10 мин.

Дух против буквы. Как главная русофобка мирового спорта сокрушила МОК и стала олимпийской чемпионкой

В архивах Спортивного арбитражного суда (CAS) есть любопытное решение, эхо которого до сих пор влияет как на мировой спорт в целом, так и на нынешние допинговые проблемы России.

Тем, кто следит за злоключениями российского спорта, наверняка знакома личность Бекки (Ребекки) Скотт – канадской лыжницы, олимпийской чемпионки Солт-Лейк-Сити и серебряной призёрки Турина. Ребекка после карьеры стала довольно видной фигурой олимпийского и антидопингового движения: с 2006 года она член МОК, возглавляла комиссию спортсменов WADA, а недавно ушла в отставку из комитета WADA по соответствию. Все её должности и регалии перечислять не буду, сразу к сути дела.

Скотт известна своей сверхжёсткой позицией по России; на этой почве у неё и произошёл конфликт с WADA, от которого канадка всегда требовала более радикальных мер. Собственно, поэтому Скотт ненавидят все патриотически настроенные товарищи, а тот же «Спорт-Экспресс» не брезгает обыгрывать её фамилию в своих заголовках.

Однако у Скотт есть все основания не любить допинг вообще и русский допинг в частности. Из-за него она чуть было не лишилась главной спортивной награды в своей жизни. Более того – чтобы стать олимпийской чемпионкой, 18 лет назад ей пришлось вступить в юридическую схватку с всемогущим МОК.

В декабре 2003 года CAS вынес решение по делу 2002/O/373 – «Олимпийский Комитет Канады и Бекки Скотт против Международного Олимпийского Комитета», в котором впервые рассмотрел вопрос о праве спортсменов требовать вручения им медалей читеров.

Вкратце напомню скандальную историю, с которой всё начиналось. Прошу читателей по возможности следить за датами, это важно.

Накануне Олимпиады в Солт-Лейк-Сити, в декабре 2001 года, великая российская лыжница (следуя тексту решения, целомудренно назовём её Л.) сдала положительные пробы на дарбепоэтин – искусственный ЭПО. Отстранить её сразу же FIS не успела, поэтому Л. смогла поехать на Олимпиаду. 15 февраля 2002 года состоялась женская гонка на 5 км, в которой Л. выиграла серебро, другая россиянка (Д.) – золото, а Бекки Скотт – бронзу.

Ну а дальше карета начала превращаться в тыкву: спустя 6 дней, перед эстафетой, Л. и Д. подвергли допинг-тесту и отстранили от гонки, а 23 февраля объявили, что в пробах обеих вновь обнаружен дарбепоэтин. К слову, пока дисциплинарная комиссия МОК проводила слушания, Л. и Д. успели пробежать 30-километровую гонку, в которой Л выиграла золото, а Д. стала восьмой. Комиссия решила, что обе принимали допинг и тем самым нарушили  правило 25.2.2.1 действовавшей тогда Олимпийской хартии. Их результаты в 30-километровой гонке были аннулированы, а золотую медаль и диплом за 8-е место приказали вернуть.

Чтобы больше не возвращаться к Л. (в нашей истории важнее Д.), скажу, что в ноябре 2002 года CAS подтвердил правомерность этого решения МОК (кстати, Л. защищал адвокат Кучерена), а 29 июня 2003 года МОК, с учётом декабрьского залёта Л., принял решение лишить её вообще всех выигранных в Солт-Лейк-Сити медалей. В том же году Л., как водится, стала государственным деятелем и с тех пор в качестве члена «Единой России» надёжно оккупировала Московскую областную Думу.

Возвращаемся к Бекки Скотт. Благодаря решению МОК от 29 июня она из бронзовой медалистки 5-километровой гонки превратилась в серебряную. До золота оставалось препятствие в виде россиянки Д., которую хоть и выгнали из Солт-Лейк-Сити с позором, однако все её результаты до 21 февраля (включая золото 15 февраля) оставили в силе.

Если кто-то запутался в этих дисквалификациях, я поясню: Л. была лишена всех медалей Солт-Лейк-Сити благодаря своим положительным пробам, сданным ещё до Олимпиады. Ситуация же с Д. принципиально отличалась: она спалилась только 21 февраля, успев к тому времени выиграть золото в 5-километровой гонке. МОК решил, что, поскольку не доказано обратное, до 21 февраля Д. (в отличие от Л.) была чистой, поэтому и отнимать у неё медаль не стал.

Вот против этого и пошла воевать канадка. Она оспаривала решение МОК от 24 февраля 2002 года, которым Д. была лишена только своего 8-го места в 30-километровой гонке. Буквально на следующий день после заседания МОК– 30 июня 2003 года – Скотт и канадский НОК обратились в CAS, требуя точно так же аннулировать все олимпийские результаты Д. (в том числе и в 5-километровой гонке) и, соответственно, пересмотреть её официальные итоги с перераспределением медалей и дипломов. Проще говоря, Скотт требовала себе золотую медаль ОИ-2002.

Неюристу это может показаться странным, но самое сложное для Скотт и КНОК было убедить арбитров в том, что они действительно могут быть сторонами в этом деле. Забегая вперёд, скажу, что НОКу Канады это так и не удалось сделать. МОК яростно доказывал, что аннулирование результатов Д. касается только её и самого МОКа, а у всех других участниц той гонки (и тем более их НОКов) никакого законного интереса здесь быть не может.

Скотт и КНОК утверждали, что в качестве участников ОИ-2002 подписывали торжественное заявление и давали клятву верности Олимпийской Хартии, следовательно – имеют право бороться с любыми её нарушениями, защищать олимпизм от мошенников. Ошибка МОК в применении правила 25 Хартии привела к тому, что Скотт лишилась золотой медали Игр, а это прямо задевает её интересы, в том числе финансовые.

МОК же настаивал на том, что Хартия ничего не говорит о процессуальных правах соперников попавших под санкции допингистов. Скотт и канадский НОК не были сторонами на заседании дисциплинарной комиссии в феврале 2002-го – значит, они не вправе и обжаловать решение этой комиссии. Более того, согласно статье 48 Федерального процессуального закона Швейцарии, истец должен доказать суду, что он либо тесно связан с оспариваемым решением, либо терпит от него ущерб, либо имеет какой-то подлежащий судебной защите интерес. По мнению МОКа, канадка этим требованиям не отвечала. Кроме того, у Бекки Скотт как у серебряного призёра той гонки не было никаких особых преимуществ перед другими участницами. Если не признавать этого факта, то тогда любая участница гонки вправе обжаловать решение МОК: например, кому-то захочется с 75-го места подняться на 74-е и т.д. Это превратит работу МОК в сущий ад: начнутся бесконечные претензии и апелляции по поводу пересмотра решений по делам, в которых сами недовольные не были участниками.

МОК ссылался и на проект ещё не вступившего тогда в силу Всемирного антидопингового кодекса, который также не признавал право апелляции за спортсменами, которым просто выгодно дисквалифицировать своих конкурентов.

Второй «фронт» развернувшейся юридической войны касался уже самой сути предъявленных канадкой требований: должен ли был МОК, найдя у Д. допинг 21 февраля 2002 года, аннулировать все её результаты, показанные в Солт-Лейк-Сити? Или он поступил правильно, считая её «грязной» только с даты сдачи положительного теста?

Скотт и КНОК вновь делали упор на дух Олимпийской хартии: ничто не противоречит этическим принципам олимпизма так, как допинг. Участвуя в Олимпиаде, Д. тоже давала клятву не применять допинг, следовательно – она умышленно обманула весь мир ради получения нечестного преимущества перед конкурентами.

Формулировка правила 25.2.2.1 Хартии гласила, что в случае исключения спортсмена из числа участников ОИ полученные им медали и дипломы возвращаются МОКу. Причём французский текст Хартии (в отличие от английского) содержал словосочетание «toutes medailles» – «любые медали», то есть вообще все, а не только те, которые были выиграны после положительного теста.

По мнению Скотт, правило 25.2.2.1 Хартии означало, что спортсмен лишается медали не из-за допинга как такового, а потому что он нарушил этику олимпийского движения и олимпийскую клятву, и в силу этого не достоин называться олимпийским чемпионом. Любое другое толкование открывает перед мошенниками привлекательные возможности, связанные с упущениями в допинг-контроле, даёт им шанс «проскочить» и стать бенефициарами своего читерства. Сохранить медаль у Д. – значит, оставить грубейшее посягательство на олимпийские ценности без достаточного наказания, подорвать у других веру в идеалы олимпизма. Между тем, МОК при вынесении решения по Д. вообще не принимал во внимание правило 25.2.2.1 Хартии, хотя и упомянул его в преамбуле решения.

Возражая на эти аргументы, МОК настаивал на том, что в данном деле речь шла не о нарушении Олимпийской Хартии вообще, а именно о допинговом нарушении, что является lex specialis (специальной нормой), имеющей преимущество перед более абстрактным правилом 25.2.2.1. Россиянка Д. была наказана не за нарушение этических принципов, а за более узкое допинговое нарушение, санкции за которое прописаны в совсем другом олимпийском документе. Антидопинговые правила ОИ (Bye-Laws of the Olympic Movement Anti-Doping Code) чётко гласят, что в случае выявления допинга аннулируется конкретный результат и конфискуется соответствующая медаль, что более присуще принципу правовой определённости. Кроме того, удовлетворение апелляции Скотт привело бы к ситуации, когда наказание фактически наступило бы раньше, чем было допущено само нарушение. Санкции не могут применяться к спортивным результатам, показанным до регистрации положительного допинг-теста.

В итоге, резюмировал МОК, мы наложили на Д. максимально допустимое по действующим нормам наказание, и увеличивать его – значит, нарушать права спортсменки.

Разбираясь в этих доводах сторон, панель CAS отметила, что поскольку сама Хартия ничего не говорит о приемлемости подобных жалоб, к делу применимо законодательство Швейцарии. Далее арбитры указали, что отношения между Скотт и МОКом носят скорее договорный (гражданско-правовой) характер, а истец имеет право подачи иска в тех случаях, когда может сослаться на какой-то существенный личный интерес, вытекающий из договора.

Применительно к данному случаю CAS решил, что в свете идеалов олимпизма у Бекки Скотт такой интерес был: «С учетом надежд, целей и самоотверженности спортсменов, участвующих в Олимпийских играх, трудно представить интерес, более достойный защиты, чем интерес спортсмена в получении олимпийской медали, которую он/она считает завоеванной справедливо». В свою очередь, медаль может принести спортсмену много последующих выгод (спонсоры, контракты, известность), что придаёт Скотт особую заинтересованность в оспаривании решения МОК. Что же касается НОК Канады, то его интерес в оспаривании решения МОК CAS посчитал совпадающим с интересом самой спортсменки, и по этой причине исключил его из участников дела.

Вместе с тем, арбитры отметили, что их решение не означает признания за любым участником соревнований права оспаривать решения антидопинговых органов. Это право зависит от всех сопутствующих обстоятельств, и вполне возможно, что спортсмены-аутсайдеры действительно не имеют достаточно интереса, чтобы подавать подобные апелляции.

Далее CAS указал, что подписываемый участниками Олимпиад регистрационный бланк (обязательство соблюдать Хартию и антидопинговые правила) можно считать гражданско-правовым контрактом с взаимными правами и обязанностями.

Это – самый главный и принципиальный момент в рассуждениях CAS: подписывая бланк, Бекки Скотт вправе была ожидать, что и МОК будет добросовестно применять свои собственные правила. Следовательно, канадка может ссылаться на любое нарушение Олимпийской Хартии (которая фактически является уставом МОК), даже если оно допущено самим МОКом.

Наконец, сравнивая тексты Хартии и Антидопинговых правил МОК, арбитры посчитали, что они не противоречат (как считал МОК), а дополняют друг друга. Санкции, применяемые за допинговые нарушения, никак не препятствуют применению более общих санкций, предусмотренных за нарушение этических норм. Об этом говорит и тот факт, что антидопинговые правила МОК действовали тогда не только в период Олимпийских игр, тогда как правило 25 Хартии могло применяться только в контексте конкретной Олимпиады.

Внимательно вчитываясь в представленные сторонами документы, CAS обнаружил, что само исключение Д. из числа участников Игр могло применяться только на основании правила 25.2.2.1 Хартии. Сам МОК дважды упомянул этот пункт в своём решении. Однако из формулировки и грамматики правила 25.2.2.1 нельзя абсолютно достоверно понять, какие всё-таки последствия должно влечь за собой изгнание спортсмена из Олимпиады. Поэтому арбитры решили толковать это правило в контексте основополагающих принципов олимпийского движения.

По сути, этого и добивалась Ребекка Скотт. Поскольку цель олимпийского движения – сделать мир лучше и пропагандировать дух честной игры, МОК должен более строго относиться к мошенникам. В этом смысле несправедливо, если спортсмен, отстраненный от Олимпиады за допинг, может сохранить у себя полученные на этой Олимпиаде медали. Любой другой подход будет означать игнорирование идеалов олимпизма.

В итоге панель постановила, что МОК обязан вынести по делу Д. новое решение, лишив её олимпийского золота и передав его канадской лыжнице. Результаты, показанные Д. во всех гонках Солт-Лейк-Сити, были аннулированы.

Что же касается Бекки Скотт, то она, оказавшись в толковании Олимпийской Хартии и борьбе с допингом более праведной, чем сам МОК, практически гарантировала себе последующую административную карьеру. И, кстати, её кейс заставил МОК внести в Хартию соответствующие изменения, но со свойственной МОКу жадностью к сохранению собственных полномочий. Теперь Правило 59 (аналог старого правила 25) дополнено следующим предложением:

Кроме этого, по усмотрению Исполкома МОК, спортсмен или команда может потерять места, полученные в других соревнованиях тех Олимпийских игр, в которых спортсмен или команда были дисквалифицированы или исключены, в этом случае полученные медали и дипломы возвращаются в МОК (Исполком).

Ну а россиянке Д. можно только посочувствовать: её угораздило выиграть именно ту олимпийскую гонку, в которой сначала третьей, а потом второй стала эта канадка с инстинктом юридического убийцы.

На следующей Олимпиаде (Ванкувер-2006) Скотт выиграла серебро в командном спринте, на полсекунды уступив золото шведкам. Спустя несколько дней она стала четвёртой в спринте, проиграв своей соотечественнице Кроуфорд, немке Кюнцель и... россиянке Сидько. 

Впрочем, к ним у Ребекки никаких претензий уже не было.