Вспомнить героя, или загадочная история Тони Бландетто
Память избирательна, она заботится о нас. Из приятных моментов прошлого она создает различные микромиры, куда мы можем в любой момент зайти и получить сладкий, пусть и слегка грустный ностальгический релакс. Конечно, эти миры чаще всего напоминают островки счастья в океане обыденности. Эти анклавчики не могут быть связаны, в силу фильтрующей -все серое, обычное и негативное -способности всемогущей памяти. Мы спокойно перемещаемся из одного временного портала в другой, набираемся там сил, выносим смыслы.
Бабушка делала прекрасные творожные печенки : я помогал стаканом компостировать тесто, а потом засахаренный кружочек двумя действиями превращал в дольку, в треугольничек. Ммм, они были невероятно вкусны, даже с почти черным пригоревшим в духовке сахаром. Таких я никогда больше не пробовал, но бережливая мнемозина иногда поднимает полотенце с тарелки, выпуская из под него ароматную горячую бурю.
Я еду на дачу на заднем сиденье машины , но я уже не тот мальчишка. Я с легкостью, по желанию, могу попасть на первые школьные дискотеки, вспомнить первые поцелуи, беззаботные институтские годы… Я могу заехать в полюбившиеся места столицы или вновь оказаться свидетелем первой волнующей футбольной победы. Так я путешествую, проносясь над серым мутным океаном, где утонули ежедневные походы в школу, часы в метро, чистка зубов и, скорее всего, те убойные, поставленные, неберущиеся удары с левой ноги, о которых мне пытаются напомнить. - График энцефалограммы был абсолютно в этом месте спокоен.
Они спрашивают меня о футболе, о Богах и Героях этой игры. Им необходимо подтверждение.
Футболка научилась самостоятельно, без игрока, зарабатывать деньги. Патлы и баки сменили ирокезы, колумбийские кудри встали на конвейер, а Хвостик так и остался один единственный.
Я помню голландцев и бразильцев в центре зеленого прямоугольника в 98-ом. Голландцы обжигали прическами больше, чем оранжевыми нарядами, там были и румяные братья, и войско всех оттенков коричневого и черного, с дредами, губищами и дынеобразными ляжками. С годами менялись лишь пропорции своих и крепостных, а зацепился за нервные отростки тот, что не летал. Зацепился, и остался.
Из бразильцев, поднявших высоченную планку, имеют свои личные ячейки парочка лысых. Маленький лысый и лысый зубастик. Невысокий крепыш, естественно, не был первым защитником ,бегающим от ворот до ворот, но тогда он опережал подавляющее большинство коллег и оппонентов на добрый десяток лет. Закрадывалась мысль : зачем он вообще бегает, когда мог бы просто активизировать свою гаубичную левую едва миновав центральную линию ?
В попытках воскресить память, мне говорят о том, что титулар шел смело на скопления защитников, но в этом компоненте у забастого не имелось ровни. Совершенно точно, никого близко и не помню. Зубастик -эталон техничного и таранного нападающего по сей день. Неисповедимы были его дороги, и стоял он, раскинув руки, не просто над жарким Рио, - весь Мир был у его ног.
Существовала испанская контаминация. Ту парочку называли единым именем, каждый из них был настоящим самородком, а в паре они несли на себе целую идеологию. Первый – хитрый, выверенный, гений игры в пас ; второй – аритмичный, слаломный, плавный, с залысинами, береговая линия которых напоминает еще и об медвежонке-македонце, неуклюжем лишь на первый взгляд . А дальше все растекается по мокрому стеклу, цвета смешиваются, и вот уже в черно-синей майке македонца китайский уругваец запуливает с левой в девятку, затем запуливает еще, и еще … потом делает то же самое уже с правой, и не уругваец это уже, а серб. Перед лицом щелкают пальцами, - я продолжаю.
В попытке найти малыша я натыкаюсь на юркого субтильного англичанина в белой распахнутой рубахе, который бежит по минному пока еще не аргентинскому полю. Выбеленные волосы и самый светлый разум всей нации погибли в кураже и пьянстве, как кажется, под непрерывную работу челюстей сизоносого дядьки в очках.
И вроде бы, наконец, отыскиваю его среди немцев – брюнет, компактный, техничный, ломовой. Но оказывается, что ариец был куда более универсальным, играл до пенсии, не нашел в себе тренера, хотя искал упрямо. Да и не немец искомый, а …
Тут появляется мелкий, вроде голландец, психованный, и опять он в черно-синей майке раскидывает мячи по верхним углам.
Возвращает меня во вменяемое состояние рыжий небритый германец из моих кошмаров, трясет меня за грудки, пытается откусить мне голову, как кому-то минутой раньше …
Великий француз – да какой кудрявый?! – лысый, - с ногами-плетками, со своими знаменитыми переступами, острым умом и жестким нравом, - ушел громко и красиво, успев, тем не менее, поиграть плечом к плечу с тем, кто чуть позже станет другим главным французом. Судьба, расчертив в детстве лицо, сделала его по-настоящему злым ; эта самая злость ревущим потоком вышибла все дамбы и преграды на пути таланта, затем эти потоки смешались и понесли карманного француза вперед. Его редко когда можно было потерять из виду, а забыть - тем более.
Ну и феноменальный швед сохранился навсегда, уникальный швед. Эволюцию солдатиков и роботов из детства – сначала оловянных, монолитных, затем пластмассовых, у которых затем начали двигаться хотя бы руки – завершили персонажи, с крутящимися суставами рук и ног, с живой головой. Они были способны принимать в драке любую позу – от вандамовской вертушки в шпагате да переката «солнышком» соперника через себя. Также и швед был венцом творения, сверхчеловеком в мире, где многие так и остались просто оловянными солдатиками. Технически он выполнял все что только возможно и невозможно придумать. Всемогущий Царь-птеродактиль.
Совсем после метеорита не сохранилось видео-носителей, шведа они не находят. Я смеюсь. Снова просят напрячься – малыш, с темными волосами, забивал головой англичанам …
Да! Он положил красавца англичанам, но его гордая команда тогда не смогла пройти в большой турнир. Им я ласково называл девушек с самым распространенным , по мнению нынче выдворенных в резервации , русским женским именем. Он обладал высокочувствительными стопами, мог играть любою их частью, он забивал невероятные голы, а по летящему мячу пробивал так вообще эксклюзивно. Итальянский коротышка считался идолом среди болельщиков, с руководителями и их взглядами на футбол ему, увы, не повезло …
Снова дознаватели разбивают мою реминисценцию . Подсказывают, что тот, нужный, был аргентинцем, что культово смещался влево, готовил удар, что все знали, но сделать ничего не могли.
Так это не латинос был, а голландец опять же. С блестящей лысиной, с фирменными диагональными смещениями, с ударами левой ; в его карьере была и драма, и комедия, произошло и счастье. Как же это я сразу не вспомнил!
Нет! – слышу я, - он бомбардиром был, забивал много.
Ээ.. Кержаков?
Со мной прощаются, и вот я снова в своем авто. Рядом двое немцев в одинаковых футболках : тот, что редковолосый, с открытым лбом и худым лицом – курит в окно и пьет пиво, шевелюристый блондин кому то показывает средний палец. Тут же и француз со шрамом, травит мне какую-то байку на ухо, и швед в чрезмерно пестрой лоскутной майке. С нами и белокурый чех, и скуластный уругваец, и бородатый итальянец с фужером вина. Все здесь.
Безусловно, та футбольная эпоха имела множество обманчивых красок, отвлекающих внимание от честных работяг и чистого, без гламурного тюнинга, мастерства. Однако это не мешало различать настоящих звезд, настоящих людей и реальных злодеев - они, полновесные, сияли поверх всего. Так гласили законы : недостаточно просто быть мастером, в этом заключается недокомплект. Не имеющие харизмы, не совершившие подвига растворяются в сознании безвозвратно, оставаясь, вероятно, только в математике. Честное слово, я не помню ни одной отличницы из класса.
Какое-то время за автомобилем бежит атлет в сливочной футболке, но его ускорения делают его все дальше и дальше, а затем он и вовсе впечатывается в окружающий ландшафт. Вся жизнь в этой машине, путешествующей сквозь время, от оазиса к оазису, а за окном - серый шаблонный фон, как в старом кино, мелькают комбинированные съемки.