А.П.Чехов «Юрка»
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Совсем стали забывать такой замечательный жанр, как фельетон. Я решил, что это непростительно и сварганил свой фельетон с преферансом и куртизанками, тему выбрал острую и наболевшую. И так, главный тренер «Слуцка» Юрий Крот пишет письмо, куда то далеко-далеко, в саму "хату футбола".
***
Юрка Крот, 45-летний мальчик, отданный полгода тому назад на ученье в высшую лигу, в ночь на Пасху не ложился спать. Дождавшись, когда футболисты и помощники ушли к заутрене, он достал из своего шкапа пузырёк с чернилами, ручку с заржавленным пером и, разложив перед собой измятый лист бумаги, стал писать.Прежде чем вывести первую букву, он несколько раз пугливо оглянулся на двери и окна, по обе стороны которых тянулись полки с подшивками польской спортивной прессы и полным собранием сочинений «Прессбола», а затем прерывисто вздохнул. Бумага лежала на скамье, а сам он стоял перед скамьей на коленях.
«Милый «отец», Сергей Николаевич!–писал он–И пишу тебе письмо, понимаешь? Поздравляю вас с Пасхой и желаю тебе всего от господа бога, понимаешь? Нету у меня ни пресс-атташе, ни какого-другого Ходасевича, только ты у меня один остался, понимаешь?»
Юрка перевел глаза на темное окно, в котором мелькало отражение свечи и из которого открывался потрясающий вид на не менее величественный и великолепный ночной Слуцк, и живо вообразил себе своего так называемого «отца» Сергея Николаевича, служащего казначеем у господ Бульбашенко. Это маленький, но необыкновенно юркий и подвижный мужчина лет 45, с вечно смеющимся лицом и пьяными глазами. Днем он спит в офисе или балагурит с бухгалтершами, ночью же, окутанный в просторный смокинг, ходит вокруг «Хаты футбола» и стучит в свою колотушку. За ним, опустив голову, шагает Сергей Арутюнович, прозванный так за своё изгибистое тело и неимоверную изворотливость, как у армянина.
Этот Арутюнович необыкновенно почтителен и ласков, одинаково умильно смотрит как на своих, так и на болельщиков, но кредитом доверия не пользуется. Под его почтительностью и смирением скрывается самое иезуитское ехидство. Никто лучше его не умеет вовремя подкрасться и цапнуть за ногу, забраться в самолет и улететь в Тулон или Лондон.
Теперь, наверное, «отец» стоит у входа на стадион, щурит глаза на ярко-красные «фонари» электороосвещения и, притоптывая кожаными туфлями, балагурит с дворней. Темный весенний вечер, но видны как на ладони все пустующие места на трибунах, с их синими, зелеными, желтыми сидушками, просматриваются и болельщики идущие редкими струйками из автозака, дети ходят в выгнивших трико и курят насвай, злобный Канашиц строчит очередную гневную тираду в свою «Советскую Белоруссию», через каждых два слова вставляя злобное «иждивенцы».
Юрка машинально вздрогнул, обмакнул перо и продолжил писать.
«А недавно мне была выволочка. Один журналист в черных очках, как у терминатора, хотел меня прожечь пронзительным взглядом, понимаешь? А если бы там у него был лазер, понимаешь? Он, наверное, хотел выволочь меня за волосья на двор и отчесать шпандырем за то, что он наблюдал за игрой моей команды и по нечаянности заснул.
А на неделе журналисты ополчились на меня, как оголтелые, мои слова перевернули, передернули и ими начали меня в харю тыкать, понимаешь? Подмастерья надо мной насмехаются, посылают к таджикам за насваем.
А еды нету никакой, понимаешь? Утром дают рафинад, в обед песку сахарного и к вечеру пудры, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают.
А спать то мне и вовсе некогда, когда ихний ребятенок плачет, я не сплю, а руковожу действиями своей команды в двусторонке, глядя на игру, их ребятенок в люльке успокаивается и засыпает, понимаешь?
Милый «отец», сделай божецкую милость, возьми меня отсюда домой, на деревню, в первую лигу, ну или во вторую, нету никакой возможности, понимаешь?... Кланяюсь тебе в ножки и буду вечно бога молить, увези меня отсюда, а то помру, понимаешь?...»
Юрка покривил рот, потер своим черным кулаком глаза и всхлипнул.
«Я буду тебе туфли до блеска драить, как палубу,–продолжал он,–богу молиться, а если что, то секи меня, как Сидорову козу. А ежели думаешь, места в первой лиге нету, то я Христа ради в «Городею» попрошусь, мячики накачивать, а ли заместо Шагарова в рэперы пойду.
«Отец» милый, нету никакой возможности, понимаешь? Просто смерть одна. А когда вырасту «большой», то за это самое буду тебя кормить и в обиду никому не дам, а помрешь, стану за упокой души молить, и назову первую лигу твоим именем, понимаешь?
А высшая лига «большая». Клубы все господские и легионеров много, а журналисты злые, как собаки. Со звездой тут ребята не ходят и на комбайне подработать тут никого не пускают. А раз–я видал в трансферном окне–футболисты продаются с дриблингом и ударом, на всякую команду, очень стоющие, даже такой есть один игрок, что чемпион Норвегии. И видал сербов всяких, испанцев, нигерийских болгар, так что тысяч на сто небось каждый, понимаешь? А в других клубах и литовцы, и грузины, и ивуарийцы, и армяне, а в котором месте их покупать, про то агенты не сказывают.
Милый «отец», а когда у господ будет заседание в "Хате футбола", лицензию «Слуцка» на право участия в высшей лиге спрячь, и в чёрный сейф положи. Попроси юристов документацию «Слуцка» проверить, скажи, для Юрки, мол. Может хоть так поскорее домой вернусь, в первую лигу, понимаешь?....
Приезжай, «отец» милый,–продолжал Юрка,–Христом богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей меня несчастного, а то журналисты в чернее чем ночь очках взглядами меня прожигают, и всё заклевать норовят. А намедни меня семнадцатилетний писака спровоцировал, да так, что всякие «канашицы» окаянные на меня ополчились. Иждивенцами обзывают, но самый противный из них, это лысый такой, с голосом таким едким и ехидным, как во сне мне голос его приснится, так подколачивает всего, понимаешь? Кричу в ночную тьму даже, матушка моя потом, страдалица моя, влажное полотенце ко лбу прикладывает, понимаешь?...
Говорят, мол, весня, паранойя, обострение. Да у них у самих паранойя с обострением. Они равнодушные все, понимаешь? А дети в выгнивших трико насвай как курили, так и курят...
Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой, понимаешь? Ещё кланяюсь Арутюновичу и всей "Хате". Твой «сын» Юрка, понимаешь? Милый «отец», забери поскорее меня в первую лигу.»
Юрка свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за 2550...
Подумав немного, он умокнул перо и написал адрес:
«В Хату футбола отцу».
Потом почесался, подумал и прибавил:
«Сергею Николаевичу».
Довольный, тем, что ему не помешали писать журналисты, он надел рубашку, брюки и не набрасывая на себя пиджак, прямо в рубахе выбежал на улицу... Юрка добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель.Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал... Ему снилось заседание исполкома федерации. Во главе которого сидит Сергей Николаевич и читает письмо членам исполкома... Около стола ходит Арутюнович и вертит хвостом...
P.S.