35 мин.

«Я начинаю понимать основное правило долголетия в НФЛ: уметь приспосабливаться». Мемуары игрока НФЛ

75

Пролог. Прощай, чувак (2008)

Глава 1. Первые семь лет (2002)

Глава 2. Изображая Рэнди Мосса (2003)

Глава 3. Найн жизней (2004)

Глава 4. Основной состав (2004)

Пятая глава в переводе замечательного Василия vasjuta. Блестящая работа, спасибо!

Глава 5

Мясные туши (2005)

Мои кроссовки отправляются в ящик под шкафчиком в раздевалке, а сам я провожу последние четыре игры в списке травмированных. На костылях. Через несколько месяцев после начала моего первого настоящего межсезонья восстановление завершено, и тренер Шенахан звонит мне с предложением:

- Как ты смотришь на то, что бы играть тайт-эндом?

Он проделывал такое и раньше. Наше нападение отлично использует тайт-эндов в игре пасом, и обученный ресивер на этой позиции ставит защиту в тупик. Шеннон Шарп пришёл в лигу ресивером, коуч сделал из него тайт-энда; та же история с Байроном Чемберлейном и Джебом Путциером. Шеннона и Байрона в команде уже нет, а Джеб всё ещё здесь. Он наш основной принимающий тайт-энд. Всё, что я хочу - это бегать маршруты и ловить мяч, но помимо этого я еще и начинаю понимать основное правило долголетия в НФЛ: умение приспосабливаться.

- Конечно, коуч. Нет проблем.

Я начинаю есть как толстяк. С началом предсезонной подготовки я тягаю железо больше и усерднее. После тренировки я уношу из зала коктейли "Миоплекс" и замораживаю их дома. Каждые несколько часов заливаю в блендер одну порцию, заправляя её парой яиц, мороженым и шоколадным соусом. Вес набегает быстро. Не отстает и работа кишечника. Я даже подумываю организовать рок-группу "Дважды Утром На Унитазе", но отказываюсь от этой идеи. За несколько месяцев с Ричем и Краймом я дохожу от 98 кг до 111 кг. К началу мини-кэмпов я подхожу в своём новом теле - теле тайт-энда.

К новому телу прилагаются новое описание должностных обязанностей и новый номер - 89, единственный свободный номер из восьмидесятых. Прошлогоднего 89-го, Дуэйна Карсуэла, любимого всеми ветерана "Бронкос", в команде уже нет. Его прозвище было "Дом". После того, как я взял его номер, парни стали называть меня "Белый Дом". Мне нравится посыл.

Позиция тайт-энда предусматривает совершенно новые набор технических навыков и терминологию. Никогда раньше об этом не думал, но тайт-энд должен знать абсолютно всё о нападении: пасовые комбинации, выносные комбинации, виды защиты квотербека, сигналы линии нападения и т.д. Плюс у меня теперь новая тусовка корешей и новый тренер. Мои дни ресивера канули в лету. Я проливаю слезинку, и она мгновенно испаряется. 

Моего нового тренера, ответственного за тайт-эндов, зовут Тим Брюстер. У него была выдающаяся студенческая карьера в Иллинойсе в начале 80-х, и он забегал на чашечку кофе к "Джайентс" и "Иглз" в 1984-м и 1985-м. Тим - рассудительный суровый тренер с неизменными табаком на губах и гримасой недовольства на лице, всегда готовый заглушить всех на тренировочном поле своим "Чо за херня?!" в адрес того, кто облажался.  Это его естественная реакция на ошибку, никакой особой злости, просто такой стиль. Однако после спокойного поведения Блейда подход Брю шокирует. К счастью, на меня яд не расходуется, всё своё внимание он уделяет нашему новому тайт-энду Уэсли Дьюку.

Уэс играл в баскетбол в университете Мерсер. Сумасшедшие сила и атлетизм, и ноль опыта на футбольном поле. Из него хотят слепить нового Антонио Гейтса, атлетическую модель тайт-энда двадцать первого века, человека, который может взлетать над лайнбекерами и сэйфти и забирать мяч в наивысшей точке. Брю был тренером Гейтса в Сан-Диего и помог ему превратиться из баскетболиста студенческого уровня в зверюгу в НФЛ. Теперь он думает провернуть то же самое с Уэсом. Но не так-то просто придти с улицы в НФЛ, лигу, в которой упор на технику маниакален, а терминология - иностранный язык. Нужны годы, чтобы натренировать своё тело владению мельчайшими движениями. Тем не менее, Брю свирепеет из-за промахов Уэса. Нас пятеро в комнате совещаний, но с тем же успехом там могли бы быть только Брю и Уэс.

- Уэс, посмотри на себя. Во-первых, посмотри на свою позу. Подует сильный ветер – и ты окажешься на жопе. Понял? Расставь ноги шире. Выпрями спину. Ты должен стоять в правильной позиции и быть готовым наброситься на кого-нибудь, чёрт возьми! Понял?

- Да, сэр.

- Во-вторых, посмотри на свой маршрут. Ты как будто вышел на грёбаную прогулку в парке, Уэсли. Стартуй агрессивно и беги свой грёбаный маршрут так, как будто тебе действительно срочно туда надо. Господи, ты меня до инфаркта доведёшь. Ты хоть знаешь, какой тип прикрытия они играют?

Брю тратит всю свою энергию на Уэса, поэтому я работаю над своей новой позицией относительно спокойно. Я уже выучил важный урок в НФЛ - смотри на кого-нибудь, кто знает, что он делает, и повторяй за ним. Если ты слушаешь бессмысленные подсказки тренеров, то быстро запутываешься и играешь как дерьмо. Я следил два года за Родом и пытался копировать его. Теперь, когда я тайт-энд, я отключаюсь от Брю и наблюдаю за только что приобретенным нами тайт-эндом Стефеном Александром по кличке С.А.Он - из Чикаши, штат Оклахома, и у него повадки человека, которому комфортно в своей шкуре. 194 см, 114 кг, восьмой год в лиге и знает все фокусы. Он ведёт себя спокойно и вежливо, на меня это действует успокаивающе. Улучшение техники - пошаговое дело, хоть это и клише. Блокировка на выносе основана на контрольном списке: поза, первый шаг, положение рук и головы, позиция бёдер, ширина ног, и так далее; в пасовой же комбинации тайт-энд прорывается сквозь стадо мясных туш - процесс "ныряй-и-хватай", в котором уже другой список того, что надо сделать. С.А. проведёт меня через это всё. У Брю я отключил звук. 

Мини-кэмп предоставляет возможность мягкого вхождения в моё новое амплуа. Выносная игра приглушена, поскольку мы без экипировки, и я могу использовать свои навыки ресивера в пасовой игре. Бегать маршруты против лайнбекера или сэйфти легче, чем то, чем я занимался раньше, выходя на Чемпа по двадцать раз за день. Но как только мы добираемся до тренировочного лагеря и надеваем щитки, начинается жестокое пробуждение. Я должен блокировать бегемотов в лице дифенсив-эндов, таких как Тревор Прайс, Кортни Браун и Эбенейзер Экубан, - парней примерно моего роста и тяжелее килограммов на 20-25. Улучшение техники происходит слишком медленно, чтобы избавить меня от ежедневной порки, которую они мне устраивают. Каждый день на тренировочном поле наступает момент под названием «Вот дерьмо!», когда я поднимаю глаза и вижу, что мне досталась цель для блокирования размером с мою старую "Хонду". Я делаю глубокий вдох и принимаю удар. Не время испытывать страх. Снова и снова моя голова летит в эпицентр ДТП. 

Жестокая интенсивность тренировок затмевает всё окружающее. Но однажды утром, где-то в середине кэмпа, когда я стою и пью воду в редкий момент перезагрузки, я вижу, как наш новый 19-ый номер заносит тачдаун на слэнте под одобрительные крики толпы. Мой кумир детства, сорокадвухлетний Джерри Райс, - теперь мой новый одноклубник. Его первый сезон был двадцатью одним годом раньше. Мне было шесть, и я носился по кварталу в пластиковой форме Хаффа из "Фотинайнерс". Когда мне было десять, Джерри был богом, а я - его апостолом. Плакаты с ним служили обоями в моей комнате. Моим любимым был постер "Золотые пальцы". На нём Джерри в чёрном смокинге с золотой бабочкой стоял на взлётной полосе и держал в руке мяч. Его руки были окрашены в золотой цвет. На заднем фоне частный самолёт припарковался рядом с красным "Феррари" - то были трофеи его золотых пальцев. Мы с друзьями играли на улице матч за матчем. Когда я приносил своей команде очки, мой скрипучий голос отлетал от гаражных дверей и разносился между деревьев. "Тачдаун Фотинайнерс!"

Как и три года назад на базе "Фотинайнерс", я оказался зажат между поклонением легендам, сформировавшим мои детские мечты, и принятием своей судьбы в качестве профессионального футболиста. Тот факт, что Джерри на спаде, делает его присутствие еще более сложным для восприятия. Он отыграл шестнадцать лет в Сан-Франциско и три с половиной года в Окленде. Запросил обмен посередине сезона 2004 года и отправился в Сиэтл. В конце сезона подписал контракт с «Бронкос». Это его двадцать первый тренировочный лагерь в НФЛ.

Футбол - игра для молодых. Тридцать лет - старик в НФЛ. Сорок - неслыханно. Я восхищаюсь его энергией и отношением к делу. Он приходит на тренировку заранее, чтобы поработать над работой ног, и остается ловить мячи после её завершения. Я внутренне радуюсь каждый раз, когда он ловит мяч. И съёживаюсь каждый раз, когда Чемп закрывает его в прикрытии один-на-один. В НФЛ нет нежных прощаний. Ешь или будь съеденным. Даже если до этого ты обедал с королями.

Я говорю Джерри один и только один раз, что был в детстве его огромным фанатом, и отпускаю его с миром. В раздевалке все равны. Ты либо зарабатываешь свой хлеб, либо валишь к чёртям. Лучший для меня способ отдать дань кумиру - это следовать его примеру на поле и не приставать к нему за его пределами. Он - величайший игрок из всех, кто когда-либо играл в футбол, но и он столкнулся с настоящей проблемой - это дерьмо вот-вот для него закончится. 

Я испытываю похожий страх. Мое новое тело не справляется с темпом требований лагеря. Во время одной особо изнуряющей тренировки я бегу длинный кросс-раут до зачётной зоны и когда пытаюсь ускориться мимо одного из наших лайнбекеров, он хватает меня за футболку, и за ней дёргается задняя поверхность моего бедра. Я ощущаю это высоко, прямо под копчиком, и очень глубоко.

Лечение - лёд, стимуляция током, укрепление, растяжка и кардиотренировки. Через три-четыре дня, в течение которых должно было наступить улучшение, нет никаких изменений. Утром я допрыгиваю до тренажерного зала на встречу с Греком.

- Лучше себя чувствуешь?

- Хм, может, немного.

Я говорю "немного" в любом случае.

- Должно было быть уже лучше.

Он воткнул меня в свой алгоритм "как-починить-сломанного-игрочилу" и следует протоколу шаг за шагом.

Дважды в день я тренируюсь по обширной программе, направленной на мою травму. Многие парни травмируются в тренировочном лагере. Некоторым очень нравится не тренироваться, поэтому их просто выпихивают обратно на поле. Это достигается устным давлением на собраниях, составлением графика возвращения в строй и надиранием задницы в тренажерном зале, дважды в день. В конечном итоге травмированный игрок предпочтёт тренироваться недолеченным, чем быть обласканным таким особым вниманием.

Давление срабатывает, и я возвращаюсь на поле как раз к предсезонной игре с "Хьюстон Тексанс". Я должен доказать, что способен постоять за себя в окопах, если хочу здесь задержаться. Во время матча я усугубляю травму. По возвращении в Денвер мне делают МРТ.

Ответ из лаборатории:

РЕЗУЛЬТАТЫ:

Среднее растяжение проксимальной части комплекса связок задней поверхности бедра с очаговым частичным разрывом у основания бицепса бедра и полутендинозом соединительного комплекса. Наблюдается отёк окружающих мягких тканей и кровоизлияние. Отёк низлежащей кости не обнаружен. Основная часть задней поверхности под седалищным бугром без изменений. Также наблюдается интерстициальная дегенерация или частичный разрыв в полуперепончатом сухожилии на периферии от основания.

Перевод для меня: лёгкое растяжение задней поверхности бедра. Мне предписаны упражнения, лёд, лекарства и физиотерапия. Всё нормально, Нейт? Ну да, наверное, нормально. Но проходит еще неделя - прогресса нет. Грек ставит меня в известность, что моё восстановление не стыкуется с графиком протокола по "лёгкому растяжению задней поверхности бедра". Это заставляет меня задуматься - что со мной не так? Я что, слабак? Грек говорит, что я должен быть уже здоров, значит то же самое он говорит и коучу каждый день, когда докладывает состояние травмированных.

Поэтому я опять на поле как раз вовремя к последней предсезоннной игре в Аризоне. Я всё еще думаю, что мне надо показать себя воином, чтобы попасть в команду. Брю говорит, что он хочет увидеть, как я выхожу и вгрызаюсь кому-нибудь в чёртову шею. Перед игрой я использую обогрев, болеутоляющие таблетки, медитацию, растяжку, "Ледовый Жар", спинной пластырь (наклейка на кожу, которая нагревается по мере того, как поднимается температура твоего тела) и мой собственный природный адреналин. Ничто из этого не помогает. Я бегаю вприпрыжку и играю хреново.

А, и я опять травмирую ту же мышцу. Я уверен, что всё кончено. Однако на следующее утро мой телефон молчит. Несмотря на свой плохой тренировочный лагерь, я опять попал в команду. В первый день регулярного сезона решено ускорить лечение.

Д-р Роберт Уильямс:

ОСНОВНАЯ ЖАЛОБА/ИСТОРИЯ ТЕКУЩЕЙ БОЛЕЗНИ: Нейт наблюдается по поводу проксимального растяжения задней поверхности бедра. Он пытался играть в пятницу и снова травмировался. Постоянная боль отсутствует, но его ощущения похоже на те, которые были через полторы недели после первого повреждения. Чувствует некоторую боль как проксимально у основания мышцы, так и боль, которая, по его словам, отдаёт медиально во внутреннюю поверхность бедра.

ПЛАН: С Нейтом были обсуждены варианты консервативного лечения с помощью растяжек, укрепления и отдыха. Было рекомендовано произвести в основание сухожилия задней поверхности бедра инъекцию, которая поможет контролировать воспаление и ускорит восстановление. Нейту были объяснены плюсы и минусы инъекции. Он понимает риск занесения инфекции или реакции на вводимое вещество. Нейт согласился на инъекцию и был переведен в горизонтальное положение. Складка соединения проксимальных мышц бедра с ягодицей была определена и приготовлена в точке максимальной мягкости. При помощи стерильной техники спинная игла калибра 20 была использована для инъекции 1% лидокаина с костным введением. Затем были введены 1сс дексаметазона и 1сс кеналога. Игла была удалена. Осложнений не последовало, пациент перенёс процедуру хорошо и почувствовал лёгкое улучшение после инъекции. Мы будем продолжать ежедневное наблюдение за Нейтом.  

Укол возвращает меня на поле, но я - тень прежнего самого себя. Тяжело смотреть на себя на видеозаписи. Я медленнее, чем все остальные. Моё "лёгкое растяжение" не заживает. Лёд здесь, тепло там, потянуть здесь, потереть там, укол здесь, таблетки там: ничего не помогает. Атлеты НФЛ настолько быстры и резки, что если ты не в своей лучшей форме, ты уязвим на поле. Опасно быть тормозом. В отчаянной попытке выздороветь я провожу всё больше и больше времени в кабинете хиропрактика за пределами базы. Род познакомил меня с доктором Нельсоном Ветанзе за несколько лет до этого, и я хожу к нему за периодическими "настройками". В прошлом он работал с "Бронкос", до того, как разошёлся с Греком в философии терапии. Теперь Нельсон принимает некоторых из нас частным образом. Грек знает, что мы к нему ходим, но если мы об этом не болтаем, нет никаких проблем. У Нельсона более холистический подход, отличный от конвейерной философии, принятой в НФЛ. Когда я рассказываю Нельсону, что мне говорят на работе, он не может в это поверить. Он знает, что это не "лёгкое растяжение", но никто из нас не может ничего по этому поводу сделать. Включая Грека. Единственное, что могло бы помочь, исключено. Отдых - не вариант.

Вместо этого я учусь справляться с болью, неустойчивостью, потерей координации. Точно так же, как любой другой игрок НФЛ. Мои случай не уникален. Любой, кто играет в футбол, имеет дело с тем же самым циклом повреждение-восстановление, перемежающимся периодами относительного здоровья. Некоторые организмы приспособлены к требованиям игры лучше, чем другие. Они дольше остаются здоровыми, играют больше, сокрушают черепа чаще и умирают моложе. Я должен рассматривать свою неспособность оставаться здоровым как благословение в долгосрочной перспективе, ибо это бережёт мой мозг от лишних ударов. Да и кроме меня, никто не вспомнит ни одной игры НФЛ с моим участием. 

На нашем первом в регулярном сезоне командном собрании тренер объявляет, что перед тем, как он начнёт говорить, кое-кто хочет нам что-то сказать. Краем глаза я замечаю силуэт, спускающийся по ступенькам в правом крыле зала. Я поворачиваюсь и вижу Джерри, идущего вниз по лестнице. На нём коричневый костюм. Он спускается к переднему ряду, благодарит коуча и поворачивается лицом к нам. Почти сотня взрослых мужиков-футболистов сидит затаив дыхание. Я знаю, что происходит. Джерри пробился в команду, проведя хороший тренировочный лагерь, но он понимает, что нападение переполнено. Джерри Райс не будет ни чьим сменщиком. Я сижу в своем кресле и наблюдаю, как мой кумир сообщает мне, что уходит из футбола. Больше не будет пойманных мячей, не будет рекордов, не будет Джерри. В моей голове звучит голос диктора Сан-Франциско Джо Старки:

- Тачдаун «Фотинайнерс»!

В начале каждой тренировки, до растяжки, наш капитан защиты Эл Уилсон зовёт кого-нибудь выйти вперёд, чтобы «завести» нас и отправить в новый рабочий день. Мы все хлопаем в унисон, пока заводила не садится на корточки, чтобы исполнить небольшой танец. Это должно выглядеть глупо и несколько унизительно. Поэтому Эл обычно выбирает новичка или командного весельчака-клоуна. Из уважения к Джерри Эл никогда его не вызывал.

И вот он, Джерри, стоит перед всеми нами первый и последний раз. После того, как он говорит всё, что хотел сказать об окончании своей карьеры, Джерри собирается уходить, как вдруг останавливается, о чём-то вспомнив.

- Да, и кое-что ещё. Так как вы, парни, никогда не давали мне заводить вас, я хочу это сделать сейчас. Здесь. В последний раз.

Он начинает хлопать в ладони, и мы - за ним. Вся комната хлопает в унисон, разнося эхо по всем углам. Джерри заводит нас, демонстрируя парочку танцевальных движений, которые потом использует в "Танцах со звёздами". Зал взрывается. Джерри улыбается и запечатлевает это в своей памяти. Потом он поднимается по ступенькам и покидает зал совещаний навсегда. Мой кумир ушёл. Щелчок закрывающейся двери; назад к бизнесу профессионального футбола.

НФЛ - это рабочее место. Каждое утро я иду на работу мимо кафетерия, нагребаю тарелку чего-нибудь, что неплохо выглядит, наливаю чашку горячего кофе и прохожу через раздевалку к основному залу совещаний. Иногда на моем шкафчике висит записка о том, что я был выбран для прохождения допинг-контроля - проверки на стероиды.

С момента, как я вижу записку на шкафчике, у меня есть четыре часа, чтобы произвести пробу. Если я не могу сдать материал в течение четырех часов, допинг-тест считается проваленным. У нас есть Писсмэн, который сидит на складном стульчике возле писсуаров и занимается всей мочой. Когда анализы готовы политься, я стучу в дверь его кабинета. Эхо моего стука отлетает от фарфоровых богов.

- Привет, Нейт. Готов?

- Да, сэр.

- Отлично, помой руки. С водой, без мыла.

Я мою руки.

- Возьми стаканчик.

Я беру упакованную стерилизованную тару для мочи, распаковываю её и отдаю ему.

- Теперь сними рубашку и спусти штаны ниже колен.

Я раздеваюсь, и он отдаёт мне стаканчик. Я занимаю своё место у писсуара, а он - своё, на расстоянии в три фута, перпендикулярно ко мне, и смотрит, как я писаю. После того, как давным-давно в аэропорту поймали игрока с искусственным членом, называемым "Писунок", лига требует визуальную проверку, которую осуществляет Писсмэн. Он подтверждает, что моя моча выходит из моего настоящего члена через мою собственную личную уретру. 

Некоторые игроки испытывают дикое смущение и должны выпить безумное количество жидкости, чтобы наполнить стаканчик. И тогда им говорят, что у них слишком разбавленная моча. Правила строги. Людей хотят подловить на мошенничестве. Но я никогда не видел здесь стероидов. Я и никогда не видел, чтобы кого-то поймали. Я даже никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о том, что принимает, или рассказывал о ком-то другом, кто химичит. Я никогда не встречал и гормон роста. Я узнаю об этом только из СМИ. Они рассказывают, что это нельзя отследить, что это - чудо-препарат, преимущества которого многочисленны, и что он может ускорить процесс восстановления после травмы. Звучит круто на самом деле, но даже если я знал бы, как их раздобыть, у меня нет ни времени, ни душевного состояния заниматься чем-то настолько секретным. Кроме того, я добился всего без них. Как и все остальные. Одни лишь стероиды не сделают из тебя хорошего футболиста.

После сдачи анализа я иду в командный зал совещаний и в 8:14 утра занимаю своё место. Сегодня четверг, и у нас собрание спецбригад. По всей базе развешаны большие цифровые часы, чтобы у всех было единое расписание. Пунктуальность важна, все собрания начинаются ровно по стрелке. Часы показывают 8:15.  Ронни прочищает горло, делает два глотка кофе и начинает тренировать.

- Господа, внимание. Команда панта хорошо поработала вчера, но мы должны действовать плотнее на левом краю, когда они меняются. Господа, это наша основная задача, ясно? Мы должны уметь защитить своего пантера. Иначе он наложит себе в штаны. Давайте не будем полагаться только на атлетизм нашего пантера, ОК? Без обид, Майки. Мы должны действовать сообща, господа. ОК? Давайте посмотрим видео.

Через сорок пять минут появляется вся остальная команда. Игроки стартового состава не приходят на собрания спецбригад. Они счастливчики, потому что не играют во время ритуальных жертвоприношений кикоффа и пантов, но, возможно, они и немного завидуют нам. Мы - сплоченная группа. Мы знаем то, что не знают другие. Нам известно о смертельных забегах на пятьдесят ярдов, которые заканчиваются лобовыми столкновениями. Нам знакомы сопли пузырями. Мы смотрим на игру по-другому.

Никто из нас особо не играл в спецбригадах в колледже. В те времена мы были игроками стартового состава, которые стекаются ручейком после собраний спецбригад и усаживаются, пока в комнате слышны отголоски смеха от шутки, которую нам не дано понять.    

В 9:00 коуч Шенахэн заходит, чтобы обратиться ко всей команде. Входные двери находятся сзади, как в университетской аудитории. Чтобы попасть на сцену, надо спуститься по ступенькам по одной из сторон зала. Коуч занимает своё место на сцене и раздаёт нам командирские приказы. Мы должны сделать вот это, давайте это и сделаем. Главный тренер - человек широкой перспективы. Он руководит всем шоу. Его подчиненные закручивают гайки. У защиты целый табун тренеров - координатор защиты и по одному-двум тренерам для каждого амплуа. Кьюб заведует пасовой игрой в нападении. Рико, наш тренер линейных нападения, отвечает за выносную игру. Мелкие технические ньюансы достаются тренерам разных амплуа. Именно поэтому некоторых из них заносит с вопросами техники - это единственное, чем они управляют. 

После разглагольствований тренера игроки защиты покидают комнату, и Рико выходит на сцену, чтобы поставить выносные розыгрыши. Сейчас примерно то время дневной программы, когда я обычно выключаюсь. Мы учим те же самые комбинации... опять. План на игру варьируется от недели к неделе, но только процентов на 10. Остальные 90 процентов составляют всё те же комбинации, которые мы играем годами. Даже новые розыгрыши основаны на старых. Как только ты выучил концепцию и терминологию, всё остальное само встаёт на свои места. Но каждую неделю Рико преподаёт нам алфавит, как если бы мы никогда его не проходили. "Б", как выясняется, по-прежнему идёт после "А".

После обсуждения выноса линейные нападения и Рико уходят, и мы занимаемся пасовыми розыгрышами. Те же старые комбинации с несколькими новыми примочками. Я должен знать примочки. После этого я могу снова отпустить своё разум в свободное плавание. Должен признаться, что я подвержен витанию в облаках. Но если тренер посмотрит на меня во время своей лекции, он увидит во мне футболиста-ученика, прилежно ведущего конспект. 

Когда и это кончается, мы расходимся на пятнадцать минут, и Брю проходит по плану на день. У каждого дня есть свой журнал, в котором содержатся комбинации, которые мы будем играть в этот день, и порядок, в котором мы будем их играть. Там так же расписаны схема защиты, вид прикрытия, номер "дауна" и расстояние, хэш-марки и блицы. Это помогает более плавному ходу тренировки. Никаких сюрпризов и неожиданностей, пожалуйста. В основном это делается ради тренеров. Даёт им чувство контроля за результатом. Разумеется, всё это летит к чертям во время матча. В этот момент власть переходит к игрокам. По сей день ни одному тренеру не удалось написать сценарий футбольного матча.

После сорокапятиминутной репетиции пешком (вернее, лёгкой рысцой мы отрабатываем розыгрыши, которые позже будем тренировать по-настоящему) мы возвращаемся к обеду обратно в здание. Я никогда не голоден. Мой желудок завязан навечно. Каждый день после таких игровых репетиций Майк Лич просвистывает мимо меня с супчиком и набором сэндвичей по направлению к залу отдыха для игроков, чтобы отправить пару мейлов и слопать свой обед. По дороге он хомячит небольшой кусок тунца. Я полон зависти. Если существует понятие "уверенность в рабочем месте", то это про Майка. Пока он хорошо делает снэпы, он хорошо ест. Я ем ужасно. Я теряю вес, который набрал в межсезонье.

Каждое утро пятницы мы должны взвешиваться. Они хотят, чтобы я весил минимум 105 килограмм. Но я немного не дотягиваю. Я вхожу в раздевалку и прохожу мимо Крайма. Он сидит рядом с весами у двери, взвешивая входящих.

- Нейт! Ты должен взвеситься.

- Хорошо, Крайм, секунду.

- Какую секунду, Нейт? Давай!

- Секунду, Крайм! Господи.

- Ты как всегда. Не понимаю, почему ты это делаешь.

Я подхожу к своему шкафчику, переодеваюсь в тренировочный костюм, прокрадываюсь в тренажерный зал и хватаю утяжелитель для голеностопа. Надеваю его под штаны и возвращаюсь к весам, у которых сидит Крайм со своей тетрадью. 

- Я ж сказал, сейчас приду. Просто переоделся.

Я встаю на весы. 

- 106.

- Отлично. Спасибо, Крайм.

- Угу.

Тяжело поддерживать дополнительный вес. Так что даже если я не голоден, я должен есть. Я запихиваю в себя в кафетерии бутерброд с ветчиной и немного гуляша и иду в раздевалку готовиться к тренировке.

За минуту до 13:00 я выбегаю на поле с остальным пролетариатом. В руках - плотная шапочка, я готов к тридцати минутам тренировки спецбригад. Мои ноги ступают на траву, и я переключаю тумблер. Время быть мужчиной. Тренировка движется от одного расписанного эпизода к другому, биполярный гудок сигнализирует о начале каждого нового этапа. Несмотря на то, что расписания среды, четверга и пятницы практически идентичны, четверг - самый тяжелый день недели благодаря тому, что мы в полной экипировке. Нам здесь в Денвере повезло. Коуч Шенахэн не верит в необходимость того, что бы мы непрестанно молотили друг друга. Он пытается сохранить свежесть в наших телах. Во многих командах в полной амуниции долбятся два или три раза в неделю, нам приходится это делать только сегодня. Но ничто не сравнится с долбёжкой «Девять-на-семь».

«Девять-на-семь» - это упражнение для выносных розыгрышей. В нём нет ресиверов или дифенсив-бэков. Не считая этого, это обычный вынос. Ресиверы и корнеры находятся на другом поле с одним из квотербеков и играют один-на-один. Когда грустный гудок сигнализирует о начале девять-на-семь, я тоскливо смотрю, как мои старые приятели лёгкой пробежкой передвигаются на другую сторону поля, чтобы следующие двадцать минут поиграть в футбол школьного двора. Там у них игра «один-на-один», ресивер против корнербека. Тебе в любом случае достанется мяч.

В «девять-на-семь» такого счастья нет. Это тактическая бойня. В реальной игре защита должна считаться с угрозой паса. В «девять-на-семь» нет никакой угрозы паса, поэтому защита срывается с колодок одновременно с мячом и пытается заткнуть только один вынос. Игроки хрипят, тренеры орут, щитки и шлемы трещат, создавая пугающую симфонию будущего преждевременного помешательства. Но мы должны это делать, если мы хотим быть хорошей выносной командой. А мы, конечно же, хотим.

«Девять-на-семь» - это особый вид персонального ада для меня, ибо вне зависимости от того, кого мне надо блокировать, я проигрываю. Я не тайт-энд, я только играю его роль по телевизору. Я должен использовать разные приёмы, чтобы преуспеть. Один из таких приёмов включает небольшую хитрость. Поскольку я быстрее, чем мясные туши, которые мне нужно блокировать, я могу позволить себе сделать боковой шаг и совершить обманное движение головой, чтобы вывести их из равновесия до того, как я наброшусь на них. Но я могу делать такой фокус только изредка, иначе это не работает. Кроме того, тренеры не любят ухищрения в выносной игре. Рико постоянно пялится на меня, когда я пробую что-то необычное. Существует только один правильный ответ!

Мне приходится соответствовать, взрываясь из исходного положения головой вперёд в попытке треснуть дифенсив-энда прежде, чем он успеет пошевелиться. Я целюсь в его гланды верхом своего лба. Фронтальная лоботомия. Это мой единственный шанс. Моя техника ужасна - я встаю слишком высоко, скрещиваю ноги, опускаю голову - и мне не достаёт габаритов и силы, чтобы пересилить хоть кого-нибудь на линии скриммиджа. Мой единственный шанс - это ударить первым, вбить ноги в землю и держаться, пока не прозвучит свисток. Если я ощущаю, что у меня под шлемом взорвался фейерверк, значит, я на правильном пути. Затем я возвращаюсь в хаддл и делаю это снова.

Если мы косячим в заготовленных розыгрышах, то прогоняем их снова, пока не исправимся. Упражнение заканчивается только тогда, когда коуч кивает Флипу, а тот гудит в рожок. Если у нас день не заладился, кажется, что это длится вечно. Хрясь! Кровоизлияние в мозг. Бум!

- Давай, Нейт!

Странное ощущение в челюсти.

- Что за хрень, Уэсли?!

Головокружение. Боль в ахилловом сухожилии.

- Двадцать восемь, синий, двадцать восемь, синий, сет, хат!

Сотрясение с кровотечением. Резкая боль. Щелчок. Выбитый палец.

- Хадл-ап!

Чёрт.

Я краем глаза слежу за Флипом и его здоровым пальцем, расслабленно отдыхающим на оранжевой кнопке рожка, прикрепленного к талии. Нажми на него, Флип! Гуди давай, Флип! Пожалуйста! Сто долларов. Пятьсот долларов, Флип!

ХРЯСЬ! БА-БАХ! ТЫДЫЩ!

В конце концов, мы делаем всё, как надо, и коуч даёт кивок. Флип гудит в рожок. Тот же поганый звук, который начал этот отрезок тридцать минут назад, является теперь сладчайшим звуком выживания. Еще одна неделя - на пути к завершению. Время замедляется, чтобы почтить свои самые болезненные вехи, отпечатанные в ранах по всему моему потрепанному остову. Еще один ужас закончился.

Следующим утром мы смотрим видеозапись «девять-на-семь» вместе со всем нападением. Смотреть на это перед друзьями - пытка. Моя дерьмовость - во всей красе. Рико ведёт собрание. Я отчетливо помню каждый розыгрыш предыдущего дня и знаю, когда на видео приближается время хренового. Мой пульс ускоряется по мере продвижения записи. Вот сейчас будет момент, где меня растоптали. Я задерживаю дыхание. Ох, это было омерзительно.

- Ну же, Нейт. Этого недостаточно.

Воткни нож, Рико.

- Если ты не можешь выполнить этот блок, мы найдём кого-то, кто может.

Поверни его, Рико.

- Мы не сможем выиграть при такой отдаче.

Вытащи его и вытри, Рико. Теперь воткни в следующего.

Я застрял на скамье запасных на весь сезон. В каждой команде пятьдесят три игрока, но только сорок пять надевают форму на матч. В день игры я захожу в раздевалку и Крис Трулав, один из наших главных скаутов, находит меня, показывает большим пальцем вниз и сообщает, что я - "аут". Это значит - надевай тренировочный костюм, а не форму. Ты нам сегодня не нужен. Ты хреново играешь в футбол.

Покуксившись пару минут, я выхожу на поле, чтобы пробежать 16 по 100 ярдов, которые Рич требует от не заявленных на матч игроков. После этого я налегаю на пончики и кофе. Знание того, что я не играю, мгновенно расслабляет мой желудок. Я стою на бровке и грызу семечки подсолнуха, пока мои друзья играют. В перерыве я подговариваю одного болбоя украсть для меня хот-дог из комнаты для инвентаря. Я не забываю вознаградить его важной болтовней. Есть такая штука, называется "вагина". Иди сюда. Я подвожу его к доске и снимаю колпачок с фломастера. Он уходит.

Бобби был прав, я никчемный кусок дерьма. Мое чувство собственной неполноценности усугубляется командным успехом. Джейк - наш беспрекословный лидер, он ведёт нас к успеху. Мы проиграли стартовый матч в Майами, потом выиграли пять подряд. Проиграли "Джайентс" в Нью-Йорке, затем победили в четырех подряд. У нас полноценная команда - нападение, защита, спецбригады. В раздевалке царит радость. Чарли играет много и ловит передачи. Кайл - наш стартовый фулбэк. Род здоров и играет хорошо. Все улыбаются, поздравляют друг друга и прекрасно проводят время. Денвер в экстазе. Я стою на бровке и хлопаю в ладоши, как чёртов фанат.

По мере роста нашего успеха растёт и присутствие журналистов на базе. Каждый день во время обеда они мельтешат по раздевалке, создавая полосу препятствий из людей с камерами и микрофонами и стараясь изо всех сил не смотреть на наши гениталии. Во время одной из обеденных сессий для прессы Франк Шваб, опытный репортёр, просит Чарли об интервью. Чарли знает все комбинации, никогда не роняет мяч, никогда не запаздывает, хорошо бегает маршруты, и всё такое. Он надёжный игрок, и все в команде это знают. Однако в предыдущем матче Чарли уронил сложный пас в четвёртой четверти. Фрэнк решает сделать из этого сюжет.

- Насколько плохо ты себя чувствовал, уронив тот пас в четвёртой четверти?

- Думал ли ты о том, что подвёл свою команду?

- Что тебе сказал коуч, когда ты подошёл к бровке?

- Ожидаешь ли ты новых шансов после той потери?

- Думаешь ли ты, что Джейк потерял в тебе уверенность после того розыгрыша?

Чарли отвечает на всё спокойно и профессионально. Мой шкафчик - прямо напротив его. Я слушаю от начала до конца. После последнего вопроса о Джейке, теряющем уверенность в Чарли, я вмешиваюсь.

- Что это за вопрос?

- Что?

- Я спросил, что это за вопрос?

- Что, тебе не нравится вопрос?

- Нет.

- Я делаю свою работу, Нейт.

- Неужели? Это твоя работа, Фрэнк? Я тебя умоляю.

- Да, это то, что... я...

Он встаёт и сваливает. Затем он высовывает свою голову из-за угла.

- Занимайся своими делами, Нейт.

Сказав это, он снова исчезает. Мы смеёмся во весь голос, наш гогот разносится по всей раздевалке и гонит его из дверей.

Род не терпит от СМИ никакой ерунды. Он - главный. Он отвечает на вопросы только десять минут перед тренировкой по четвергам. Все это знают, поэтому его не беспокоят в другое время. В назначенный час двадцать человек толпятся вокруг него и задают вопросы. Лихорадочное зрелище. Род полностью контролирует происходящее. Если ему не нравится вопрос, он просто его игнорирует. Или смотрит на репортёра так, что тот ретируется в другую часть раздевалки. У меня места в первом ряду на шоу Рода - его шкафчик соседствует с моим. Мне приходится карабкаться через операторов и репортёров, чтобы добраться до своих вещей. Я специально не переодеваюсь до их прихода, чтобы они чувствовали себя еще более неловко. Нагота - мощный ход, на который у журналистов нет ответа. Конечно, ты можешь задать свой вопрос, когда я одет, но как насчёт ... сейчас?

Наша линия нападения вообще не разговаривает с прессой. У них своя внутренняя политика, подкрепленная штрафами и санкциями, запрещающая какое-либо общение с журналистами. Это известно всем. Их никогда не беспокоят, если только вдруг не появляется новичок. Тогда его пробуют подловить, пока он не знает правил, только для того, чтобы создать ему неприятности.

По ходу сезона проясняются наши перспективы на плей-офф. Если мы выиграем свой дивизион, в плейофф у нас будет домашний матч при любом раскладе. Если мы добьёмся лучшего результата в AFC, то получим преимущество домашнего поля на весь плей-офф. Мы едем в Даллас к «Ковбоям» на матч, который состоится в День Благодарения. Это важная игра, и мы сконцентрированы. Но у нас также есть пенисы.

У моего друга там живёт дама, с которой он хочет увидеться. Проблема в том, что наш отель во время выездных игр напоминает Форт Нокс. На этаж могут попасть только игроки команды. Нам самим запрещено выходить после 23:15. Поэтому мой приятель бронирует в отеле отдельный номер для своих любовных утех. Записывает его на её имя; она заселяется и ждёт его. Он изучает все выходы и решает, что лучший вариант - лестница на восточном крыле здания. На каждом выходе стоит охранник, поэтому всё сводится к выбору самого дружелюбного на вид парня. При случае он рассказывает полицейскому-по-найму, что его невеста - в отеле, она беременна, и они были бы рады провести ночь вместе. После вечерней поверки возвращается к тому же выходу и спрашивает охранника, даст ли тот ему пройти.

- Без шансов.

- Да ладно?

- Ага. Извини.

- Серьёзно? Она беременна, мужик.

- Извини, прямой приказ.

- Сто долларов.

- Нет.

- Двести долларов?

- Нет. Я не могу.

- Нифига себе...

Он возвращается к себе, звонит ей и объясняет, почему взрослому мужчине нельзя выйти из своего номера. Говорит, что спустится, как только сможет. Ставит будильник на 5 утра и идёт спать. Просыпается со звонком, одевается и идёт на "завтрак" к лифту, кивая тюремному сторожу.

- Доброе утро! Так жду завтрака! Всю ночь думал об этих блинчиках. Боже, я такой голодный!

Дзынь.

Выходит на этаже любовного гнёздышка и проскальзывает к ней в постель, оставаясь там так долго, как только может до последнего автобуса. Он рассказывает мне эту историю на стадионе, и я веселюсь. Весь этот талант, вся эта работа, которую мы проделываем, чтобы попасть сюда, все эти пот и кровь, - и мужик не может даже переспать с кем-то, не продираясь через километры заградительной ленты. Мы побеждаем «Ковбоев». Рон Дэйн совершает забег на 55 ярдов во втором розыгрыше в овертайме, организуя победный филд-гол. Я смотрю за игрой в тренировочном костюме. Семечки восхитительны.

На следующей неделе мы отправляемся в Канзас-Сити на матч с «Чифс». Я захожу в раздевалку и опять вижу старый добрый опущенный вниз палец. На улице очень холодно. Я снова надеваю тренировочную форму и бегаю вдоль бровки, пытаясь согреться. Стою напротив промышленного обогревателя и пью горячий шоколад. Один из моих не играющих сегодня товарищей протягивает мне бутылочку "Гэторейд", обмотанную белой лентой для тейпирования. 

- Возьми, это тебя согреет.

Я делаю глоток. Коньяк. Я передаю бутылку обратно. Он смеется над моей гримасой. К четвёртой четверти он пьян; бегает по всему полю между розыгрышами, носится и материт игроков противника. Никому нет дела. Возможно, из-за того, что по всей бровке разбрызгана кровь.

У тренера раннинбэков Бобби Тернера перед матчем началось сильное кровотечение из носа. Наши доктора сделали, что смогли, но оно только ухудшилось. Ему предписали отдыхать в раздевалке, но коуч не стал слушать. Бобби Ти не будет сидеть в раздевалке, когда его парни идут на войну. Он нужен нам. Он - успокоительная сила за кромкой поля. Большинство тренеров сходят с ума во время матча, потому что не могут ничего контролировать. Но Бобби Ти спокоен. Он также руководит заменами. Все игроки нападения кроме линейных кучкуются возле него и ждут его слова. Перед каждым розыгрышом тренер выкрикивает состав - База, Тигр, Зебра, Орёл, Тройка, Ноль – так он командует, сколько ресиверов, ранингбэков и тайт-эндов должно быть на поле. Он стоит на бровке на морозе в Канзас-Сити со стаканом, полным собственной крови, и делает свою работу.

В последнем усилии остановить кровотечение врачи забивают его нос марлей. Тёмная кровь разбрызгана по полю. Он отхаркивается ею, чтобы не утонуть. Я стою с ним рядом и наблюдаю. Вдруг он несколько раз тяжело моргает, и кровь начинает брызгать из уголков его глаз и стекать по щекам. Я дёргаю нашего доктора, который стоит возле меня. Он пожимает плечами. Да, он видит. Но что он может сделать? Бобби Ти - взрослый человек, который знает, что для него важно. Игра идёт своим чередом, она безразлична к лужам крови.

Для меня важно видеть, как кровоточит Бобби Ти. Будучи игроком, ты иногда думаешь, что тренеры лишь играют в крутых парней, что они на самом деле не такие, им никогда не приходится это доказывать. Однако на бровке в Канзас-Сити Бобби Ти доказывает это каждой кровавой слезой.

Мы проигрываем 31-27. Это наше третье и последнее поражение в сезоне. После него мы выигрываем четыре матча подряд, заканчивая сезон в Сан-Диего против «Чарджерс», наших соперников по дивизиону. В концовке матча Джон Линч делает сэк на Дрю Бризе рядом с их зачётной зоной, выбивая Бризу плечу и отправляя «Чарджерс» на каникулы, Дрю Бриза - в Новый Орлеан, а нас - в плей-офф с результатом 13-3. Когда мы выезжаем со стадиона, фанаты «Чарджерс» в своих тёмных очках и новеньких голубых футболках, пьяные и обдолбанные гидропонной травкой и перкасетом, сопровождают нас и призывают валить к чёрту. На самом деле они просто любуются собой в отражении автобуса.

У нас второй после «Кольтс» посев в AFC. После первого раунда, который мы пропускаем, к нам наведываются «Патриоты», победители двух Супербоулов подряд, защищающие свой титул. Они дерзкие парни. У них есть наглость. У них есть Билл Биличек! И Том Брэди! У нас есть Чемп Бэйли. В четвёртой четверти он перехватывает пас Тома Брэди в зачётной зоне и делает возврат на 100 ярдов, отправляя недотянувших до третьего чемпионства «Патриотов» домой, а нас - в финал AFC против «Стилерз», которые только что обыграли «Кольтс» в Индианаполисе. Пока Чемп в одиночесте бежит вдоль бровки, [Вставьте Название Спонсора Здесь] стадион взрывается. Это максимальная громкость, которую я слышал от денверских фанатов. Нас отделяет одна победа от Супербоула.

Практически сразу мой телефон начинает звонить. Все, кого я знаю, хотят прилететь на игру. В конечном итоге приедут восемь моих друзей, несмотря на то, что я заверил их, что не буду играть. Вскоре я понял, что это неважно. Они хотят приехать в Денвер, они хотят гулять.

Я живу в квартире с одной спальней и кабинетом. Четверо останавливаются у меня, другие четверо заселяются в гостиницу за углом. Всего спустя один вечер пустые бутылки и коробки из-под пиццы валяются по квартире, а к вентилятору на потолке поднимается отвратный запах десятка мужиков. Я рад покою и тишине в отеле в ночь перед матчем.

Утром я прихожу домой, забираю их и мы едем в даунтаун. Я смеюсь, когда они восстанавливают события предыдущего вечера, и делаю мысленную пометку - отдать матрас в химчистку. Въезд на стадион - это психоделический трип на оранжево-синем карнавале. «Бронкос» вернулись, и Денвер - в эйфории.

Однако в раздевалке витает нечто другое. Так как я не играю, я гипер-осведомлён о том, как атмосфера в раздевалке переходит в происходящее на поле. Обычно я ещё до начала матча знаю его исход. Я сижу в раздевалке и поедаю свой шоколадный пончик. Я знаю, что он будет последним в этом сезоне. Раздевалка мертва.

Мы выходим никакими и летим 24-3 в первой половине. Всё, что нам удаётся, это зацепиться и сделать игру интереснее, но мы проигрываем со счётом 34-17. Не было и намека на борьбу. Я думаю о тех восьми друзьях, которые настояли на приезде, несмотря на то, что я не играл. Помимо них я взял ещё пятнадцать билетов для народа в Денвере. Могу только представить, что чувствуют друзья и семьи моих товарищей по команде, которые выходят на поле. Семья Чарли - из Пенсильвании, они жили у него дома всю неделю. У других такая же история. Своей любовью они нас раскатали в тонкую лепешку. К началу матча мы были опустошены. Иногда преимущество домашнего поля - это помеха.

«Стилерз», которые еле пролезли в плейофф, идут дальше и выигрывают Супербоул. После нашего поражения эфир накаляется. Несмотря на три подряд попадания в плей-офф, фанаты недовольны. Указательный палец направлен в сторону Джейка Пламмера. Да, наверное, сезон получился хорошим. Но недостаточно хорошим. Теперь кому-то придётся расплачиваться. 

logoДенвер
logoНФЛ