«Хочу футбол без ВАР – чтобы судьи допускали ошибки». Русский рефери, который уехал в Австралию и работал на ЧМ-22

Встречайте, Антон Щетинин.

Антон Щетинин родился и вырос в Санкт-Петербурге, но арбитром мирового уровня стал в Австралии. Он работал на Олимпиаде в Токио и чемпионате мира в Катаре – лайнсменом и ассистентом ВАР.

Бывший арбитр и автор телеграм-канала «Але, рэф!» Анатолий Синяев поговорил с ним о переезде, жизни в Австралии, ошибочном пенальти в игре Португалия – Уругвай (Антон был в ВАР-комнате), секретном языке судей и заработках вне поля. 

Австралия: миллионеры на «Тойоте-Королле», горы и питон, который пришел домой

– Вопрос, который интересует каждого, кто открыл это интервью: как ты оказался в Австралии?

– Родился в Ленинграде, вырос в Питере. В Австралию попал благодаря бабушке: она познакомилась со вторым мужем, который во время Второй Мировой войны попал в плен, а оттуда перебрался в Австралию. После развала СССР он забрал ее. Мама решила быть рядом с бабушкой, подала документы, и мы в 2004-м (Антону сейчас 37 – Sports.ru) переехали в Австралию – так и остался здесь, в Брисбене. Отец остался в Санкт-Петербурге, работает дальнобойщиком. А мама тут – заведует кухней в пансионате для пожилых. Этот сектор очень развит. 

Из-за переезда год не доучился на учителя физкультуры в университете имени Лесгафта. С Кержаковым был на одном курсе, но он приходил только с зачеткой за подписью преподавателей.

– Поразил контраст между Россией и Австралией? 

– Первое, что бросилось в глаза, – люди. Они тут намного более вежливые, добрые, отзывчивые. Нет негатива, даже если что-то случилось. Идешь по магазину – кого-то нечаянно задел. Человек повернется и извинится. Люди здесь заботятся друг о друге больше, чем у нас. 

Пляжи тут отменные, непостижимые: выходишь – конца края не видно! Вода, океан. Вначале было много фотографий природы в телефоне. А сейчас уже семья, футбол. Больше фотографий с футбольного поля, чем с океана. 

– К чему было тяжелее всего привыкнуть? 

– Первое – температура. В Брисбене летом просто невыносимо. Если б не кондиционер, сейчас был бы весь мокрым – в Брисбене днем стабильно +28-30 градусов. Второе – отношение ко времени. Люди тут не торопятся вообще! Живут как коала. В России, если есть какая-то проблема, хочется решить ее быстро на месте. Тут так не делается. Часами, неделями, месяцами ты можешь добиваться, чтобы у тебя в доме вернулся интернет. Третье – люди тут не ведут себя вычурно. Миллионер спокойно ходит босиком по пляжу, ездит на старой «Тойоте-Королле» и не понтуется.

Здесь жизнь настолько размеренная, что людей на улицах почти нет. Даже в соседний магазин люди ездят на машинах. Гуляют только в торговом центре или в парке. Если я сейчас выйду из дома, никого не увижу. У австралийцев просто нет привычки ходить пешком. Дом, диван, телевизор – такие развлечения у местных.

– Пугают ли дикие животные? Или это стереотипы?

– За всю жизнь здесь я только один раз встречался со змеей – ко мне домой пришел питон. Но это не страшная змея, а которая охотится на мышей. У меня есть мелкие домашние животные, наверное, поэтому он ко мне приполз. А больше змей ни разу не видел. Пауков, скорпионов – тоже. 

– Есть еще миф, что в Австралии опасно заходить в океан. 

– Это если только со стороны Индийского океана. Туда иногда приходят акулы. И охотятся не на людей, а на мелкую рыбу. Они не агрессивные. Если их не трогать, ничего не будет. 

– Если живешь у океана, где же тогда проводить отпуск?

– До пандемии самый лучший отдых – выезд в горы в Новой Зеландии. Смотрим на снег. Там много двухтысячников, развит горный туризм. И перелет удобный – всего два часа. А сейчас сложнее, поэтому пляж. Собираемся, и через 20 минут мы у океана.

– Ты в семье говоришь по-русски?

– Жена у меня из Херсона. Мы познакомились здесь. Дома говорим по-русски. Дети при любом удобном случае, когда нас нет рядом, говорят по-английски. Когда мы рядом, все: «Никита, по-нашему». Стараемся удержать язык. 

– С женой как-то обсуждаете политику?

– Мы про себя молимся, чтобы все скорее закончилось и люди перестали страдать. Физически наших родных это не затронуло, но отец Жени живет в Херсоне, как и многие ее родственники. 

– Часто бываешь в России?

– Последний раз был на чемпионате мире в 2018-м. Планировали каждые два года приезжать, но потом случилась пандемия. Есть желание приехать хотя бы на месяц, посетить родных и знакомые места. 

– По чему скучаешь?

– Скучаю по еде. Тут можно найти русскую кухню, но качество продуктов не то. И скучаю по свободе. В Питере ходишь, все открыто, есть где потусить, куда зайти. В Австралии такого нет. Никто никуда не торопится и проводит время в основном дома.

Австралия очень отличается от других стран интернациональным комьюнити. Мои мама и бабушка не знают английского языка, хотя полжизни тут, но общаются на русском спокойно. Тут есть русская церковь, много русскоговорящих – украинцы, белорусы, со всеми дружно живем и общаемся, играем в футбол. 

– Но про возвращение не думаешь?

– Сейчас такой цели нет, но я бы не отказался. Когда дети вырастут, определятся в своей жизни, можно переехать в Россию и провести там старость. 

– С кем-то из России поддерживаешь отношения? Может быть, с судьями?

– Сейчас уже нет. Встречался часто в Саудовской Аравии с российскими судьями, которые туда приезжали на подработку. С Настей Пустовойтовой виделись на Олимпиаде. Единственный человек из России, с кем я часто на связи – Валентин Валентинович Иванов. Он инструктор ФИФА, был на чемпионате мира в Катаре. 

– Его очень хотят видеть в России. 

– Он не пойдет. Сказал: «Все, хватит». 

«Наврал, что судил много матчей в России, сделал бумажку, скачал в интернете печать, показал боссу. Они сказали: «Вау!»

– Смотришь российский футбол?

– Целиком матчи редко, в основном хайлайты. Тяга есть. Особенно на судейские ошибки обращаю внимание. 

Раньше я ходил на «Зенит», у меня был абонемент на 14-й сектор «Петровского», был рьяным фанатом. Сейчас иногда могу посмотреть игры, слежу за обзорами матчей. Сборную в квалификации тоже смотрел. 

Вообще, в Австралии футбол – не спорт номер один, как в других странах. К нему здесь относятся как к любительскому спорту. Большее внимание к крикету, австралийскому футболу и регби. Футбол на 4-5 месте, поэтому внимание небольшое. И все ТВ-трансляции распределяются с этим учетом. Сначала главные виды спорта, потом футбол. 

Кроме того, заниматься футболом дорого. Когда я приехал, искал, где бы поиграть. Пошел в греческий клуб, начал с ними тренироваться. На предсезонке забивал голы, был достоин играть в команде. В то время для этого нужно было заплатить около 350 американских долларов за сезон. В сумму входит оплата судейства, формы. Меня это очень возмутило. Я прихожу играть и при этом должен сам платить? Если ребенок сейчас пойдет заниматься футболом, его родители как минимум должны заплатить 1000 долларов за год. За движение, за спорт тут нужно платить. Поскольку футбол не особо развит, у клубов почти нет спонсорской поддержки – им не интересно. Клубы в основном живут на донаты. 

– Судить начал в Питере или уже в Австралии? 

– В Питере. Где-то года за четыре до отъезда попал в судейство, работал на детских матчах, потом – высший дивизион городских соревнований. Только начал набирать скорость – пришлось переезжать. 

– Пересекался с Безбородовым?

– Да, мы даже были в одной футбольной команде, когда играли между судьями на запасном поле «Петровского». Но я особо с ним не общался, потому что уже тогда он был богом судейства. Еще не арбитром ФИФА, но судил Премьер-лигу. 

– Ты переехал в Австралию и сначала играл в футбол. Как пришел в судейство?

– Почти случайно попал на тренировку судей – позвал знакомый. Сказать сразу, что я судил раньше, стеснялся, потому что не было хорошего английского языка. И мы с приятелем просто тренировались с судьями за компанию. Потом, когда освоился, я наврал, что судил много матчей в России, сделал бумажку, скачал в интернете печать, показал боссу. Они сказали: «Вау!» И назначили меня на матч – я показал 13 желтых и 2 красных! Меня сразу спустили в самую низкую лигу. 

– Как вообще становятся судьями в Австралии?

– Не нужно проходить какие-то курсы, доказывать, что ты умеешь бегать фитнес-тесты. Здесь всем, кто хочет судить, хватит игр. Матчей больше, чем арбитров. Сначала детей. Если получается, постепенно дают теоретические тесты, повышают. Инспектор или инструктор отсматривает все игры, рекомендует что-то. На молодежном уровне уже другое отношение. Растешь, проводишь самоанализ матчей, показываешь себя. Из высшей лиги почти никого из рефери не исключают. Шесть матчей в неделю – почти нет конкуренции. Если попал в лигу, шансов вылететь мало. 

– В России постоянные движения арбитров вверх-вниз.

– Это правильно. Это дает мотивацию судить лучше. У нас проблема: если судья ошибся, он спокойно судит дальше. 

– Может ли рефери из России приехать сейчас к вам и начать судить?

– Может, но приехать сюда очень тяжело. Сюда не всех пускают – только нужных. Каждый год власти публикуют список профессий, которые нужны, и ты можешь подать заявку. А просто приехать сюда жить нельзя. 

– Что в Австралии с коррупцией в футболе?

– Она клубам не нужна. У клубов нет денег, чтобы подкупить судью. Даже если есть, у них нет такой задачи. Призовые деньги маленькие – для чего нарушать закон? 

– Проявляется ли австралийская вежливость на поле?

– На поле тебя могут обматерить, что-то сказать о предвзятости, но это эмоции. До игры и после все подходят, разговаривают. Вместе пьем пиво, открыто обсуждаем игру. 

– В России запретили пить пиво вместе с командами.

– У вас футбол на первом месте, очень активные медиа, все записывается. У нас, если ты голым по полю не пробежал, тебя никто не подумает снять на видео. Судейские решения тут не особо интересны. Только в каком-то очень важном матче. 

По будням – реставрация ванных комнат, а по выходным – судейство

– Сколько в Австралии рефери, для которых судейство – основная профессия?

– Крис Бит, с которым я ездил в Катар, – профессиональный судья, он работает фуллтайм, на полной занятости. По стране таких судей пять. Один из них, кстати, – Алиреза Фагани из Ирана. Он теперь будет судить под австралийским флагом. 

– Получается, у тебя есть еще какая-то работа?

– Да, у меня свой бизнес по реставрации ванных комнат. 

– Как с заказами?

– Звонков очень много. Я уже не ищу работу – работа ищет меня. Делаю качественно, а тут это очень ценят. С понедельника по пятницу я на работе, а на выходных либо семья, либо футбол. 

– Как начинался и развивался твой бизнес?

– Когда я приехал в Австралию, было мало друзей, плохой английский. Бабушка познакомила меня с русскоговорящем человеком из Казахстана. Он меня пригласил на подработку. Начал с ним работать как подмастерье: учился, выполнял небольшие поручения. Затянуло, понравились легкие деньги. Лет пять с ним работал – он мне доверял уже большие объекты, работал самостоятельно. Так и научился. Дальше сам. 

– Сколько за такую работу можно получать?

– В начале около 100 долларов в день получал. Теперь не могу сказать, сколько точно, но подобная работа стоит от 50 до 150 долларов в час.  

– Как совмещал с судейскими тренировками?

– Сначала очень уставал. Приходилось работать с 8 до 17, потом переодеваешься в форму (иногда прямо в машине), едешь на тренировку. Так было по три раза в неделю. Я был новым человеком в городе, стране, поэтому нужно было добиваться всего самому. Старался быть лучшим из лучших: тренировался в два раза больше, не пропускал занятия. 

– Сейчас стало легче?

– Да, сейчас у меня своя команда, в которой есть ответственные за свои участки: кто-то занимается сантехникой, кто-то электрикой. А я уже больше как менеджер — направляю команду. Физической нагрузки уже меньше — только тренировки.

– А вообще можно ли жить на зарплату арбитра в Австралии? 

– Судьи из Сиднея или Мельбурна получают больше, потому что там команд больше и, соответственно, игр. У арбитров из других городов 1-2 игры в месяц. Выжить можно, но не пошикуешь. 

– Есть ли профсоюз арбитров?

– Буквально лет 5 назад создали. Теперь мы можем качать права: подняли зарплату, получили страховки. Если получаем травму, то профсоюз заботится о зарплате и лечении. Здесь вообще все застраховано. Если разобью сейчас свой айпэд, никто не будет спрашивать, как я это сделал – просто дадут новый. 

– Ты отработал более 100 матчей в высшем дивизионе. Насколько это значимая цифра и многие ли судьи доходят до такого?

– Как я говорил, если ты попал в лигу, то покинуть ее почти нереально, так что многие доходят до серьезных цифр. Один ассистент, работавший на Олимпиаде в Рио, отсудил недавно 200-й матч. Наверное, при правильном руководстве я мог отсудить 100 матчей еще года два назад. У моих коллег, кто начинал со мной, уже по 130-150 игр. 

Австралийская бригада на ЧМ в Катаре. Антон Щетинин, Крис Бит, Эшли Бичем

– Приходится много летать?

– Бюджет у лиги небольшой, поэтому мы чаще судим команды из своего города. 

– Сколько у вас бригад, которые судят международные матчи?

– Три, которые регулярно получает назначения на Лигу чемпионов и отборочные встречи. Примерно два раза в месяц. Есть еще шесть рефери ФИФА, но пока без игр.

– У тебя особое отношение к ВАР.

– Я бы хотел, чтобы ВАР не было, чтобы судьи допускали ошибки и люди говорили об этом. Наш футбол умер – стал скучен. У нас был судья, которого смотрели, потому что он каждую игру допускал ошибку. Знали: сейчас что-то будет! Ошибки – часть футбола. 

– Как часто судьи после просмотра оставляют свое решение в силе?

– Такие случаи были, но редки. Если судья в итоге прав, флаг ему в руки. Но если был вариант его спасти, а он от него отказался – это двойная ошибка. Если бы в Азиатской Лиге чемпионов такое случилось, можно заканчивать карьеру.

Арбитры по всему миру нарушают протокол ВАР, подсказывая желтые карточки

– Подсказ видеоарбитром желтой карточки запрещен протоколом ВАР. Но говорят, что судьи иногда прибегают к подобной практике. Как у вас с этим?

– Думаю, этим пользуются многие. У некоторых есть специальный код, как азбука Морзе. У каждого свой молчаливый язык. 

– На ЧМ в Катаре тоже этим пользовались?!

– Думаю, да. Но это не так просто. Если после нарушения ты прикладываешь палец к уху и потом показываешь желтую карточку, это минус, так делать нельзя. Но если ВАР посмотрел за 3 секунды эпизод и успел связаться с судьей, это должно сработать. Если это помогает игре, почему мы не можем использовать технологию? Мы делаем это, чтобы помочь игре и футболу. 

– Как это технически происходит?

– Можно сделать вид, что ты говоришь с ассистентом, получаешь от него информацию. В этот момент в ухе: «Вася, шипы на голени». Сразу понятно, что это желтая карточка. Но показываешь на ассистента, мол, информация от него. Есть разные трюки использования методики. 

«Коллина по жизни полицейский, всегда строго доносит мысль – чтобы поняли с первого раза» 

– Сколько судьи заработали в Катаре?

– Арбитры увезли от 25 000 долларов до 80 000. Тут зависело от количества игр, которые судья отработал. 

– Как климат в Катаре после Австралии?

– Там было холодно. Кондиционеры. На матче открытия я надел майку и замерз на трибуне. В Австралии мы играем обычно при температуре 26-30 градусов. У нас тяжелее климат.

– Как вас готовили к чемпионату мира?

– Был сбор в Дохе за несколько недель до объявления списков. После оглашения арбитров больше подготовки не было. Только индивидуальная работа. Фитнес-тренер вел нашего главного, следил по GPS за тренировками. За ассистентами никто особо не следил.

Приехали в Катар за 10 дней до старта. И каждый день утром тренировка, вечером теоретические занятия. Разбирали главные темы: управление игрой, срыв атаки, пенальти, карточки. Были тренировки на поле.

– Один из главных вопросов: зачем добавляли столько времени к таймам?

– Теоретически было понятно, для чего это – больше чистого времени. Боялись, что команды могут неадекватно принять это новшество. Но все было нормально. Но все про себя подумали: «Окей, раз Коллина сказал, так и будем делать». Но не думаю, что это будет работать во внутренних лигах. Вернулись и стали делать по старинке: минуту к первому тайму, три – ко второму. 

– Как ты сам относишься к этому нововведению?

– Если счет 3:0 и команда не играет, а ждет послематчевого пива, я бы заканчивал на 50-й минуте (шутка!) и сказал: «Да, пойдем лучше пить пиво». Если 1:1 и рубка, можно добавить и 6, и 7 минут. Была ситуация на ЧМ, когда играли бразильцы с Кореей. Счет 4:1, и судья добавил 9 минут к обоим таймам. Я был на матче запасным ассистентом и думал: «Ну да, ну да, интересно смотреть, как играет Бразилия, но 9 минут никому не понравится».

– Вы отсудили финал Олимпиады в Токио, и казалось, ФИФА вас высоко оценивает. Почему в Катаре получили только одну игру, Польша – Мексика? 

– Мы отсудили ведь и финал клубного ЧМ. Никаких объяснений. Я не знаю, кому этот вопрос задать. Может, из-за того, что у Криса Бита, нашего главного, это был первый чемпионат мира. Судьям из азиатской конфедерации дали всего 7 матчей, хотя это был наш чемпионат. Думали, что Алиреза Фагани будет судить финал, но ему не повезло с одним решением (о руке Хименеса мы подробно поговорили ниже – Sports.ru). Крис в растерянности. Зная, как он готовился и какой уровень показывал, он достоин был минимум четвертьфинала.

– Все еще впереди?

– Крису 36, но у нас футбол – хобби. Ты поехал на чемпионат мира – добился всего. Выше уже некуда. Деньги нас там точно не держат: в Австралии высокий заработок. И мотивации уже мало. 

– Крис может завершить карьеру?

– Да, это его план. Сейчас едет на женский чемпионат мира как ВАР. Потом я хочу его уговорить поехать на Кубок Азии в декабре. Австралийские судьи не хотят судить долго. Если будет потенциальный судья уровня ЧМ, я могу присоединиться к нему. Но из нашей страны не всегда есть рефери такого уровня. В России арбитра из Австралии не было. 

– Коллина как-то прокомментировал вашу работу?

– Нет, поговорили о двух моментах, но в позитивном ключе. Помните пенальти на Левандовском? Крис назначил его после видеопросмотра. Решение поддержали. Может, Коллина хотел, чтобы мы назначили его в игре, но момент был динамичный, и оба игрока работали руками, так что с поля это не казалось как однозначное нарушение правил. 

– Я не понял, зачем ВАР вмешался в эпизод, ведь оба держали друг друга. 

– На занятиях момент поддержали из-за подножки. Может, они так сказали, чтобы нам было приятно, а сами подумали: «О, он даже пенальти не может дать нормальный».

– Коллина вообще публично ругает судей?

– Он по жизни полицейский. Всегда строго доносит свою мысль, так, чтобы его поняли с первого раза. Но публично или персонально ругать – такого не слышал. 

– Второй важный вопрос: система полуавтоматического офсайда. Какие впечатления?

– Наверное, болельщики посчитали, что это какой-то робот. На самом деле это просто помощь для ВАР, чтобы не искать момент удара по мячу и не выстраивать линии. Система за 3 секунды дает ответ. Это просто экономия времени. И, конечно, эта помощь более точна. 

– Не боишься, что она заменит ассистента?

– Нет, есть различные варианты офсайда, которые не сможет оценить система. Например, когда игрок мешает сопернику или стоит на линии вратаря. Ассистент – не для определения вне игры. Это судья на боковой линии. Мы судим втроем. Физически при нынешних скоростях главный не может видеть всего. Поэтому помощники арбитра никогда не уйдут. 

– Как система себя проявила? Были ли сбои?

– Были недочеты, когда мне приходилось проверять корректность выставленных линий при вне игры. Когда игроков в кадре слишком много, система может не отличить атакующего игрока от защищающегося. Пару раз было, когда система читала ногу нападающего как тело последнего защитника. Приходилось поправлять вручную.

– Еще одно громкое событие: в матче Франции и Австралии судья Виктор Гомес начал игру, когда на поле было 12 австралийцев. Как это могло произойти?

– У резервного арбитра Салимы Мукансанга была проблема с коммуникационной системой, и она неправильно посчитала игроков. Гомес свистнул на возобновление игры, но вовремя спохватился. Он им сказал, кажется, что мяч двигался, потом быстро убрал лишнего футболиста. Технически повода для протеста не было, хотя такие разговоры были. 

О пенальти в матче Португалия – Уругвай: «ВАР не планировал вмешиваться»

– Как оценишь работу судей на чемпионате мира? 

– На твердую 4. Судьям со всех концов мира сложно прийти к единой трактовке, всегда что-то будет по-разному. Не всегда получается подобрать правильного арбитра на игру. Будут ошибки. Бывают моменты, которые с тобой никогда не случались ранее. Думаю, было всего пару ошибок, которые повлияли на результат.

– Теперь к моменту, где ты был одним из участников как АВАР игры Португалия – Уругвай. Фагани назначил пенальти за руку Хименеса после видеопросмотра. Ты уже намекнул, что решение признали ошибочным. Что случилось и почему вы позвали арбитра к монитору?

Напоминаем: в матче 2-го тура группового этапа Португалия – Уругвай при счете 1:0 в пользу португальцев Бруну Фернандеш прокинул мяч между ног Хименеса — уругваец, падая, опускал руку на газон, и она стала опорной. По правилам игры такая рука не считается наказуемой, и главный судья Алиреза Фагани проигнорировал эпизод. Однако после остановки игры бригада ВАР пригласила рефери к монитору, и он ошибочно назначил пенальти.

– Это сбой, человеческая ошибка со всех сторон. Если бы работала бригада, которая давно судит вместе, мне кажется, такого бы не случилось. 

– Но как его позвали? У вас же не могло быть сомнений, тем более арбитр не назначил пенальти изначально.

– ВАР, когда еще мяч не вышел за пределы поля, сказал арбитру: «Проверка завершена». То есть он не планировал вмешиваться в игру. Но игра не сразу остановилась, и было еще время на просмотр момента. Видеоассистенты мало работали в команде с главным, было недопонимание. Я думаю, это человеческая ошибка или, как мы называем это, туннельное зрение.

– Но Фагани мог и не согласиться с решением ВАР.

– Надо знать его психологию. Он уже два года работает с нами в Австралии. Я заметил, что у него подход такой: если его зовут к монитору, значит, он ошибся и часто меняет решение. Психология и давление. Столько человек в комнате ВАР! Могут ли они допустить ошибку? Такого высокого уровня специалисты! Находясь дома, я пересматривал эпизод и увидел: после того как он отошел от монитора, он не дал решение сразу, а еще прокручивал эпизод в голове. Для меня это, конечно, опорная рука. Но в то же время я понимаю, почему на тот момент ребята приняли решение в другую сторону. Не все идеальны, и на тот момент футбольный бог решил так. Надеюсь, мы все что-то почерпнули для себя из этого момента.

«В судействе теперь нет личностей, все пытаются быть одинаковыми»

– Кто для тебя лучший реф в мире?

– Не слежу за ассистентами, а среди главных выделил бы Марка Клаттенбурга и Равшана Ирматова. Клаттенбург не был таким, как другие. Особый стиль.

Ирматов – самый атлетичный судья того времени. Мне очень нравилось смотреть на его движение на поле и подход к обслуживанию матчей. Мне нравится смотреть на личности. 20 лет назад каждый арбитр был личностью. Свой стиль: жесты, мимика, общение. Сегодня уже не так, все пытаются быть одинаковыми, соответствовать требованиям как роботы.

– В Австралии пробовали интервью судей после матчей. Как эксперимент?

– Не пошло. Судья на эмоциях, а журналисты хотят жареного. Они не пытаются быть объективными, а хотят надавить на судью, чтобы он посыпался и дал эмоции для зрителей. До добра такое не доведет. Должен быть человек из федерации, который придет на ТВ и даст официальную оценку действиям судьи. Он может сказать, что судья ошибся, но спокойно. Арбитр ведь может допустить ошибку, но сразу после игры не видит повтора, не может дать объективную оценку своим действиям. В России, очевидно, судья боится потерять работу, поэтому он будет защищать свое решение, каким бы оно ни было. 

– Публикуют ли переговоры судей у вас? 

– Нет, в Австралии еще такого не было и, думаю, не будет в ближайшее время. Бывает, вылетают матерные слова и от судей, и очень много от игроков. В прямом эфире это не всем понравится. Это лишние проблемы для арбитра. Любое слово можно трактовать как угодно или нарезать запись, чтобы создать больше скандала и новостей. Мне кажется, наш профсоюз просто не даст  на это согласие. 

Фото: из личного архива Антона Щетинина; Gettyimages.ru/Hagen Hopkins / Stringer, Mark Metcalfe / Stringer, Claudio Villa, Stuart Franklin, Joe Allison / Stringer Shaun Botterill, Lars Baron, Ryan Pierse; globallookpress.com/Christian Charisius/dpa