Kings.ru. Первопроходец
От автора.
В основном я предпочитаю писать сам, «копипастить» не очень интересно… Конечно, при этом не обходиться без использования различных уже готовых материалов, но большую часть текста приходится набирать самому. На этот раз ситуация несколько иная, 90% того, что вы прочтете ниже это интервью Виктора Нечаева газете СЭ и по сути дополнить его особо нечем. Но пройти мимо персоны Нечаева в данном сериале просто невозможно, поэтому надеюсь, не все в свое время успели ознакомиться с этой публикацией, если это так, то настоятельно советую исправить это упущение, на мой взгляд, очень интересный материал, про весьма неординарную личность.
Вместо пролога.
Однажды вечером, кажется на Эй-би-си, появился заголовок, от которого я просто ахнул: «Может ли Иван играть в хоккей?» И дальше рассказывалась уникальная история ленинградского игрока Виктора Нечаева, который, женившись на американке, переехал в Штаты и подписал контракт с командой «Лос-Анджелес Кингс». Гляньте-ка, какие чудеса, повествовал комментатор, приехал вот один тут «Иван», и оказалось, что он умеет играть в нашу игру. В невежестве своем комментатор, очевидно, и не слышал никогда о том, что русские уже много лет были чемпионами мира по хоккею и довольно стабильно громили лучшие хоккейные команды мира. Вот, смотрите, господа, удивлялся комментатор, русский, а вон как скользит по льду и клюшкой орудует; где же это он научился, всем на удивление? Между тем Виктор (я с ним позднее познакомился) несколько сезонов играл в высшей лиге советского хоккея. Когда его спрашиваешь об уровне игры калифорнийских «Королей», он пожимает плечами и со свойственным этой профессии лаконизмом бросает: «Это несерьезно»...
Роман Василия Аксенова «В поисках грустного бэби».
Жизнь за железным занавесом.
С 17 лет – в команде мастеров «Сибирь». В 1972 призван в молодёжную сборную СССР, с которой провел несколько зарубежных сборов.
Все началось в 1972 году, когда впервые попал в юниорскую сборную. Мы отправились в Хельсинки на две игры – и там я пообщался с переводчицей. Молодая девчонка, прекрасно говорила по-русски. В последний день дали нам два часа – отовариться. Она предложила: «Тебе помочь что-то купить?» - «Конечно». Я купил две пластинки. Денег не хватало, так финка добавила шесть марок. На вокзале попрощались, и все. А доехав до Новосибирска, услышал от тренера Золотухина: «Ну что, Витек? Как финка?» Я был поражен – не представлял, что КГБ работает так ловко.
Перед молодежным ЧЕ74 он был снова вызван молодежную сборную, но перед самым отъездом на чемпионат в Швейцарию, его отчислили из команды без объяснения причин.
В 74-м прошел все сборы перед юниорским чемпионатом Европы в Швейцарии. Но в последний момент отцепили. Просто сказали: «Виктор, вы не едете». Я остался в гостинице, вечером возвращаюсь – на постели записка от Новокрещенова, администратора «Спартака»: «Приезжайте завтра на тренировку». У меня стояла швейцарская виза, а «Спартаку» игроков не хватало – сборники-то разъехались. Команда ехала в ту же Швейцарию, на Кубок автосалона в Женеве. Я за эту поездку со «Спартаком» школу мастерства прошел. Мне одной тренировки хватило, чтоб дошло – в чем разница между великими и всеми нами. Женя Паладьев сказал: «Витя, ты катись и не волнуйся. Шайба тебя найдет». У него руки были золотые…
Приезжаем в Шереметьево, и я не могу понять: кто поопытнее, тот с огромным пустым чемоданом. Паладьев, Зимин, Николаев, Гуреев. А к команде приставили молодого парня из КГБ, довольно грамотного. И в один из дней он предупредил: «Ребята, сегодня выдают деньги. При нас ничего не брать». Я понять не могу – чего не брать? О чем он? Оказывается, речь шла о магазине при посольстве. Все хоккеисты кивнули – понятно. Нам выдали 240 франков. Казалось, куча денег. Во всех супермаркетах встречал наших хоккеистов. Языка никто не знал – указывали пальцем на вещи и в чемоданы закидывали. Каждый доставал из кармана целый рулон франков, привезенных из Москвы. Это у нас, молодых, было по 240 франков. А у того же Зимина – тысяч шесть. Вечером возвращаюсь в гостиницу – из номеров музыка несется: народ опробует купленную аппаратуру. Проигрыватель стоил франков 600. Зато попав в магазин при посольстве, никто денег не доставал. В Москве таможню прошли все кроме массажиста. Подождали его минут десять – администратор говорит: «Все, поехали. Его повязали». Человек неправильно себя повел. Купил на четыре тысячи франков в том самом магазине. А нормальный чекист как рассуждает? Если он не сообщит – сообщит другой чекист. Больше в команде этот массажист не появлялся.
Остаться в «Спартаке» не получилось, хотя возможность была.
Старшинов спросил: «Тебе нравится у нас в клубе? Хочешь играть?» Я согласился, но с единственным условием – надо было меня из строительного института перевести в любой другой с военной кафедрой. Уж октябрь, сезон начинается – а тишина. И я вернулся в «Сибирь».
Отыграв еще сезон в «Сибири», он переезжает в Ленинград, в «СКА»
Вскоре за мной приехал гонец из ленинградского «СКА» – Сергей Левин. Он был телережиссером, а заодно писал про хоккей в газетах. И, главное, был лучшим другом Николая Пучкова, главного тренера «СКА». Явился вроде как интервью со мной делать, до сих пор храню эту статью: «Игрок под номером 17». Заодно предложил перебраться в Питер. Так и познакомились. В тот момент Тихонов приглашал в Ригу. Там платили колоссальные деньги. В Ленинграде я получал 130, а в Риге оклады по 500. Плюс они ездили по три-четыре раза в год за границу – и с каждого выезда люди делали тысяч пять. Но Виктор Васильевич держал команду как армию. Они пахали больше всех в Союзе. Нарушишь режим – просто умрешь. В Риге шутили: «Тихонов захватил все, кроме почтамта». В этом городе он способен был решить любой вопрос.
В новой команде поначалу все шло отлично, хотя и возникали разные курьезы.
На первой тренировке Пучков мяч кинул – играйте. А я в футболе никакой. В «СКА» были такие хоккеисты – хоть завтра за футбольный «Зенит» заявляй, сыграли бы не хуже. Пучков поднял глаза на Левина: «Ты кого привез?!» Тот развел руками: «Он же в хоккей приехал играть, а не в футбол…». Пучков был тихоней. Кто-то после тренировки шагал через главный вход, а Пучков – через черный. Ни с кем не хотел общаться. Любил рыбачить – и все время думал о хоккее.
Но позже начались проблемы, Виктору предлагали быть осведомителем спецслужб, но от таких предложений он отказывался.
В 76-м Левин взял интервью у Петрова, Михайлова и Харламова и напечатал его в «Ленинградском рабочем». Они критиковали Кулагина, главного тренера сборной. А тот с газеткой отправился в ЦК. Оттуда указание – разобраться. Уволить Левина не смогли – он был режиссер первой категории, заведовал всеми развлекательными программами ленинградского телевидения. Так ему платили зарплату – и не давали работать. Это продолжалось два года. Тут начались и мои неприятности. Сначала особист, который курировал «СКА», предложил мне стучать. Славный был мужик Петя, простой. Хотел меня расположить: «Ну что, Виктор Петрович, желаешь дело свое посмотреть?» – «Конечно, – обрадовался я. – С удовольствием!» Открываю странички, читаю. 72-й год, запись: «Склонен к контактам с иностранцами». Мне сразу понятно стало, почему от сборной отцепляли. Стучать отказался. Пожаловался Левину, тот подключил приятелей из КГБ – и дали команду: «Нечаева не трогать». Особист сразу со мной на «вы» перешел. В нашем «СКА» было итак три-четыре стукача.
В феврале 1979 ситуация стала ухудшаться. Нечаеву выписали два дисциплинарных нарушения, и пригрозили увольнением из команды. Кроме этого появились первые мысли об отъезде из СССР.
В югославском турне повздорил из-за премиальных с начальством – нас заставляли расписываться на пустом бланке. Прилетели в Москву – прямо в аэропорту взял вина. Сказал при всех: «Отсюда валить надо. В Союзе ничего хорошего не будет…» После каждой поездки за границу был недельный запой. У всех хоккеистов. Как мы говорили, цветная картинка переходила в черно-белую. Чем больше ездил – тем тяжелее становилось: может, лучше работать заправщиком на Западе? Тут и Левин уехал по израильской визе. Я проводил лучший сезон (у Виктора в 40 матчах было 17 голов и 12 передач – прим. LAKings). Вдруг заявляют: «Скоро уволим. У вас уже два выговора за нарушение дисциплины…» Третьего дожидаться не стал. У меня было не два, а миллион нарушений. Сам ушел.
Некоторое время выступал в первой лиги «Бинокор» Ташкент и «Металлург» Череповец.
Одним словом, после этого принял решение уехать из страны. Мне нужно было на что-то жить, и я поехал халтурить. Подвернулся бывший тренер «Сибири» – зазвал в Ташкент. Команда играла в первой лиге. Фактически – второй состав «Сибири». Кто не подходил в Новосибирске – ехали в Ташкент. На зарплату 300-400 рублей. Был в команде и узбек – второй вратарь, Карим. Я там выдержал пару месяцев: жара в Ташкенте была несусветная. Летом заворачиваешься в мокрую простыню – и та сразу на тебе высыхает. Без конца бегаешь в душ, окатываешь себя ледяной водой. А на сборы нас отправили под Баку, где оказалось еще жарче. Удивительно было, что на ташкентском рынке наркотики продавались запросто – надо было чуть-чуть знать людей. Колобок гашиша сунут в руку – и милиция внимания не обращает. Забил однажды косячок. Впечатления никакого. Поболтало, будто музыку слушаешь, и все. Я не увлекся этим. Русскому человеку выпивка ближе. Однако в Узбекистане серьезного хоккея не было. Начиная с осени 1979-го, ездил играть в Череповец за местный «Металлург», при этом жил в Питере.
Из России с любовью.
Обдумав свои действия, он решает жениться на девушке еврейке, но план провалился.
Я мог сбежать, остаться за границей, но сразу этот вариант отбросил. Для этого надо быть суперэгоистом. Положить на родственников, всех разом похоронить. А был другой способ – жениться на еврейке. Я так и сделал, но пока я это проворачивал, закон изменился. Я женился в августе, а в декабре новое постановление – гражданам, выезжающим в Израиль, надо жить два года вместе и желательно иметь ребенка. Все сорвалось. Я развелся и сжег советский паспорт. Чтоб взамен органы выдали чистый, тот был замаран. Пошел в милицию, сказал: «Украли в самолете». Ко мне как к хоккеисту цепляться не стали. И я начал работать над другим вариантом – иностранка.
В 1980 году они заключают брак с гражданкой США Шерол Хэйглер.
Нормальная девчонка. Как нас знакомили – целое кино. Я хоронился где-то в Черемушках на квартире у диссидентов, братьев Пинчуков. Те выпивали и рубились в шахматы. А я дожидался самолета с Шерол. Потом звонок – она в «Интуристе». Возле гостиницы моментально ее вычислил – взгляд независимый, никакой угрюмости. Легенду для нее сочинил такую: если не поможет уехать, меня отправят в Афганистан. Сработало. Дальше стал оплачивать ее приезды в СССР, а уже в Америке заплатил Шерол пять тысяч долларов. Для органов была придумана история, будто познакомились в Швейцарии. Нашим было не до проверок, а американцы явно не верили. Но вице-консул подыграл. Они все антисоветское поддерживали. Расписались в одном из ленинградских загсов. После этого начал оформлять документы на выезд. Кстати, особых препон не возникло, ведь никто не знал, что я смогу там играть в хоккей. В Америке написал заявление, и суд через шесть месяцев нас автоматом развел. Совместных счетов не было.
Из-за этих событий Виктору не дали закончить ЛИИЖТ, перед защитой диплома получил свидетельство о неполном высшем советском образовании.
В первый отдел ЛИИЖТа (Ленинградского института инженеров ж/д транспорта) из КГБ поступила информация, что я женился на американке и собираюсь уехать в США. По этой причине мне накануне защиты диплома отказали в возможности его защиты без объяснения причин. Диплома я так и не получил, выдали мне лишь свидетельство о неполном высшем советском образовании, фактически сведя на нет плоды семилетнего обучения. Хотя учился я всегда хорошо… Однако сказал в ответ, что это пустая формальность. Знал, что диплом этот за океаном мне никогда не пригодится. Счастье, что военный билет отдали - что-то в органах не сработало. А то мог в армию загреметь. И весной 82-го я свалил в США.
Приехав в 1982 году в США, получил американское гражданство.
Отец и мать у меня были коммунистами, работали на должностях руководителей отделов в престижном проектном институте. Главное предприятие у них было в Ленинграде, и они часто виделись со мной. Мама была мягким человеком, говорила, что я должен решать все сам, но все же была на стороне отца. Он же и слушать не хотел о моем отъезде. Наши споры напоминали политические баталии на партячейках. Отец, экономист, не мог принять того, что я, советский человек, комсомолец, еду жить в «логово врага». Я стоял на своем и говорил, что хочу испытать судьбу, которая предоставляет мне шанс чего-то добиться в жизни. Доказывал ему, что гораздо лучше мне будет уехать, чем позволить кому-то сломать свою жизнь или банально спиться. В СССР в то время было немало искалеченных судеб. Отец все время желал моего возвращения, однако потом, когда побывал у меня в США в 1992 году, смирился и понял, что я сделал правильный шаг. О том, что уехал из страны, сам нисколько не жалею. У меня появилась возможность начать новую жизнь, познать мир, людей. Этим в то время в Союзе обладал далеко не каждый. Однако я также ничуть не жалею, что родился в России. Никогда, кстати, не отказывался от своей Родины, не выбросил наш паспорт. У меня двойное гражданство, и я всегда могу приехать в Россию, что регулярно и делаю. В Америке люди ведут жизнь-игру, у них на первом месте только деньги, никакой духовности. Прожив лет пять в Америке, я даже стал в чем-то фанатом Советского Союза. Потому что американцы все делают не так. Место женщине не уступают, дверь перед ней не открывают… Наши шутки они не воспринимают, об этом также нужно помнить. А то я раз прокололся. На границе Америки и Канады на паспортном контроле задали вопрос: «Чем вы занимаетесь?» – «Деньги печатаю», – ляпнул первое, что пришло в голову. Тут же подошла полиция, щелкнули наручники, допрос на час: «Где печатаете? Как? Сколько?» В этом смысле я сочувствую своим детям, которые родились там и наверняка будут жить по тем законам – я имею в виду мораль. В России же почти все, напротив, открытые, душевные люди. У меня здесь и сейчас много друзей.
Первый русский.
Виктор тренировался в Лос-Анджелесе с бывшими хоккеистами и им заинтересовался генеральным менеджер команды «Кингс» Джордж Магуайр. Он пригласил Нечаева в тренировочный лагерь.
Уезжая в Америку, об НХЛ я и не мечтал. Все-таки 28 лет, три года без большого хоккея. В Лос-Анджелесе поддерживал форму для себя. Катался с бывшими профессионалами. Они и рассказали обо мне генеральному менеджеру «Кингс» Джорджу Магуайру. Он приехал, взглянул на меня – и договорился, что клуб выделит восемь тысяч долларов на подготовку к тренировочному лагерю – в обмен на безвозмездную возможность меня задрафтовать (Виктор был выбран на драфте 1982 года под 132-м номером – прим. LAKings). Первое, что обнаружил в лагере – полсотни новичков. Я обомлел: «Куда столько?» На следующее утро от них осталось человек тридцать, через день – еще вдвое меньше. А мы даже до льда не успели добраться. Потом понял, что это обычная система поощрений. Вызов в тренировочный лагерь энхаэловского клуба – как бонус: дескать, мы за тобой следим, поэтому старайся, работай. Хоть вылезают в НХЛ из этой толпы единицы.
После тренировочного лагеря играл в команде АХЛ «Нью-Хэвен Найтхокс».
На первых порах пришлось туго. Я привык к другой игре. А тут что? Бей, беги, лупи и добивай – вот и весь хоккей. Представьте, качу с шайбой вперед, а под меня никто не открывается. Дохожу до красной линии, даю пас крайнему нападающему. Тот ее моментально теряет. Тренер мне орет: «Что ты делаешь? Дошел до красной – и пуляй вперед!» Поначалу пытался спорить, потом плюнул. Ладно, думаю, будь по-вашему. От красной линии заряжаю шайбу к бортам, «савраски» мои по краям с выпученными глазами несутся за ней, сметая все на пути. И у тренера восторг: «Молодец! Наконец-то начал соображать!». В фарме я провел месяца полтора.
За мной на машине приехал Магуайр и отвез в Нью-Йорк. Тренировал команду Дон Перри. Бывший тафгай, все лицо в шрамах. Отыграл в НХЛ лет десять и забросил одну шайбу. Только драться умел. И установки были соответствующие: «Всех задавить, передушить и трахнуть…» Излагал исключительно матом. В «Кингс» играл шведский защитник Ханс Эландер. Так он здорово передразнивал Перри. Заходил после матча в автобус с криком: «Fuck you, fuck me, fuck everybody. Let’s go!».
«Кингc» в Нью-Йорке проводил два матча. «Айлендерс» вынес нас в одну калитку, зато с «Рейнджерс» получилось удачнее. Мы выиграли, одну из шайб забил я. Она в средней зоне отскочила от борта, я кистями хлоп – и вратарю между ногами. Тогда традиции отдавать первую шайбу новичку не было. От «Кингс» вообще ничего не осталось. Свитер с десятым номером у меня забрали вместе с баулом, когда началась волынка с контрактом. Я успел сыграть еще один матч – против «Нью-Джерси». Впрочем, «сыграть» – громко сказано. Вышел секунд на сорок – и сел до конца игры. Позже узнал, что это классический энхаэловский расклад. Именно так «плавят» игроков, у которых заканчивается контракт. Выпускают в каждом матче на полминуты. А когда приходит время заключать новый договор, показывают статистику: ба, да у тебя один гол в пятнадцати матчах. И никого не волнует, сколько ты на самом деле провел на льду.
После 3-й игры, вместо предложенного ему контракта по схеме «2+1», Нечаев решил подписать двусторонний договор только на один год, о чем позже пожалел. По условиям соглашения за сезон в «Кингс» он получал 85 тыс. $, за сезон в фарме 25 тыс. $. В те годы в Америке хоккеисты зарабатывали в среднем 300 тысяч «грязными». Звезды – 500-600 тысяч. Первые миллионные контракты стали давать к концу 80-х.
Сам виноват. По неопытности наделал кучу ошибок. Мне предложили контракт по схеме «2+1». А я взбрыкнул, хотел подписаться на год. Смущала неопределенность. В «Кингс», разумеется, не гарантировали, что буду играть постоянно. В 19 лет мотаться между фармом и основой можно. Но не в 28… Тупым хоккеем в АХЛ я был сыт по горло. Я, естественно, ничего тогда не понимал в хоккейном бизнесе. Агента у меня не было, лишь адвокат, толком ничего не смысливший в хоккейных делах. Он представлял мои интересы. Потом с ним расстался, взял другого, но и тот мало что смыслил в этих делах. Попался бы толковый агент, настоял бы, чтоб я все подписал. А так мое упрямство ни к чему хорошему не привело.
Вскоре был переведён в клуб ИХЛ «Сагино Гирс», где выступал до конца сезона 1982/83. В одном из последних матчей получил травму спины. Восстановившись, отказался играть за фарм-клуб и не стал рассматривать предложения других клубов НХЛ.
Когда в матче с «Нью-Джерси» усадили на лавку, это был звоночек со стороны клуба. Что не стоит с нами спорить, а лучше принять условия. Дальше у меня просто отняли форму. Месяц не мог тренироваться. А затем снова отослали в фарм. Оттуда вскоре перекочевал лигой ниже – в ИХЛ. Теперь-то понимаю, что такое развитие событий было предсказуемо. Клубу не нужны хоккеисты с однолетними контрактами. Их из фарма никогда не вызывают – хоть в каждом матче забивай по пять штук. Ничего личного – бизнес… Меня же решили закопать окончательно, потому и бросили в ИХЛ. Там не хоккей – бойня. За мной гонялись ребята с криками: «Мочи комми!». Русский для них был как красная тряпка. Однажды после свистка сзади врезали коньком по ноге. Если б лезвие вошло чуть глубже, я бы сразу с хоккеем закончил. А так лечился пару недель. Было ясно, что живым оттуда не уеду. И тогда решил схитрить. Закосил. «Недоказуемо» – любимое словечко Коли Дроздецкого. Он, правда, шепелявил, и получалось смешно: «Недокафуемо». Иногда после пьянок ему говорили: «Коля, тебя же засекли!» А он плечами пожимал: «Недокафуемо». Вот и я все сделал так, что комар носа не подточит. Лечение растянул аккурат до конца сезона. Позже меня вызывали на просмотр другие команды НХЛ, но я отвечал, что смотреть на игрока в 28 лет нет смысла: или я вам нужен, или нет. Ведь они знали, как я мог играть.
Летом 1983 Нечаев всплыл в Германии. Один из хоккейных функционеров Германии узнал его как «первого русского в НХЛ», предложил играть за клуб германской лиги «Дюссельдорф».
В Германии я оказался совершенно случайно, поехал на ЧМ-83 в Мюнхен. На одном из матчей ко мне подошел один из немецких менеджеров и спросил: «Не вы ли тот русский, который играл в НХЛ?», после чего пригласил в Дюссельдорф. Так я оказался в команде этого города, где провел один сезон.
Виктору довелось даже поиграть против «ЦСКА» в рамках КЕЧ и забросить армейцам шайбам.
Запомнилось, как в Кубке чемпионов мы принимали ЦСКА. Знакомых там хватало. Я думал, что ребятам запретят со мной общаться, но нет, перед игрой повидались. Поболтал с Дроздецким, Ларионовым, Касатоновым. Даже Тихонов подошел. По ходу матча армейцы вели 6:2 – и дали мне забить. Они лишь обозначили борьбу, когда с шайбой катился к воротам Тыжных. Полагаю, после той встречи в «ЦСКА» многие начали всерьез задумываться об НХЛ. Решили: раз уж Витя Нечаев там сыграл, то нам-то сам Бог велел.
По окончании сезона Виктор закончил карьеру и вернулся в Лос-Анджелес, где вместе Сергеем Левиным открыл русское телевидение.
В то время я думал, что в Европе мне делать нечего, и в 1984 году закончил карьеру. Я должен был жить в Америке, чтобы получить гражданство, и вернулся туда. Нужно было зарабатывать на жизнь, и с моим приятелем Сергеем Левиным создали первую русскую телевизионную программу в Лос-Анджелесе.
Шоубиз.
В начале 90-х они с Левиным занялись шоу-бизнесом. Стали организовывать концерты советских знаменитостей в США.
Особенно запомнился Райкин. Настоящий джентльмен. В одиночку ему было уже тяжеловато, поэтому на сцене помогали сын Костя и дочка Катя. Из Союза Райкина было вывезти труднее, чем Буре. Это ж 87-й год. Гастроли пробил Серега Левин, использовав все свои связи. Райкин приехал летом, а в декабре его не стало. Так потом в советских газетах писали, что артиста сгубили американские гастроли, переработал. Никто Райкина не перегружал. Во всех залах дежурили врачи. Все-таки годы брали свое, порой на сцене он забывал слова. Но русская публика принимала его потрясающе. В Америке Райкин и отдохнул, и получил хороший гонорар – 25 тысяч $ чистыми. Никто из наших артистов в Штатах столько не зарабатывал. Ни Зыкина, ни Пьеха.
Больше всего намучались с парочкой Карцев – Ильченко. Ильченко, правда, быстро отошел в сторону, в разборках не участвовал. А у Карцева разыгрался аппетит. Решил вдруг, что ему должны повысить гонорар. Плюс оплатить багаж в Москву с огромным перевесом. Жуткий скандал закатил в аэропорту. Но я показал контракт: «Все, что обещали, выполнили. Остальные претензии не ко мне».
Кстати, у нас еще и «Ласковый май» был с Разиным и Шатуновым. Тоже головная боль. Это в СССР они собирали стадионы. А в Америке до «Ласкового мая» никому дела не было. Гастроли провалились. Сплошные убытки. Да еще ребята в группе молодые, расслаблялись на всю катушку. А как напьются, устраивают мордобой. Только успевай разнимать.
Был еще случай с одной известной певицей. Она привезла фонограмму, за которую нам чуть голову не оторвали. Там народ дурить не надо. Или за билет бери не 35 $, а 5 $. Если артист на сцене не потеет, сразу ясно, что поет под фонограмму. Причем вживую так и не стала петь. Пришлось сократить количество выступлений. Если б ее вдруг подвела аппаратура, у нас возникли бы проблемы.
Когда организовывали гастроли артистов из Советского Союза, на меня наехал бывший партнер. В Америке с этим просто. Если хорошо знаешь законы, любого можно засадить в тюрьму. Накатать на вас «телегу» в полицию, мол, вымогали у меня деньги. Вас разыщут и возьмут под арест. Только после этого начнут разбираться. А ты, если до суда не хочешь сидеть в камере, выйдешь под залог. Потом был суд, на который партнер даже не явился. Я спросил судью: «Если человек меня оклеветал, не пришел в суд – значит, уже его автоматически должны привлечь к ответственности, правильно?» В ответ услышал: «Теперь вы можете подать на него в суд». Но делать этого не стал – приличные расходы, трата времени… Сейчас и в России такая же картина. Если деньги есть, с сильными борись, а с богатыми – не судись. И знай свое место.
В 1985-й году мы с Левиным сделали портфолио для киностудий. Если фотография понравится – пригласят на кастинг. Я так нигде и не снялся, хотя в одну из частей «Рэмбо» пробовался. Дали прочитать какой-то отрывок, но, видно, не впечатлил. А Серега – натура творческая. И получил крошечную роль в «Рокки». Сыграл ведущего на ринге. Сталлоне как-то попросил: «Помоги нам правильно рассадить членов Политбюро». «Это уже совсем другие деньги», – ответил Левин. Сталлоне усмехнулся: «Да, Серж, быстро ты в Америке освоился…»
Возвращение в хоккей.
В 1992 Нечаев возвращается в хоккей. Он становится помощником Курта Фрэйзера в клубе ИХЛ «Милуоки Адмиралc». На данной должности Виктор проработал до 1994 года. Позже занялся агентской деятельностью.
Я не отдалялся от хоккея, но с начала 90-х вновь стал более активно проявлять интерес к нему. В 1992 году меня пригласили в «Милуоки Адмиралс», в то время независимую команду ИХЛ, где на сборах находились пять русских. Сначала я был консультантом, а потом понравился, и мне предложили стать помощником тренера и одновременно главным селекционером. Работал я с Куртом Фрэйзером. По окончании контракта в 1994 году он ушел, и я вместе с ним. Но никаких обид не было, это нормальная заокеанская практика. Я получил огромный опыт как тренер. Хорошо адаптировался к заокеанскому хоккею и с этого времени активно занимаюсь агентской работой.
Нечаев вместе Левиным работали со многими нашими игроками, такими как Андрей Коваленко, Михаил Шталенков, Максим Афиногенов и Павел Буре.
Сейчас с Павлом здороваемся, да и только. Никаких разговоров. Но у меня и нет большого желания с ним встречаться. Считаю, деньги человека испортили. Десять лет. Мы делали ему и первый контракт, и второй. Сами его увозили из России в 92-м году. Чтоб Пашу не выпроводили из Ванкувера, я женил его в Лас-Вегасе. Отыскал девчонку, которая согласилась на фиктивный брак. Не знаю, сколько Буре ей заплатил, – скорее всего, тысяч десять. Нужна была зацепка за страну. И лишь после этого начались переговоры с «Ванкувером».
Если говорить о контрактах, то серьезных просчетов не было. Ошибки были другого рода. Мы слишком по-советски относились к игрокам. Не стоило вмешиваться в их личную жизнь. Когда помогаешь людям сводиться, разводиться, все выходит боком. Не надо давать советы, как лучше распорядиться финансами. Пусть игрок сам принимает решение. Иначе ты же и окажешься крайним. Кириленко – талантливый. Но вести себя не умеет, ленивый. Мог в звезду вырасти и Оксюта. Когда мы перетащили его в «Анахайм», Романа поставили в первое звено с Кария и Селянне. Казалось бы, вот он, шанс! Но Оксюта сам же все испортил. Он был тоже ленивый. А с Березиным была другая история. Левин вытащил его в Америку из «Кельна». Сперва Березин играл прекрасно. Пока не получил новый контракт с «Торонто» а – два с лишним миллиона в год. Такие условия ему мог выбить только Серега – благодаря хорошим отношениям с генеральным менеджером. Но Березин сразу после этого с хоккеем фактически закончил. От миллионов у него поехала крыша. Начал гулять, пить, жену с ребенком бросил. Потом сменил несколько клубов – и нигде не заиграл.
Самая трагичная судьба была у Алексея Егорова. В 27 лет в Питере выпал из окна седьмого этажа. Говорили, несчастный случай, но я не верю. У него была жуткая компания, где таких случайностей не бывает. Пьяницы и наркоманы. Сколько раз пытались его вытащить! Игрок-то классный. Два сезона провел в «Сан-Хосе». Но как домой приедет – сразу загул. Позже Лешку в Германию пристроили. Год продержался – и снова задурил. Не понимал, куда катится. И в 2002 году все закончилось.
(Виктор Нечаев, фото с atlant-mo.ru)
Именно он привез в Магнитогорск Дейва Кинга.
Левин тогда был тренером-консультантом «Металлурга». С Кингом рассчитались там полностью, отдали два с половиной миллиона долларов. Хоть он и не мог понять, почему его сняли в начале сезона. Да и ни один нормальный человек не понял бы. Во-первых, в клубе возомнили о себе. Во-вторых, Федя Канарейкин подсидел. Это же очевидно. Самая большая ошибка Кинга – не взял помощника, который говорил бы на двух языках. Не настоял на этом. А ведь мы с Левиным его убеждали, что хоть один свой человек должен быть в команде. Другой момент – не было переводчика, знающего хоккейную кухню. На эти же грабли наступил и Бэрри Смит в СКА. Сам и Кинг теперь и слышать ничего не хочет о России. Постоянно был в шоке. Просто не понимал, где находится. Не понимал, почему в хоккей вовлечены космические суммы, а билеты стоят копейки. Ему казалось, что участвует в каком-то преступлении. От уровня жизни одуревал. Он – с миллионами, а вокруг – нищета. Как в России принято: идешь в шубе за 10 тысяч долларов, в ботинках из крокодиловой кожи, а на земле грязища. И надо бы в резиновых сапогах…
Эпилог.
В 1989 году женился на Ирине Лансман, в девятилетнем возрасте приехавшей с родителями в США с Украины. Растит двоих детей: Саша (1993 г. р.), сын Грегори (1996 г. р.).
Смысл всей моей истории, наверное, в том, что я заставил американцев уважать русских людей. Многие стали относиться ко мне с пониманием, появились друзья, хотя для американцев не было тогда большой разницы – фашист ты или коммунист. Эмиграция, в то время страшнейшая вещь, обернулась для меня в итоге вполне благоприятно.
P.S.
В более раннем интервью СС, Виктор иначе рассказывал о своих отношения с первой женой.
Познакомились во время одного из вояжей СКА в Швейцарию на Кубок Шпенглера, в 1977-м. Мы долго общались, созванивались… Она приезжала ко мне, мы были влюблены. Наш союз строился в первую очередь на высоких чувствах, я не использовал свою подругу лишь с целью получения визы, а затем и второго гражданства – США. Однако союз этот длился недолго: она училась близ Нью-Йорка, а потом перевелась в Бостонский университет, живя отдельно от меня, когда мы уже перебрались в Штаты. После года работы в США я уехал в Германию, она несколько раз приезжала ко мне, но вскоре в июле 1984-го мы развелись. Любовная лодка разбилась о быт, как говорил Маяковский.
В посте скомпилированы следующие материалы: СЭ Юрий Гольшак и Александр Кружков «Виктор Нечаев: первый русский в НХЛ» от 04.06.2010; СС Геннадий Набатов от 11.01.2001; wikipedia.org.