«Уколись, никто не узнает и ты выиграешь. Кто от такого откажется?» Об этих тайнах советского спорта не принято вспоминать
17-летний Матвей Волков – будущая суперзвезда, которую упустила Россия:
• полгода назад установил мировой рекорд U18 в прыжках с шестом – 5,60 м;
• на днях завоевал золото юниорского ЧМ.
Летом 2020-го семья Волковых переехала из России в Беларусь для смены спортивного гражданства, а этой весной Матвею разрешили выступать за новую команду. Важная (но единственная) причина отъезда – риск пропустить Олимпийские игры, как это случилось почти со всеми российскими легкоатлетами в 2016-м и с большинством – в 2021-м. Отец и тренер Матвея – Константин Волков – тоже проходил через это десятки лет назад.
Он взял серебро московской Олимпиады, помог Сергею Бубке впервые выиграть ЧМ, потом непублично побил его мировой рекорд, но остался без Игр-84 из-за бойкота.
Ниже – большое интервью Волкова-старшего: не только о переезде и таланте сына, но и советском спорте и его изнанке.
Олимпиада-80: скандальный жест Козакевича и подстава с ветром
– Ваша единственная Олимпиада в карьере – Москва-80. Что о ней вспоминаете прежде всего?
– Первая Олимпиада – как оказалось, и последняя. Тогда были мысли: куда торопиться, молодой, впереди много всего, Олимпиад в том числе – не надо форсировать. Я особо и не форсировал.
Москва выглядела достойно и необычно – ее приукрасили. До этого мы уже выезжали на запад и видели другую жизнь. Для нас это был культурный шок, да и психологический тоже – существенная разница с тем, что было в СССР. Сейчас этой разницы нет – хоть в Америку езжай, хоть куда, везде одно и то же.
Тогда мне часто было стыдно за свою страну, за руководство, которое не может поправить элементарные вещи на бытовом уровне: дефицит, убогие магазины, одинаковая одежда у всех, беспорядок. Да, это витрина, но для людей это важно. Представьте, что все это было бы и сейчас – как бы вы относились?
Так вот, во время Олимпиады-80 за страну брала гордость: город смогли вычистить, показать с лучшей стороны, привести в порядок. Москва выглядела по-другому, территория деревни вообще была образцово-показательной: полная безопасность, причем милиционеры и охрана очень доброжелательные. Все было организовано идеально, лучше я не видел нигде и никогда.
Для нас это было важнейшие соревнования, а для руководства страны – дело чести провести все прилично.
– Бойкот серьезно повлиял на расклад сил в мужском шесте?
– Все самые сильные соревновались в Москве. Поляк Слюсарский – действующий олимпийский чемпион на тот момент; другой поляк – Козакевич – очень опытный, на 8 лет старше меня. На первой своей Олимпиаде он провалился, но в Москве выиграл. Мы со Слюсарским разделили серебро. Для меня это успех – на бумаге я считался 5-6-м в той компании, с натяжкой мог бороться за бронзу.
– Опасались таких мощных поляков?
– Нет. За год до этого я завоевал Кубок Европы, обошел Козакевича, французов. Зимой 1980-го выиграл Евро в помещении – прыгнул 5,60 м. В Москве прибавил – 5,65, но Козкевич взял 5,78, и это мировой рекорд. Ни до, ни после он ничего подобного не показывал.
– Вы зацепили серебро последней попыткой.
– И я, и Слюсарский – мы оба выгрызли, попытки у нас абсолютно одинаковые. Правда, у меня имелся огромный запас: если бы планка стояла на 5,80 – перелетел бы.
Сектор для прыжков с шестом был очень неудобным: там постоянно гулял ветер, и из-за этого случались срывы у всех. Надо было ловить ветер до разбега, ориентируясь на ветроуказатель – а это такая ниточка, которой от начала разбега просто не видно. А если не видно, то прыгуны обычно помогают друг другу. Поляки – поскольку оба остались в секторе – так и делали.
– Как это вообще происходит?
– На попытку дается 2-3 минуты, то есть можно подгадать ветер. Разбег – 40 метров, даже больше: ветер от начала моего разбега и ветер у ямы различаются, на стадионе же крутит.
Указатель ветра находится примерно в 5 метрах от места отталкивания. Обычно указатели большие – или ленты, или конусы, как в аэропортах. В Москве сделали ниточку, а на ней микроскопический огрызок ленты. Мне за 40 метров его не видно – поэтому прыгал вслепую и натыкался на ветер, когда ставил 5,70-5,75. Ты стартуешь на попутном, сделал 8 шагов – а последние 10 ветер уже встречный: скорость падает, и шест уже не помогает набрать вертикальную скорость.
На 5,75 я вылетел хорошо, был выше планки с большим запасом. Но не дошел до нее и упал сверху. Я встречал видео этой попытки – запас реально огромный.
А Слюсарский и Козакевич помогали друг другу: стояли у ямы и показывали жестами – ветер хороший, можно бежать. К тому же Козакевич прыгал первым, и меня это морально добило. Наши судьи почему-то решили, что он будет плохо прыгать и что мне так удобнее. Я говорю: а вы меня спросили? С чего вы взяли, что он будет плохо прыгать? Наоборот, в шесте у первого преимущество: хорошим прыжком давишь на всех.
– Жест Козакевича трибунам – легендарный. Он рассказывал, что показал его в ответ на свист, который был во время его попыток.
– Насчет свиста – врет. Трибуна у сектора была наполовину польская – поляков даже больше, чем русских. Они орали и свистели нам, а наши болельщики сидели спокойно. Козакевич просто куражился перед своими, и вот после этого ему начали свистеть.
– Понимали, что его могут дисквалифицировать за жест и золото перейдет вам?
– Сейчас я знаю, что вопрос поднимался. Тогда не знал. Я увидел этот жест и подумал: ну и дурак, неспортивное поведение, показал неуважение к советским болельщикам.
У него в то время было очень негативное отношение к СССР. Слюсарский в этом смысле совсем другой – мы даже дружили, общались, он абсолютно вменяемый, спокойный. А Козакевич ярый антисоветчик, русофоб, как это сейчас называется.
Еще раз скажу: не было такого, чтобы его освистывали на попытках. Он врет.
«Я мог сказать: поцелуйте меня в задницу. Но никто бы не услышал». Главный скандал Игр-80 в Москве
Допинг, допинг, допинг: про грязную Москву-80, чистого Дюплантиса и... анаболики для Брэда Питта
– Считается, что Москва-80 – очень нечистая Олимпиада, и это исходило от высшего руководства СССР.
– Про государственную политику допинга – это фигня. Я на 100% уверен, что высшее советское руководство об этих чудесах не знало. Инициатива исходила от спортивных чиновников, чисто их самодеятельность.
Естественно, перед спортивными чиновниками постоянно ставили задачу – опережать американцев в медальном зачете. В Мехико-68 американцы были по уши залиты, наши от такого были в шоке. Потом наши тоже начали. В Монреале-76 появился допинг-контроль, но слабый: за две недели прекращаешь прием – ничего не найдут.
Руководство СССР давало деньги, ставило план. А чиновникам спорта надо рапортовать, достигать – и спортсменов поставили на эти рельсы: они должны были участвовать в программах.
Но прыжки с шестом – сложный вид для допинга. Если ты спринтер и принял анаболики – да, побежал быстрее, ничего выдумывать не надо. Сегодня ты бежишь, завтра действие закончилось – не бежишь.
В прыжках все нужно перевести в шест, а это тонкая работа. С допингом ты становишься другим человеком, а значит, для результата тебе нужно долгое использование, опыт в этом деле – чтобы понимать свое состояние. Если нет опыта, зачем с этим играть? Разовый курс – с ним только хуже сделаешь, гарантированно пролетишь мимо всего.
Мы с отцом были от этого предельно далеки, хотя знали, что спринтеры это делают с первого разряда. Перед Олимпиадой нам предлагали старший тренер и врач сборной: есть такая вещь, можно сделать, все делают, подключайтесь.
Мы спросили: а как это работает? Ну, бегуны быстрее бегут, прыгуны дальше прыгают – это понятно. А с шестом как?
Нам ответили: не знаем.
Ну а если никто не знает, зачем делать? Мы подписали бумагу, что отказываемся. Нам ответили: под вашу ответственность.
– Сейчас в легкой атлетике много допинга?
– Проблема однозначно есть. Она не решена и не решаема, а людей страдает очень много. У меня есть глубокое подозрение, что сейчас зачастую нужно получить санкцию/разрешение на мировой рекорд – тогда фаршируй себя как хочешь, это нужно для популярности легкой атлетики.
– Швед Арман Дюплантис поставил мировой рекорд в шесте чистым?
– Ему я доверяю. Те высоты, которые он берет, можно прыгать чистым. Я знаю, как этого достигать. 6,20-6,30 достижимы без всего. Чтобы прыгать 6,20, надо бежать 100-метровку за 10,5. Человек способен показывать этот результат без анаболиков – что, собственно, Дюплантис и делает: у него 10,51 или 10,52.
А для высоты 6,50-6,60 надо бежать 100-метровку 10 секунд – и здесь вопросы уже возникнут.
Я знаю, как прыгает Матвей. На мой взгляд, его вариант техники лучше, чем у Дюплантиса. Просто еще время не пришло, Матвей не дозрел, чтобы все перевести в опыт. Но бежит быстро, из 11 секунд выбегает спокойно и может достигнуть скорости даже выше, чем у Дюплантиса.
– Кроме Москвы-80 вы были когда-то близки к допингу?
– Перед Олимпиадой-84 изучал вопрос и разговаривал с человеком, который делал программу. На Олимпиаду мы не попали, а потом я просто не успел все это применить – была серьезная травма: воспаление надкостницы в тазовых костях. Меня убрали из сборной, и до программы я, слава богу, не дошел.
– Была бы возможность, дошли бы?
– Конечно. Все вокруг тебя это делают, все до единого, без исключений – наши, американцы. Никто особо не скрывался – заказывали препараты, которые хорошо котируются.
– Допустим, вы бы тоже начали – ничего бы не екнуло? Именно с моральной точки зрения.
– Брэд Питт снимается в кино, принимая для роли курс тяжелых анаболиков – ни у кого не екает? Певец выходит на таблетках, артисты их едят тоннами, готовятся к фильмам, к выступлениям. Это в каком-то смысле тоже соревнования и работа на результат. Но о морально-нравственном спрашивают только у спортсменов. Все эти разговоры о нравственности – всемирное лицемерие. Но если кому-то скажи: ты уколись, никто не узнает и ты выиграешь – кто откажется?
Спорт – это бизнес и деньги, но можно дураками прикидываться, лицемерить. И ничего не изменится. Международная федерация уже заключила: на первом ЧМ-83 в Хельсинки все чемпионы попались на допинге. Все пробы положительные – их накрыли новым методом. До этого ловили за месяц, а стали за неделю. Все попались – и что делать федерации? Первый ЧМ, все победители с допингом.
На ЧМ-2011 был анонимный опрос: 35% участников признались, что применяли стероиды. Это все лучшие – чемпионы и призеры. 65% не применяли – это статисты.
«Перед Олимпиадой-84 нам сказали, что в США готовятся снайперы, в раздевалках нам отравят воздух, а в столовой – еду»
– Вы были на том ЧМ-1983 в Хельсинки – и, как и на Олимпиаде-80, вам не повезло с ветром: снова серебро.
– Там все было интересно еще с квалификации. Пошел ливень – Бубка забаранил попытки, закончил соревнования. Моего результата хватило для выхода в финал.
Но ливень был такой, что квалификацию прекратили – перенесли на следующий день. Утром мы приходим, и судьи предлагают провести квалификацию заново, даже для той восьмерки, которая прошла в финал вчера. А там и я, и Козакевич, и Слюсарский.
Мы жестко против, и тогда судьи решили сделать сразу финал на всех: прыгают человек 50, соревнования длится часов 5. Причем это же первый ЧМ, выступают очень сильные прыгуны из Африки, берут по 3 метра. А на завтра уже ничего не перенести, потому что ЧМ завершается.
Последние прыжки у нас были в 7 вечера. Бубка взял 5,70. Потом на стадион налетели вертолеты и забежали марафонцы – для них открыли ворота прямо напротив нашего сектора. Образовалась динамическая труба, и после Бубки никто ничего не прыгнул – все бежали почти против урагана.
На следующий год я у Бубки выиграл на «Дружбе-84»: взял 5,80, у него 5,70.
– Какие у вас были отношения?
– Мы не были близкими приятелями. Хотя в Хельсинки я ему помогал: у него не получалась высота 5,20, забаранил две попытки и обратился ко мне – что делать?
Мне подсказать не сложно: отнеси назад полторы стопы, все нормально будет. Он этот случай вспоминал в 2013-м, когда в Донецке проходил чемпионат мира-U18. Позвал меня на вечеринку, где сидел с функционерами IAAF. Говорит: я благодарен Косте на всю жизнь, он помог мне на ЧМ, это дало мне толчок, я стал чемпионом, у меня появились лучшие шесты – все успехи пошли оттуда.
– Вы брали 5,96 – больше мирового рекорда Бубки. Где и когда?
– На тренировке в Сочи 7 мая 1984-го. Форма была сумасшедшая, мы готовились к Олимпиаде. 8 мая приехал Марат Грамов и сообщил, что сборная СССР на Олимпиаду не едет.
– Юрий Седых вспоминал, что команду готовили к бойкоту и пропуску Олимпиады с апреля.
– Что-то говорили, намекали. Юрка жил на сборах, а я тренировался в Иркутске – только в Сочи приехал. Тогда не было таких средств коммуникации, и меня мало кто обрабатывал.
– Как Грамов объявлял все это?
– Собрал в конференц-зале и сказал: решение руководства страны – мы не можем обеспечить вашу безопасность, потому что там готовятся снайперы, в раздевалках будут травить воздух, в столовых еду. Взамен проведем соревнование «Дружба-84»: те же сроки, та же программа, те же премии, будет выступать весь соцлагерь. А американцы пускай сами.
– Как вы отреагировали?
– Я встал и сказал, что он говорит бред. Он мне ответил персонально: Костя, ты не понимаешь, у тебя нет информации. А я ему: мы только что с Бубкой вернулись из турне по США и Канаде – нас никто не травил ни в Нью-Йорке, ни в Лос-Анджелесе, и вообще там замечательный прием. Грамов ответил, что мне это только кажется.
Истерики у меня не было. Тогда, как и сейчас, не было принято перечить руководителям. Мотивировка у них железная: в США нет безопасности.
– Как вам кажется, почему бойкотировали на самом деле?
– Мне не кажется – я знаю. Черненко был не против поездки, сказал: езжайте, но нужно выиграть зачет. Грамов просчитал и понял: мы не выиграем. Ну а если не выигрывать, то и не надо ехать. Вот и придумали эту байку про безопасность. Все исходило от спортивного руководства в связи с тем, что боялись поражения на Олимпиаде.
– Проиграть зачет Америке – это настолько судьбоносно?
– Я не знаю, для меня это тоже загадка. Плюс наши спортивные руководители понимали, что там нас могут накрыть с допингом. Естественно, не докладывали об этом руководству, но прикидывали, что нас могут проверить вне сроков.
Был риск, что руководители не смогут обеспечить чистоту наших спортсменов. Наша лаборатория должна была находиться на корабле, который подплывал к Лос-Анджелесу – но американцы его не пускали в порт. В этом же корабле должны были проверять спортсменов перед выходом на соревнования: если светишься, то тебя свои же просто не выпустят.
Это общеизвестный факт, после распада СССР секрета нет. Это называется выездной предсоревновательный контроль.
– После вестей от Грамова напились?
– Да, поселились с друзьями в хорошую гостиницу, заодно отметили 9 мая. Пацаны молодые, веселые. Сбор не закончился, но форму, конечно, подкосили. Ну и вообще состояние было не очень хорошее. Не назвал бы это запоем – мы не пьяницы. Но отмечали весело, чтобы компенсировать потерю – это как пир во время чумы: все пропало, ну давайте хоть погуляем.
– Как все прошло на «Дружбе-84»?
– Прыгали через силу, без особых эмоций. А так руководство старалось сделать все как на Олимпиаде – только жили мы не в деревне, а по гостиницам.
По-моему, прыгали в тот же день, что и остальные на Олимпиаде в Лос-Анджелесе. Я взял 5,80, в Лос-Анджелесе чемпион – 5,75. При том, что в Лос-Анджелесе условия были значительно лучше, чем у нас: хорошо по температуре, попутный ветер. А у нас прохладно и все тот же ветер, крутящий в «Лужниках».
Как поднять 4 млн долларов на марках с Лениным?
– Вы резко закончили – в 25, как это было?
– Меня убрали из сборной из-за травмы. Сезон не прыгал – и все, это уже повод избавиться. Пришла команда из Москвы: уволить, до свидания. А деньги-то мне надо зарабатывать – у меня уже семья, ребенок. Пошел работать тренером, набрал группу, поступил заочно в Омский физкультурный институт, который закончил в 1991-м.
– Распад СССР дался тяжело?
– Времена голодные, уже в конце 80-х началась веселуха – в Иркутске были реальные перебои с едой. У меня группа, там даже Сашка Авербух занимался (будущий призер чемпионатов мира – Sports.ru) – так пацаны буквально голодали.
Повезло, что в 1988-м меня по линии области отправили в Китай – поработать с их спортсменами месяц. Поехал, подтянул – китайцев моя работа впечатлила до глубины души, а меня впечатлили их условия: огромная спортшкола, территория, питание – у нас с этим были большие проблемы.
Я договорился с китайцами: давайте обмениваться. Я могу приезжать к вам со своей группой, передавать опыт, а вы к нам. Так зимой возил своих пацанов – откармливал и тренировал, а летом китайцы приезжали к нам на базу, жили там, а поваров мы им организовывали.
– Возили что-то на продажу из России и оттуда?
– Да, параллельно с тренировками затеял бизнес. Китайцы постоянно заказывали дрели, фотоаппараты, бытовые товары. Разница в ценах у нас была сумасшедшая, для советской/российской действительности получались большие деньги.
Еще у них были популярны наши монеты и марки. Один человек из Иркутска (имя не назову) сделал на марках миллионы долларов. У нас марка с Лениным стоила копейку или две. Показали одному китайцу, он говорит: за такую марку можем дать доллар.
– Правда?
– Правда.
Для пробы привезли ему 10 тысяч марок по две копейки. Раз – получили 10 тысяч долларов. Наши ребята ошалели: по спекулятивному курсу это сразу 60 тысяч рублей. И поехали по всей Иркутской области скупать эти марки, в Китай везли прямо в пакетах-брикетах, как кирпичи в полиэтилене. Приехали туда два друга, продали китайцам, получили 4 млн долларов.
Потом раскрутили бизнес, у них была известная фирма в Иркутске. Работали, уже крутились самолетами, возили грузы, развивали турбизнес. А потом на них наехала таможня, и они поняли, что пора валить. Работали 5-6 лет, забрали те же самые 4 млн, которые вложили. Сейчас живут в Новой Зеландии.
– Как закончилось с вашим бизнесом?
– В 91-м директор спортшколы сказал: ребят, вы занимайтесь либо бизнесом, либо спортом – определяйтесь.
Хотя я этих претензий не понял: да, я торговал, но люди-то у меня прыгали, все было нормально. Ну хорошо, раз надо определяться – определился: со спортом завязал. Как им заниматься, если не платят ничего?
Потом у меня были ларьки, магазины, бизнес покрупнее. А затем его отобрали – про это мне неинтересно рассказывать.
Переезд из России в Беларусь – почему решились и действительно ли все не зря?
– Вы переехали из Иркутска в Минск год назад – как дела в бытовом смысле?
– Все хорошо, есть все условия для тренировок. Жилье снимает федерация – сама квартира не хуже, чем у нас в Иркутске. Минск – это маленькая Москва: мы живем за МКАДом – по сути, за городом, но рядом метро «Уручье», до центра 12 минут.
Локация связана с близостью места тренировок, плюс Матвей учится рядом. От квартиры до спорткомплекса иду пешком 25 минут, на машине еду 5 минут. Самое главное, что Матвею признали смену гражданства, все утвердили и дали возможность выступать за Беларусь.
– Глобально – почему уехали из России?
– Все российские легкоатлеты находятся под дискриминацией, а спортивное руководство ничего не делает, чтобы эту проблему решить. И это происходит много лет. Не так много людей имеют возможность выступать за границей, на Олимпиаду поехало всего 10 человек – и среди них ни одного шестовика.
Это дискриминация: нужно каждый раз ожидать нейтрального статуса – дадут или нет. А это зависит от любых мелочей. Заблокировать человека можно, если любой дурак напишет в WADA или РУСАДА: я видел, как он употреблял допинг. Мало ли, кто что напишет и скажет. Тебя заблокируют, будут разбираться год – и ты ничего не докажешь. А через год тебе скажут: извините, это была ошибочная информация. Но сезон уже пропущен.
Эта история имеет бесконечный характер. От этого мы полностью избавлены после переезда.
– Матвей не сомневался, что надо переезжать?
– Нисколько. Если бы он сказал, что не хочет переезда – вопросов нет, мы бы остались. А он согласен и хотел.
Еще один из факторов – в прошлом году нам запретили любые тренировки в Иркутске из-за коронабесия. На стадион нельзя, на базу нельзя, сидите дома. Сейчас заболеваемость выше, но уже все стало можно. Почему? Никто же не признает ошибок.
Другой момент, подтолкнувший к переезду – то, что происходит в Иркутске в молодежной среде. Это мрак и ужас. Там АУЕ-шники (движение запрещено в России – Sports.ru) и все такое, ходят бандами – это реальная проблема, в любой момент можно напороться. Могут убить, могут сделать инвалидом. У Матвея друг – КМС по плаванию – попался им, руку сломали просто так.
К хорошему адаптируешься быстро: у нас народ сильно жестче, а в Беларуси я просто отдыхаю.
– Как вам ситуация в Беларуси за последний год?
– У нас в районе был центр сборки протестных дел, я смотрел на это наметанным глазом и видел кураторов. Все это подогревалось деньгами, даже фотографировали, записывали для отчетности. Что и для чего творил протест, я вообще не понимаю. Сейчас его нет и, думаю, идиотские мысли уже никому в голову не приходят.
Когда-то Лукашенко для меня смотрелся диктатором, но теперь я знаю ситуацию изнутри. Человек вменяемо относится к проблемам, не поддался коронабесию, не вводил локдаун. Человек в здравом уме никогда не будет гасить свою экономику.
Локдаун и раздача пустых денег в других странах ведут к серьезным экономическим последствиям – я посмотрел, как изменились цены в Италии, Эстонии, как там убили малый бизнес. Там инфляция страшнейшая, я как бывший бизнесмен вижу это по стройматериалам. Все это из-за локдауна, из-за нарушения логистических цепочек, нарушения ритмичности работы.
В Беларуси экономика реальна: люди пашут, сеют, а цены практически не растут. То, что сами производят, все в полном достатке. Легкая промышленность в порядке, я захожу в магазин – что угодно можно купить, никакого дефицита не предвидится. Никто ничего не закрывал и не собирается. Я говорю это как человек с опытом в бизнесе.
– Нет опасений, что Беларусь, которая выглядит плохо для остального мира, достанут спортивными санкциями?
– Когда мне задают такой вопрос, я говорю: давайте посмотрим на типа законников с запада. У них под все должна быть подведена база – разборки ни с чего начинаются в исключительных случаях.
С чего началась проблема допинга в России? 26 ходоков-идиотов попались у Чегина – это что вообще? Потом подключился информатор Родченков. Таких проблем в белорусском спорте нет – и санкций против самих спортсменов не будет. Что могли, то сделали против страны: отменили командный ЧЕ по легкой атлетике, забрали биатлонный этап Кубка мира. Но наказывать спортсменов не за что.
Мы с Матвеем настраиваемся на ЧМ-2022 в Юджине, в этом году мы задачу выполнили.
Фото: Gettyimages.ru/Matthias Hangst, Tony Duffy/Allsport; instagram.com/konstantin.volkov.792; РИА Новости/Юрий Сомов, Игорь Уткин, Дмитрий Донской, Петр Малиновский; globallookpress.com/longlei/XinHua; East News/AP Photo
Ordinarius hominem. Как человек приспосабливается к окружающей среде, крысам и не снилось.