думаю, если бы в 2000 году мы были вместе с Романцевым, никогда бы ни Тихонов, ни Кечинов из команды не ушли. Приспешники и лизоблюды, наверное, доносили Олегу Ивановичу негатив. Опытным и авторитетным игрокам не нравилась обстановка в команде, они, возможно, где-то вслух это высказывали — а это преподносилось Романцеву в перевернутом виде. Уверен, что мне удалось бы отстоять этих ребят, убедить, что их нельзя убирать. Тихонов сказал, что Вячеслав Грозный расчищал места для своих протеже и доводил до Романцева неверную информацию? Думаю, что здесь Андрей прав.
Что же касается Цымбаларя, то ему, может быть, в этой команде было уже сложно. Проблема в том, что все его друзья и сверстники уехали за границу или ушли в другие клубы. И я его прекрасно понимал, поскольку сам в свое время пребывал в таких же чувствах. Хотя если бы ему давали побольше свободы — допустим, лишний выходной, чтобы он побыл в семье, он еще немало времени мог бы приносить пользу «Спартаку».
Точно так же, будь мы с Романцевым в «Спартаке», не ушли бы позже и Аленичев, и Титов. Самой обидной получилась история с Аленичевым. Когда такой игрок, как Дима, возвращается в «Спартак», чтобы и команде родной помочь, и достойно завершить блестящую карьеру, а его не ставят на матчи и болельщикам говорят, что он больной, — о чем тут можно говорить?
Я позвонил тогда Диме — он говорит, что здоров. А тренеры придумали, что ему нельзя играть на синтетике. Как можно так относиться к такому игроку, придумывая для публики какую-то ерунду?! Не зря он выступил в «СЭ» со своим заявлением (интервью «Старков — тупик для «Спартака»). В «Спартаке», в который он вернулся, царила уже совершенно другая обстановка.
После золотого матча-96 Газзаев пришел нас поздравить в раздевалку
Вратарей в 96-м мы меняли — то Филимонов, то Нигматуллин. Изначально надеялись, что основным голкипером станет последний, но Сашка своими трудом и игрой доказал право быть первым. Однако в Набережных Челнах при 1:0 Филимонов пропустил от Варламова мяч, который должен был взять. Ошибся при приеме, и мы сыграли вничью. А если бы выиграли, оставалось бы только победить «Торпедо» — и мы чемпионы.
И на «Торпедо» я поставил Нигматуллина. Но уже на 33-й минуте после трех пропущенных голов заменил, поскольку он был абсолютно не готов к игре. Его нужно было менять хотя бы для того, чтобы не нервировал партнеров. И тот матч, проигрывая после первого тайма — 1:3, мы выиграли.
Потом начали говорить, что торпедовцы отдали нам ту игру. Какая глупость! Да «Торпедо» для нас всегда одним из самых принципиальных соперников было! Из-за него, проигравшего «Арарату», «Спартак» вылетел в 76-м. И сколько лет мы вообще не могли у торпедовцев выиграть! Даже в чемпионском 79-м проиграли им в Лужниках.
Матчи между московскими командами всегда были «от ножа». В тот раз — особенно. Даже думаю, что «Алания» могла торпедовцев простимулировать. Это был матч на жилах, и выиграли мы на духовитости, которая той команде была присуща. И у «Зенита», и в золотом матче у «Алании» — тоже.
Вокруг «Спартака» всегда накручивают нелепые слухи, и обидно было слышать, что Березовский в игре с «Зенитом» пропустил не просто так. Хорошо, а когда Крамаренко в золотом матче пропустил от Тихонова точно такой же мяч — тоже специально? Уж «Зенит"-то если и был «заряжен», то точно не нами.
Потом говорили, что якобы Павел Садырин был разгневан игрой своей команды — а мы после матча вышли на беговую дорожку «Петровского» и очень тепло с ним пообщались. У нас с ним вообще были прекрасные отношения. Возможно, Павел Федорович и имел на «Спартак» зуб по истории со сборной в 93-м году, но мне никогда претензий в связи с этим не высказывал. И я, в свою очередь, видел в нем очень большого тренера, а в прошлом — игрока.
А перед золотым матчем против «Алании» нас благословил батюшка, который специально приехал к нам в гостиницу «Прибалтийская». Мне очень уж много не надо было говорить. Мы знали игру «Алании», футболистов, а они знали нас. То, что основная угроза у соперника исходила от Тетрадзе, было как дважды два.
В том году мы с ними вообще играли успешно. Мало того, что владикавказцы на своем поле ушли от поражения на последней секунде, так дома мы их обыграли с крупным счетом! Добавим победу в Питере — и получается, в трех матчах «Спартак» взял семь очков, а «Алания» — одно. Какие могут быть вопросы?
Потом говорили: как, мол, Сулейманов в концовке промахнулся? Я несколько раз тот эпизод смотрел — ну не мог он забить! Когда Назим махнул ногой, мяч уже пролетел. А вот мы пропустили от Канищева нелепейший гол: один отвернулся, другой не подстраховал. Но это не было результатом преимущества «Алании».
Надо отдать должное Газзаеву. Он со своими помощниками пришел к нам в раздевалку и поздравили с победой. Они повели себя очень достойно. И вообще, у нас с Валерием дружеские отношения. И по телефону общаемся, и встречаемся.
Как трибуны за нас в том году болели! Люди так эту молодежь поддерживали, что она никого не боялась. И я никогда не видел, чтобы кто-то из них скуксился. Не только игры, но и тренировки шли с очень высоким накалом. Иногда даже приходилось урезать занятие, чтобы у них сохранился такой запал.
А то, что многие из этих молодых ребят потом на таком уровне себя не проявили... Скорее всего, этот успех с первого захода для них оказался до такой степени неожиданным, что где-то и повредил. Те, кто воспринял все правильно, — Тихонов, Аленичев, Титов — играли за «Спартак» долгие годы и приносили ему спортивную славу. Кечинову травма помешала. Ширко тоже здорово себя проявил — помните три его гола «Аяксу» весной 98-го? В нашей команде 96-го года была такая же обстановка, в которой я сам когда-то играл за «Спартак» и которая мне так нравилась. Все были молоды и честолюбивы, все очень хотели играть в этой команде.
Когда эмоции после золота были сильнее — в 79-м, когда был игроком, или в 96-м в роли главного тренера? Практически одинаковые. Эти две ситуации объединяет еще и то, что оба раза мы вернули золото в Москву, и этому уделялось много внимания.
Но пути игрока и тренера — различны. Футболист отвечает только за себя, тренер — за все и всех. Мы сразу после матча летели домой на чартере, и по идее надо было заехать куда-то — но какое там! Голова на части раскалывалась. Отпраздновали в самолете и приехали с Олегом Ивановичем ко мне домой. Там нас уже ждали жены и дети.
Отметили — а затем я для внешнего мира пропал на два дня. Не потому что в загул отправился. Просто отлеживался дома. Жена отвечала, что я там-то и там-то — а в действительности отходил от стресса. Было полное опустошение.
Отсутствие Романцева в большом футболе связано с тем, что он привык быть полным хозяином положения
Не считаю ошибкой свой уход в «Динамо». И Романцев опять же не обиделся, потому что был в курсе дела. Как всегда, у нас до принятия решения состоялся разговор. Я сказал, что пойду, в чем он и не сомневался. И когда на следующий год Олега Ивановича спросили, кто их главный конкурент, он ответил: «Динамо».
Назад я потом не хотел возвращаться, потому что на моем месте уже люди работали. Но с Романцевым очень часто встречались, и никакого охлаждения, как некоторые полагают, между нами не наступило.
Удивительная вещь. С большим уважением отношусь к бывшему президенту «Динамо» Николаю Толстых. Когда мы не работаем вместе, то находимся в прекрасных отношениях. Но как только стал с ним работать — началось сумасшедшее давление. И как про Бескова говорили в «Спартаке», так и про меня в «Динамо»: «Да нет, он с этими своими спартаковскими замашками...» Я отвечал: а чем плох «Спартак"-то? Раз он — многократный чемпион страны, то это правильный путь! А вот вы неправильно идете. У вас неправильные режим, питание, отдых, и это надо изменить. Но услышан не был.
И после «Динамо», и после «Ротора» у меня было чувство большого разочарования. «Ротор"-то начинал так, что фурор был — шли на 3-м, 4-м месте. Но когда у тебя в важнейший момент продают Веретенникова... После таких вещей эмоций на что-либо, кроме отдыха, игры за ветеранов, просто бега по лесу, не оставалось. При том что во время работы в Волгограде поступило предложение от одного из ведущих московских клубов.
В «Спартак» я не просился, поскольку у Романцева имелся штаб, да и желания вернуться как такового не было. Но и он меня не звал. Не исключаю и такого, что говорил о себе Тихонов, — может, помощники Олегу Ивановичу что-то про меня наговорили. Мы с ним часто встречались, и из моих уст никогда не звучала просьба взять меня назад. Думаю, если бы я обратился — он бы взял.
Вернувшись в Москву, я назвал Романцеву имена пяти футболистов «Ротора», которые могли бы усилить «Спартак», — Павлюченко, Алдонина, Трифонова, Беркетова — самый талантливый игрок, который был в Волгограде. Но, к сожалению, его избаловали, и он реализовал свой потенциал процентов на 60. А также Мишу Мысина, который очень нравился Олегу Ивановичу. Но в итоге один Павлюченко, и то не сразу, перешел в «Спартак» и нашел в нем свою команду.
Удивляюсь ли, что Романцев уже почти шесть лет как отошел от самостоятельной тренерской деятельности? Нет. После «Спартака» у Олега Ивановича были и Раменское, и «Динамо». Но в других клубах он не приживается. Ну спартаковец он душой, и все, что не так, как было в «Спартаке», ему не по душе! И о себе то же самое скажу.
Многие руководители клубов не понимают, как вести футбольное дело. А изменить ситуацию было не в силах Олега Ивановича. В том же «Динамо» в период нашествия португальцев, которые вели себя вызывающе. Для характера Романцева неприемлемо. Поэтому там не было больших успехов.
И его отсутствие в большом футболе связано только с тем, что в клубе, где он работает, Олег Иванович привык быть полным хозяином положения. Что же касается его работы в качестве тренера-консультанта в «Спартаке», то не знаю, в какой мере он задействован. Понимание игры у Романцева каким было, таким и осталось. Про того же Саенко он прав был, сказав, что это не наш игрок, так зачем мучиться? Другое непонятно — как можно так вести селекцию, что в команде оказалось три правых полузащитника, и вдруг возник вопрос: а где левый?
В 2003 году, вскоре после ухода Романцева из «Спартака», Андрей Червиченко сделал мне предложение стать спортивным директором и курировать штаб Андрея Чернышова. Но я не был готов к подобной деятельности. Хотя не считаю, что отношение к Червиченко должно быть таким однозначно плохим, как его кое-кто воспринимает. Андрей многое сделал для «Спартака». К сожалению, результаты тогда были никакими, и скандалов очень много. Это, наверное, и сказалось.
Из тренеров, которые возглавляли команду после Романцева, ближе всех к спартаковскому пониманию футбола считаю Федотова. Владимир Григорьевич был зятем Бескова, знал и понимал его игру, работал под его началом.
Не стоит говорить о безоговорочном соблюдении традиций, когда в любой из команд, будь то «Спартак», ЦСКА, «Локомотив» — 5-6 легионеров, играющих определяющую роль. Они не знают о традициях клуба, не помнят о предшественниках — впрочем, что в этом смысле можно от легионеров требовать?
А болельщики? Чего-то я вообще не понимаю. Во время, когда играл и тренировал, могли ли они прийти на матч и в знак протеста против нашей игры повернуться спиной к футбольному полю? Я подумал бы — они что, совсем с ума сошли? Ну не ходи тогда — ведь болельщик может свой протест выразить в том, что просто не придет на трибуны. А Бесков и Старостин все время говорили: «Любовь болельщиков — это наполненность трибун».
Когда мы играли при аншлаге, то понимали, что за нас болеют. И старались оправдать это доверие. А когда болельщики стоят, развернувшись к полю спиной, я этого не приемлю. Если бы мы в это время забили два мяча, они бы задницей эти голы увидели?..
