Шамиль Тарпищев: «В свое время Савченко восемь чашек кофе выпила в течение дня, и это показало допинг»

Текст: Светлана Серебряная

В интервью Sportweek Шамиль Тарпищев подводит итоги минувшего года и рассказывает о том, почему теннисистам сложно применять допинг. Ну и о футболе поговорили – куда ж без него…

2009 год оказался для российского тенниса не очень удачным…

– Если взять общие итоги, у нас 387 победителей международных турниров, что на 30 человек меньше, чем в 2008 году. Но это не связано с тем, что мы стали хуже играть. European Tennis Trophy – высшая европейская награда за суммарный результат федерации по нескольким показателям – присуждена нам. Туда входит четыре дисциплины – профессиональный теннис, юниорский, ветеранский и колясочники. Вот мы в комплексном зачете заняли первое место в Европе, и это случилось в пятый раз. Аналогичный приз есть и по отдельным дисциплинам. По юниорскому мы первые, по профессиональному – вторые, по ветеранам – четвертые, чего раньше не было. Поэтому получили два трофея из четырех и объективно являемся сильнейшей теннисной нацией в Европе. Но все прекрасно понимают, что основа будущего – это детский теннис. Примерно 360 российских детей тренируются и участвуют в соревнованиях в 56 странах мира. И в этом году – из-за кризиса – половина из них не попала в «обойму». Из молодежного и юношеского тенниса ушел малый и средний бизнес, и эти дети в той или иной степени лишились финансирования. В чем проблема? Если, допустим, существует 18 зачетных турниров, то нельзя, условно говоря, не сыграть их все. Потому что, если ребенок участвует только в 3 соревнованиях из 18, все равно заработанная сумма очков растворяется в общем количестве запланированных турниров. Соответственно он стоит низко в рейтинге и, как следствие, не попадает в сильные турниры, что тормозит рост его мастерства. При нынешней финансовой ситуации 387 победителей – очень хороший результат. Но если она еще два-три года продлится, мы лишимся резерва.

Это будет просто катастрофа. Мы ведь больше десяти лет сильнейшие в мире. Кстати, а почему столько детей живет и тренируется за границей?

– Представьте себе, что все 360 детей тренируются в России. У нас лето – в среднем пять с половиной месяцев в году. Это значит, мы зависим от крытых кортов. Если оставить всех ведущих 14-летних, то 12-летним негде будет тренироваться. Базы не хватит. Плюс много кортов сдается в аренду. Поэтому – из-за отсутствия возможностей в нашей стране – 14-летних теннисистов мы буквально выпихиваем во все академии мира. С одной стороны, это хорошо: мы весь мир заставляем работать на нас. С другой – лучше, когда игрок тренируется здесь до 18 лет. Почему? До 14 лет ему можно дать все, кроме общей выносливости, это качество формируется до 16 лет. А психика и параметры внимания – в основном до 18. Большинство западных академий работают с теми, кто им нравится, потому что это бизнес. И все зависит от того, в чьи руки попадут наши дети. Если удастся продлить подготовку в России до 18-летнего возраста, потерь будет меньше, а результаты выше.

Я слышала, мэр Москвы Юрий Лужков обещал вам 32 корта. Сдержал слово?

– Он выполняет свои обязательства. У нас уже есть школа – «Олимпиец». Но это зимняя база. А по остальным объектам решение есть, а денег нет. Мы в Национальном теннисном центре вырыли котлован под строительство крытых кортов и встали.

А сколько федерации нужно денег «для полного счастья»?

– В идеале, чтобы ограничить потери молодых и развивать спорт высших достижений, нужно 32 млн евро ежегодно. Почему? В нынешнее время нужно переводить всех на контрактную систему. Подготовка юниора до 16 лет на выездах стоит 130 000 евро в год с учетом календаря соревнований, без внутренних расходов. Подготовка девочки меньше – 70 000 евро. То есть на пару нужно 200 000 евро, и это без обслуживающего персонала: врача, массажиста, тренера, только на самоподготовку. Ну, если просто удержаться на плаву, нужно порядка 20 млн. При этом мы потеряем большую часть молодых игроков, которые тренируются в западных академиях.

Это смешные деньги для государства. Спонсорские пакеты, которые имеют сегодня средние футбольные и хоккейные клубы, не идут ни в какое сравнение. Их годовой бюджет в два-три раза превышает бюджет всего тенниса. А побед и соответственно престижа стране теннисисты приносят больше.

– По количеству стран, культивирующих теннис, он может сравниться только с легкой атлетикой и футболом. И волейболом, может быть. Когда Евгений Кафельников на Играх в Сиднее выиграл золотую медаль, ко мне подошел Антонио Самаранч (в то время президент МОКа. – Прим. ред.), обнял меня и говорит: «Шамиль, ты не представляешь, что ты сделал для России! Победа в теннисе стоит четырех-пяти золотых медалей в других видах спорта». Дипломатический корпус часто благодарит нас, потому что теннис для дипломатов – подспорье для решения многих проблем. Мэр Москвы как-то позвонил из Японии: «Спасибо, что хороший договор подписали с японцами». А когда он поблагодарил японцев за то, что все решилось очень быстро, они ответили: «У вас же есть Шарапова». То есть любой наш спортсмен что-то несет за собой. И они играют круглогодично, в среднем 32 недели, из которых 10 – чемпионаты мира. Кстати, бюджет теннисной федерации США – 225 млн, Франции – 210, Канады – 45. А мы никак не можем привлечь должное внимание к теннису. В Министерстве спорта не можем решить вопрос финансирования по строительству теннисного центра, дело никак не сдвигается с мертвой точки.

Получается, ваши победы государству не нужны?..

– Да нет, нужны, конечно. Я бы сказал, что теннис просто недооценен. Мало кто думает о завтрашнем дне. Обидно, на этот результат мы положили всю жизнь. Достигли пика, сделали максимум, а теперь не по своей вине можем потерять то, что завоевали. А потеряв через три года резерв, уже следующие 10–15 лет точно никого не догоним… Думаю, такое отношение к теннису можно объяснить тем, что все привыкли к нашим победам. Но есть и люди, которым победы в теннисе не нравятся.

А с чем связано неудачное выступление в Кубке Федерации?

– Та же проблема – финансовая. У Веры Звонаревой был надрыв связок, ее надо было менять. А чтобы взять другую теннисистку, нужны были деньги на штрафные санкции. Мы не смогли их найти. Поэтому играли Светлана Кузнецова и молодежный состав. Ну и, конечно, это убийственный календарь. Допустим, 7–8 февраля будет матч Кубка Федерации в Сербии. Это сразу же после Открытого чемпионата Австралии. Если ведущие игроки будут в четвертьфинале, то они не смогут сыграть в Сербии. Если проиграют раньше, теоретически смогут, но им надо прилететь, выступить, потом ехать в Америку на рейтинговые контрактные турниры. А это значит, что они будут выбиты из колеи на 2–3 недели из-за адаптационных проблем. Физиологию организма ведь не поменяешь. А если их снимать с турниров, опять нужны деньги на штрафные санкции.

Вы много раз говорили, что такое большое количество турниров вредит теннису. Неужели нельзя что-то сделать?

– Вообще нереально. В мире три правящие организации: ITF (Международная федерация тенниса. – Прим. ред.), ATP и WTA, и они не могут договориться между собой. Почему у нас шесть чемпионатов мира? Потому что играют на разных покрытиях: на траве, грунте, харде, ковре. Унифицировать покрытия невозможно, потому что это бизнес. Мир уже поделен так, что нет свободной недели, и никто не хочет поступиться тем, что имеет. Плюс турниры приносят прибыль проводящим организациям. Открытый чемпионат США, например, приносит своей федерации больше $150 млн, Англии – около 90 млн фунтов, Франции – под 100 млн. А для игроков, помимо звания чемпиона мира, это хорошие заработки. Я теннис называю видом спорта, противоречащим методике спортивной тренировки вообще.

Как же наша сборная будет выступать дальше?

– При наличии денег предложу играть сильнейшим. Или же буду искать варианты из молодых: Павлюченкова, Клейбанова… У мужчин – мы в марте играем в Москве против Индии. Это не нарушает личный календарь спортсменов, поскольку все турниры в Европе, и, видимо, будут все сильнейшие. Но, правда, и здесь есть проблема. У Индии надо выигрывать на грунте, они хуже выступают на этом покрытии. А мы не можем постелить грунт, потому что в этот период вся Европа играет на харде.

А что говорят сами теннисисты?

– АТР провел опрос игроков – когда поставить в календаре Кубок Дэвиса и Кубок Федерации? И большинство написало: после турниров «Большого шлема». Но это было решение не ведущих, а основной массы игроков. Им это выгодно. Те, кто не попадает на вторую неделю Уимблдона, возвращаются раньше и начинают готовиться к следующему турниру. А ведущие игроки, допустим, сыграли финал одиночного турнира, на следующей неделе должны играть командный. И на командный – либо не поедут, потому что «наелись», либо будут играть с листа и могут проиграть. Календарь составлен в ущерб ведущим теннисистам. Поэтому класс игры сильных и средних команд нивелируется.

Недавно настоящий фурор произвели откровения Андре Агасси о приеме им допинга. Российские теннисисты за всю новейшую историю не были пойманы ни разу. Они кристально чисты или их плохо проверяют?

– Во-первых, теннис – один из самых чистых видов спорта. Допинг применять сложно, потому что теннисисты играют круглогодично. Во-вторых, матчи не лимитированы по времени. А любой допинг имеет последействия. И если игрок сегодня сыграл пять часов, что он будет делать завтра? Возникает целый комплекс моментов, которые просчитать невозможно. Плюс серьезный фактор – история вида спорта. У нас очень сильный профсоюз теннисистов. В конце 70-х – начале 80-х годов чех Кодеш и француз Жоффре играли матч. Кодеш вел 2:1 по сетам и в четвертом – 4:1. Жоффре получил травму бедра, его перебинтовали, и он выиграл встречу. А Кодеш обвинил его в применении допинга. Что сделал профсоюз теннисистов? В течение 42 дней, если по сетке кому-то попадался Кодеш, с ним никто не выходил играть. И он вынужден был сняться. То есть существует определенная внутренняя культура вида спорта. Хотя иногда на допинге попадаются, особенно аргентинцы, итальянцы. На гашише, например. У нас была всего пара-тройка случаев, да и то безобидных. В свое время моя ученица Лариса Савченко попалась: восемь чашек кофе выпила в течение дня, и это показало допинг. Но мы ее отстояли, с нее просто сняли $32 000, но не дисквалифицировали. Света Кузнецова однажды лечилась от простуды в межсезонье и на показательных выступлениях не вписала этот препарат в анкету (документ о принимаемых лекарствах, соответствующий требованиям ITF. – Прим. ред.), думала, не нужно. Весь теннисный мир тогда встал на нашу сторону, и обошлось без последствий. Давыденко один раз опоздал с анкетой, заполнил на день позже. Вообще у нас проблем не возникает, потому что в сборной один врач, который отвечает за все. Личных врачей мы не привлекаем на сборы.

Говорят, что в детстве вы занимались футболом, даже выходили на поле с самим Пеле. Как вы относитесь к тому, что нашу сборную тренирует иностранец?

– Хиддинк как тренер – хороший. Но по большому тренерскому счету ничего особенного не сделал для российского футбола. Просто создал внутри команды определенный порядок, который смог бы обеспечить и наш тренер, будь у него такие же условия и полная свобода действий.

Как вы считаете: не слишком ли большой ажиотаж создан вокруг футбольной сборной?

– После матча с Голландией из них сделали национальных героев. Огромные газетные площади отдаются под материалы о сборной. И ведь это в ущерб другим видам спорта. У нас 5–6 видов более-менее освещаются. А где все остальные? Или взять, допустим, хоккей. Каждому игроку сборной за победу на чемпионате мира подарили по автомобилю. Мои, например, обиделись. Их уже и с победой не поздравляют.