Предраг Ранджелович: «Чтобы забить «Милану», пришлось надеть майку Быстрова»

Денис Романцов встретился в Краснодаре с Предрагом Ранджеловичем, который забивал за «Анжи», ЦСКА и «Зенит», а теперь тренирует нападающих в академии Галицкого.

Звезда «Анжи» и ЦСКА рубежа веков вот уже полгода тренирует нападающих 1998 и 1999 годов рождения в академии «Краснодара». В Краснодар в последние полгода зачастил ЦСКА, и для Ранджеловича каждый визит чемпионов – повод повидать старинного друга, Рахимича, с которым он начал покорять российскую первую лигу пятнадцать лет назад. «Рахимич вообще не изменился, только волос меньше стало, – говорит тренер академии «Краснодара» про тренера ЦСКА. – Полысел. Не совсем, правда, но все равно». Сам Ранджелович изменился еще меньше, даже прическа – та же, что и в начале нулевых.

– В Россию меня привез Алексей Прудников. Он играл в Боснии, стоял в воротах в «Вележе», понимает сербский. Прудников работал с известным нашим агентом Рашо Бебичем и однажды предложил мне поехать в «Торпедо» – их тренеру Шевченко был нужен нападающий. Российский чемпионат мне был незнаком – его тогда нигде не показывали. Я прилетел в Москву, потренировался одну-две недели в «Лужниках», но в конце концов они выбрали румынского нападающего Дрэгуша – Шевченко он очень понравился, а я поехал домой. Но Дрэгуш задержался в Москве ненадолго. Им были недовольны и через полгода рассторгли контракт. Я потом про него ничего не слышал.

Через пятнадцать-двадцать дней после того, как я вернулся домой, Прудников опять позвонил: «Есть предложение приехать в «Анжи». Говорю: «На просмотр я не поеду». – «Не на просмотр. Сразу подпишешь контракт. Гаджиев созванивался с Шевченко – тот дал ему точную информацию про тебя. Гаджиев попросил: «Если не будете брать его, давай мы возьмем». Я опять полетел в Москву, потому что «Анжи» тогда находился на сборах в Новогорске. Потренировался два дня с «Анжи» и полетел в Махачкалу.

- Что вы тогда знали о Махачкале?

– Вообще никакого представления не имел. Что за город, что за команда – ничего. Они тогда шли шестыми или седьмыми в первой лиге. В первые дни мне в «Анжи» не понравилось, я не хотел там оставаться. Кому бы в Махачкале понравилось в 1999 году? Но это была первая реакция, а потом я успокоился и стал заниматься делом,  – времени больше ни на что не оставалось.

- Как вас встретили в «Анжи»?

– Будун Будунов дал мне кличку Пейджер. Просто в Сербии мое имя в сокращенном варианте – Педжа, а Будуну было трудно называть меня Педжа и он придумал этот Пейджер. Рахимича вообще ван Даммом прозвали – он однажды вырубил кого-то в прыжке, нечаянно. Пацаны в «Анжи» нормальные были. Мы жили все вместе на базе. Говорят, сейчас «Анжи» построили новую базу, а мы жили в гостинице «Каспийская». Рядом – шашлычная «Кавказ», нас там угощали постоянно.

Не знаю, как сейчас, а тогда в Дагестане было неспокойно и нам не рекомендовали выходить из гостиницы. Не запрещали, но говорили быть аккуратными. Элвер попытался жить не в гостинице. Снял квартиру и через пятнадцать-двадцать дней ее ограбили – все вещи вывезли, и он вернулся на базу. Мы с Элвером и Лазо Липоски, селекционером «Анжи», решили никуда с базы не переезжать – у нас же там и персональные комнаты были, и питание.

- Ваш первый шок от первой лиги?

– Через несколько дней после того, как меня подписали, у «Анжи» было две домашние игры, а потом выезд – Чита и Красноярск. Это вообще! Я даже не ожидал такого: два часа летели в Москву, а потом еще часов – не знаю, сколько: сели в самолет и летим-летим-летим – часов восемь или девять. Прилетел с квадратной головой, вообще не понимаю, куда попал – мне говорят, что здесь время опережает московское на 8 часов, а сербское – еще на два. Я вообще не понимал, где я нахожусь и что происходит. В Чите меня выпустили на несколько минут, а потом мы на маленьком самолете полетели в Красноярск. Еще четыре часа. Я до того никогда так много не летал – куда бы я полетел из Сербии на такое расстояние? Даже не представляю. Потом я уже привык – сажусь в самолет и либо в карты играю, либо читаю, русский язык учу.

- Помните свой исторический гол, что впервые вывел «Анжи» в высшую лигу?

– Тогда совпало мастерство и фарт. Мастерства у меня всегда хватало, а тогда еще и подфартило – Гаджиев раньше выпускал меня на пятнадцать-двадцать минут, а на игру с «Соколом», самую ответственную, поставил в стартовый состав, объявив мне об этом за два дня до матча. Если выигрываем у «Сокола» – выходим в премьер-лигу. Все были напряжены, а я вышел и забил.

У меня как раз в ночь перед игрой родился сын. Первые полгода в Махачкале трудно было дозвониться домой. На базе был один телефон – то получалось дозвониться, то нет. О том, что родился сын, я узнал от своих родителей – с женой до игры не успел поговорить. 

Она уже была беременна, когда США начали бомбить Сербию. Во время бомбардировок я был с семьей в Нише. Бывало, что взрывы гремели рядом с домом. Мужчин не выпускали из страны и появился вариант, чтобы жена улетела рожать в другую страну, но она решила остаться со мной. Ничего, мы пережили это, все позади.

- Чем сейчас заняты ваши сыновья?

– Пытались заниматься футболом, потом баскетболом, но сейчас со спортом их связывает только то, что старший изучает в университете спортивный менеджмент.

- Первый гол «Анжи» в высшей лиге тоже забили вы.

– Да, а через несколько лет так совпало, что я в составе «Зенита» играл с «Анжи» в Санкт-Петербурге. Первые тридцать минут они вели 2:0 и им нужно было обыграть нас, чтобы остаться в премьер-лиге. Но сначала им в первом тайме забил Аршавин, а потом я на 93-й – и «Анжи» вылетел. Может, в душе игроки «Анжи» обиделись на меня, но это работа – я же не мог специально промахнуться. «Анжи» ведь до той игры терял очки не из-за меня. Видишь, как жизнь сложилась – одним голом вывел в высшую лигу, а другим вернул в первую. Но вообще я рад, что на всю жизнь остался в истории «Анжи». В 2012 году их пресс-служба звонила мне, чтобы я приехал на двадцатилетие клуба – но у меня совсем не было времени и я отправил им видеозапись с поздравлением.

- В конце сезона-2000 «Анжи» упустил бронзу в игре с «Торпедо» из-за странного пенальти. Та игра – сильное разочарование?

– А кому понравится проигрывать на последней минуте? Мы сильно хотели победить, вели 1:0, были сильнее «Торпедо», но в конце нам поставили пенальти якобы за игру рукой Акаева. Потом долго обсуждали этот момент и приняли решение, что никакого пенальти там не было. Но судье было очень трудно в тот момент – решение нужно было принимать за секунду и в любом случае кто-то остался бы недовольным. Я не хочу верить, что судья поставил нам пенальти специально. Хочу верить, что все было по-честному. Может, я ошибаюсь, но хочу в это верить.

- В 2001 году из 39 легионеров нашей премьер-лиги 10 числилось в «Анжи». Как вы там уживались?

– Человек семь-восемь из бывшей Югославии привез Лазо Липоски. Некоторые были хорошие, а некоторых – никто не помнит. Вот камерунец Биллонг нам очень помог. Огромный, мощный, дружил со мной – он же по-русски не говорил, а английский в «Анжи» знало не так много игроков. Даже не представляю, где его Гаджиев нашел. Биллонг – центральный защитник, но имел хорошую технику.

Пару месяцев назад, кстати, я в который раз пересмотрел финал Кубка-2001 с «Локомотивом», где мы уступили по пенальти. Я удивлен, как мы тогда играли – отличный уровень! Сейчас видимся каждый день с Максом Бузникиным, спортивным директором «Краснодара», и вспоминаем тот матч.

- К тому финалу «Анжи» ведь Бышовец готовил?

– Гаджиев заболел за несколько дней до финала и попросил Анатолия Федоровича его заменить. Бышовец нас готовил, а на самой игре они были вместе. А когда перед этим играли с «Зенитом», Бышовец устроил нам экскурсию по Санкт-Петербургу – он же работал раньше в «Зените» и хорошо знал город. Помню, прилетели туда на частом самолете, оставили вещи в гостинице и сразу отправились в экскурсию по Неве. Мы специально прилетели утром, чтобы днем Бышовец успел показать нам город.

- В чем тогда заключалась сила Гаджиева?

– Со мной и Элвером он умел вести тяжелые разговоры. Он всегда говорил серьезно, улыбался редко. Он знал, как нас настраивать, чтобы мы играли все лучше и лучше. Гаджиев мог меня бросить в игру, как только меня купили, и я мог быстро зачахнуть, а он подпускал потихоньку и меня, и Элвера.

- Правда, что болельщики в Махачкале заваливали вас подарками?

– Дарили кинжалы, мяч с автографами игроков «Шальке», бурку, много-много всего. Бурку я захватил с собой в Сербию, а национальные оружия взять не смог. Меня так сильно любили в Махачкале, что я был даже удивлен. Жалко было, когда пришлось расставаться.

- Правда, что до ЦСКА вас хотел купить «Локомотив»?

– Я встречался с Юрием Палычем Семиным. Первое предложение поступило от «Локомотива» – обговорили с Семиным разные ситуации, но в конце концов ЦСКА среагировал быстрее и я перешел туда. В «Локомотиве» меня ничего не смущало, я готов был туда перейти, кто бы не хотел поработать с Юрием Палычем, и на первом разговоре я дал ему согласие, но мы не обсуждали ничего точно, просто сверили желания. Я сильно хотел перейти в московский клуб, хотел расти, но «Анжи» требовал за меня и Рахимича три миллиона долларов, а такие деньги тогда мог потянуть только ЦСКА.

- Как вы узнали, сколько вы с Рахимичем стоили?

– Когда я уходил из ЦСКА в «Зенит», Евгений Леннорович мне сказал: «Сколько я за тебя заплатил, за столько и отпускаю». И назвал сумму.

- А как Гинер приглашал вас в ЦСКА?

– Сначала он пригласил меня через спортивного директора Четверика. А наша первая встреча с Евгением Ленноровичем – это просто фильм. Мы встретились в половине четвертого утра и подписали предварительный контракт. Гинер специально прилетел ко мне в Кисловодск. Он шел напрямую: «Мы тебя хотим, вот условия, все остальное решим». Я сразу принял решение – да, я хочу в ЦСКА. Сказал своему агенту: извинись перед Юрием Палычем, он же ждет ответа – скажи, что я выбрал ЦСКА.Так вот, тогда, в половине четвертого утра весной 2001-го мы с Элвером втайне подписали контракты с ЦСКА. Про меня некоторые догадывались, что я подписал, а про Элвера никто не знал.

- «Анжи» ведь долго не хотел вас отпускать?

– Я сказал: «Если я не перехожу в ЦСКА – улетаю из России».

- Как в «Анжи» отнеслись к вашему ультиматуму?

– Мы долго об этом говорили. Выиграли как-то во Владикавказе 3:2 и сразу после матча Гаджиев сказал нам с Элвером: «У вас два-три дня выходных». Мы на выходные всегда летали в Москву и в тот раз тоже забронировали себе билеты, чтобы улететь в Москву сразу из Владикавказа. После игры вернулись в гостиницу: команда должна была вечером уезжать на автобусе в Махачкалу, а мы – лететь ночью в Москву. Заказали такси, билеты и вдруг подходит начальник команды: «Президент Дагестана сказал, чтоб ты и Элвер ехали с командой на автобусе в Махачкалу». – «Почему?» – «Так сказал – должны сесть в автобус и ехать в Махачкалу».

Мы так и сделали, сдали билеты, поехали в Дагестан. На следующий день президент республики принял нас с Элвером. Тяжелый был разговор, но я вышел из него со словами: «Все равно я уйду в ЦСКА». А у Элвера было пограничное состояние. Он тоже очень хотел в ЦСКА, но и ему, и мне было трудно расстаться с «Анжи». В итоге нас отпустили, но мы нормально отыграли за «Анжи» первый круг – претензий к нам не было.

- Почему вы не сыграли за ЦСКА против «Анжи» летом 2001-го?

– У нас был такой пункт в контракте. Руководство Дагестана решило, что перед болельщиками будет некрасиво, если мы приедем играть против «Анжи». О том, что произошло с Сергеем Перхуном, мы узнавали по телефону: нам дали информацию, что Сергея отпустили из больницы и везут в аэропорт. По дороге ему стало плохо и его вернули в больницу.

Сережа – чудесный парень, супер. Тихий такой. Познакомил меня с семьей – дочкой и беременной женой. Когда Сережи не стало, нам было очень тяжело – и играть, и тренироваться. Потом где-то на сборах я встретился с Будуновым – он очень сильно переживал, около полугода не играл после того столкновения.

- Помните первый гол за ЦСКА?

– Конечно, это была вторая моя игра – дерби со «Спартаком». Для Элвера это был дебют в ЦСКА, в Самаре он не играл, не успели документы оформить. Я тогда еще искал квартиру в Москве и временно жил у своего лучшего друга из Белграда. Он тоже очень любит футбол, он ко мне прилетал и в Махачкалу, и в Москву, и в Питер. Утром перед игрой со «Спартаком» он мне сказал: «Мне приснилось, как я открываю «Спорт-Экспресс», а там авторы голов – Ранджелович и Бесчастных. Счет не видел». Ну, я посмеялся, ответил ему: «Выпей холодной воды, расслабься» и поехал на игру со «Спартаком».

- Садырина каким успели запомнить?

– Отличный тренер. Улыбчивый, приятный человек. За полгода до нашего прихода он поскользнулся на базе, развивалась болезнь, при нас он то приходил на тренировки, то пропускал и тогда его заменял Кузнецов. Садырин был очень эмоционален – после одного из наших поражений даже заплакал в раздевалке.

- С Газзаевым вы проработали всего несколько месяцев. Что про него поняли за это время?

– Очень сильный психолог, у которого очень тяжелые сборы. Я его сборы запомню на всю жизнь. Из тех, кто раньше с ним не работал (а с ним работали только Гусев и Шемберас), никто с такими нагрузками не сталкивался. Бегали очень-очень много. Все поначалу страдали, но мы же мужики – привыкли и выполнили всю программу. 

- Почему перед самым стартом сезона-2002 вы перешли в «Зенит»?

– Я и сам до сих пор не понимаю, как я принял то решение. Уже через два месяца после перехода я сидел в Питере и сокрушался – что же я наделал. Это была не моя команда. Просто Виталий Леонтьевич так сильно хотел меня взять, что я не мог отказаться. Он просто поймал меня на сборах. Я был с ЦСКА в Голландии – Мутко мне позвонил: «Геннадий Попович получил травму, не может больше играть. Нам сильно нужен нападающий, мы хотим купить тебя. У вас там все равно пять нападающих остается – Гогниев, Попов, Кириченко, Монарев, Пиюк», – у нас в ЦСКА и правда сборная мира была.

Евгений Леннорович дал мне возможность самому принять решение. Он сказал: «Я тебя купил год назад и хочу, чтоб ты остался здесь. Я ни копейки не заработаю на тебе. Решай сам». Рахимич свидетель этого разговора – Элвер так просил меня остаться, так уговаривал: «Я вообще тебя не понимаю – какая разница, что тебя Мутко позвал?»

Меня в ЦСКА все устраивало: я подписал контракт на пять лет, забил 8 голов в 13 матчах, но Мутко сам позвонил и это подкупило. Он сказал: «Возьми билет и прилетай в Москву». Когда я садился в самолет, я уже принял решение, что перейду в «Зенит». Встретились мы, кажется, в здании РФС: «Вот твой контракт. Я жду». Он знал, что я соглашусь и сразу дал мне билеты в Санкт-Петербург. В Питере встретил водитель, отвез в офис, а там меня уже ждали ОРТ и РТР.

- Говорят, в Питере вы очень долго выбирали квартиру. Забраковали штук 15 вариантов.

– Просто я хотел жить в хорошем доме – и в итоге я жил в хорошем доме. Такие разговоры ходили, потому что в Питере негативно отнеслись к приезду трех иностранцев – Вьештицы, Мудринича и меня. Тогда там не говорили прямо, что не любят иностранцев, но ведь после истории с Витцелем и Халком в Питере четко заявили: «Мы не любим иностранцев». Я же тогда спокойно отнесся к такому отношению питерских. Это не я создавал для них давление, они сами его себе создавали.

- Какие отношения у вас сложились с Аршавиным и Кержаковым?

– Они только появились тогда. Мы гуляли вместе, ужинали, обедали. Я очень дружелюбный, не помню, чтоб я с кем-то конфликтовал. Может, была пара игроков, которым явно не нравилось, что я подписал контракт с «Зенитом», но я считал это их проблемой, а не своей. Я же не рвался в Питер, не выпрашивал этот контракт, у меня все было налажено в ЦСКА.

Через месяц-другой я понял, что, перейдя в «Зенит», я совершил ошибку. Мы договаривались, что игра будет настраиваться на меня, а Морозов стал настраивать игру на Аршавина и Кержакова. Но я точно не обижаюсь – сейчас-то мы знаем, что поставить на этих двоих было хорошим решением. В «Зените» выбрали правильный путь – Аршавину с Кержаковым вообще никто не нужен был, они сами могли играть.

- Аршавин был похож на человека, который может стать лучшим игроком России?

– Андрей молодой был, но очень талантливый. Чтобы стать лучшим игроком страны, мало мастерства – нужен еще и характер. Я считаю, что у Кержакова и Аршавина есть характер. Они работали над собой и добились успеха. Не знаю, как в России относятся к выступлению Аршавина за «Арсенал», но я думаю, что он был в полном порядке. Я и не думал, что он может так играть в таком чемпионате – из-за роста, и из-за физических данных.

- Однажды вы забили за «Зенит» аж «Милану».

– Да, помню. Было трехсотлетие Петербурга. Я забил красивый гол с игры, во втором тайме меня заменили, а потом была серия пенальти, и, чтоб получить право пробить, мне пришлось надеть майку Быстрова. Некоторые матчи в «Зените» я не играл на своем уровне, но после той игры с «Миланом» меня похвалили.

- С Петржелой у вас какие воспоминания связаны?

– Когда Морозов ушел и поставили Петржелу, «Зенит» хотел расторгнуть контракты и со мной, и с Вьештицей, и с Мудриничем. У меня был серьезный контракт, но я все равно был готов его разорвать. Но получилось так – Петржеле дали бумажку со списком игроков, и меня в этом списке вообще не было. Как будто меня не существует. Я устал тренироваться и не играть, попросил ставить меня хотя бы за дубль. В руководстве «Зенита» считали, что для моего имиджа не очень хорошо играть за дубль, потому что моя стоимость может упасть. Но я сказал: «Я принадлежу вам и хочу играть – пусть и за дубль. Это вы передумали и решили меня продать, а не я».

Так вот, Петржела пришел на игру дубля, а я как раз забил и отдал голевую передачу. Оказалось, что Петржела увидел меня впервые и спросил: «Кто этот игрок? Я завтра хочу его в основу?» Он сразу вызвал меня в основной состав и первым делом спросил: «Кто ты? Почему тебя не было в списке игроков?» Я ему рассказал всю историю. «Все, начинаем с нуля. Успокойся, будешь тренироваться и бороться за свою позицию».

- Как вы оказались в Румынии?

– Николо Наполи – известный в прошлом игрок «Ювентуса» – пригласил меня в «Университатю». Я там ненадолго задержался. Подписал контракт, а уже через четыре недели Наполи уволили. Я вернулся в Сербию, а там меня задержали в аэропорту как военнообязанного – потом я три месяца отбывал службу в качестве нападающего «Обилича».

Мне жалко, что после России не удалось поиграть в сильных командах. Иногда не получалось из-за агентов – я был и в Израиле, и в Китае, контракты были готовы, но в последний раз что-то срывались. Виталий Леонтьевич просил 250 тысяч за аренду и два раза отправлял меня в Турцию согласовывать контракт, но турецкие агенты хотели себе в карман положить комиссию и из-за этого переходы не удавались.

- Два года назад, в 38 лет вы стали лучшим бомбардиром Сербии. Сами не удивились?

– Я удивился не тому, что я стал лучшим. Я удивился, что в том сезоне не было ни одного молодого игрока, который мог бы составить мне конкуренцию. Только Митрович – но он поиграл полгода и его продали в «Андерлехт». Когда страна маленькая, чуть деньги покажешь – и все. У нас много талантливых футболистов, но удержать их невозможно – агенты все для этого делают.

- У сборной Сербии возникли проблемы с центральным нападающим как раз, когда вы выдали суперсезон.

– Да, и возникло предложение, чтоб Синиша Михайлович пригласил меня, но на таких условиях я не согласился.

- А что за условия?

– Не важно, но я не согласился. Когда заканчиваешь карьеру, более расслабленно относишься к таким вещам. Лет 13-14 назад нас с Рахимичем приглашали в сборную Узбекистана, когда ее тренировал Владимир Сальков, но мы отказались, потому что ждали приглашений от своих родных сборных. Но не до тридцати же восьми лет.

Фото: еженедельник «Футбол»/Сергей Дроняев (1, 3, 5, 6); sptimes.ru