Бимоновский Пауэлл
Человек лежит на земле и беспомощно рыдает. О это внутреннее брожение, когда желудок наизнанку выворачивается, хочется выть, а поверить в реальность произошедшего упорно не получается. Это могло бы быть бесконечным горем, запойным бессилием, трагедией всей жизни, а оказалось необыкновенным триумфом. Нет, это был не прыжок в длину, это был прыжок в вечность, прыжок души. Сколько мы знаем таких спортсменов, которые одним действием вписывали себя в историю. Единицы. Его длиннющие ноги, которые только что, на волшебный миг, зависли в воздухе, оказались в далеком будущем. Он «кузнечик» вселенского масштаба, его жизнь меняется в один сказочный момент, его соперники получают нервный срыв и долгие ночные бессонницы, прокручивая в голове его достижение, его мастерство и способности, позволившее стать ему великим и недосягаемым.
Бимон лежал и рыдал. Феноменальные 8 метров 90 сантиметров. Только вдумайтесь в эти цифры! Тогда-то было тяжело поверить, да и сейчас, в 2013 году, кажется искаженной реальностью.
Мехико. 18 октября 1968 года. Олимпиада. Бимон лежал и рыдал. Феноменальные 8 метров 90 сантиметров. Только вдумайтесь в эти цифры! Тогда-то было тяжело поверить, да и сейчас, в 2013 году, кажется искаженной реальностью. Боб и не понял, что, собственно, произошло. Трусцой запрыгал к своему стульчику с полотенцами. Ну прыгнул, и прыгнул, вроде неплохо, с кем не бывает. Замеры прыжка длились с полчаса, судьи чесали головы, соперники продолжали мысленно готовиться к очередным попыткам. Никто не мог понять, чего там копошатся эти чиновники в шляпах, что вымеряют рулетками. Дождь прекратился буквально на несколько минут, словно кто-то очень небесно-влиятельный решил, что в Его большой монитор проникает слишком пасмурная картинка. Он хотел видеть прыжок Бимона в божественном режиме HD.
Он лил слезы, которые омывали всё его несуразное, жестокое детство, где Боб волею судьбы оказался сиротой, в котором отчим отводил свою душу, вкладывая в удары по маленькому мальчику всю человеческую ничтожность и весь свой беспробудный алкоголизм.
Бимона пытались поднять партнеры по команде, а он плакал, как ребенок, навзрыд. Он лил слезы, которые омывали всё его несуразное, жестокое детство, где Боб волею судьбы оказался сиротой, в котором отчим отводил свою душу, вкладывая в удары по маленькому мальчику всю человеческую ничтожность и весь свой беспробудный алкоголизм. Здесь же пританцовывала его родная трущобная улица, где было ощущение свободы и спасение от нелюбимого дома. Жизнь - постоянная борьба за место под солнцем. Учеба, безденежье, перед самой Олимпиадой отчисление из атлетической команды Университета Эль-Пасо из-за участия в протестном движении и продолжение изнуряющих тренировок, только уже без тренера. Боб приложил максимум усилий для продолжения легкоатлетической карьеры, выиграл отборочные соревнования и получил возможность участия на Олимпиаде в Мексике.
18 октября 1968 года Боб Бимон прыгал в песочный прямоугольник, специалисты и болельщики констатировали, что прыжок оказался дальше, чем невинная ленточка старого мирового рекорда, в двадцать первый век. Почти в двадцать первый. Пока не пришла пора Майка Пауэлла. Во время «вечного» прыжка Бимона, Пауэллу было - всего пять лет.
Майк не выносил Карла, ему претила сама мысль постоянно проигрывать человеку, у которого к тому моменту было девять золотых олимпийских медалей.
Майк сражался с глыбой Карлом Льюисом, а оказалось, что прыжком на 8 метров 95 сантиметров он разом возобновил соперничество поколений, пролетев за пару секунд из 1991 года в 1968 год и обратно. Сражался с Льюисом, а ввязался в вековое соперничество с Бобом Бимоном. Майк не выносил Карла, ему претила сама мысль постоянно проигрывать человеку, у которого к тому моменту было девять золотых олимпийских медалей. Майк вечно «второй», Льюис - первый, причем везде и всегда, оставляя партнера по сборной США копить злобу и ненависть. В своих последующих интервью, Майк будет рассказывать, что нарочно создавал и вызывал в себе эти отрицательные эмоции, ради осуществления мечты и, наконец, придавить Карла Льюиса подошвами своих кроссовок. И однажды это получилось.
Карл Льюис опустошенно смотрит на табло с результатом прыжка и ему не верится, что такое возможно. Он проиграл. Впервые в жизни уступил свой трон Майку. И только две фамилии в телевизионном эфире: Пауэлл и Бимон, ни о каком Карле Льюисе уже не вспоминали.
Я тогда еще был мал. Тихонько примостился около черно-белого микро телевизора «Шилялис» и смотрел чемпионат мира по легкой атлетике 1991 года, который проходил в Токио. 30 августа, я грустил. Еще пару дней и начнется школа, легкая атлетика хоть как-то скрашивала тоску. Я сразу не разобрался, что случилось. Комментаторы кричат, Пауэлл прыгает, как сумасшедший, у него натуральная истерика. Карл Льюис опустошенно смотрит на табло с результатом прыжка и ему не верится, что такое возможно. Он проиграл. Впервые в жизни уступил свой трон Майку. И только две фамилии в телевизионном эфире: Пауэлл и Бимон, ни о каком Карле Льюисе уже не вспоминали. До меня еще не доходило, что же значат эти самые 8.95 для легкой атлетики, и всего мирового спорта в частности. А значило это то, что парад спортивных планет в это мгновение был нарушен. Майк Пауэлл вернул Боба Бимона обратно в двадцатый век, а сам медленно начал попивать через соломинку век двадцать первый.
Через много лет Бимон и Пауэлл впервые встретятся и дадут совместное интервью. Бимон будет рассказывать о том, что он уже сорок тысяч раз отвечал на вопросы об испытанных эмоциях, в очередной раз сделает загадочный вид, когда его попытаются сбить с толку словами о проведенной ночи с таинственной незнакомкой перед финалом, а Пауэлл будет признаваться, что очень боится падения своего мирового рекорда и всякий раз, когда кто-то приближается к его достижению, у него начинаются нервные судороги. Они будут сидеть, и пытаться не смотреть друг другу в глаза. Боб Бимон будет сдержан, интеллигентен и осмотрителен, как и всякий человек другого поколения, а Майк Пауэлл будет невинно улыбаться, и производить впечатление максимальной открытости. Соперники навек.