11 мин.

Как бросить все и уехать в Россию. Невероятная история Райана Уитни

У меня на голове было афро. Реально, то самое, аутентичное афро из 1977 года. 

Кудрявое. Огромное. Вышедшее из-под контроля. Я не стригся шесть месяцев. Я был похож на ветерана войны. 

Я сидел в кресле в парикмахерской и смотрел на свое отражение в зеркале. Я улыбался самой широкой и глупой улыбкой в мире. 

Мой парикмахер положил на меня накидку и начал говорить со мной о спорте и о чем-то еще, а я радостно хихикал. Я был очень, очень счастлив. 

Он спросил меня: «Чувак, что с тобой?» 

Все, что я мог сказать, было «…Россия». 

*** 

В 2013 году мои колени сказали мне «стоп». Моя карьера в NHL подошла к концу. 

Мне повезло, что я заработал достаточно много денег, и мог достойно завершить карьеру. 

Но мне было всего 30. Конечно, я уже не дотягивал до уровня NHL, но я все еще любил хоккей и мог бы поиграть в Европе. Представьте, что вы бухгалтер или IT-специалист за 30. Большинство моих друзей не из хоккея только начинали по-настоящему жить. 

Таким людям, как я, остается два варианта: 

1. Идти обратно в школу, учиться и найти нормальную работу 

2. Собрать чемодан и уехать играть в другой страну на несколько лет. 

Если у вас нет детей, второй вариант выглядит довольно привлекательным. Поэтому я открыл Гугл и начал мечтать о том, в каких классных местах я мог был остановиться. 

Швеция. Чешская Республика. Швейцария. 

Альпы, чувак. Это будет круто. Это обязательно должно произойти. 

Однажды мне позвонил мой агент. 

«Слушай, у нас тут есть хорошее предложение из Сочи». 

«Сочи… это типа где Олимпиада была?» 

«Да. Россия. КХЛ». 

(долгая пауза) 

«Россия». 

«Россия». 

«Они хоть хорошо играют?» 

«Нет, не хорошо. Три матча выиграли, тринадцать проиграли». 

(долгая пауза) 

«Россия???» 

«Россия».  

*** 

Мой самолет прилетел в 4 утра. Я летел из Бостона в Сочи через Турцию. Моя голова кружится. Глаза красные. Я как будто в бреду. Меня встретил парень у зоны выдачи багажа. Он еле-еле говорил по-английски.  

Послушайте, я не настолько наивный. Я уже путешествовал за границу раньше. Но моя первая мысль в аэропорту была «Господи. Почему буква «h» висит вверх ногами (имеется в виду буква «Ч», прим. пер.)? Всё вокруг было на русском. Просто всё.  

Парень вез меня в мою новую квартиру. На свете нет более волнительного чувства, чем переезд в свою новую квартиру после приземления в аэропорту в другой стране. Спустя некоторое время я стал повсюда замечать олимпийские кольца. Мы въехали в совершенно новый жилой комплекс с сотнями новых домов. Идеально мощеные улицы. Длинные ряды уличных фонарей. 

А вокруг ни души. Ни одного человека. Ни одной машины. Вообще никого. 

Я подумал: «Погоди, так это же настоящая Олимпийская деревня». 

И это было круто, даже несмотря на то, что Олимпиада уже давно закончилась. 

Мы остановились напротив одного из зданий. 

«ОК. Квартира», парень ткнул пальцем в один из домов.

Я вышел из машины и осмотрелся. Все вокруг выглядело так, как будто в городке при колледже прошел зомби апокалипсис. Я зашел в свою квартиру, там была одна кровать и один светильник. 

Мой водитель повернулся, чтобы уйти, и сказал: «10 утра. Больница. Тест на наркотики. Я вернусь. 10 утра». 

Я лег на кровать, уставившись в потолок, и повторял про себя: «Господи, какого хрена ты здесь делаешь? Какого хрена ты здесь делаешь?» 

На следующий день, ровно в 10 утра, приехал мой водитель и повез меня в ближайшую больницу в 45 минутах езды. Эта поездка немного успокоила мои нервы. Я немного подремал в машине. Я говорил себе: «С тобой все хорошо. Будет весело. Это новый опыт. Ты найдешь себе друзей в новой команде»

Я зашел в больницу. И звук, с которым я это сделал, был такой: 

«Блииииииииииииииииииин» 

Буквально тут рядом, со мной, в холле лежал человек в сильнейшей агонии. Не было никаких разделений между этой комнатой и палатой, где оказывают помощь. Это все была одна большая комната. 

Тот парень рядом, вернее его рука, она истекала кровью. Сверху раны у него лежало обычное полотенце, такое, какое использовал бы Slava Fetisov, чтобы вытереть лицо на олимпиаде 1980 года в Лейк Плейсид. 

Я подошел к медсестре и спросил: «Что происходит? Я вообще туда попал?» 

Ничего. Стеклянный взгляд. Не говорит по-английски. Что мне делать? Я жду. 

Вот сейчас я начинаю паниковать. 

Спустя час медсестра позвала меня: «Уиииит-ниии». 

Имейте в виду, истекающий кровью парень все еще сидит там, это не ведь не совсем хорошо, так? Но что я могу поделать? Я вошел. 

Несмотря на языковой барьер, мы смогли договориться. Я делал стандартные вещи. Пописал в баночку. Глубоко дышал. Покашлял. Что там еще… 

Затем медсестра завязала повязку на моей руке, чтобы померить давление, затем начала накачивать эту повязку. И вот она накачивает, накачивает, я поднял на нее глаза и… 

Она закурила. 

Без слов. Без эмоций. Накачивая мою повязку для давления. Смотря мне прямо в глаза. Просто закурила. 

Это был мой первый опыт с настолько сильной курительной культурой. Когда ты еще совсем юнцом приходишь в NHL, ты постоянно слышишь истории о парнях из 70-х и 80-х, которые курят или едят чизбургеры в перерывах между периодами. Сейчас же приходят новички, которые с первого дня своего пребывания в лиге каждый день ходят со своими гребанными свежевыжатыми соками. 

В России эпоха курения в самом разгаре. В самолете, когда команды перелетали из одного города в другой, каждый наш тренер отходил покурить. 

Я хочу, чтобы вы поняли одну вещь. Играть в NHL — это как побывать в сказке. Это мечта, которая становится реальностью. Но со временем, к сожалению, ты к этому привыкаешь, и все принимаешь как должное. Уверен, что не у всех так происходит, но у меня было именно так. Это то, о чем я постоянно сожалею. 

Ты сначала во все влюбляешься, но потом все ненавидишь. Притирка в лиге со временем сильно отупляет. Каждый начинает ворчать о том, что что-то всегда не так. Даже те, кто типа «живут и дышат» хоккеем, тоже начинают брюзжать. В свои самые лучшие годы вы с друзьями по команде сидите в раздевалке и постоянно жалуетесь. 

Почему? Это как Стокгольмский синдром. Те отстойные вещи, которые случаются, это то, на почве чего вы сближаетесь с партнерами по команде, и это вас связывает. 

Наверное, вы сейчас думаете, что я какой-то нетерпимый к чужой культуре или что мне вообще не нравится Россия. Подождите с выводами, просто побудьте со мной еще немного. 

Это жестоко. 

Вот почему я никогда не поменяю свой опыт пребывания в России ни на что другое. Потому что первое, что я увидел, когда впервые зашел в клубную раздевалку, было это:  

Шесть иностранцев, которые были в команде, сидели плечом к плечу.  Два финна, паренёк из Щвеции, нападающий из Чехии, один канадец и еще один защитник из Америки. 

Помните сцену из «Братьев по оружию», когда они послали детей впервые воевать на фронт, а потом спустя два месяца они возвращались с войны и выглядели как седые дряхлые ветераны? Вот именно так выглядели те парни на скамейке. 

В полнейшем шоке. Бледные. Одурелые от нагрузки. С абсолютно пустым взглядом. И вот он я, вступаю в игру в середине сезона, и говорю что-то типа «Здорово, парни, как дела?» 

На другом конце раздевалки, все русские парни ели бананы и слушали техно-ремикс на песню про Барбару Стрейзанд. 

На секунду я подумал про себя: «О Боже! Да! Я помню это! Я вернулся, детка!» 

А потом мы вышли на лед. 

Ребята из NHL, позвольте я вам кое-что скажу. Вы даже не представляете, насколько вам повезло. Обычная тренировка в Сочи была тяжелее всего, что я когда-либо делал в тренировочных лагерях NHL. 

В России ты пашешь. А потом пашешь еще немного. Ты умираешь на льду. Ты почти падаешь от бессилия. Тренер на тебя кричит что есть мочи. Ты смотришь на своего русского товарища по команде и спрашиваешь: «Что там тренер говорит?» 

А он говорит: «Ничего, это только разминка».  

Тебе слегка нездоровится? Немного кружится голова? Забудь. Тебе лучше взять ноги в руки и пойти на тренировку. А в те дни, когда твои коллеги-иностранцы не будут тренироваться из-за травм, ты будешь смотреть на них, как Джек Николсон в «Сиянии». 

У нас в команде был помощник тренера, который был как будто из фильма про 80-е. Настоящий, брутальный чувак из эпохи Red Army. Его фамилия была Кравец (Михаил Кравец – помощник тренера). Я не смог произнести его имя, поэтому я звал его просто «Ленни». 

«Эй, как дела, Ленни?» 

Думаю, что он не оценил задумку. 

Как-то раз я вышел на тренировку, и он начал называть меня «Обама». 

«Работай! Работай, Обама, работай!» 

Когда я немного мешкался или ленился, он кричал на меня: «Что за херню ты творишь, Обама?» 

Я быстро привык к тому, что не должен произносить слово «зачем» в России. Даже когда спрашиваешь русских, которые знают английский: «Зачем мы это делаем? В этом же нет никакого смысла». 

Ответ был всегда один. Небольшое пожимание плечом, и затем: «It’s Russia». 

Вообще, языковой барьер спонтанно и неосознанно делал многие вещи очень смешными. В обычный раздевалке в NHL все игроки что-то говорят друг другу, ходят туда-сюда, смеются и т.д. В России я не мог произнести ни слова, но все равно старался как мог. До игры все что, что ты можешь сказать, это: «Da-VAI! Da-VAI», что по-русски означает «Вперед, парни». 

Кравец выступал переводчиком для всех иностранцев, когда тренер говорил с командой. Очень часто наш главный тренер становился безумно злым, и очень сильно по-русски кричал на ребят добрые 10 минут. 

Каждый 30 секунд Кравец поварачивался к нам и произносил: «Просыпайтесь нахер, вы играете очень плохо!» 

Я старался контролировать себя, чтобы не засмеяться. Сколько раз я думал про себя: «Как жалко, что мои друзья этого не видят, потому что они просто не поверят мне, когда я буду обо всем этом рассказывать»

***

Вы думаете, я преувеличиваю? 

Как-то раз я сидел на балконе в своей квартире, когда произошло это: 

Я вообще без понятия, что они там делали и все ли остались живы. 

Просто еще один обычный день в России. 

Это абсолютно обнаженный и живой опыт. Ты не понимаешь того, насколько NHL закрытая вещь, пока не побываешь в совсем другой, тотально отличающейся культуре. Может быть, это выглядит как клише, но реально, этой ощущение всегда звучит так: OH MY GOD. Это позволяет посмотреть с совсем другой стороны не только на свою карьеру, но и на всю свою жизнь. 

Это интересно, потому что все эти шоу, привилегии и частные самолеты, все то, к чему ты привык, это хорошо, но это не настоящая жизнь. В конце своей карьеры ты возвращаешься почти к началу, к тому моменту, когда ты был еще совсем молод, ездил в больших автобусах и ночевал со своими корешами в дешевых отелях. 

Несколько иностранцев в нашей команде плюс несколько русских ребят стали моими «братьями по оружию». Нас всех бросали на поле боя, что позволило нам стать хорошими друзьями. Мой одноклубник Кори Эмертон и его жена были для меня просто бесценными. Они брали меня с собой в продовольственный магазин и говорили: Это вкусно. А это не очень, не ешь. Это что-то странное на вкус, но полезное, так что можно купить. 

Это было почти как возвращение в общежитие колледжа. Там ребята встречаются с девчонками, у них в городе есть семья и еще много-много дел, которые нужно сделать. 

В России мы все сидели у кого-нибудь в квартире, ели желейных мишки, смотрели фильмы и сериалы по Netflix и говорили о том, насколько тяжелая будет завтра тренировка. 

Если этот текст читает кто-то, кто играет в хоккей и планирует поиграть за границей, слушайте: даже если все будет плохо, стоит попробовать уехать только ради тех дней, когда вы впервые вернетесь домой. 

Сезон в КХЛ закончился в начале марта. Я прилетел обратно в Бостон, когда там царил абсолютный темный зимний ад. Студенты ходили по улицам унылые и депрессивные. А я чуть ли не летал, как сумасшедший. 

Я выглядел как… вы знаете ту довольную рожицу из эмодзи, с розовыми щечками? 

Так вот, я так проходил 10 дней подряд. Я не мог нарадоваться происходящему. Я разговаривал с каждым встречным незнакомцем на улице, как маньяк. «Здравствуйте! Привет! Прекрасная погода, да? Какой чудесный день!» 

Люди смотрели на меня и, наверное, думали про себя: «Что не так с этим парнем?» 

Я имею в виду, что все вещи, которые вы принимали как должное, тогда казались невероятными. Курица с пармезаном. Боже мой. Куриные крылышки. Молоко. Теплые, восхитительно вкусные сэндвичи на завтрак. 

Но первое, что я сделал — пошел стричься. 

Я сидел в кресле, улыбаясь как ненормальный. 

Мой парикмахер посмотрел на меня. 

– Что за херня, чувак? Что с тобой? 

– Россия. 

– Россия? 

– Россия. 

– Каково это было? 

– Адски тяжело. И адски круто. 

via ThePlayersTribune.ком