Раздел Баскетбол. В. А. Гомельский - «Папа. Великий тренер» Глава двенадцатая
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Глава 12. ЧТО ДАЛЬШЕ?
Вопрос, вынесенный в название главы, относится в первую очередь к ситуации, которая сложилась в жизни отца после победы на Олимпийских играх в Сеуле. Ведь получилось, что все цели, поставленные перед самим собой, он осуществил. Коллекция медалей отца стала уникальной. Одна золотая, две серебряные и две бронзовые медали Олимпиад. Две золотые, серебряная и бронзовая медали чемпионатов мира. Несчетное количество медалей с чемпионатов Европы, причем семь из них — золотые. За что бороться дальше? Папа задавал себе этот вопрос по возвращении из Сеула.
Первый послеолимпийский год у папы сложился очень неспокойно. Нужно было держать слово, данное игрокам. Шли переговоры о подписании контрактов наших олимпийских чемпионов с зарубежными клубами. Какие-то полегче, какие-то сложнее, но никаких препятствий Госкомспорт в этом деле ребятам не чинил. Например, у Саши Волкова с командой «Атланта хоукс» в силу того, что владельцем ее был Тед Тернер, дела складывались достаточно легко. Естественно, вернуться с Олимпиады и успеть к началу сезона НБА, который начинается в конце октября, было очень сложно. По этой причине два баскетболиста из сборной СССР созыва 1988 года, которые первыми попали в НБА, — Александр Волков и Шарунас Марчюленис — все-таки начали там свою карьеру уже в следующем, 1989 году.
Ребята, которыми сразу не заинтересовались клубы НБА, вели переговоры либо сами, либо через «Союзспортобеспечение», либо через агентов. Например, к тому времени агенты уже появились у Хомичюса и Куртинайтиса, поэтому особой помощи со стороны отца этим двум литовцам не потребовалось.
Команду постигли две трагические безвозвратные потери. В том году в автомобильной катастрофе погиб олимпийский чемпион Валера Гоборов. Еще один олимпийский чемпион, Витя Панкрашкин, тяжело заболел и умер в 1990 году.
Из остальных десяти баскетболистов в СССР не осталось ни одного. Интересная история складывалась с Сабонисом, который послеолимпийский сезон лечился и выступал за «Жальгирис», одновременно проводя переговоры с несколькими клубами. Например, с «Портленд трейл блэйзерс», где он стоял на драфте, и мадридским «Реалом». Но самое хорошее предложение ему и его семье поступило из испанского клуба «Уникаха». Именно там Сабас получил наиболее квалифицированную медицинскую помощь. Свою травму он окончательно залечил в Малаге. И пожалуй, нет ничего удивительного в том, что за какой бы впоследствии иностранный клуб Сабас ни играл, дом его был именно там. Когда он возвращался в Европу, то обычно сразу заявлял, что готов играть за каунасский «Жальгирис». Но семья Сабонисов оставалась жить в Малаге.
В конце 1989 года основной разыгрывающий сборной СССР эстонец Сок едва не стал греком. Ему предложили сменить паспорт и выступать за сборную Греции. Сок достаточно серьезно рассматривал этот вариант, но все-таки паспорт сохранил и остался гражданином своей страны.
Надо сказать, что заманчивые предложения поступали отовсюду не только игрокам, но и тренеру Гомельскому. Но его все-таки интересовала работа с командой, которая могла играть заметную роль в европейском баскетболе, поэтому он отозвался на предложение от клуба «Дижон» из Франции. К сожалению, тогда нельзя было заключать контракт напрямую, а агента у отца не было. Контракт с французским клубом был подписан с помощью отечественной компании «Союзспортобеспечение». Эти ребята, пришедшие в Госкомспорт из ЦК ВЛКСМ, разработали свою схему заключения подобных договоров. В этом случае девяносто процентов суммы, зарабатываемой по контракту спортсменом или тренером, перечислялись на счета нескольких уполномоченных банков. И ладно бы, если бы эти деньги потом шли на развитие того вида спорта, который позволил выбиться в люди и сделать себе имя спортсмену, подписавшему договор. Но эти деньги размывались без следа. Таким образом, девяносто процентов всей суммы первого контракта папа на руки так и не получил. А на то, что у него оставалось, жить во Франции было практически невозможно. Конечно, папа возмущался, но все это было бесполезно.
Когда следующим летом ему поступило предложение из испанского клуба «Гранд Канария», он и его принял. Да, это была не «Барселона» и не «Реал», а команда, которая замыкала десятку лучших клубов Испании. Зато папа заключил этот контракт сам и уехал очень довольный тем, что материальное благосостояние семьи ему удалось поднять на небывалую до тех пор высоту. Когда папа уезжал за границу, то, естественно, забрал свою вторую семью — жену Лилию Петровну и сына Кирилла. Я же его в этих вояжах по Европе даже не навещал.
С «Гранд Канарией» добиться большого успеха отцу не удалось, но это вполне естественно. Сам он связывал свой неуспех в первую очередь с тем, что не владел языком, на котором разговаривало большинство игроков команды. В целом его эсперанто был понятен. Он мог объяснить, кому куда бежать и какое упражнение делать на тренировке. Но для того чтобы ему, замечательному психологу, настроить команду на победу в каждом отдельно взятом матче, знания языка уже не хватало. Я по себе знаю, что очень многие психологические нюансы при переводе просто теряются. Для этого нужно знать оба языка в совершенстве. А где найти такого переводчика на Канарах? Одним словом, то, что «Гранд Канария» под руководством отца попала в плей-офф чемпионата Испании, было расценено как большой успех, но папе удовлетворения не принесло.
Раздражало его и другое обстоятельство. Все-таки отец работал главным тренером начиная с 1953 года и всегда отвечал и за результат, и за комплектование команды. То есть он фактически совмещал, говоря современным языком, две должности — тренера и генерального менеджера. За рубежом вопросы комплектования в его сферу уже не входили. Очень многое в данном случае решают средства, которыми располагает клуб. Понятно, что «Гранд Канария» по своему бюджету не могла соперничать с такими гигантами, как «Барселона» и «Бадалона». В папиной команде не было денег на звезд. Но для того чтобы что-то выигрывать, в составе обязательно должны быть звезды — исполнители европейского уровня, а их либо покупают, либо воспитывают. Стабильной баскетбольной школы на Канарских островах не было. Статистика показывает, для того, чтобы найти талантливого спортсмена и воспитать из него хорошего баскетболиста, нужно просеять порядка пяти-шести тысяч детей. Такого количества занимающихся баскетболом на Канарах не набиралось. Словом, наличие всех этих проблем и невозможность их решения были столь очевидны, что от папы даже владельцы клуба не ждали громких побед. Но он сам привык к триумфу, и от этого ему психологически было тяжело. Что касается воспитания звезд в своем коллективе, то, работая с таким тренером, как Гомельский, молодые испанские игроки «Гранд Канарии» сильно прибавили. Однако за те два сезона, в которые отец руководил командой, он не предложил ни одного кандидата в сборную этой страны. С другой стороны, отец обладал большим авторитетом в баскетбольных кругах Испании. Именно там ему предложили проводить баскетбольные клиники (американцы употребляют это слово вместо термина «семинар») для тренеров разной квалификации — от детских до имеющих высшую квалификацию. Надо сказать, папа с великим удовольствием занимался этой работой. Его лекции в Испании были изданы отдельной брошюрой. Кстати, именно благодаря помощи папиного друга и коллеги Мигеля Диаса за рубежом вышла его первая книга.
Неудовлетворенность собой и результатами той команды, которую он тренирует, привела к тому, что по окончании второго сезона работы в Испании папа начал искать себе новую работу.
Вскоре ему поступило достойное предложение из США. Папа переехал вместе с семьей в Калифорнию, в Сан-Диего, где стал тренером команды под названием «Хай Файв». Эта дружина носила религиозную направленность. Игроки, которые закончили университет и не попали в НБА, собирались вместе, проводили сборы, а потом ездили по всей Америке и даже за рубеж, участвуя в товарищеских матчах. Финансировал эту команду Спортивный комитет объединенных церквей США. Вместе с баскетболистами путешествовали священники, а каждый матч начинался с проповеди. Понятное дело, что клуб, который не имеет стойкого календаря и задач, не мог принести славы ни ее игрокам, ни ее тренеру. С такой командой ничего нельзя было выиграть. Даже просто потому, что она не участвовала ни в каких соревнованиях. Папе, который всегда был амбициозным, такой подход был чужд.
Однако деньги платили хорошие, папа даже сумел приобрести в Сан-Диего достаточно приличный домик. Кирилл пошел в школу и, на радость родителям, учился прекрасно. Все бы хорошо, да вот только не зря существует поговорка: «Ложка дегтя в бочке меда». То, что в 1991 году папа провел со своей командой сезон, который заключался всего в шестнадцати играх, было недостаточно для того, чтобы расти как тренер. В том же году я был в США в командировке, где мне наконец-то вновь удалось встретиться с папой. Мы провели вместе двое суток. Отец рассказывал мне о том, как ему работается, и я почувствовал его неудовлетворение. Неудовлетворение не столько спортивным результатом, сколько собой. Тем, что он, Гомельский, тратит свои усилия впустую, теряет вкус к профессии и при всем своем желании с такой командой никогда не сможет сделать «свою игру». Что уж тут говорить о владельцах клуба, которые никогда не ставили обязательной задачей победу. Все это просто убивало его как тренера.
Единственный для него светлый момент в Америке — это приглашение тренера команды «Луизиана стэйт»
Дэйла Брауна поучаствовать в создании нескольких учебно-методических фильмов, посвященных разным аспектам подготовки баскетболиста. Один из таких фильмов я видел, он мне очень понравился. В том же самом 1991 году мы с Ларисой были у Дэйла Брауна в гостях и видели восходящую звезду американского баскетбола Шакила О'Нила. Он на нас произвел неизгладимое впечатление. Но тогда, когда мы были там и смотрели этот матч в «Пит Маравич арене», мы не знали, что в течение всего года Дэйл Браун и Александр Гомельский вместе с Шакилом О'Нилом создавали фильм о работе с центровыми игроками. В нем оба тренера по очереди предлагали набор упражнений для развития навыков игры в баскетбол высокорослого баскетболиста. Естественно, что Шакил в этом фильме исполнял главную роль, играл самого себя. С того момента у отца с ним сложились очень теплые отношения.
Второй момент, который очень заинтересовал отца. Сан-Диего находится в полутора часах езды от Лос-Анджелеса. Там выступают две профессиональные команды НБА: «Лэйкерс» и «Клипперс». Владельцем «Клипперс» был и до сих пор является Дэн Стерлинг. Папа с ним был знаком еще с тех времен, когда работал главным тренером сборной СССР. Стерлинг узнал, что такой именитый тренер живет и работает недалеко от Лос-Анджелеса, и предложил ему поработать консультантом в «Клипперс».
Тут стоит отметить, что «Клипперс» — это, пожалуй, единственный клуб в НБА, где владелец крайне заинтересован в прибыли. У Стерлинга нет другого бизнеса, кроме баскетбольного, поэтому клуб работает в режиме экономии. Одна из самых интересных находок господина Стерлинга как владельца и менеджера клуба заключается в том, что в течение пятнадцати лет подряд «Клипперс», находясь на дне таблицы НБА, получал право очень высокого выбора в драфт-чойсе. Стерлинг выбирал очень хороших перспективных игроков, заключал с ними максимально возможный на тот момент трехлетний контракт, а по истечении двух лет с очень ощутимой прибылью их продавал. Это явно ослабляло команду. Зато она приносила прибыль, даже несмотря на то что занимала места с двадцатого по двадцать четвертое.
Само по себе предложение Стерлинга было лестное, а вот денег за это папе предложили смехотворно мало. Он попробовал в течение нескольких месяцев поработать в качестве консультанта и одного из помощников главного тренера «Клипперс», но в конечном счете отказался. Как он сам сказал: «Овчинка выделки не стоит». Таков был единственный опыт работы папы с клубом НБА.
В 1992 году на Олимпиаде в Барселоне папа первый раз получил от Олимпийского комитета России приглашение поработать в качестве олимпийского атташе. Я приехал как комментатор Российского телевидения, и мы снова встретились. Это была очень долгожданная и радостная встреча. Обязанности олимпийского атташе прописаны не были, но я видел, какую работу выполнял Александр Гомельский. У него были замечательные отношения еще до его работы в Испании с президентом Международного олимпийского комитета Хуаном Самаранчем, и, пользуясь своими связями, он мог добиться каких-либо льгот для сборных команд СНГ. Однако Олимпиада в Барселоне нам с отцом запомнилась другим.
Тем фурором, который произвела команда «Дрим-тим-1», составленная из самых ярких звезд НБА того времени. В Барселону приехали: Майкл Джордан, Чарльз Баркли, Карл Мелоун, Джон Стоктон, Лэрри Берд, Патринг Юинг. Но самое главное, объявивший о своем уходе из баскетбола из-за ВИЧ Мэджик Джонсон, который для Олимпиады сделал исключение. Он хотел участвовать в играх 1980-го, но тогда бойкот не позволил ему приехать, поэтому шансом пополнить свою коллекцию золотой олимпийской медалью он не мог не воспользоваться.
Мне было несложно уговорить мое руководство вести репортажи о баскетбольных матчах вместе с отцом. В том году я был еще неопытным комментатором и, кроме баскетбола, не вел никаких трансляций, Журналистская деревня располагалась в Бадалоне, где мы и поселились вместе с папой.
В одной четырехкомнатной квартире мы жили сначала вшестером. Когда к нам присоединился папа, я купил надувной матрас и «переехал» на лоджию. Вскоре в нашу компанию добавился еще один журналист, правда, не имевший никакого отношения к телевидению, — Юрий Рост, который внес изумительное разнообразие в нашу жизнь своими рассказами.
Находиться с отцом на олимпийском баскетбольном турнире мне раньше не доводилось.
На той Олимпиаде мне бросилось в глаза то, что папа в баскетбольных кругах — очень узнаваемая личность. Гулять с ним по Барселоне было и интересно, и в то же время очень хлопотно. Многие барселонцы являются баскетбольными болельщиками, поэтому они узнавали отца. Сколько раз я слышал это обращение «Эль тренадоре!», что означает «тренер». Часто, когда мы с папой гуляли по бульвару Рамбла, его останавливали, начинали задавать вопросы, и этот разговор проходил на жуткой смеси разных языков. Иногда в этом переплетении слов терялась нить беседы, но порой собеседникам удавалось высказать какую-нибудь остроумную мысль, что приводило в восторг обе стороны.
Сам дворец располагался в пригороде Барселоны, он был очень вместительный и очень комфортабельный. Погода в Барселоне стояла жаркая и влажная — от сорока градусов тепла и выше. Это же было одно из немногих олимпийских сооружений, где отлично работали кондиционеры и внутри было комфортнее, чем снаружи. Кроме этого, очень удобно было добираться на работу. От Дворца спорта до Журналистской деревни было примерно шесть кварталов, причем по дороге вниз, к морю. Доходили быстро и успевали посмотреть все матчи. Когда мы не комментировали баскетбол, у нас обязательно происходили какие-то встречи и переговоры. Первый раз в 1992 году я своими глазами убедился в том, что папу и Дэвида Стерна действительно связывают дружеские отношения. Мне тогда в Барселоне это очень помогло. Наверное, из всех журналистов неамериканцев я был первый, кому Дэвид Стерн дал развернутое интервью. Папин авторитет и его пробивная способность заключались не только в том, что Стерн дал согласие на интервью мне, но и еще в одном эпизоде, который едва не поставил это интервью под угрозу срыва. Интервью ведь телевизионное. Мало того что я должен был задавать вопросы и выслушивать ответы, весь процесс еще нужно было снимать. А у оператора Мити Бритикова, который мне был выделен, не было аккредитации, позволяющей войти в зону VIP-дворца. Я был на грани отчаяния. Дэвид Стерн уже пришел на встречу, время у него ограничено, но единственное, что я мог сделать, — это просто с ним поговорить. В этот момент за моей спиной возникает отец.
«Что за трудности, сынок?» — «Пап, не пускают моего оператора». Почти двухметровый Митя Бритиков был заметен издалека. И я, махнув в его сторону, сказал: «Вон тот, большой! Можешь провести?»
Отец сумел уговорить и испанских полицейских, которые обеспечивали наружное кольцо безопасности, и работников службы безопасности самого дворца. И те и другие напору и авторитету Гомельского-старшего подчинились, и интервью состоялось. Ограниченный лимит времени не позволил мне спросить у Стерна все, что я хотел, но он успел ответил на те мои вопросы, которые больше всего интересовали болельщиков во всем мире.
После этого случая Дэвид Стерн давал мне интервью еще трижды. Но первую нашу беседу мы всегда вспоминаем с улыбкой. Она состоялась только благодаря отцу.
Для меня это была первая Олимпиада в качестве журналиста. Однако мне было легко и удобно работать, потому что рядом находился отец. В 1992 году женский баскетбольный олимпийский турнир выиграла сборная СНГ. Главным ее тренером был папин младший брат, мой родной дядя, Евгений Яковлевич Гомельский. Это была очень яркая победа, добытая в сверхострой борьбе. Мне как журналисту особенно запомнилось то, что история завоевания женской сборной золотых медалей практически повторила историю завоевания этих медалей папиной командой в 1988 году. В первую очередь тем, что именно в полуфинале был сыгран главный матч СНГ-США.
Сборная США была укомплектована великими спортсменками. Единственное, в чем мы с отцом видели преимущество нашей дружины, — это в том, что американский тренер работала по заранее продуманному плану. Например, с первой до десятой минуты играет одна пятерка, потом происходят плановые замены и выходит другая. То есть тренерской гибкости дама, которая руководила командой США по баскетболу, не демонстрировала. У Евгения Яковлевича тоже был хороший состав, но по яркости звезд он все же уступал американскому.
Перед этим полуфинальным матчем мы втроем гуляли по набережной Христофора Колумба. Я помню, как Евгений Яковлевич делился своими тревогами по поводу предстоящей битвы. Тогда отец сказал ему: «Женя, что ты мучаешься? Вы выступаете блестяще. Для того чтобы выиграть этот матч, нужно прыгнуть выше головы. Для этого девчонок нужно расслабить. Скажи ты им что-нибудь такое типа: играйте в баскетбол, как вы умеете. Играйте в баскетбол, как вам подсказывает сердце. За поражение отвечаю я. И не волнуйтесь ни о чем».
Дело дошло до того, что отец предложил брату, чтобы он разрешил им на ужин по стаканчику вина. Собственно, этим советом Евгений Яковлевич воспользовался. До сих пор обладательницы золотых медалей той Олимпиады вспоминают, с каким удивлением они восприняли приглашение главного тренера в его квартиру и увидели на кухонном столе эти двухлитровые пакеты с красным сухим вином местного производства. Девчонки ту игру провели блестяще. Ни на одну минуту наша сборная не сомневалась в том, что она играет свою игру. Это звездным американкам приходилось все время приспосабливаться к нашей сборной и к неожиданным тактическим ходам ее тренера Евгения Гомельского.
Мы тот матч с отцом не комментировали. Мы сидели на комментаторской позиции рядом с Володей Перетуриным, который вел репортаж в прямом эфире на Первом канале. Иногда он, футбольный комментатор, оглядывался на нас, профессионалов баскетбольных, чтобы мы подсказали ему то, что он, может, упустил из виду. Но интрига была настолько захватывающая, матч для болельщиков получился такой зрелищный, что Володя прекрасно справился со своей работой и без нас. А потом уже на комментаторской позиции мы все обнимались и поздравляли друг друга, как будто это была наша победа.
Что мне особенно запомнилось, так это желание отца подсказать какие-то ходы своему брату. Мы сидели достаточно высоко, примерно на десятом ряду трибун, за спиной скамеек запасных. Папа обладал незаурядным талантом свистеть, причем как в два пальца, так и в четыре, а то и вовсе без них. На папин свист все мужчины нашей семьи обычно останавливались и искали, откуда он подает им «фирменный» сигнал. Но в данном случае Евгений Яковлевич был настолько поглощен своей работой, что внимания на этот свист не обращал. Тогда отец попросил нас, чтобы мы в четыре голоса кричали ему: «Поставь Баранову!» — или что-нибудь еще. Наш крик тоже тонул в свисте болельщиков и не принес результата. Но эмоциональный заряд папы передавался всем окружающим. Не только мы болели за сборную СНГ. По-моему, все наши коллеги-журналисты вместе с Гомельским болели за нашу команду.
После того как в полуфинале была повержена сильнейшая сборная США, через день финал против сборной Китая можно было рассматривать уже легкой разминкой. Конечно, команду нужно настраивать на любой матч, тем более у китаянок были две центровые намного выше ростом, чем наши. Но тем не менее то, что тренера Евгения Гомельского можно заранее поздравить с золотом, мы с папой решили еще за сутки до решающего матча.
Так и получилось. За два дня до окончания Олимпиады состоялся финал женского турнира по баскетболу, в котором одержала верх сборная СНГ.
Но до этого прошел еще один матч, про реакцию на который мне хочется рассказать. Это полуфинал сборной Литвы на мужском олимпийском турнире. То, что мы болели за литовцев, — это абсолютно естественно. Ведь там были свои. В состав сборной Литвы входили четверо баскетболистов из золотой олимпийской команды отца. Эту встречу мы с папой комментировали. Я отметил про себя, что чем дальше происходила борьба на площадке, тем больше он заводился и становился тренером. С одной стороны, это было очень интересно использовать: «Папа, что бы ты сейчас сделал на месте тренера?» Или: «Папа, что сейчас нужно было бы сказать в минутном перерыве?» На все эти вопросы он охотно и очень четко отвечал. А с другой стороны, я обратил внимание, что, когда папа болеет, он не тренер. Он комментатор или просто болельщик. Для него все соперники — это враги. То, что он говорил в репортаже о судьях, обслуживающих матч с участием сборной Литвы, я помню до сих пор. Его реплики в сторону арбитров типа: «Эти клоуны со свистком портят матч», — явно выбивались за рамки допустимого в комментаторском репортаже, и чтобы остановить его, я писал записки: «Пап, перестань о судьях». Когда он в очередной раз начинал заводиться, я сжимал ему руку, только чтобы он этого больше не произносил. Так что болельщиком Гомельский-старший был очень эмоциональным. Кроме того что мы радовались победе женской сборной СНГ, конечно, не могли не радоваться и первому успеху литовской команды на международной арене. Литовцы завоевали в Барселоне бронзовые медали. Для них это было огромное достижение, в первую очередь основанное на том, что блестяще выступили лидеры команды: Хомичюс и Куртинайтис, Сабонис и Марчюленис. Поэтому решение Министерства по делам спорта Литовской республики о присвоении отцу звания заслуженного тренера Литвы уже не выглядит столь абсурдным. Папа никогда не работал в Литве, но лучших литовских игроков он тренировал. Успехи сборной Литвы на этой Олимпиаде были достигнуты не без его участия. И честно говоря, этим званием папа гордился и воспринимал его как заслуженную награду и высокую оценку своего труда.
В субботу вечером после победы в финальном матче женского турнира, понимая, что Евгений Яковлевич очень устал и ему нужно помочь прийти в себя, у меня возникла идея: «Пап, пусть он этот вечер проведет вместе с нами. У нас весело, Юра Рост рассказывает свои истории на кухне. Накормим, напоим, и он расслабится». Удивительно, что Евгений Яковлевич согласился. Мы накупили всего вкусного и тихо-спокойно, по-семейному расположились на кухне. Но олимпийский день еще не закончился. По мере того как одно соревнование финишировало за другим, к нам присоединялось все больше и больше народу. Интересно, что руководила процессом, за которым мы не успевали уследить, Анна Владимировна Дмитриева. Когда она увидела, что на кухне происходит удивительный, эмоциональный и, главное, не показушно-бравурный, а настоящий, с красочными подробностями и эпизодами разговор — своеобразный «домашний» отчет о победе, в котором по очереди солируют Гомельский-старший и Гомельский-средний, она попросила кого-то из операторов снять это на камеру. Причем когда уже смонтированный сюжет был показан в России, все почему-то решили, что мы сидим в какой-то бане. «Баня» была на улице. В связи с тем что в квартире не было кондиционера, а за окном жарило плюс сорок, все мужчины за столом сидели по пояс обнаженные. На очень большой деревянный стол было выставлено все, что осталось из запасов, привезенных из нашей страны, и все, что было куплено в Испании. Тост за нашу победу произносился, наверное, раз десять с громкими криками «Ура!». Но пьяных не было: нас почему-то не пробирало. А может, все понимали, что завтра на работу, поэтому чокались и ставили бокал, сделав только один глоток.
Евгений Яковлевич рассказывал о том, что и как делали его подопечные, какие они хитрости против китаянок выполняли на площадке, как Наташа Засульская убегала в быстрый прорыв от еще более высокой и полной китаянки, — это было нечто! Папа тоже вставил реплику, которая всем очень понравилась: «Эта китаянка, ее же за три секунды на велосипеде не объедешь!»
Досидели до четырех утра. Но я думаю, что золотые олимпийские медали могут являться уважительной причиной для того, чтобы просидеть и не одну ночь подряд. Это событие на всю жизнь.
Закончилась Олимпиада. Я полетел в Москву, а папа прямо из Барселоны отправился к семье, в Сан-Диего. Трудно было даже предположить, когда мы встретимся с ним в следующий раз. В день расставания, который мы провели вместе, между нами состоялся очень важный для меня разговор. Отец одобрил выбранную мною профессию. Все-таки я увольнялся из Вооруженных сил. Он был за границей, и я принимал это решение самостоятельно. Кстати говоря, когда мы с Ларисой оформили свои отношения, папы опять-таки не было в стране и благословения у него мы тоже не просили. Наконец, когда я выбрал себе стезю журналиста и спортивного комментатора, это решение тоже с папой не согласовывал. Честно говоря, не считал нужным, так как это моя жизнь и я должен ее прожить сам. Но для меня все-таки достаточно большое значение имело то, что отец мой выбор одобрил. Единственное, о чем он спросил: не жалею ли я, что снял погоны? Я ни на секунду не задумываясь ответил, что нет.
Папа не сразу сообщил мне о том, что ему нравится, как я выгляжу в роли комментатора. Но видимо, он ждал этого разговора. Он не хвалил меня всю Олимпиаду, но потом сказал, что мною гордится, и даже дал совет: «Если ты хочешь добиться чего-то в новой профессии, тебе обязательно нужно расширять свой кругозор и обязательно быть готовым проводить репортажи по другим видам спорта». Это еще раз доказывает, что взгляд на жизнь у него был прогрессивный. Он понимал, что ехать на Олимпиаду, чтобы комментировать один баскетбол, — это быть обузой у всей группы. Ведь очень многие комментаторы, которые приезжают на крупные соревнования, кроме своего вида спорта могут вести репортажи по всем остальным. Именно с 1992 года я стал осваивать другие летние и зимние виды спорта, благо уже неплохо был знаком с многими из них благодаря своей работе в Спортивном клубе армии Московского военного округа. Было их у нас там аж восемьдесят шесть! Олимпийские, не олимпийские, военно-прикладные, технические... То есть правила проведения всех этих соревнований я знал, а в моей профессии это главное.
В 1994 году папа был увлечен одним проектом, который сумел реализовать. Сам по себе проект спортивного значения не имел. Он был чисто имиджевый, призванный популяризировать баскетбол. Но это была гениальная штука. Папа задумал и провел баскетбольный матч на Красной площади. С одной стороны, в нем принимали участие олимпийские чемпионы 1988 года — Сабонис, и Тараканов, и Хомичюс, и Куртинайтис. А с другой стороны, приехала сборная звезд НБА прошлых лет, которую тренировал Оскар Робертсон. Проект был непростой, во-первых, потому что нужно было получить разрешение. Во-вторых, потому что нужно было решить очень много организационных вопросов. И здесь, конечно, следует отметить, что папа это сделал не один. Ему очень помогли Павел Павлович Бородин, который в то время был руководителем Администрации Президента, и Национальный фонд спорта в лице Шамиля Тарпищева и Бориса Федорова.
Прямо на площади был установлен помост и трибуны для зрителей. Главным спонсором того матча была компания «Микродин». Фантастическим поклонником баскетбола оказался ее руководитель — Дмитрий Вадимович Зеленин. Тогда же произошло знакомство и с исполнительным директором Национального фонда спорта Александром Полинским. Дружба с Сашей Полинским продолжалась у папы до конца его дней, а у меня длится до сих пор. Его энергия, его умение руководить процессом, преодолевать любые организационные сложности и барьеры позволили провести тот матч на очень высоком уровне. Сам по себе баскетбол на открытом воздухе, конечно, несравним с баскетболом в зале. Но пафос места проведения, по-моему, скрасил все недостатки.
Зрители, которые собрались на Красной площади, и телезрители, которые смотрели прямую трансляцию, остались довольны.
После того как закончился матч, все участники и VlP-гости были приглашены на банкет. Сами ребята, олимпийские чемпионы 1988 года, настолько обрадовались встрече друг с другом, что не хотели расставаться. Улетать они должны были на следующий день, но... так и не улетели. Банкет закончился под утро, и олимпийская сборная 1988 года поехала завтракать в гостиницу «Новотель», что рядом с Шереметьево-2. И именно там на завтраке отравились сосисками. Я помню, что когда врач сборной СССР Василий Антонович Авраменко утром позвонил отцу и сообщил, что все ребята в тяжелом состоянии и нуждаются в госпитализации, сразу включились все папины связи, касающиеся медицины. Все пять человек вместе с доктором Авраменко были доставлены в госпиталь пятого управления в Кунцеве. Хуже всех дела обстояли у Арвидаса Сабониса. Только через пять-шесть дней все ребята уже были на ногах и разъехались по домам. С одной стороны, вроде бы трагический случай и радоваться тут нечему. Но с другой, пребывание в госпитале продлило ребятам удовольствие от общения друг с другом.
Следующий, 1993 год в жизни папы выдался крайне тяжелым. Заболела его жена — Лилия Петровна. Разновидность онкологического заболевания — лимфома — оказалась фатальной. Папа боролся за жизнь любимой женщины всеми возможными способами. Выяснилось, что денег, которые он зарабатывал в Соединенных Штатах, на лечение не хватает. В конце 1993 года было принято очень тяжелое решение. Оставив Кирилла заканчивать школу в Сан-Диего, папа с женой вернулись в Москву. Скорее всего, Лилия Петровна понимала, что дни ее сочтены, и хотела умереть на Родине. Когда я встречал их в аэропорту, то обратил внимание, что он очень изменился. Для папы это был страшный удар. Он так долго держался в отличной физической форме, всегда бодрый, моложавый, а тут вдруг резко постарел и как-то сник. Папины горящие глаза потускнели, а стальной блеск, которыми они всегда искрились, куда - то ушел...
Отец сделал все, чтобы Лилия получала максимум лечения, которое в этой ситуации могло хоть как-то помочь. Однако не все в руках человеческих. В начале лета 1994 года Лилии Петровны не стало. Похоронили ее в Москве. И буквально через десять дней после похорон я уговорил отца поехать вместе со мной и Ларисой на Игры доброй воли в Санкт-Петербург. В Питере это событие было обставлено почти так же, как Олимпиада. Соревнования проходили по многим видам спорта. Две телекомпании — Теда Тернера и РТР — практически круглосуточно вели трансляции. Мы с отцом вели баскетбольные репортажи, а жили все вместе в квартире Ларисы. Получалось, что мы с ним не расставались практически ни на минуту. Отец неожиданно узнал, что я неплохо готовлю. Ему так понравились завтраки, которые я накрывал к подъему домочадцев, что он потом частенько их вспоминал. Честно говоря, я очень старался, чтобы ему было максимально комфортно рядом с близкими людьми и чтобы он скорее вернулся к своей активной жизни.
Наверное, поэтому мне пришла в голову мысль взять папу на чемпионат мира в Торонто, который стартовал через пару дней после окончания Игр доброй воли. Я решил, что было бы неплохо, если б отец поехал вместе с нами и не оставался один. Ведь кто, как не я, знал, что лучше всего от печальных мыслей папу отвлекал баскетбол. Баскетбол и то, что, как он сам сказал, его «еще не забыли в этой стране». Отца узнавали на улицах. Кстати говоря, почти каждый день обедать мы ходили в разные питерские ресторанчики, в одном из которых произошла удивительная история.
За соседним столом обедала группа американских туристов, которые узнали отца. Столы пришлось объединить, и общение продолжилось. Состоялся замечательный разговор о мировом баскетболе, в котором папа чувствовал себя как рыба в воде. Было видно, что он отходил, потихонечку оттаивал. На тех матчах, которые мы уже не комментировали, он не уходил из зала, сидел, смотрел, общался с баскетбольной тусовкой. Это тоже отвлекало. Папа находился в своей среде, что позволило ему значительно быстрее погрузиться в работу, а это, как известно, лучший способ справиться с душевной болью.
Так вот я предложил ему поехать вместе с нами и на чемпионат мира в Торонто. Я должен выразить благодарность в адрес руководителя спортивной редакции телеканала НТВ Алексея Буркова, которого, к сожалению, уже нет с нами. Леша все понял, поэтому НТВ обратился к папе с просьбой выступить в Торонто в роли комментатора и оплатил ему командировку.
Тот чемпионат впервые параллельно транслировался на двух каналах — Первом и НТВ. Причем они сумели договориться между собой, и матчей внахлест не было. Болельщики России могли посмотреть этот чемпионат в полном объеме, да и отзывы о тех трансляциях были замечательные.
Когда мы прилетели в Торонто, разместились в той же гостинице, что и практически все участники. А матчи проходили не только в Торонто, но и в одном из пригородов, причем достаточно удаленном. Из-за дальности, если трансляции матчей проходили одна за другой, доехать из одного дворца в другой не было никакой возможности, поэтому первые несколько дней мы с отцом работали порознь. Несмотря на эти непредвиденные трудности, оба Гомельских с трансляциями справлялись. Во всяком случае, телезрители были довольны и благодарили комментаторов за красочность репортажей. Начиная со второго этапа чемпионата, то есть с пятого игрового дня, мы с папой работали уже только вместе, и только из Торонто. После первого отсева все команды переместились в один дворец.
В чемпионате участвовала команда, которую назвали «Дрим-тим-2» — сборная США, составленная из самых ярких игроков НБА. Столпом нападения и обороны этой дружины был Шакил О'Нил. Тогда я первый раз увидел, как он обращается к моему отцу. Знаете, чисто по-американски: «коуч» или «Алекс». И каждый раз при этом Шакил пытался его обнять, что само собой достаточно комично выглядит со стороны. С его ростом двести шестнадцать сантиметров и весом сто сорок килограммов у меня все время возникали сомнения, выберется ли папа вообще живым из этих объятий или нет. В 1994 году, когда Шакил был восходящей звездой, у него, по-моему, крыша поехала от собственной популярности. Но интервью он дал только Российскому телевидению и больше ни с кем, кроме американцев, не общался. Он даже на игры приходил с охраной. Вы можете себе представить Шакила с его данными, а рядом с ним еще околачиваются два бодигарда, которые были хоть и пониже ростом, но гораздо шире в плечах. Совершенно устрашающее впечатление во дворце производила эта троица. И конечно, вызывала смех у тех, кто не боялся попасть им под ноги.
В Торонто состоялось воссоединение всей семьи. Туда прилетели оба моих брата: и Саша, и Кирилл. Кириллу оказывали особое внимание. Все понимали, что смерть матери для девятнадцатилетнего парня — это серьезный удар.
Баскетбол в Торонто был содержательный и очень интересный. Мы с удовольствием смотрели матчи с участием сборной Бразилии, но самое главное, что здорово сыграла российская команда. В качестве главного тренера ее привез Сергей Белов. Все ребята выступили отлично, и если учесть, что сборная потерпела на этом турнире всего два поражения — в подгруппе и потом в финале от сборной США, то все остальные серьезные соперники были повергнуты. Особенно удался полуфинал с хорватами. Я считаю, что это был самый большой успех до завоевания золотых медалей на чемпионате Европы 2007 года. Свое руководство сборной Сергей Белов осуществлял тогда на очень высоком профессиональном уровне. Первым это заметил отец. В одном из репортажей он даже поздравил всех любителей баскетбола страны с появлением такого замечательного наставника, который очень тонко чувствует игру и управляет своими подопечными.
Наше второе место — это действительно был успех.
В Москву после окончания чемпионата мира 1994 года мы возвращались вместе. Папа, Лариса и я летели одним самолетом. Конечно, обсуждали итоги. И именно после этого чемпионата в Торонто я заметил, что в жизни отца появилась новая женщина. Молодая, моложе папы на сорок лет, по имени Татьяна. Честно говоря, большого восторга эта женщина у нас с братьями не вызвала.
...1 февраля 1995 года после долгой болезни ушла из жизни наша с Сашей мама — Ольга Павловна. Она завещала кремировать ее и похоронить в Питере на Волковом кладбище вместе со своей мамой Ниной Яковлевной. Последнюю волю мамы мы выполнили. Перевозка тела в Питер была очень хлопотной, и получилось, что похороны отодвинулись на три месяца. 9 февраля у нас была командировка на матч всех звезд НБА, и мы с отцом полетели в США. Пересадка была в Нью-Йорке, и эту ночь мы провели у Саши. Это был как раз девятый день со смерти мамы, и ее, по обычаю, нужно было помянуть. И вот тут у меня случился конфликт и с братом, и с отцом, который был категорически против этого. Обратно из Сан-Антонио мы возвращались с папой порознь. Ему нужно было задержаться в США по своим делам.
Но вернемся к баскетболу. В это время один за другим чемпионаты России выигрывал ЦСКА под руководством Станислава Еремина. Мы с отцом, естественно, приходили болеть за свой клуб. Но мысли о том, чтобы вновь непосредственно участвовать в жизни ЦСКА, у папы не было. То, чем он занимался в России после смерти Лилии, можно назвать частным предпринимательством, совсем не связанным с баскетболом. Именно по этой причине он задержался в США после окончания матча всех звезд.
Сезон 1994/95 года заканчивался в мае. ЦСКА, удачно выступив в Евролиге, попал в «Финал четырех», который проходил в Париже. Как раз перед этим финалом папа с Татьяной оформили брак, и она стала Гомельской. Я уже говорил, что мы, его сыновья, этот брак не одобряли. Но если я просто промолчал, то Саша, как обычно, со своим характером высказался по поводу того, что папа делает огромную ошибку и что эта Татьяна ему абсолютно не пара. И вообще, что это за брак такой, когда разница в возрасте составляет тридцать девять лет, если быть абсолютно точным. Реакция отца была, в общем, предсказуема: он остался верен себе и сделал так, как ему хотелось, не посоветовавшись с нами. Однако он бросил фразу, которую я до сих пор не могу забыть: «Вы-то думали, что я уже буду работать на своих сыновей, а я хочу пожить еще и сам для себя». Так что в 1995 году в Париж мы приехали вчетвером: папа с Таней и я с Ларисой. Причем матчи «Финала четырех» не транслировались на Россию по тому каналу, на котором тогда работал я, поэтому мы приехали как туристы — просто посмотреть баскетбол.
Поражение ЦСКА — а они тогда заняли третье место — особенно нас не расстроило, потому что команда и ее тренер Еремин и так превзошли сами себя. Команда с самым небольшим бюджетом из шестнадцати сильнейших клубных команд Европы пробилась в «Финал четырех». На тот момент мы считали, что отдача команды с тренером и их результат соответствовали друг другу. Это была хорошая работа и очень хорошее достижение.
В том же году в конце лета в Афинах состоялся чемпионат Европы, который служил отборочным турниром на Олимпиаду. Не удивительно, что после триумфа на ЧМ-94 все ожидали, что сборная России и здесь займет призовое место и таким образом получит пропуск на Олимпиаду. Конечно, было понятно, что никто без борьбы ничего не отдаст, тем более что европейский баскетбол активно прогрессировал. Тем не менее мы с отцом летели туда с уверенностью, что наша команда обязательно поедет на Олимпиаду-96 в Атланту.
Еще один раз собрались вместе практически все баскетболисты сборной СССР 1988 года. Некоторые ребята приехали вместе с женами, поэтому там образовался своего рода клуб жен, в который попала и моя Лариса. Наблюдать за ними было очень интересно. Они тоже проводили время рядом с баскетболом, представляя собой эдаких законодательниц моды на чемпионате Европы. Лидером этого женского клуба была Алла Волкова — очень гостеприимная хозяйка, настоящая киевлянка, которая потом со временем обжила и Афины. Если брать околобаскетбольное общение, то чемпионат был очень веселый. А с другой стороны, сборная России выступила провально — заняла седьмое место и не пробилась не только на Олимпиаду, но и на Межконтинентальный олимпийский отборочный турнир. Несложно представить, в каком настроении уезжали оттуда россияне. Испорчено оно было и у папы. Кроме этого папа резко изменил свои взгляды на тренерские таланты Сергея Белова. Пользуясь тем, что комментировал баскетбол вместе со мной, отец позволял себе в его адрес очень критичные высказывания, что в очередной раз привело к конфликту между этими двумя людьми по возвращении в Россию.
Следующий, 1996 год — это год Олимпиады в Атланте. Папа в очередной раз стал олимпийским атташе. У него были отличные отношения с председателем Олимпийского комитета России Виталием Георгиевичем Смирновым и тем человеком, который сменил его на этом посту, — Леонидом Тягачевым. И если первое предложение быть олимпийским атташе в Лиллехаммере поступило от Смирнова, то в Атланту папа уже полетел по приглашению Тягачева. Жили мы в разных гостиницах. Папа достаточно много общался с членами МОК. Поскольку он был постоянно занят, мы с ним встречались только в «Джорджия доме» — новом отличном дворце, выстроенном специально для баскетбольного и гимнастического турниров.
В Атланте мы провели с отцом вместе всего три репортажа. В связи с тем что в составе участников не было сборной России, баскетбольный турнир захватывал лишь тем, насколько легко «Дрим-тим-3», которую представляли США, выиграет у всех соперников. Наверное, здесь интересно будет вспомнить мнение отца. Еще тогда, в 1996 году, папа отметил, что чем моложе становится американская команда, тем менее она управляема своим тренером и тем больше волюнтаризма на площадке. И если преимущество в классе между игроками США и игроками ведущих европейских и латиноамериканских сборных будет уменьшаться с той же скоростью, то рано или поздно команда США проиграет Олимпийские игры. Это будет как раз то событие, которого ждет весь баскетбольный мир.
В Атланте этого, конечно, не произошло. Американцы уверенно победили во всех девяти матчах. Сборная Литвы, которой были отданы все наши симпатии, вторую Олимпиаду подряд заняла третье место. По-прежнему сильнейшими в составе оставались баскетболисты Олимпиады-88. На эту тему у отца тоже имелось свое мнение. Он сказал, что за спиной Сабониса, Марчюлениса и Хомичюса, которому шел уже тридцать седьмой год, пока не видно достойной смены.
С отцом нельзя было не согласиться. Я уже со своей стороны могу отметить работу Литовской федерации баскетбола и литовских тренеров. Ведь именно после 1996 года они форсировали подготовку молодых баскетболистов. Смена поколения в литовском баскетболе перед Олимпиадой 2000 года произошла пусть и не безболезненно, но очень своевременно.
О сборной России в Атланте отец практически не говорил. Видимо, для него это была болезненная тема, да и я сомневаюсь, что он мог предложить что-то кардинальное в вопросах подготовки баскетболистов России. Неустойчивая экономика, отсутствие на то время действующего закона о профессиональном спорте не позволяли под баскетбол, да и под любой другой игровой вид спорта, подвести нормальную учебно-методическую базу. А именно этого и не хватало. Детских тренеров, детских школ, охватывающих всю страну детских соревнований. Говорить об этом мог практически каждый. А вот каким образом все это организовать и на все это найти финансы, было неясно.
О поездке в Атланту у меня сохранилось два личных воспоминания. Во-первых, встреча двух тренеров и двух тренерских сыновей. Мы с отцом пригласили на обед тренера сборной Австралии Шона Гейза и его сына Эндрю, который был капитаном и лучшим снайпером сборной Австралии. Отцы были знакомы еще с 1986 года, когда папа возил команду в турне по Австралии. А в Атланте был прекрасный повод возобновить знакомство, и отец пригласил Шона с Эндрю на обед. Эта встреча, само общение всем доставило немало удовольствия. Было видно то уважение, которое испытывали к папе и Гейз-старший, и Гейз-младший. Они много и долго говорили о том, что вся Австралия готовится принять следующую летнюю Олимпиаду 2000 года в Сиднее, о том, что баскетбол один из самых популярных видов спорта в их стране, и в два голоса приглашали Александра Гомельского приехать и на какое-то время поработать в качестве консультанта, провести там несколько баскетбольных клиник, чтобы поднять уровень тренерского искусства в Австралии. Отец, конечно, кивал, соглашался, что это может быть интересно, но в жизни этого так и не случилось. До реализации идеи, возникшей в небольшом ресторане в Атланте, дело так и не дошло.
Другая — достаточно смешная — история связана с Гусманом. Все началось с папиного звонка: «Слушай, на баскетбол просится Юлий Соломонович Гусман. Не мог бы ты помочь его провести?»
Папа с Гусманом дружили. Я ответил, что аккредитовать Гусмана я смогу, место на моей комментаторской позиции и так называемый дэй пасс я, конечно, закажу. Но только отцу придется самому провести нашего гостя через внешнее кольцо секьюрити.
Я имел удовольствие наблюдать этот незабываемый спектакль сверху, с балкона, куда вышел покурить. Стою, смотрю на огромную Олимпийскую площадь, по которой хаотично движутся в разные стороны несколько тысяч человек. Но самое главное, на этой площади было три кордона безопасности. И вот я замечаю, как от парковки в сторону Дворца спорта направляются два человека, одного из которых я не узнать не мог, потому что это мой отец. Рядом с ним фигура Юлия Соломоновича Гусмана. Потом я выяснил, что они оба ни на одном иностранном языке не говорили, поэтому я стал свидетелем совершенно замечательной пантомимы, в которой каждый раз, проходя мимо полицейского или мимо волонтера, занимающегося проверкой аккредитации, они изображали руками необыкновенную значимость гостя — в данном случае Гусмана — и его необыкновенную спешку. Как им удалось уговорить все три кордона, чтобы их пустили, я не знаю. Но к тому моменту, когда они проходили через третий, я понял, что их уже ничто не остановит и что пора бежать к служебному входу им навстречу. Так мы тот баскетбольный день и провели в комментаторской кабине.
Признаюсь, шальная хулиганская мысль о том, чтобы подключить к репортажу еще и третьего члена команды — Гусмана, у меня мелькнула. Однако он, как только услышал это предложение, замахал на меня руками, сказав, что в баскетболе может работать только эхом Гомельского. В общем, мы вели репортаж вдвоем с папой, а Гусман сидел рядом и наслаждался игрой...
В выходной день олимпийского турнира мне надо было по заданию редакции журнала «Огонек» взять интервью у звезды американского баскетбола центрового Шакила О'Нила. Договаривался опять отец. В холле я увидел еще одного человека, который меня всегда занимал как яркая сильная личность, — Гранта Хилла. Он любезно согласился присоединиться к нашей беседе, и интервью получилось не с одним Шакилом О'Нилом, а с двумя звездами сразу!
Завершая тему Олимпиады 1996 года, я все-таки хочу сказать, что ни мужской, ни женский баскетбольные турниры папу не захватили. Не нашел он в них того, от чего можно было бы оттолкнуться, чего-то такого, о чем можно было бы сказать: «Вот это будущее баскетбола!» Я говорю не о звездах, которых как раз хватало. Я говорю о работе тренеров. О тактических новинках, о стратегических заготовках, которые тренеры различных команд могли бы отнести к себе в актив. Отец сказал, что в баскетболе на какой-то период образовался застой сборных команд. И когда я, удивившись, спросил: «Почему ты подчеркиваешь слово «сборных»?» — вот тут он мне ответил: «Ты понимаешь, что получается. Сейчас, в середине 1990-х, более интересно, более плодотворно и тактически разнообразно стали работать тренеры клубных команд. Тренеры клубных команд переросли тренеров сборных. Причем это касается даже сборной США».
Тридцать клубов НБА, тридцать наставников, проводящих по восемьдесят две игры в сезоне, с точки зрения отца, — это огромный плацдарм, творческая лаборатория, в которой тренер может и должен расти. И творить, творить, творить.
«Освобожденный тренер сборной команды, — уже в 1996 году заявлял отец, — это нонсенс. Тренер, который год не работает, а только следит за тем, что происходит, получая в свои руки даже сверхталантливых игроков, сам как тренер не прогрессирует. Проводить пятнадцать-шестнадцать матчей со сборной за сезон — это не тот масштаб, чтобы даже очень прогрессивный наставник рос как творческая личность».
Откровенно говоря, на эти вещи я не обратил внимания, а вот папа за два баскетбольных сезона смог сделать такой вывод. Сам по себе к тому моменту он был, с моей точки зрения: а) преждевременен и б) достаточно спорен. Почему я так говорю? Ведь когда-то отец сам настаивал на том, что тренер сборной СССР должен быть освобожденным и не работать в клубе. Ситуация изменилась. Баскетбол сделал несколько шагов вперед, изменилось и папино мнение. Оно было продиктовано временем и тем, что ему приходилось все чаще и чаще общаться с тренерами НБА, где команда, даже занимающая самое последнее место, проводит девяносто матчей за сезон. А первая — сто пятнадцать. Сам сезон длится восемь с половиной месяцев. Получается, что за пять дней баскетболисты проводят две встречи. Нужно быть совершенно бездарным тренером, чтобы не прогрессировать в такой ситуации. Любой человек, обладающий тренерским талантом и полномочиями, хочет выйти и победить. Значит, для этого у него должен, как папа говорил, варить котелок. Получалось, что он прав.
Чем больше практика, чем больше опыт, тем быстрее тренер может среагировать на изменение тактической обстановки на площадке. В этом отношении начиная с сезона 1996/97 года отец стал активно агитировать за то, чтобы клубные сезоны увеличивались по количеству игр, и за то, чтобы тренер сборной России обязательно работал с клубом.
Отец обратил мое внимание на еще одну проблему, которой был озабочен последнее время: «Мы, тренеры России, не можем как творческое сообщество замыкаться сами на себе. Нам обязательно нужен обмен опытом. Причем этот обмен опытом может быть и отрицательным. То есть можно встречаться с сильнейшими клубными и сборными командами мира и проигрывать им. Но нам необходимо обязательно изучать этот опыт. Лучший тренерский опыт мира должен быть доступен тренерам России».
Эту идею воплотить в жизнь до конца, к сожалению, папе так и не удалось. Он очень хотел, чтобы лучшие баскетбольные тренеры мира приезжали к нам в страну и проводили мастер-классы для наших тренеров. Я считаю, что тот единственный семинар за последние двенадцать лет, который прошел в нашей стране с участием четырех тренеров НБА, это огромный успех Федерации баскетбола России.
По возвращении в Москву после Олимпиады 1996 года папа написал статью, в которой изложил все свои идеи, однако большого энтузиазма в Федерации баскетбола и Спорткомитете она не вызвала. Причина лежит на поверхности — отсутствие финансирования и инвестиций в детский спорт.
Это может показаться странным, но Олимпиада-96 запомнилась еще и рыбалкой. В одном из пригородов Атланты Саша Волков, который там провел два с половиной сезона, всегда приглашал в гости всех своих соотечественников, в том числе и папу. Саша и его жена Алла — удивительно гостеприимные люди. Так уж вышло, что у них в доме уже жил Арвидас Сабонис. Ему очень не понравилось в Олимпийской деревне: как всегда, не подошла по размерам кровать. Кроме того, рядом с домом Саши замечательные пруды, где можно было порыбачить. И вот Сабонис с удочкой готовится к играм олимпийского турнира, и папа, который в руках удочку держал от силы три раза до этого, вызывает его на соревнование по рыбалке! Следить и болеть за этим шоу отправились все, даже маленькая дочка Волковых Анастасия. Должен сказать, что позорнее того поражения Александр Гомельский не испытывал. Арвидас-то — рыбак опытный, и он знал, на какую рыбу он пришел. В общем, какое-то количество рыбок Сабас все же выловил. А у Александра Яковлевича ни одной поклевки... Да что там говорить, он даже забросить спиннинг как следует не умел! Зато какое настроение отец создал всем участникам той рыбалки — не передать словами. В общем, разговоры об этом уникальном соревновании продолжались еще несколько дней, и смеялись все.
Я уже упоминал о том, что папа обладал талантом дружить. И вот 18 января 1997 года все близкие люди были приглашены на его шестидесятидевятилетие. В том числе и Евгений Максимович Примаков, который в то время был премьер-министром нашей страны. Ни для кого не секрет, что премьер-министры передвигаются по городу с личной охраной. А Евгений Максимович, так уж получилось, приехал в гости к папе чуть раньше, чем хозяин сам вернулся с какой-то встречи. Естественно, Татьяна пригласила его в дом. Через какое-то время к дому подъезжает отец, вокруг которого уже стоит внешнее кольцо охраны Евгения Максимовича, и ему говорят: «Мужик, ты отъезжай, здесь тебе сегодня делать нечего».
Можете себе представить, когда кто-то говорит папе такую фразу? «Как это — делать нечего? Я здесь живу!» — ответил он. «Не-не, здесь сегодня Примаков к другу на день рождения пришел». Папу немножко отпускает, и он говорит: «Ну конечно, и не будет никакого дня рождения, если ты меня не пустишь». Охранник удивляется: «Как так?» — «Он же ко мне пришел. Я и есть Гомельский!»
Папу пропустили. Потом через это двойное кольцо охранников приходилось проходить всем гостям. Однако охрана Евгения Максимовича отличалась определенной интеллигентностью, и нас всех пустили без особых проблем. День рождения был замечательный, и пели тогда много, и танцевали, и великолепный стол был накрыт. Кстати говоря, зная, что папина третья жена Татьяна вообще не умела готовить, я тогда удивился: на столе стояли блюда грузинской кухни. Тогда я подумал, это было сделано для того, чтобы угодить вкусам Примакова, который родился и вырос в Тбилиси. Оказалось, что папина кухарка Жанна тоже родилась и выросла в Тбилиси, и с тех пор стол у папы на праздники накрывался традиционной кавказской едой.
В конце 1997 года у папы родился четвертый сын — Виталик. Папа назвал его самым лучшим подарком на свое семидесятилетие. Кстати говоря, из всех сыновей он, пожалуй, больше всего похож на отца.
Достаточно много и хорошего, и плохого было написано о папином браке и о разнице в возрасте. Он на это реагировал удивительно спокойно. Во всяком случае, все публичные интервью по этому поводу начинались и заканчивались одной фразой: «Если женщине столько лет, на сколько она выглядит, то мужчине приблизительно столько лет, сколько женщине, с которой он живет». Так что сам он считал, что это его омолаживает.
Папа никогда, даже когда ему пришлось уволиться из рядов Вооруженных сил, не держал обиды на баскетбольный клуб ЦСКА. Всегда считал его своим. Команду, которую он создавал и тренировал столько лет, приводил к победам, он любил всей душой. И эта аббревиатура — ЦСКА — была для него и особенным символом, и в определенной степени личным знаком. Дефолт 1998 года тяжело ударил по многим профессиональным спортивным клубам, в том числе и на БК ЦСКА, а тогдашний президент клуба Виктор Петраков и начальник ЦСКА Александр Барановский то ли не захотели, то ли не смогли найти способов сохранить команду. Команда ЦСКА посыпалась. Не было денег, чтобы платить зарплату игрокам, и они, естественно, потянулись в другие клубы. Также были пересмотрены договоры БК ЦСКА с большим ЦСКА по поводу аренды универсального спортивного комплекса. В общем, самому существованию БК ЦСКА стала угрожать опасность. И вот здесь отец не мог оставаться в стороне и не предпринять меры по спасению своего родного клуба. В отсутствии энергии папу никогда нельзя было обвинить. Он проводил встречи, переговоры с различными компаниями, бизнесменами... И вот в 1998 году Юрий Михайлович Лужков порекомендовал папе встретиться с одним из владельцев и директоров компании «Норникель» Михаилом Прохоровым. Эта встреча состоялась. На ней неожиданно выяснилось, что папа с давних пор находится в хороших отношениях с отцом Михаила Прохорова, который по званию равен отцу — он тоже полковник — и служил в Спортивном комитете Министерства обороны.
Михаил Дмитриевич сам играл в баскетбол. Он высокого, почти двухметрового роста и занимался в спортивной школе ЦСКА. Естественно, симпатии к баскетболу у него были. И вот когда разговор зашел о том, что пропадает команда и для того, чтобы ее спасти, необходима энная сумма денег, папа, пожалуй, впервые в жизни нарвался на вопросы, на которые у него не было ответов. Михаил Дмитриевич к тому моменту был уже опытным бизнесменом, и просто разбрасывать деньги было не в его привычках. Вопросы были следующие: для того чтобы БК ЦСКА стал одним из сильнейших клубов Европы, какие нужны инвестиции в ближайшие пять лет? Можно ли расписать бизнес-план на ближайшие три-пять лет, который бы систематизировал инвестиции в команду? Какие вообще меры нужны для укрепления отечественного баскетбола?
И вот тогда папа понял, что столкнулся с человеком, который действительно а) заинтересован, чтобы отечественный баскетбол делал дальнейшие шаги вперед, и б) ему не безразлична судьба ЦСКА.
В первый раз папа писал план не учебно-методической работы с командой, а бизнес-план. Конечно, у него возникали определенные вопросы, часть которых переадресовывалась мне. С некоторыми деталями того плана я знаком. Мне очень понравилось, что там рассматривался весь комплекс мер по созданию профессионального баскетбольного клуба ЦСКА, который был бы защищен с обеих сторон. И экономически, и с баскетбольной точки зрения, когда в плане предусматривался весь институт роста баскетбольной звезды от самого юного возраста до попадания в профессиональную дружину. А также рассматривалась возможность привозить в Москву совсем юных баскетболистов-школьников, обустраивать их быт, с тем чтобы они продолжали свое обучение в школе и развивали свои баскетбольные успехи. Этого не удавалось на протяжении нескольких десятков лет, когда существовала советская власть. А теперь стало возможным.
Кстати говоря, когда этот план был написан и Михаил Прохоров с ним ознакомился, он отдал его на экспертизу и юристам, и экономистам. В итоге план был поправлен, но утвержден. На третьей встрече Гомельского-старшего и Прохорова был поднят еще один вопрос. Да, «Норникель» согласен взять на свой баланс ПБК ЦСКА, но с одним условием — президентом этого клуба должен стать Александр Яковлевич Гомельский. Тут уже Гомельский взял тайм-аут. Думал он, правда, недолго и в итоге согласился. Таким образом, в 1998 году отец вернулся в свой клуб ЦСКА в качестве президента.