О "Динамо"

- Ты угощайся, Степан! Вина вон, отведай. Из сАмого Лиссабона привезли. Ты небось, и не ведаешь, где это? - граф Новогорский вопросительно глянул на гостя.

- Отчего ж? Ведаю... - отвечал Степан. - Не наше имя-то, Лисубон ваш. Значит, с чужбины вино получается. Да только неужто наше хуже чем?

Граф рассмеялся.

- Деревня, он и есть деревня! Я его напитком благородным подчую, а он носяру свою воротит! Вся просвещенная Европа пьет, а ему, видишь ли, своя самогонка дороже!

- И не дороже, граф, а напротив - дешевле. И потом, всё одно - под стол падать. А со своего хоть на утро чем оживиться, в кармане звенеть будет.

- Деревня! Нажраться, под стол, и вся недолга. Нету в тебе полета, Степан!

- Нет и ладно.

Степан залпом осушил бокал, закусил копченостью со стола. Граф снисходительно смотрел.

- Та же сивуха, только этикетка аглицкая. - заявил Степан, рукою стряхнув с бороды пару капель.

- Свинья ты неблагодарная! - ответил граф. - И вкуса не имеешь! Такого в общество пусти - распугаешь всех одним рылом своим.

- А я не стремлюсь. И здесь ничего живется.

- Живется ему... Не жизнь, а профанация сплошная. Мелкий ты, Степан, человечишко!

- Вы, ваш благородь, конечно говорить вольны, а только не изменит этого ничего. Зачем звали-то?

- Зачем звал... - граф погладил руками свои усы, стриженые по последней моде, глянул в потолок. - Ты, Степан, папА моего помнишь?

- А то как же. Честный был человек, царствия ему небесного. Благородный, но правильный. И дел у нас общих много было.

- А матушку мою?

- Не буду врать, ваш благородь. Только платье шикарное в памяти засело. Она всё больше по Парижам да балам каталась. А сюда если и ведалась, то проездом. Прическа у неё была, что турецкий тюрбан, только красивая... А так и лица не узнаю, ежели встречу на том свете.

- Ну а брата отца моего, при дворе императора не последним человеком бывшего, припоминаешь?

- Ваш благородь, давайте ближе к делу. Ежели родословную свою поведать желаете, так я не хуже вашего её знаю. И вас еще щенком помню.

- Ты давай потише, щенками-то бросаться! - граф поднял голос. - А то настучу по хребтине твоей холопской!

- Может и настучите. Но дело свое выкладывайте. А то я пойду уже. У меня мужики мельницу запускают, досмотр нужон. Нажрутся ведь, собирай их потом неделю по всей округе, ежели что не так смастерят.

- Да погоди ты с мужиками! - граф смотрел грозно, но тон свой усмирил. - Куда ты всё бежишь? О музыке с тобой не обмолвишься, приятной беседы не заимеешь. С тобой граф разговаривает, а у тебя одни мельницы на уме.

- Граф, не граф, а работа стоит.

- Вот каналья! Никак тебя не проймешь! Ладно, давай по делу. Третьего дня должны мне бричку новую подвезти, качества отменного. С такой и к императору наведаться гоже будет. Но есть проблема. Оплатить её надобно, а я поиздержался тут, свободных средств и нет почти.

- А вы старую продайте, тогда и деньги сразу объявятся.

- Да уже, Степан. Неделя, как к новому хозяину укатила.

- Жаль. Хорошая была. А от меня чего требуется?

Граф Новогорский усмехнулся. Встав из-за стола, он скинул с плеч позолоченный камзол и остался в одной белой рубахе шелковой и черных штанах. Подойдя к Степану и наклонившись, он угрожающе произнес ему почти в ухо:

- Степа, ты мужик ушлый, но меня не проведешь. И если я тебя о деньгах спрашиваю, то игры свои оставь для детей своих. Ты понял?

- Понял, ваш благородь. - Степан пожал плечами. - Да только всё равно не пойму, в чем мое участие. Вы ведь еще по прошлому разу не расплатились.

- Ну и что? Раз сказал, что до рубля всё верну, значит так и будет. Или ты слову моему благородному не доверяешь?

- Отчего же? Доверяю. Но карманы словом не забьешь. Так что сначала прошлый долг, а после о новом можно говорить...

Граф нервно хлопнул себя по бедру и отошел от Степана. Погрев пару минут руки у камина, он снова сел за стол.

- Хорошо. Собака ты жадная. Давай я тебе взамен тех денег кусок земли презентую?

- Какой земли, ваш благородь? Нет у вас давно ничего, окромя дома этого. Всё давно за мной, да за Федькой Смирновым закреплено. Садик материнский, и тот не ваш.

- Вот что ты за человек такой, Степан? Вроде руки, ноги есть, а ведешь себя, как скотина последняя. Ну разве хорошие люди так поступают? Ведь о копейках же говорим!

- Копейка, она того - в рубли складывается. А у меня, между прочим, восемь ртов дома сидят. А уж рабочих всяких со стороны... И все есть хотят не меньше вашего.

- Ясно. Не хочешь, значит, графу помочь?

- Отчего ж? Хочу. Но имею на этот счет свои мысли.

- Ну так выкладывай, чего псину за органы дергаешь? - граф заметно приободрился и даже налил себе еще один бокал вина. Глаза Степана заискрились хитринкой.

- Жалко мне вас, ваш благородь.

- Это отчего?

- Да папа ваш, царствие ему небесное, тоже кутилой был. Но дело знал и со всем управлялся. И двор в порядке держал, и вообще всё по уму. А вы... И десяти лет не прошло, как уже на повозку спрашиваете. Всё разорили.

Граф в злости хотел бы выкинуть хама взашей, но промолчал. Слушать оскорбления было тяжко, но и нужда напирала. Степан продолжал:

- Негоже князьям побираться, я так считаю. И вот, что могу предложить. Отдайте-ка мне дом этот.

- Это как? - граф опешил от наглости гостя. - А я куда денусь?

- Как куда? В мое жилище. Проведем обмен. А чтобы всё по-честному, я вам доход назначу и буду платить, пока на тот свет не уйдете. Если не переживу, то дети мои платить будут. Сделку оформим, как полагается, и катайтесь вы к императору на бричке своей хоть каждый день.

- Степан, ты из ума выжил? Чтобы я, да в твою лачугу? Ты понимаешь, чего несешь? А люди как посмотрят?

- Нормально посмотрят. У меня такого камина, как у вас, может и нет, но в остальном живу с комфортом. К тому же слуги за мной останутся, а значит - бесплатно вам прислуживать будут.

Граф Новогорский задумался. С одной стороны, позор огромного масштаба - граф, живущий в деревенской избе. Злые языки разнесут, так и появиться в свет негде будет. А уж о благосклонности дочери графа Тарасова лучше вообще забыть. С другой - вот-вот кредиторы заявятся, так и так всё отнимут. Можно и без штанов остаться, и без дома. В этом случае и позора не будет, лучше сразу стреляться или яду выпить. А так - вроде и сам жив, и лицо сохранить, если обставить всё правильно, тоже можно.

- Степан, а тебе-то какая прибыль, я понять не могу?

- Всё просто, ваш благородь. Мы ведь с Федькой Смирновым хоть и друзья, но соперники лютые. Он себе сарай новый отстроит - и я себе не хуже. Я себе артель рыболовов завел, и у него появилась. Только начал мельницу третью возводить, как Федька уже догоняет.

- Ну а я каким боком?

- Ваш благородь, такого дома, как этот, на сотни миль вокруг нет. И принадлежит он графу. Ежели я сюда въеду, утру Федьке нос. Чего хочешь может повторить, а вот дома такого взять ему неоткуда. Даже если построит, толку-то? То новострой будет, а здесь - всё благородством пропитано, родословной. Такое за деньги не купишь.

- Ну ты же покупаешь?

- А вы не цепляйтесь к словам, ваш благородь. Лучше отвечайте согласием, я за управляющим пошлю и всё сразу и оформим.

- Степан, да ты что! Мне подумать надобно! Здесь вся жизнь моя прошла! Фамильные ордена хранятся!

- Ордена сохраним. А ежели захотите, то и музей откроем. Я ведь не злодей, происхождение чту.

- Да пошел ты, знаешь куда?

- Да уж знаю. - Степан улыбнулся. - Но предложение оставлю в силе. До завтра думайте, а я покамест на мельницу.

- Скотина ты безродная! Креста на тебе нет! Пошел вон!

Степан встал и пошел к выходу, но в дверях обернулся и отвесил низкий поклон. Граф этого не заметил. Нервно поглаживая усы, он смотрел на портрет своего отца. Ему вдруг почудилось, что папа его за всем наблюдает и через картину передает свое недовольство.