Брюс Гроббелар. «Жизнь в джунглях. Автобиография» 23. Битва с Сунессом

Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).

1. Привязанный к земле
2. Убегая из дома
3. Колдун
4. Лидер «палки»
5. Война в Южной Родезии
6. Спасенный футболом
7. Зеленая Мамба
8. Футбольный цыган
9. В «Ливерпуль» на спор за £1
10. На самой глубине
11. Принц-клоун
12. Дни матчей
13. Влюбляюсь
14. Европейская поездка
15. «Эвертон»
16. «Эйзел»
17. Природа вратарского мастерства
18. Менталитет победителя
19. «Хиллсборо»
20. Закрытие болезненной весны
21. Последний титул
22. Кенни уходит в отставку
23. Битва с Сунессом
24. «Саутгемптон»
25. Спецоперация
26. Винсент
27. ...

23. Битва с Сунессом

«БРЮС-ВОБЛЕР». «БРЮС ПРОМАХИВАЕТСЯ». «НОВОГОДНИЙ ВОБЛЕР». «Орлы высокого полета» Иана Райта побеждает Брюса Пресмыкающегося».

Газеты действительно любили меня. К счастью, в начале своей карьеры в «Ливерпуле» я не читал все, что они писали. И десять лет спустя, после того как Грэм Сунесс только занял пост менеджера, казалось, что история повторяется.

Перелистывая газетную подборку болельщика «Ливерпуля» Теранса Макпика, который собрал мои вырезки за всю карьеру, можно увидеть, что 1991 год был для меня «американскими горками». На одной неделе я превратился из «короля Гроба» и Человека матча, а на следующей — в человека, рискующим своим положением и предположениями о том, что мои дни в «Ливерпуле» подходят к концу: «Гроб снова начудил»; «Готовьтесь к Гробсу»; «Брюси на пути к вылету из Европы». Я, конечно, сопротивлялся: «Я буду играть до сорока», — сказал я одному журналисту, и, честно говоря, так оно и было, только не в «Ливерпуле».

Было много предположений о том, кто из вратарей придет мне на смену, когда Сунесс стал менеджером: Крис Вудс из его прежнего клуба «Рейнджерс», Тим Флауэрс из «Саутгемптона».

Когда после этой истории мы играли дома против «Саутгемптона», я положил букет цветов у трибуны «Коп». Когда я пожимал руку Тиму Флауэрсу перед игрой, я сказал: «Тим, у трибуны «Коп» есть букет цветов; это единственные цветы, которые когда-либо приехали в Ливерпуль».

Сунесс спросил меня в перерыве, что я сказал Флауэрсу. Он не был впечатлен.

*

ПОСЛЕ ТОГО, КАК НА ПРОТЯЖЕНИИ МНОГИХ СЕЗОНОВ «ЛИВЕРПУЛЬ» ДОМИНИРОВАЛ, после смены менеджера он пошел по спирали вниз. После того как в 1991 году мы едва упустили титул, мы опустились на шестое место в кампании 1991/92, первом полноценном сезоне Сунесса на посту главного тренера, и я не побоялся публично выразить свое разочарование по поводу внезапного спада в игре.

Я десять лет играл за «Ливерпуль», у нас были такие блестящие менеджеры, и вдруг к нам пришел Грэм Сунесс. В начале сезона 1991/92 он решил, что хочет делать все по-итальянски. Грэм играл в «Сампдории», а в то время Серия А считалась лучшей лигой в мире. Больше никаких стейков в качестве предматчевой еды, и он хотел, чтобы мы все отправились на предсезонную подготовку в Италию на высоту. В то время я находился в Зимбабве с национальной сборной, и мне позвонили и потребовали вернуться с высоты нескольких тысяч метров над уровнем моря на 1500 для высотных тренировок. Это было бессмысленно.

Летом 1991 года Сунесс провел масштабную реорганизацию команды. Большинству игроков основы на момент его прихода в команду было за тридцать или ближе к тридцати: Ронни Уилану, Стиву Николу и Иану Рашу было по 29 лет, Питеру Бердсли и Стиву Макмэхону — по 30, а мне — почти 34. У некоторых из нас, в том числе и у меня, были наготове прощальные матчи. Однако мы быстро поняли, что Сунесс намеревался избавиться от старых игроков, чтобы создать более молодую команду, и я боялся, что у меня не будет прощального матча, который должен был состояться в 1992 году.

Тогда нам хорошо за них платили, но это было совсем не то, что сегодня. Прощальные матчи рассматривалось игроками как пенсия.

Такие игроки старшего поколения, как Бердсли, Макмэхон и Рэй Хоутон, были проданы до того, как в команде появились игроки, которые могли бы соответствовать их качеству. Алан Хансен завершил карьеру. Джоки, вероятно, знал, что характер его товарища как игрока полностью отличается от того, каким он был как менеджер. А может быть, они были слишком похожи, возможно, именно в этом и заключалась проблема. Возможно, мне следовало бы взять у него совет, как реагировать на Сунесса-менеджера. Я так и не поговорил с Джоки о том, почему он именно тогда завершил карьеру, но мне бы этого хотелось.

На их места он купил Марка Райта, Роба Джонса, Марка Уолтерса и заполучил Дина Сондерса за рекордную для Англии сумму в £2,9 млн. Со временем он стал давать шанс в первой команде таким молодым игрокам, как Стив Макманаман, а затем и Робби Фаулер. Макманаману было девятнадцать лет, когда он начал регулярно играть, а Фаулеру было всего восемнадцать, когда он дебютировал, однако оба играли хорошо с самого начала.

В декабре 1991 года я был потрясен, когда Сунесс купил человека, который всего восемнадцатью месяцами ранее вырвал у нас титул чемпиона. Майкл Томас рассорился с Джорджем Грэмом, своим менеджером в «Арсенале», поэтому Сунесс получил его в качестве рождественского подарка.

Эти новые игроки не соответствовали тем стандартам, которые были нужны ему — или которые мы хотели и ожидали. Он привлек игрока калибра Марка Райта, потому что Джоки ушел, но Марк не был Аланом Хансеном. Это также вызвало проблемы в раздевалке. Марк Райт должен был играть вместе с Гленом Хюсеном, но в итоге сменил его на посту капитана, вывел из строя своего партнера по центру обороны. Хюсен потерял большую часть двух сезонов из-за мелких травм и того, что Сунесс не отдавал ему предпочтения. Его карьера в «Ливерпуле» так полностью не восстановилась.

Когда Хюсен получил травму, мы взяли Торбена Печника, и это была катастрофа, потому что он не был центральным защитником уровня «Ливерпуля». Он был хорошим центральным защитником и чемпионом Дании, но его уровень не соответствовал требованиям «Энфилда».

Это были трудные времена. Спустя годы Сунесс признался, что слишком рано избавился от многих опытных игроков. Не думаю, что он хотел конфронтации со стороны старших игроков. В то время он также пытался убрать и меня, но это оказалось слишком сложно. Я хотел остаться играть за «Ливерпуль» и хотел получить прощальный матч.

*

В СЕЗОНЕ 1991/92 МЫ НАКОНЕЦ-ТО СНОВА ВЕРНУЛИСЬ В ЕВРОПУ после дисквалификации «Эйзела». Долгих шесть лет не было возможности участвовать в европейских соревнованиях. В первом раунде Кубка УЕФА мы играли с финским клубом «Куусиси Лахти» и обыграли его на «Энфилде» со счетом 6:1. В ответной игре они победили со счетом 1:0. На меня возложили вину за поражение, и СМИ снова предсказали мой уход: «Ливердурень». «Грустный Брюс ловитель воздуха». «Босс «Ливерпуля» увидел в ошибке вратаря Брюса Гроббелара подарок во втором тайме». «Пока-пока Брюс». «Гробстоп». «Брюсу грозит плаха».

Вместо того чтобы защитить меня, в следующий уик-энд менеджер не выпустил меня в гостевом матче против «Манчестер Юнайтед». Сунесс всегда искал козла отпущения. К несчастью для него, мой сменщик Майк Хупер повредил ахиллово сухожилие после всего двух игр в воротах. Сунесс не хотел ставить меня, а Хупер был травмирован, как и многие другие игроки команды. Наша главная звезда и лучший игрок Джон Барнс выбыл из строя на большую часть сезона. За ним последуют Мелбю, Раш, Райт и Уилан. На мой взгляд, именно тренировочные методы Сунесса дали сбой. Мы перетренировались, и это привело к череде проблем с травмами.

Впервые за все годы моего пребывания на «Энфилде» мы имели проблемы в лиге, но при Сунессе это должно было стать новой реальностью. «Дженоа» выбила нас в четвертьфинале Кубка УЕФА, а 1991/92 мы закончили на шестом месте в чемпионате. Пускай это и был первый полный сезон Сунесса в качестве менеджера, но с 1981 года эта команда не опускалась ниже второго места. Наши болельщики не были впечатлены, но многие из них пришли в ярость от эксклюзивного интервью, которое Сунесс дал газете Sun с больничной койки после операции на сердце весной 1992 года, интервью, которое вышло в день третьей годовщины катастрофы на «Хиллсборо». Это был просчет, после которого его репутация среди болельщиков «Ливерпуля» так и не восстановилась.

В Кубке Англии нам сопутствовала удача. За исключением «Астон Виллы», с которой мы встретились в четвертьфинале, мы выйдем в финал против «Сандерленда» из второго эшелона, не встречаясь с соперниками из высшего дивизиона. В полуфинале мы дважды играли с «Портсмутом», сыграв вничью 1:1 после дополнительного времени на «Хайбери», где гол за нас забил Ронни Уилан. В переигровке мы сыграли вничью 0:0 на «Вилла Парк», что означало, что впервые со времен моего геройства в Риме восемью годами ранее нам предстояла серия пенальти. Мы выиграли 3:1 по пенальти, и я отбил два удара.

Вскоре после этой победы газета Sun опубликовала интервью с Сунессом. О чем он только думал? Игроки уже давно перестали общаться с газетой после ее злобной лжи о катастрофе на «Хиллсборо». Хотя Грэма не было в «Ливерпуле» в 1989 году, он прекрасно знал о силе чувств в раздевалке, клубе и городе по поводу этой грязной газетенки. Несмотря на то, что газета давала какие-то отговорки по поводу времени публикации, она точно знала, что печатает статью в третью годовщину. Это было частью давней вендетты против клуба и его болельщиков и шагом, направленным на то, чтобы причинить как можно больше огорчений. К сожалению, как мне предстояло узнать, это был не последний раз, когда Sun расплескивала свой яд на нашем пути.

Новые игроки не так отреагировали на то, что Сунесс дал эксклюзивное интервью запрещенной газете, как некоторые из старших игроков, местные ребята и персонал. Ронни Моран, Рой Эванс, Ронни Уилан и я были совершенно потрясены. Некоторые пытались оправдать его, ссылаясь на эффект, который, должно быть, оказала на него операция. В свое оправдание он был наивен и вскоре понял, что поступил очень неправильно.

Сунесс пожертвовал свой гонорар, полученный от таблоида, в пользу больницы Алдер Хей, но к тому времени ущерб был нанесен.

Врачи настоятельно рекомендовали ему не ехать на финал Кубка Англии на «Уэмбли» 9 мая, потому что он не был достаточно силен после столь серьезной операции на сердце. В день финала Ронни Моран все еще был временным менеджером, так как Сунесс только что выписался из больницы. Мы не знали, приедет он на «Уэмбли» или нет, но он приехал, и это произвело на игроков большое впечатление, когда он пришел на финал в таком плачевном состоянии, чтобы выразить свою поддержку. Это мотивировало молодого Стива Макманамана, который в итоге стал лучшим игроком матча.

В моей команде, которая выигрывала мой последний трофей, были Роб Джонс, Дэвид Берроуз, Марк Райт, Стив Никол, Стив Макманаман, Майкл Томас, Ян Мельбю, Рэй Хоутон, Иан Раш и Дин Сондерс. Майк Марш и Марк Уолтерс вышли на замену. Хотя «Сандерленд» выступал во Втором дивизионе, в его составе было несколько достойных игроков, например бывший полузащитник «Эвертона» Пол Брейсуэлл, который играл против меня в финалах 1986 и 1989 годов.

Тем не менее, первый тайм был очень напряженным. К перерыву счет был по-прежнему 0:0, но вскоре после перерыва Майкл Томас забил фантастический гол. Это произошло после блестящей работы Макманамана справа, после чего Томас подхватил мяч и с очень острого угла переправил его в дальний угол над вратарем «Сандерленда» Тони Норманом. Я подумал: «Ну, если он может такое сделать, большое ему спасибо; может быть, он сможет сделать что-то и с «Ливерпулем»». Истинный ганнер всего одним ударом стал скаузером. После этого с «Сандерлендом» было покончено. Иан Раш забил на 68-й минуте. Назад пути не было.

*

В КОНЦЕ ПЕРВОГО СЕЗОНА, КОГДА У НЕГО БЫЛИ ПРОБЛЕМЫ, СУНЕСС ПОЗВАЛ МЕНЯ на встречу.

— Брюс, я хочу, чтобы ты был номером один, — сказал он мне.

— Ты хочешь, чтобы у меня был свитер с первым номером?

— Да, ты можешь оставить себе свитер с первым номером, но я приглашаю молодого вратаря из «Уотфорда» Дэвида Джеймса, и я думаю, что ты должен научить его быть вратарем «Ливерпуля».

— Я начну сезон в основе?

— Да, ты начнешь сезон в основе.

Кампания 1992/93 началась с того, что мы сыграли в Чарити Шилд против «Лидс Юнайтед». Это мог быть мой последний трофей, но Эрик Кантона, тогда еще центральный нападающий «Лидса», был в ударе, сделав хет-трик в игре, которую они выиграли со счетом 4:3. Дэвид Джеймс был на скамейке запасных.

Наш первый матч в новой Премьер-лиге состоялся 15 августа 1992 года на «Сити Граунд» против «Ноттингем Форест». Ранее в том же году была создана Премьер-лига, чтобы максимизировать телевизионные доходы от развивающихся технологий спутникового телевидения, но побочным эффектом стало изменение дат в расписании матчей, чтобы иметь возможность транслировать больше игр в прямом эфире. Хотя в последующие годы и десятилетия деньги вливались в игру, к сожалению, это стало началом конца футбола как игры, в которую играли в три часа дня по субботам. Наш матч стал первым из тысяч матчей, которые с годами будут перенесены для размещения на телевидении. Премьер-лига перенесла игру на 24 часа — на воскресенье, 16 августа.

Для меня это было большой проблемой. В то воскресенье сборная Зимбабве играла против ЮАР в Кубке африканских наций, и это была очень историческая игра, так как это был первый соревновательный матч ЮАР в мировом футболе после окончания апартеида. После освобождения Нельсона Манделы из тюрьмы и демократических выборов ФИФА наконец-то отменила свою многолетнюю дисквалификацию. Очевидно, что я хотел сыграть в таком важном матче, и у меня был разработан план: после игры с «Ливерпулем» вертолет доставит меня из Мидлендса в Гатвик, а оттуда я пересяду на рейс Air Zimbabwe до Хараре.

Для меня это был дополнительный стимул. Участвуя в этой игре, я получал возможность получить свой зимбабвийский паспорт обратно. Его у меня отобрали после публикации моей первой книги «Больше, чем что-то» в 1985 году, когда я назвал борцов за свободу в войне в Южной Родезии «партизанами», а не «борцами за свободу». Роберту Мугабе это не понравилось, и в результате он конфисковал мой зимбабвийский паспорт, с тех пор я путешествовал по южноафриканскому паспорту. Однако зимбабвийские власти опасались, что после возвращения ЮАР в международный футбол я поеду играть за страну своего рождения, не понимая, что по существовавшим тогда правилам, если ты играл за одну страну, ты не мог потом играть за другую.

Я был готов к матчу и готов получить свой паспорт обратно, а потом они берут и переносят игру «Ливерпуля» на воскресенье. Я планировал сыграть только в одном матче, и он проходил не на «Сити Граунд». За неделю до игры с «Форест» Сунесс подошел ко мне и сказал:

— Что ты собираешься делать со сборной Зимбабве? Наш матч перенесен на воскресенье.

Я ответил:

— Я знаю, что ты просил меня быть номером один, мне жаль, но я полечу играть за свою страну.

— Ты же сказал, что хочешь быть в основе?

— Да, я был бы в основе, если бы мы играли в субботу, а в воскресенье прилетел бы на игру, но они все изменили, и теперь я буду играть в Зимбабве, и играть за национальную сборную.

Это было как свинцовый шар.

Через пятнадцать лет после того, как я отказался от участия в войне в Южной Родезии, я оказался в центре нового конфликта: между Грэмом Сунессом и мной.

Поскольку я пропускал игру «Форест», то отправился в Зимбабве во вторник после окончания благотворительного турнира. Я тренировался со своей сборной в среду и четверг. Однако мой зимбабвийский паспорт мне так и не возвратили. Без него я не смог бы играть. Наступила пятница, была проведена дополнительная тренировка, но документов по-прежнему не было, и это начинало беспокоить. Неужели я проделал весь этот путь без всякой причины? Наконец, в субботу, когда комиссар ФИФА по проведению матчей должен был проверить наши документы, паспорт наконец-то был получен. Наконец-то я был готов снова играть за свою страну. Питер Ндлову забил два мяча, и мы обыграли сборную ЮАР со счетом 4:1. Для нас это была большая, большая игра.

В наши дни невозможно представить, чтобы английский футбол пересекался с международными обязанностями, но тогда разные конфедерации придерживались разных календарей, и их международные перерывы не всегда совпадали с перерывами в других конфедерациях. Хотя Кубок африканских наций всегда проводился зимой — а Зимбабве не всегда квалифицировалась на него — товарищеские и отборочные матчи в Африке, например, постоянно проводились в другие недели, нежели в Европе, и порой иногда в произвольном порядке. Лишь позднее ФИФА внесла некоторое единство в международный календарь. Более того, в те времена клубы имели право первого выбора игроков, а это означало, что я выступал против «Ливерпуля».

Сунессу не понравилось, что я пропустил игру «Ливерпуля».

Выбирая страну, а не «Ливерпуль» в этом матче стало началом войны с моим менеджером. В первом матче сезона они проиграли 0:1, и я взял вину на себя, несмотря на то, что находился в 10 000 км от них. Вместо этого я был зрителем на следующих десяти матчах. Дэвид Джеймс играл, но успеха не добился. В первых 11 матчах он пропустил 20 голов, в том числе четыре против «Астон Виллы» и четыре против «Честерфилда» в Кубке лиги на «Энфилде».

После фиаско в Честерфилде Сунесс снова поставил меня в ворота, но не надолго. Я сыграл еще восемь игр, но потом он снова выкинул меня из ворот, и мое место занял Дэвид Джеймс, а затем и Майк Хупер.

Меня это раздражало, так как я четко знал, что у меня больше опыта и я лучший вратарь, чем любой из них, но меня все равно оставляли за бортом состава. У Дэвида Джеймса были все задатки, чтобы стать фантастическим вратарем, но ставить его в ворота в тот момент, когда команда находилась в переходном периоде, было неправильным решением. Позиция вратаря «Ливерпуля» — сложная, чтобы приспособиться к ней и в лучшие времена.

Мое отсутствие в первой команде было наказанием за то, что я предпочел сборную Зимбабве «Ливерпулю». Я усомнился в этом, но кто может усомниться в боссе? В то время Сунесс считал, что Джеймс лучше меня, пока не понял, что мы томимся где-то в середине таблицы. Когда я играл, мы начали подниматься вверх, а потом я вернулся играть за свою страну, но ему это не понравилось, и я снова отправился на мороз. Он ставил и снимал нас. В то время у него было три вратаря, и он постоянно нами жонглировал.

Майк Хупер был уважаемым вратарем, он знал свои пределы. Дэвид Джеймс не знал границ своих возможностей и получил от фанатов прозвище «Джеймс-беда». Если бы Джеймс получил нужный опыт, возможно, его путь сложился бы иначе. Вместо этого оборона «Ливерпуля» постоянно менялась, а значит, не было никого, кто мог бы привить ему дисциплину, необходимую для оттачивания его игры. Поразмыслив, я испытываю к нему некоторую симпатию, потому что без Хансена и Лоуренсона, а затем и команды победителей в полузащите и атаке, возможно, я бы не выжил, когда начинал. В конце концов, нужен умный менеджер, который понимает, что нельзя менять слишком много и слишком рано, иначе игрокам будет очень сложно освоиться и влиться в коллектив.

У меня тоже были шансы уйти, но, как ни странно, Сунесс помешал и этому. Сразу после начала кампании 1992/93 и вскоре после потери места в команде я получил предложение перейти в «Челси». Однажды утром Сунесс приехал в Мелвуд и сказал:

— Кен Бейтс хотел бы видеть тебя в «Челси». Я согласовал сумму перехода в £650 тыс.

Это было грандиозно. К тому времени мне было уже почти 35, а за вратарей редко платили такие большие деньги. Я сел на поезд, меня встретил кто-то из «Челси» и отвез прямо в офис председателя Кена Бейтса. Бейтс не стал терять времени и сделал мне предложение: они утроят мою зарплату, дадут большой подписной бонус, а также дом рядом с их тренировочной базой.

— Мистер Бейтс, — сказал я ему, — это отличное предложение, но я должен обсудить его с женой.

Когда на следующий день я вернулся на «Энфилд» и приступил к тренировкам, Сунесс спросил меня, как все прошло и договорились ли мы о чем-нибудь.

— Я еще ни о чем не договорился; я дам ему знать, когда обсужу с семьей, чего мы хотим, — сказал я ему.

— Если ты согласишься уехать, сумма для «Челси» изменится.

— Что ты имеешь в виду?

Не знаю, что творилось у него в голове и что было бы с остальными деньгами, но я не перешел в «Челси». Это было очень щедрое предложение к концу моей карьеры. Перейти в «Челси» в сезоне 1992/93 было бы хорошим решением, тем более что я застрял с менеджером, который не хотел меня, и я бы гораздо дольше играл в Премьер-лиге. Я никогда не испытывал горечи из-за того, что сделка не состоялась. Если подумать, то после всего, что произошло на «Эйзеле», я бы не хотел идти в команду, где, как я знал, члены Национального фронта составляли часть поддержки клуба.

*

ПРОШЛО СОВСЕМ НЕМНОГО ВРЕМЕНИ, ПРЕЖДЕ ЧЕМ ВЫБОР МЕЖДУ КЛУБОМ И СТРАНОЙ снова стал актуальным. В январе 1993 года у нас был отборочный матч чемпионата мира с Анголой, но Сунесс попросил меня вернуться и сказал, что поставит меня в ворота. На этот раз я последовал его желанию. Как бы мне ни нравилось играть за Зимбабве, на бровке «Энфилда» было не до веселья. Затем, в день игры, он выдал состав: Майк Хупер в воротах и Дэвид Джеймс на скамейке запасных. Мне это совсем не понравилось, и я спросил его, почему он заставил меня лететь обратно, а сам оставил вне состава.

Теперь уже не было возможности обсуждать с Сунессом проблемы и разочарования. Если ты подходил к нему и оспаривал его мнение, тебя бы выкинули из команды или поставили бы еще ниже. Это был еще один серьезный культурный сдвиг, потому что раньше тебе разрешали высказывать свои претензии, а теперь обиды затаивали и скрывали. Это вредило командному духу, потому что никто не чувствовал, что может быть честен друг с другом, и проблемы не решались.

*

Я СНОВА УЕХАЛ И ВЕРНУЛСЯ В АФРИКУ. СБОРНАЯ ЗИМБАБВЕ ПРОВЕЛА ЕЩЕ ОДИН отборочный матч Кубка мира, на этот раз в Того. Если бы я не собирался играть за «Ливерпуль», я бы представлял свою страну.

Все это, конечно, не помогло моей карьере в «Ливерпуле», и я остался на бровке «Энфилда». Меня отвергал менеджер, и шансов на возвращение было мало. Затем в марте 1993 года я перешел в «Сток Сити» на правах аренды. Тогда они были в третьем эшелоне — или во Втором дивизионе, как его переименовали. Со своей стороны, я не играл в составе «Ливерпуля» с октября прошлого года, а в феврале получил удар камнем по голове во время игры за Зимбабве против Египта в Каире. Мяч улетел за ворота, а мальчики, подающие мячи испугались, потому что на них посыпались всевозможные вещи, и у меня не было другого выхода, кроме как рискнуть самому. Бах!

Босс «Стока» Лу Макари нуждался в голкипере, который помог бы команде в продвижении по турнирной лестнице после того, как Ронни Синклер, который был первым выбором, получил разрыв крестообразных связок. Для меня это было очень просто: в «Стоке» появилась возможность играть, и я поехал.

Я сразу же попал в состав на дебютный матч против «Фулхэма», который мы выиграли 1:0 благодаря пенальти Марка Штайна на 72-й минуте. Впереди было еще три игры, в том числе дерби с «Порт Вейл», встреча за первое место в таблице и «шесть очков», которые в итоге должны были обеспечить «Стоку» чемпионский титул. Но затем, так же внезапно, как начался моя аренда в «Стоке», через две недели она закончилась.

На следующий день после матча с «Порт Вейл» я был в Белфри, играл в гольф с друзьями, и мне позвонил Ронни Моран.

— Брюс, где ты?

— Я в Белфри.

— Босс хочет, чтобы ты вернулся сюда на утреннюю тренировку.

— Ронни, сегодня же первое апреля, я на это не куплюсь!

Сказал я это и положил трубку.

На следующее утро, в семь тридцать, телефон снова зазвонил. Это был Ронни, и он не шутил.

— Тащи свою задницу обратно; я сказал тебе вернуться вчера, ты нужен боссу.

Хотя «Ливерпуль» в то время занимал 13 место в Премьер-лиге, что было беспрецедентно низким показателем, Сунесс не планировал менять ситуацию. Дэвид Джеймс оставался в воротах, и он вернул меня на скамейку запасных. Если бы я сыграл еще один матч за «Сток», то получил бы еще одну медаль, потому что они стали чемпионами. Я сыграл в последней игре сезона за «Ливерпуль» — победе над Шпорами со счетом 6:2, которая позволила нам занять шестое место, самое высокое, которое мы занимали на протяжении всего сезона. Вылетевший «Кристал Пэлас» финишировал всего на 10 очков ниже нас. Это было очень далеко от того «Ливерпуля», который я когда-то знал.

*

ПОСЛЕ ОКОНЧАНИЯ СЕЗОНА 1992/93 ПОЗВОНИЛ ДЭВИД РОДВЕЛЛ, МОЙ ЮЖНОАФРИКАНСКИЙ друг. Он владеет Shoe City и спросил, не могу ли я приехать и поиграть за его команду, «Кейптаун Сперс». Мне разрешили поехать и сыграть три матча в межсезонье, и он подписал меня на эти матчи в Южноафриканской лиге.

Перед первой игрой компания по производству мобильных телефонов предложила мне контракт, пока я был там, и они хотели снять со мной рекламу. Я предложил оставить мобильный телефон сзади ворот, и когда у нас будет первый угловой, они должны позвонить на телефон и снять это на видео. У наших ворот был угловой, и я услышал, как зазвонил телефон. Я поднял трубку: «Алло? Да? А, Vodafone, подождите минутку, мы сейчас играем в футбол, и соперник подает угловой, так что не могли бы вы подождать, пока я закончу с ним?» Я положил трубку, угловой был подан, поймал мяч, выбросил его, потом снова поднял трубку: «Итак, что вы хотите, Vodafone? И, пожалуйста, не беспокойте меня, пока я играю в футбол». В итоге это стало рекламой на телевидении. Это было сделано во время самой игры, и владелец команды даже не знал об этом.

Затем мы отправились в Блумфонтейн и сыграли с «Блумфонтейн Селтикс», а затем с «Кайзер Чифс». В трех матчах я пропустил только один гол — против «Кайзер Шефс»; мы победили их со счетом 2:1. Остальные матчи мы выиграли 1:0 и 2:0.

*

ОЩУЩЕНИЕ НЕЖЕЛАТЕЛЬНОСТИ ОПРЕДЕЛЕННО ВЛИЯЕТ НА УВЕРЕННОСТЬ вратаря. И то, что при Сунессе я чувствовал себя нежеланным, только повышало мою самооценку. Должен признать, что были времена, когда мне было все труднее сохранять мотивацию. С момента моего прощального матча в октябре 1992 года наш менеджер даже не пытался скрыть, что хочет меня убрать. Из-за методов тренировок Сунесса 23 игрока оказались не готовы к игре уже через три месяца после начала нового сезона.

Предложение «Челси» было реакцией на то, что мы с Сунессом не ладили. И как бы я ни любил «Ливерпуль», я готовился к переходу, так как больше не находился там, где мне рады. После того как я так долго выступал за клуб и добился таких успехов, оказаться на скамейке запасных после ухода старого товарища по команде, в то время как «Ливерпуль» как клуб находился в свободном падении, было не очень приятно. Старый гигант отставал от лучших команд, и бывали моменты, когда я чувствовал себя совершенно беспомощным, наблюдая за этим упадком.

То, что меня выкинули из команды, и словесные оскорбления стали сказываться и на моей личной жизни. Неприятные ощущения прокрались и туда. Когда я вернулся домой, мой внутренний монолог звучал примерно так: «О, ты бесполезен, ты больше никому не нужен». Это был не самый лучший период в моей жизни.

Чтобы укрепить уверенность вратарей, ты вселяешь в них уверенность на тренировках с помощью похвалы. Слишком много тренеров вратарей не хвалят вратаря, когда он сделал что-то правильно. Я видел это снова и снова. То же самое я испытал и с тренером вратарей, которого привел Грэм Сунесс, Джо Корриганом. Прежде всего, его пригласили потому, что Сунесс играл в «Сампдории», а в «Сампдории» у них был тренер вратарей. И снова нас ожидал итальянский стиль. У меня никогда раньше не было тренера вратарей. Его выбор пал на Корригана, бывшего вратаря «Манчестер Сити». Я не ценил его как игрока и не ценил как тренера.

Его методы сводились к тому, чтобы бить в сторону вратаря с десяти метров и настаивать на том, чтобы мы ловили мяч. Ранее вратари тренировались вместе с нападающими, и это помогало нам налаживать взаимопонимание с остальными членами команды. Внезапно мы оказались в изоляции, как никогда раньше. Это уже не было похоже на «Ливерпуль».

Его вратарский стиль был полной противоположностью моему: он был физически крупным, метр восемьдесят четыре, что в то время считалось высоким ростом, и никогда не выходил за пределы своей вратарской. Он собирался научить того, кто провел 500 матчей за «Ливерпуль», как играть в воротах? Я сказал: «Это ерунда. Как этот человек может научить вратаря «Ливерпуля» играть?»

Как тренер он меня точно не хвалил. Похвала очень важна в спорте и в жизни в целом, независимо от того, насколько ты талантлив в своем деле. Когда тебя хвалят, ты чувствуешь себя счастливым. Когда тебя не хвалят, когда на тебя просто набрасываются, ты чувствуешь себя подавленным. На тренировках, если вратарь пропускает мяч в определенном упражнении, ты повторяешь это упражнение, чтобы закончить его на хорошей ноте, а не на плохой, прежде чем переходить к следующему упражнению. Такие, как Ронни Моран, были самыми суровыми руководителями, но они понимали — по-своему — силу позитивной психологии.

Сегодня эта потребность в похвале очевидна как никогда, ведь игроки настолько публичны в социальных сетях. Трудно представить, что Криштиану Роналду нуждается в похвале, но только посмотрите на все его посты в Instagram — ему все еще нужно чувствовать себя любимым и признанным как личность, как и всем нам. Все люди устроены таким образом. Для тренера очень важно, чтобы игроки не унывали, когда ты выходишь на игру. Некоторые руководители позволяют такому происходить, и мне больно видеть, что они так поступают. Именно это и произошло в «Ливерпуле» при Сунессе и его тренерах. Временами мы чувствовали себя никчемными.

И все же в иные моменты Сунесс мог похвалить. Помню, в 1991 году у меня был хороший матч против «Уимблдона». Мне было 34 года, и после множества вопросов о том, когда меня заменят, и открытой критики со стороны Сунесса, он публично выступил в СМИ и сказал, что я был Лучшим игроком матча. Ничья 0:0 на «Селхерст Парк» не стала поводом для криков, но я буквально на крыльях вылетел из раздевалки.

Средства массовой информации обожают все эти истории: «Разгромлен и оГроблен» и «Блестящий Брюси выкладывается по полной» — таковы были два заголовка после этой игры. Вместо того чтобы быть ограбленным, противник теперь был «оГроблен», потому что я играл так хорошо.

*

СЕЗОН 1992/93 БЫЛ ПРОСТО КАТАСТРОФОЙ ПО МЕРКАМ «Ливерпуля» предыдущих трех десятилетий. Шестое место, поражение в третьем раунде Кубка Англии от «Болтона», тогда еще клуба третьего эшелона, и вылет из Европы и Кубка Лиги, которые ранее были неотъемлемой частью наших славных лет, к Рождеству. Не было и европейского футбола, на который можно было бы рассчитывать в следующей кампании. Какое-то время казалось, что именно Сунесс, а не я, может уйти. Новый председатель совета директоров клуба Дэвид Мурс долго колебался по поводу будущего менеджера, а потом решил его оставить.

Что касается меня, то я был упрям, я хотел остаться. Я хотел стать вратарем с наибольшим количеством выступлений за клуб в истории. Рэй Клеменс провел 470 игр в лиге (всего 665 игр), и я все ближе подбирался к его показателям, а Элиша Скотт, занимающий второе место, с 430 играми в лиге (и 468 играми в целом), стал досягаем.

Дэвид Джеймс был травмирован, а Майк Хупер вел переговоры о переходе в «Ньюкасл», так что я снова начал сезон 1993/94 в качестве первого номера. Он хорошо начался, мы выиграли первые три игры. Наш новый игрок Найджел Клаф забил четыре гола в стартовых четырех матчах, и мы рано вышли в лидеры Премьер-лиги. Но старые проблемы остались. Не хватало единства, слишком много старших игроков ушли или получили травмы, а те, кого привлекли на замену, в целом не отличались высоким качеством. В первые три недели сентября мы проиграли «Ковентри», проиграли «Блэкберну» и, что самое страшное, уступили «Эвертону» на «Гудисоне».

Та игра стала печально известна благодаря перепалке, которую я устроил со Стивом Макманаманом после того, как пропустил первый гол. Макманаман стоял у ближней штанги, когда мы защищали угловой, и когда мяч влетел в ворота, я крикнул: «Прочь!». Он вынес мяч левой ногой, но тот достиг лишь края штрафной. А еще он достался полузащитнику «Эвертона» Марку Уорду, который ударом с полулета отправил мяч в сетку ворот. Человек, за которым я на самом деле охотился — это Марк Уолтерс, пытавшийся блокировать удар, и который отвернулся, как будто не хотел попасть под удар. Я был настолько зол, что выбежал из своих ворот, но остановился, когда добежал до Макманамана. Макманаман стоял не в том месте и не в то время, и я крикнул: «А ты, когда я кричу «прочь», убирайся прочь!». Я схватил его за горло, и там было несколько толчков. Судья подошел к нам с Макманаманом и уже собирался удалить нас обоих. Я повернулся и сказал: «Простите, извините, мы в одной команде, поэтому вы не можете нам показать карточки». Он растерялся и оставил все как есть.

В раздевалке Сунесс сделал то, чего обычно не делал: он бросил в меня бутсой. «Никогда больше так не делай», — сказал он сквозь стиснутые зубы.

Однако к концу игры я так и не успокоился. «Где Уолтерс?» Я потребовал, и услышал, как кто-то сказал: «В ванной». Сняв экипировку, я помчался туда, схватил его за голову, за волосы и утащил под воду. Я реально сидел на его голове. Я пытался утопить его. Я был так зол. Мои товарищи по команде оттащили меня от него, и после небольшой перепалки тет-а-тет мы в конце концов успокоились. Сейчас мы очень хорошие друзья — на Facebook.

После этой игры была проведена выбраковка. Стиви Никол, Ронни Уилан и Уолтерс были выведены из состава. Возможно, удивительно, но, учитывая то, что произошло между мной и менеджером, я сохранил свое место. После этого самым значительным изменением в составе нашей команды стало появление в ней юного восемнадцатилетнего парня из Токстета, которого болельщики «Ливерпуля» стали называть «Бог». Робби Фаулер был включен в состав команды на матч Кубка лиги с «Фулхэмом» и забил свой дебютный гол. В ответном матче на «Энфилде» через две недели он забил пять голов.

В попытке установить абсолютный рекорд в качестве вратаря «Ливерпуля» я превзошел рекорд Элиши Скотта (430 выступлений в лиге), сыграв вничью 3:3 с «Тоттенхэмом» за неделю до Рождества 1993 года.

Однако даже Бог не смог спасти Сунеса. Мы так и закрепились в середине таблицы, и когда в январе 1994 года нас снова обыграли на «Энфилде» в третьем раунде Кубка Англии соперники из второго эшелона — на этот раз «Бристоль Сити» — он окончательно ушел в отставку.

Сунесс был лучшим игроком, с которым я когда-либо играл, лучшим в мире на какое-то время. За это я восхищался им. Мы были дружны как товарищи по команде — но, возможно, не друзья, потому что я не думаю, что друзья даются ему легко, и он часто держал себя в руках как игрок — и он был там в тот вечер, когда я встретил свою первую жену Дебби.

Но как менеджер он был дерьмом. Я бы сказал ему это в лицо, но это не значит, что он мне не нравится. Возможно, сегодня мы назвали бы его провидцем, потому что он видел, куда движется футбол, но проблема была в том, что он хотел слишком больших перемен и делал это слишком быстро. Как игрок он всегда требовал мгновенного успеха и был нетерпим к тем, кто его не обеспечивал. Как менеджер ты просто не можешь этого делать. Нужно терпение, но Сунесс был нетерпелив, и это породило столько плохих чувств, что в конечном итоге отразилось на команде.

Теперь мы отлично ладим. Мы стали старше и мудрее, и у нас обоих были плохие времена, так что у нас снова есть что-то общее. Как менеджер он мне никогда не нравился, но он неплохой парень.

*

МНЕ БЫЛО УЖЕ 36 ЛЕТ, И Я ПРОВОДИЛ СВОЙ ДВЕНАДЦАТЫЙ СЕЗОН В «ЛИВЕРПУЛЕ». Я был в форме и чувствовал себя хорошо. «Ливерпуль» уже не был таким, как раньше, но я играл и получал удовольствие от футбола. В январе 1994 года на место Сунесса был назначен Рой Эванс. Это было возвращение к традициям Бутрум, которые так хорошо послужили «Ливерпулю».

Рой — хороший парень. В «Ливерпуле» он всегда был самым тихим. Хороший тренер, тихий, старательный; без лишнего шума занимался своей работой в Бутрум. Однако его вообще не следовало назначать менеджером «Ливерпуля»; думаю, даже он сам сейчас признал бы это. Он был помощником менеджера или тренера — он был великолепен в обеих этих ролях — но он был слишком мил, чтобы быть менеджером.

Мы очень хорошо общались с Роем. Он знал, что я справлюсь с работой, и ради него я играл немного лучше. Но всего через несколько недель после его назначения в игре против «Лидса» я надорвал заднюю поверхность бедра, и на этом мой сезон был закончен. Это случилось во втором тайме, когда я выбежал, чтобы вынести мяч, и порвал ее.

Тогда я еще не знал, что это также означало конец моей карьеры в «Ливерпуле». Рой был так мил, что даже не сказал мне, что собирается отдать меня бесплатно в другую команду. Это был конец сезона 1993/94, и мы оба были в отъезде на турнире по гольфу, когда я прочитал об этом в газете. Для меня это было новостью. Я спросил Роя: «Когда ты собирался рассказать мне?» Он не смог ответить. Я прочитал ему газетные сообщения, и он сказал мне, что это правда: я могу бесплатно покинуть «Ливерпуль».

Это действительно был конец моего пребывания на «Энфилде». Мне нужен был другой клуб. Мой контракт подходил к концу. Впервые в жизни я был технически безработным, на что мой адвокат указал в суде тем летом, когда меня обвинили в вождении в нетрезвом виде.

*

МОИМ ПОСЛЕДНИМ ДЕЙСТВИЕМ КАК ИГРОКА «ЛИВЕРПУЛЯ» БЫЛО УЧАСТИЕ В НЕСКОЛЬКИХ выставочных играх в стране, в которой я родился.

Через моего южноафриканского друга Дэвида Родвелла команду пригласили сыграть пару товарищеских матчей в конце мая 1994 года. Это привело к тому, что я наконец-то встретил одного из своих настоящих героев — Нельсона Манделу.

26 мая 1994 года мы играли с «Кейптаун Сперс» на крикетной площадке «Ньюлендс», расположенной в двух шагах от одной из резиденций Манделы. Президент не только пришел посмотреть игру, но и присоединился к нам в раздевалке. Джон Барнс снял с себя футболку и подарил ее Манделе, который тут же надел ее, мы сфотографировались с ним, а затем Барнс взял интервью у Манделы для телевидения. Так что даже Нельсон Мандела был болельщиком «Ливерпуля»!

Это было потрясающе, что Мандела пришел в нашу раздевалку. Он любил футбол. Он был фанатом «Мтатха Буш Бакс», потому что сам был родом из Куну в Транскее. Позже я стал менеджером «Мтатха Бакс». Для меня он был просто невероятным, потрясающим человеком. Он так долго находился в тюрьме на острове Роббен, в таких тяжелых условиях. Его камера была такой маленькой, и у него ничего не было; должно быть, было очень тяжело находиться в одиночной камере в таких условиях.

Сегодня можно посетить старую тюрьму на острове Роббен и увидеть, каким суровым и жестоким было это место; бывшие заключенные расскажут вам, что им приходилось делать каждый день — ходить и ломать камни, сланец. Некоторые люди пытались доплыть до Кейптауна, и на них нападали акулы.

То, что Мандела вышел на свободу после стольких лет заключения без угрызений совести, без ненависти и управлял Южной Африкой в период, когда в стране начались трения между белыми и черными, и то, что ему удалось подавить эти трения и добиться спокойствия в тот период, а также стать отцом современной Южной Африки, было невероятно. У нас дома висит его портрет, сделанный из гвоздей, его сделал художник Дэвид Фостер, болельщик «Ливерпуля», и его подарили нам наши друзья. Нельсон Мандела — герой моей жены из ЮАР, он герой матери моей жены, да и мой тоже. Против «Кейптаун Сперс» я играл в первом тайме, а Дэвид Джеймс — во втором. Под проливным дождем. Мы выиграли 3:0. И по сей день этот матч является самым посещаемым в Ньюлендсе: около 59 000 человек на стадионе для крикета, вмещающем всего 29 000 зрителей. Там были только стоячие места. Вот как сильно мы притягивали людей. 29 мая на стадионе «Эллис Парк» мы играли против «Кайзер Чифс» и сыграли вничью 0:0. Это была моя последняя игра за «Ливерпуль».

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только...