Гата Камский. «Я ухожу»
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Шахматы целиком состоят из человеческих драм и трагедий, где самые здравомыслящие люди совершали крайне нелогичные поступки, а потом корили себя, не в силах повернуть время вспять. Он же совершил немыслимое для спортсмена: ушел на самом пике, едва не став чемпионом мира, а потом, когда о нем основательно подзабыли, вернулся и доказал, что по-прежнему один из лучших. Такое можно было бы представить во времена Морфи, на это оказался не способен даже гениальный Фишер. А вот Гате Камскому удалось!
Его история в чем-то хрестоматийная для других индивидуальных видов спорта – для того же тенниса, в котором пруд пруди сумасшедших родителей, старающихся выжать все соки из таланта своих чад, но совершенно уникальна для шахмат. Единственный пример, да и то немного другого сорта – карьера Сэмми Решевского, на котором родители сделали имя и капитал, показывая гениального мальчика точно медведя в цирке, а потом, сорвав банк, спустили с короткого поводка, и он уже самостоятельно пробился в шахматную элиту.
По словам Гаты, с ним все было иначе – он сам определял свою судьбу, – и в разговорах с отцом всегда имел право голоса. Впрочем, «казус Камского» слишком интересен, чтобы не попытаться в нем подробно разобраться, благо все происходило на наших глазах.
В жизни и судьбе Гаты многое определили корни. Если присмотреться, вся она проходила «на колесах», в постоянных странствиях и переездах, в чем-то повторяя жизнь его деда по отцовской линии. Гатаулла Сабиров, знаменитый основатель Театра драмы Татарстана не любил сидеть на месте – продвигая свою труппу, он давал многочисленные представления по всей республике, часто в городах вдоль великой реки, по имени которой и получил свой псевдоним – «Камский». Его отличал просто бешенный темперамент – яркий, взрывной, он сразу захватывал зал, и производил неизгладимое впечатление на публику. Таким же был и его сын, Рустем. У него не оказалось актерских способностей, но зато он реализовался в спорте: стал сильным боксером-средневесом, позже перешел на тренерскую работу.
Именно так он оказался в сибирском Новокузнецке, где 2 июня 1974 года появился на свет Гата, а вернее – Гатаулла Сабиров. О своей жене Рустам никогда не распространялся, она умерла, когда мальчику не исполнилось еще и трех лет, после чего всего вся забота о сыне легла на его плечи. Судя по всему, он был тренером не только по профессии, но и в душе, а также фанатом раннего образования вроде знаменитого отца сестер Полгар Ласло.
Иначе трудно объяснить, как Гата уже в два года научился читать, в четыре неплохо играл на фортепиано, проявлял склонность к математике. Разумеется, заботился отец не только об умственном, но и о физическом развитии сына – детально продумывал для него рацион питания, режим дня, а также различные тренировки. Они были подобны двум спартанцам: рано вставали, шли на пробежку, после чего остаток дня для Гаты был расписан буквально по минутам. Вся разница в сравнении с семейством Полгар заключалась только в том, что Ласло и Клара были профессиональные преподаватели, обладавшими знаниями во многих областях науки и искусства, знавшие по несколько языков. Рустам же был боксером.
Он мог поставить дисциплину, научить добиваться успеха, но не мог научить сам. Поэтому очень рано стал нанимать для Гаты репетиторов. И в школу отправил сразу в третий класс. В этот момент Камские уже перебрались на их историческую родину, в Казань. Татарские корни и звучная фамилия Сабиров, плюс очевидные таланты мальчика, помогли ему найти поддержку. Впрочем… недостаточно сильную – потому что в поисках лучшей жизни Рустем решил перебраться в Ленинград. Для этого было и еще одно важное обстоятельство.
Дело в том, что в семь лет Гата всерьез увлекся шахматами. А по Камскому-старшему это значило не просто овладеть основами игры, получить какой-то разряд – но выложиться по полной, добиться максимума. Это стало сильно мешать занятиям в школе, где разница в возрасте плюс его закрытый характер быстро сделали из мальчика волка-одиночку.
В городе на Неве, куда как во вторую столицу стекались люди со всей страны, с этим было значительно попроще. А его очевидные шахматные успехи – за каких-то два года Камский поднялся от начинающего до первого разряда, – давали куда большие перспективы. Ведь в Ленинграде был еще и знаменитый Дворец пионеров, выпускниками которого была целая плеяда выдающихся гроссмейстеров, включая Корчного и чемпиона мира Спасского.
Когда Рустам «пристраивал» Гату во Дворец, он постарался сделать так, чтобы сын попал не просто к тренеру, а «тому самому» Заку, который воспитал Виктора Львовича и Бориса Васильевича. Да, Владимиру Григорьевичу в ту пору уже стукнуло 70, но его вера в своих учеников была безграничной! Да и методистом он, несмотря на возраст, был прекрасным: давал детям «школу», учил тому как надо работать над шахматами самостоятельно.
Камский был совершенно неутомимым, он мог играть или заниматься с утра до вечера. Во Дворце он сыграл сотни партий с одним из сильнейших учеников Зака – Вовой Шишкиным. Талант Гаты виделся настолько могучим, что тренер нередко называл его «мой маленький гроссмейстер». Но их союз оказался недолгим. Нетерпеливый отец, считая, что Владимир Григорьевич уделяет его сыну не так много внимания, как тот того заслуживает, постоянно «наезжал» на Зака, – и тому пришлось просто отказался от мальчика, устав каждый день выслушивать жалобы и советы от лучшего шахматного педагога Рустама Гатовича.
Впрочем, в Ленинграде с его насыщенной шахматной жизнь, с гроссмейстерами и массой мастеров найти тренера для Гаты было не так-то сложно. Только плати! Отец начал искать деньги: он не только подрабатывал везде, где только можно, но еще и бесконечно теребил местный спорткомитет, все время указывая ему на крайне бедственное положение семьи. Даже проводил настоящую пиар-кампанию в местной прессе: там слезливо обыгрывался и протертый спортивный костюмчик, и замотанная изолентой душка дешевых очков.
Ходила байка о том, что Гата «инкогнито», хотя кто из соперников мог заподозрить в этом хилом и невысоком очкарике по-настоящему сильного игрока, – даже играл в шахматы на деньги. По слухам, отец говорил, что если сын проиграет, то останется без ужина...
Куда уходили все деньги? Да на тренеров, хотя сам Камский платить и не любил, стараясь чтобы все расходы нес спорткомитет! По словам очевидцев, в какой-то момент у Рустама реально «снесло крышу», он менял их примерно раз в две недели. Занятия проходили под надсмотром Камского-старшего. Отец мог легко вмешаться в любой разговор и поставить под сомнение заданное задание, заставить все сделать по-своему. Люди не выдерживали такого постоянного прессинга, и уходили. Он находил им замену, договаривался с новыми – и так по кругу… Дольше остальных продержались мастера Цейтлин и Половодин, но если окинуть взором «поляну», гораздо проще было найти тех, кто с Гатой не занимался.
Но как бы бессистемно не действовал Рустам, сын действительно рос, набирался опыта и, возможно, такое «шахматного кровосмешение» даже пошло ему на пользу. Гата попросту стал всеяден, не имея ни ярко выраженного стиля, ни предпочтений. Очевидно, его талант носил ярко выраженный стратегический характер, но цельности и законченности, которая была характерна, скажем, для Карпова в таком же юном возрасте, у него не было. Но зато у него была фантастическая сила воли со стремлением к победе в каждой партии.
Ведь Гата отлично понимал: папа как многое дает, так и многого потребует взамен. А зная боксерское прошлое отца, не приходилось сомневаться, в их случае дело далеко не всегда ограничивалось одними только словесными внушениями. Боялся ли сын отца? Возможно. Хотя все это, скорее, укладывалось в понятие «уважал». При этом ходит масса рассказов о том, что как только отец отвлекался, терял контроль, Камский из затравленного зверя со всегда опущенными в пол глазами, тихого и нелюдимого, превращался в самого обычного мальчика, которого беспокоят самые незначительные проблемы, которому просто хочется поболтать. Но возвращалось «недремлющее око», – и он тут же закрывался в себе.
Несмотря на громкий уход из Дворца, успехи Камского прибывали! Сначала он победил в юношеском первенстве «Спартака», затем в первенстве города одержал громкую победу над Марком Таймановым. Но ключевым его успехом, заставившим всерьез говорить, что в стране вот-вот взойдет новая шахматная звезда, стал выигрыш им чемпиона СССР среди юношей 1987 года в литовском Капсукасе. Такого не случалось больше десяти лет – с тех пор как в 1975-м в те же 12 лет чемпионом Союза не стал бакинец Гарри Каспаров.
Важно, что победа Камского не выглядела как случайное стечение обстоятельств: он взял титул уверенно, с запасом обыгрывая соперников, значительно превосходящих его как по возрасту, так и по опыту выступлений. Эта победа породила даже проблему! Теперь Гата, по идее, должен был представлять Советский Союз на чемпионате мира до 20 лет. Но не отправлять же туда 12-летнего шахматиста? Лишить законного права его тоже не могли, и тогда на тренерском совете возникла мысль о проведении матча Камский – Широв.
Алексей был на два года старше Гаты, и имел за плечами уже несколько побед. Но матч, который должен был показать, что Камский еще не готов на подвиги, неожиданно для всех закончился со счетом 3,5-1,5 в его пользу. Пришлось отправлять его. Нет, не на чемпионат мира «до 20», в котором в том году победил Ананд, оторвавшись на пол-очка от Иванчука, до таких высот он еще не дозрел, – в турнир для 16-летних. Сыграл он по своим меркам не шибко удачно: проиграл пару партий, не участвовал в борьбе за победу, но все-таки смог зацепиться за дележ 2-3-го мест. Эти результаты дали повод Каспарову, которого просто завалили вопросами о Камском, повторившем его результат, высоко оценить его талант и перспективы, назвав Гату одним из «будущих претендентов на шахматную корону».
Любопытно, что в 1988-м Камского как и Каспарова десятью годами ранее пригласили на мемориал Сокольского в Минск, но в отличие от Гарри, Гата не выиграл турнир с отрывом в 2,5 очка. Не удалось ему и повторно победить на чемпионате СССР – причем ни до 16, ни до 20 лет. Не покорился даже чемпионат Ленинграда. Рустем был в бешенстве. Он строил в своем воображении стремительный безостановочный взлет сына, а тут заминка!
Вместо того, чтобы увидеть в этом естественное развитие событий, он обнаружил заговор, в центре которого стоял, конечно же, Каспаров. Гарри изо всех сил противодействовал его сыну, отрезая ему возможности и перспективы для развития. Кажется, именно тогда в его голове и возник план «побега в США». К сожалению для Рустема в ту пору такой шаг уже и близко не мог бы произвести того политического резонанса, что вызвало бегство Корчного в 1976 году, но Камский-старший подал их с сыном решение остаться за Западе (сразу же после NY Open 1989 года) как желание спасти карьеру от «Сталина в шахматах».
Даже вид на жительство в США они получили, попросив политического убежища.
Чуть позже выяснилось, что их бегство было вполне продуманным и подготовленным. Вряд ли бы оно вообще состоялось, если не предложение миллионера Джеймса Кейна, который был готов финансово помогать развитию шахматной карьеры Гаты в Америке. Интересно, что все переговоры, как обычно, вел Рустам, при этом не знавший ни слова по-английски! Его переводчиком выступал сын, которому еще не успело исполниться даже 15 лет.
Спустя годы, оценивая тот шаг, Камский убежден, что переезд в США был правильным для них решением, позволившим ему выйти на новый уровень игры. При этом он признавал то, что заработать шахматисту на достойную жизнь в Штатах очень трудно, так как в стране не сложилось глубоких традиций древней игры, а все игроки там чистые любители.
Камские поселились в Нью-Йорке, в русском районе, на Брайтоне. Распределение ролей в их маленькой «команде» было очень простым: Рустам должен полностью оградить сына от бытовых проблем, общаться с прессой, спонсорами и организаторами, а Гата – полностью сконцентрироваться на шахматах. Денег Кейна хватало на то, чтобы нанять одного, а если возникала необходимость, то и двух тренеров, да спокойно выезжать на турниры.
По его собственным словам, Камский в те годы в США работал «как проклятый». Ему надо было не просто расти, но перепрыгивать через ступеньки. Шахматы в СССР не просто так обгоняли остальных – там была масса соревнований, а с ними и огромный пласт знаний, о котором на Западе приходилось только мечтать. Не случайно, что Гата много работал как раз с бывшими советскими шахматистами, в разные годы бежавшими из Союза.
Среди его тренеров были Александр Иванов, Илья Гуревич, Лев Альбурт и многие другие. Камский как губка продолжал впитывать в себя знания и постоянно играл, играл, играл. Только в 1989 году он провел под сто турнирных партий, в 1990-м – немногим меньше. Но тут опены в его графике сменились на круговые турниры в знаковых для шахмат местах и лучшими шахматистами мира в соперниках. И здесь Гате очень сильно повезло.
Первый же супертурнир Камского, в Тилбурге 1990 года, закончился триумфом!
В двухкруговом турнире ему противостояла вся мировая элита: Иванчук, Гельфанд, Шорт, Тимман, Андерссон – не хватало только Каспарова, Карпова и Ананда. И что же? Первый круг новичок закончил с феноменальными 5,5 из 7. Во втором шло хуже и он набрал «-1», но этого оказалось достаточно, чтобы разделить победу с Иванчуком и обойти его за счет личных встреч. Стоит заметить, что Камский в момент участия в турнире еще не был даже гроссмейстером, а ему противостояли шесть игроков из первой мировой десятки.
Звание он получил на Конгрессе ФИДЕ, в конце 1990 года. А к январю 1991 года войдет и в «топ» по рейтингу, поделив 10-е место с Белявским, Андерссоном и Халифманом.
Новый год принес ему чудовищный провал в первом для него Линаресе – лишь 2,5 очка из 13 и последнее место с отрывом. Но по прошествии всего двух месяцев он завоевал титул чемпиона США, который разыгрывался по нокаут-системе. По пути к «золоту» Гата побил практически всех, с кем до этого работал и, кстати, продолжил работать – Илью Гуревича, Александра Иванова, Джона Федоровича, а в финале еще и Джоэля Бенджамина.
Камский в один миг стал невероятно популярным. Его теперь стали звать везде и всюду: в Линарес, Нью-Йорк, Филадельфию, Тилбург, Белград, Реджо-Эмилию. При этом Гате едва исполнилось 16, и по американским законам он даже не мог получать призовые деньги, а расписываться мог только на бланках партий. Впрочем, его «финансовая подпись» была в надежных руках! Слово Камского принадлежало, разумеется, тоже Рустему Гатовичу. В ту пору едва выходило хотя бы одно интервью, в котором ответы отца и сына не шли вместе, а еще чаще – ответы отца без ответов сына. Каждый отвечал за свой участок поля.
Интересно, когда позже Гату спрашивали, насколько ему самому нравилась эта ситуация, когда отец фактически вкладывал в его уста собственные слова и мысли, – отшучивался, и говорил о том, что он «смутно помнит тот период жизни, выходящий за рамки шахматной доски». Ему действительно было безразлично, кто и что о нем думает, что он здесь не для того, чтобы говорить, а чтобы играть в шахматы. Остальное не имеет значения.
Любопытно, что десять лет спустя примерно такая же ситуация будет у сверстника Гаты – болгарского гроссмейстера Веселина Топалова, который «будет играть», а его менеджер, Сильвио Данаилов, «будет говорить». И точно так же их дуэт распадется сразу после того как достигнет своей высшей точки – после того как игрок перестанет побеждать.
Но при всем своем эго, Рустем руководствовался исключительно интересами сына, и был для него готов абсолютно на все. Над ним, как потом и над «лучшим менеджером в мире» посмеивались, но именно они становились для своего спортсмена непроходимой стеной, тем самым громоотводом, который позволял им сосредоточиться только на игре.
В тот момент Камские думали уже только об одном. Как стать чемпионами мира?
Уверенность в то, что это возможно, возникла после супертурнира в Дортмунде 1992 года, в котором Камский выиграл у Каспарова. Это была их четвертая очная встреча: первый их поединок в Линаресе-1991 закончился победой Гарри, в Тилбурге-1991 обе партии пришли к ничьей, и вот Гате удалось «сделать это»! Гарри пошел с ним на большую игру, разыграл староиндийскую защиту, пожертвовал две фигуры, но… из матовой атаки ничего не вышло, а защищался молодой волк исключительно цепко. Их партия закончилась примечательной позицией, где две белых пешки дошли до 7-й горизонтали, и чемпион мира покинул сцену, посылая мысленные проклятия всему свету. Отрицательные впечатления Каспарова были столь сильны, что несмотря на выигрыш турнира, он там больше никогда не играл.
Но как стать чемпионом? Оказалось, что в 1993 году ответить на этот вопрос было не так-то просто! Каспаров с Шортом решили сыграть свой матч на первенство мира «все рамок ФИДЕ», создав под это дело Профессиональную шахматную ассоциацию, и предложили в нее вступать всем желающим. Президент ФИДЕ Кампоманес в отместку исключил обоих из рейтинг-листа, подверг анафеме, а после того назначил новых соперников в матче за корону – Карпова с Тимманом. И получилось, что к концу года в шахматах было сразу два чемпиона мира. А через какое-то время – и два цикла первенства мира. Один из них вел к Каспарову со своим межзональным в Гронингене, другой – к Карпову, для этого путь надо было ехать в Биль. Небывалая, невероятная ситуация, которой никогда не было.
Кто-то из ведущих гроссмейстеров вроде Иванчука «присягнули» только одной версии, но большинство, и в их числе Камский, решили попробовать свои силы сразу в обеих.
Троим – Ананду, Камскому, Крамнику – удалось стать «дважды претендентами». У Гаты не возникло ни единой проблемы ни в турнире ФИДЕ, в котором он набрал нужный «плюс» за 4 тура до финиша, ни в ПША, где мог вздохнуть в облегчением еще за 2 до конца. Пресса и публика отдавала явное предпочтение индийскому гению. В тот момент Виши был третьим шахматистом мира, уступая лишь двум «К», ему было 24 года и, казалось, нет преграды, о которую он мог бы споткнуться. В перспективы 18-летнего россиянина, о котором два года назад еще не знал никто, мало кто верил. А вот американец. Никто не понимал, на что он по-настоящему способен? Ведь вслед за Тилбургом-1990 и чемпионством в США, у него не было крупных побед! Да, силен и опасен, хочет стать чемпионом мира и не скрывает этого! Но чтобы выиграть цикл, особенно два цикла, этого недостаточно. Нужна команда, особая подготовка плюс железобетонная уверенность в том, что этот результат достижим.
Как оказалось, Камский всеми этими качествами обладал. Кроме того, его ни на секунду не забивал себе голову размышлениями о том, что он борется за титул чемпиона мира. То, с чем так и не мог справиться, например, Иванчук. Гата просто играл в шахматы.
Едва ли кто-нибудь в тот год, что он карабкался по отвесной стене, занимался шахматами больше него. Сами же претендентские матчи у Камского проходили очень быстро.
У Гаты в тот момент была прекрасная жизнь. Чтобы было удобней работать тренеры, пока перебрались к ним в Бруклин, и трудились по 6-8 часов в сутки, прерываясь только на еду, прогулки и занятия спортом. «Когда нам надоедало заниматься, мы выходили на лужайку и валяли дурака, а на магнитофоне крутились тогдашние хиты…» – вспоминал он.
Разумеется, в работе «штаба» принимал участие и Рустем, причем он настаивал на том, что он должен быть «в курсе». Но зная о его ленинградских практиках, для него установили штраф за зевки в предлагаемых им ходах: пешка шла за $10, конь и слон – по $20, ладья – $50, а ферзь – $100. Дипломированный шахматист третьего разряда честно складывал в коробку из-под пиццы проигранные баксы, и на них потом приобретался перекус.
Ну, а зрители следили за хроникой удивительного подъема Гаты Камского.
В январе 1994-го в цикле ФИДЕ был повержен Пауль ван дер Стеррен – 4,5-2,5. Уверенная победа в 1-й черными, неожиданный провал во 2-й и два эффектных удара в 3-й и 4-й. Так что матч был решен в кратчайшие сроки, – ничьи в конце никого не интересовали.
В июне 1994-го: Владимир Крамник по ветке ПША – 4,5-1,5. Именно после этой победы на Камского впервые взглянули как на возможного победителя цикла: если до матч двух «К» представлялся как абсолютно равный, в самом матче случилось настоящее избиение. Во многом его результат предопределила 1-я партия – в ней Гата разбил главный дебютный оплот Владимира, систему Ботвинника, в которой тот набирал приличный процент побед. Попытка переломить матч через колено, предпринятая Крамником во 2-й, подписала ему приговор: Камский действовал с хирургической точностью, сняв все вопросы о результате матча. К 6-й партии стартовые 2-0 превратились в полный разгром и доминацию.
Ну, а июле-августе случилось самое интересное: Камский столкнулся с Анандом. Играли матч в Санги-Нагаре в самый разгар лета, когда столбик термомента не опускался ниже +46 в тени, и поначалу у Гаты ничего не получалось и после двух стартовых ничьих, Виши выиграл 3-ю и 4-ю партии: попросту сказалась лучшая дебютная подготовка соперника и невероятные условия для игры… Сыграли еще партию, – и тут при счете 1,5-3,5 случилось настоящее чудо. Для победы в матче и выхода в полуфинал цикла ФИДЕ индийцу хватало одного очка в трех(!) партиях. Его уже во всю поздравляли, однако в этот момент что-то с ним случилось. И Камский это «что-то» вполне осознанно сумел почувствовать.
Он увидел, с каким невероятным трудом Виши даются все решения, тот не может выбрать один из двух хороших ходов, мучается, переживает – и больше всего на свете хочет, чтобы этот матч поскорее закончился. Вся 6-я партия превратилась в мучительную реализацию небольшого позиционного преимущества, где каждый ход доставлял сопернику боль. Эта партия полностью выбила индийца из колеи. И после этого в 7-й он взял его почти голыми руками: белые отступали, отступали, пока отступать стало просто некуда! Закончить дело в 8-й не получилось, Ананд устоял, но играть в полную силу больше уже не мог. Камский выиграл на тай-брейке обе партии в рапид, где его соперник считался королем.
После того как Камский устроил такое Ананду, напряглись уже все. Было заметно, что он с каждым следующим поединком и с каждой новой партией, играет все сильнее, чувствует себя все уверенней. Именно так, наращивая обороты, проходили претендентские циклы и все последние чемпионы мира: Спасский и Фишер, а затем Карпов и Каспаров.
Полуфинал цикла ПША в сентябре 1994-го выглядел в этом плане устрашающе: Камский в пух и прах разнес Шорта – 5,5-1,5. Гата буквально не мог остановиться, махая «секирой», пока не закончились партии в матче – нанес недавнему сопернику Каспарова пять ударов в шести первых партиях, Найджелу буквально не дали уползти живым с поля боя.
Чуть-чуть передохнув, чтобы зря не терять время победив в супертурнире в Лас-Пальмасе, в феврале 1995-го Камский с таким же счетом – 5,5-1,5 положил на лопатки еще и Салова. На этот раз он еще и не проиграл ни разу, «реализовав» три белых цвета и оформив «+4» уже к шестой партии. Теперь путь к Карпову и короне ФИДЕ был для него открыт!
Кажется, после этого, пятого подряд победного матча, Камский дал себе слабину, немного уверовал в свою непогрешимость, и перед последним отборочным поединком в Анандом в цикле ПША, был недостаточно собран. Да еще и победа в 1-й партии черными, в которой у Виши случился какой-то заскок, он забил про часы и просрочил время, не могла не выбить из колеи. Индиец быстро взял инициативу в свои руки и сперва сравнял счет, а затем в 9-й и 11-й партиях заставил Гату капитулировать. Он старался биться в каждой белой партии, но было заметно, что за год бесконечных циклов ему становится все труднее выдавать «на гора» хорошие идеи и поддерживать спортивную форму запредельного уровня.
Поистине, такой нагрузки не было ни у одного шахматиста мира. Даже когда Спасский во время своего знаменитого цикла первенства мира 1963/64, за который сыграл 104 партии, далеко не в каждой из них выкладывался по полной. Камский сыграл «всего» 46, но зато каких! Такой доминации в претендентах не было во времен разгромов Фишера.
В американской прессе Камского уже со всех сторон сравнивали с Бобби – совсем в духе советских времен «вернем корону» и т.д. Звали на шоу и пресс-конференции, навязывали спонсоров и всячески желали ему победы. Пусть только в цикле ФИДЕ, но победить «всего лишь» Карпова тоже было невероятно престижно. Да и с Анандом у них был паритет: один вышел победителем одного цикла, другой – другого. Гата не отказался от обоих.
Но матч с Карповым, намеченный на лето 1995 года все никак не начинался.
Сперва отказался индийский спонсор ФИДЕ, который давал деньги строго под Ананда, ну а после его вылета утерял интерес. Полезли варианты один интересней другого: Канада, Саудовская Аравия, а будущий президент ФИДЕ Илюмжинов предложил в качестве места проведения Ирак, якобы диктатор Саддам Хусейн готов вложить в него деньги.
Чем больше вокруг матча нагромождалось слухов и всевозможной чепухи, тем дальше он отдалялся, буквально с каждым днем теряя свое значение и смысл. Каспаров и Ананд, как было намечено, летом в 1995 года в Нью-Йорке, на 109-м этаже башен близнецов сыграли свой блестящий матч, а Камский все ждал и ждал, превращался в «вечного претендента». Было ясно, что он теряет в этой ситуации больше всех. Его команда, блестяще отработав два цикла, медленно, но необратимо начала разбегаться. А он сам за 17 месяцев, которые разделили его победу над Саловым и начало матча с Карповым, вышел на старт всего-то в трех турнирах – в Дос-Эрманасе, Гронингене и Амстердаме, в которых он кроме прочего был вынужден скрывать от соперника свой дебют, по сути играя в них в полруки.
Неопределенность продолжалась больше года. Местом проведения, за неимением других вариантов, стала Элиста, родной город Илюмжинова. Он поставил в нем призовой фонд в $1,5 млн., что уступало призовому в Нью-Йорке почти на миллион. Предложи Кирсан этот же вариант в 1995 году, может быть, и вся ветка ФИДЕ получила иное развитие. И, скорее всего иначе сложилась бы судьба нашего героя. Летом 1996 года он был не готов.
Об этом говорило, да просто кричало то, что не только Рустем, но и сам Гата, начали один за другим забрасывать организаторов всевозможными требованиями и ультиматумами. Это заставило Карпова дать программное интервью, в котором он высказался в том духе, что если Камские не прекратят панику, – то «Я буду играть не с Гатой, а с Гарри».
Косвенно об этом можно судить по дебютной палитре поединка. Только что один из самых эрудированных и подготовленных шахматистов мира, добравшись до матча жизни, вдруг в нем начинает в ужасе «бегать» по вариантам, точно у него нет готового оружия ни одним из цветов! Да, можно сказать, что раньше Гата имел дело с элитными гроссмейстерами, а теперь играл с самим чемпионом мира, но соотношение в уровне их дебютной подготовки всего годом ранее было совершенно другим, и точно в пользу Камского. Да даже если так, то контраст все равно кажется слишком сильным. Американец был буквально гол.
Точно не все в порядке было и с психологией, особенно когда накануне матча Рустем ни с того ни с сего вдруг начал говорить в интервью, что изначально выбор шахмат для сына был ошибкой, и ему стоило бы заняться чем-то иным! Чем, например? Медициной, наукой – неопределенно говорил Камский-старший. А потом глубокомысленно намекал на то, что этот матч, вне зависимости от того как он закончится, станет последним для Гаты. Станет ли чемпионом мира или нет, после Элисты он уйдет, и изберет другую профессию.
Журналисты посмеивались, в открытую намекая на то, что отец просто стелет соломку на случай, если его сын уступит, – и надо будет как-то оправдываться за поражение.
Но, кажется, за время ожидания он и в самом деле мог задуматься над тем, что шахматы – далеко не единственное и точно не лучшее занятие в жизни… Если даже пройдя так много кругов ада, как он, можно оказаться в полном вакууме, – то что его ждет дальше?
Думая о будущем сына, Камский-старший даже устроил среди калмычек смотр невест, во время которого собирался выбрать Гате будущую жену. В критерии не входила красота, а вот умение управлять домом, готовить еду или штопать носки, – да. Многие родители вели своих дочерей на «просмотр», но жесткий цензор отверг всех. Надо заметить, что Рустем через несколько лет осуществил замысел, подобрав в Казани «правильную девушку» – ее звали Айгуль, – и Гата без разговоров женился на ней. Правда, потом развелся.
Камские проиграли «битву за откладывание», когда партии вместо того, чтобы играться в один день, после 60-го хода уходили на домашний анализ, и качество анализа у Карпова неизменно оказывалось лучше, чем их группы. Гата потерял в этом свое преимущество как в возрасте, так и в выносливости… Речь не только о более точных оценках, а в том, что его возрастной соперник просто не успевал восстанавливаться после длинных дней.
Плюс по ходу поединка кто-то еще в шутку сказал Рустему, что во время игры Анатолию докладывают компьютерную оценку позиции. И он, ничего не понимая в приложениях для анализа, отправился лично обезвредить диверсантов и едва не разгромил компьютерный центр в Доме правительства Калмыкии. В один из дней он чуть не послал в нокаут одного из помощников сына Ясера Сейравана, когда получил информацию о том, сто в команде появился засланный казачок. Он героически сражался с ветряными мельницами.
Он всеми силами пытался дать понять окружающим, что его сына несправедливо лишают короны, самой возможности на равных бороться за нее, – стать чемпионом мира.
Камский-старший не мог спокойно смотреть на то, как Гата проигрывает… По его мнению, он не мог и не должен был проигрывать. Единственное, чего Рустем не мог сделать – сесть за столик против Анатолия Евгеньевича, и как тот герой из песни Высоцкого про Фишера, показать бицепс, после чего пресловутый Карпов тут же согласился бы на ничью.
Но чемпион мира выигрывал. Причем, в позициях, в которых Камский был особенно силен – в сложной стратегической борьбе, на нюансах, превращая в победы незначительный, не бросающийся в глаза перевес. За весь матч в нем была лишь одна сравнительно короткая 23-ходовая ничья. Казалось, именно этого и хотел претендент, но выяснилось, что именно он, а не Карпов, первым теряет концентрацию и ошибается в подобных шахматах.
Количество ошибок у Гаты было каким-то запредельным. А если считать вопросительные знаки, которые поставил чемпион мира, комментируя партии матча, то их было раза в три больше. Да, Карпов играл хорошо: крайне сконцентрировано, ничего не упуская, цепляясь за любой шанс. Но… если посадить за доску Камского времен матчей с Шортом, Саловым или Анандом, вряд ли победа далась бы ему так легко. Да и вообще далась бы?
В промежутке с 4-й по 9-ю партию Карпов выиграл четыре раза – если не брать в расчет обмен ударами в первых партиях, точная копия старта его первого матча с Каспаровым. И, как и в тот раз, он не стал «добивать» соперника, проиграв вторую половину матча со счетом 4-5. Увы, ни розу у Камского не было шансов развить стратегическую инициативу, и попытаться спасти матч. Чем ближе Анатолий Евгеньевич приближался к заветному 10-му очку, тем более слабело сопротивление Гаты Рустамовича. И к 18-й партии тот достиг необходимых для победы 10,5 очков, – и был объявлен чемпионом мира ФИДЕ.
На финальной пресс-конференции Карпов расточал улыбки принимал поздравления. А на Камских не было лица. В ответ на предложение ведущего журналистам задавать вопросы Рустем взял микрофон, и сказал, что они могут задавать чемпиону мира любые вопросы, они же только ждут свой чек у Илюмжинова, чтобы немедленно покинуть город.
Через несколько дней уже в Нью-Йорке, Камские дали собственную пресс-конференцию, на которой Гата сообщил, что он не видит дальнейшего смысла для продолжения своей шахматной карьеры. На вопрос, чем он собирается заняться, он ответил, что «В мире есть много интересного», но он пока не решил. Не передумает ли он и не вернется в шахматы, спросил какой-то несознательный элемент, – тогда микрофон в руку взял Рустем, сказав коротко: «Нет, наше решение об уходе – окончательное…» Занавес опустился.
Шахматный мир был в шоке! Никто не воспринимал всерьез разговоры Рустема об уходе, ведь перед началом матча с Карповым в Элисте Камский отпраздновал всего лишь свой 22-й день рождения. У него было 2745 баллов, выше него было лишь пять шахматистов, и вся жизнь за черно-белой доской казалась впереди. Но, что сделано, то сделано.
P.S. Камский действительно ушел из профессиональных шахмат. За девять лет он появился лишь раз, на нокаут-чемпионате мира ФИДЕ 1999, где во 2-м круге проиграл Халифману и окончательно исчез с шахматных радаров… А потом, девять лет спустя, – принял решение вернулся. Уже один, без Рустема. Но это – уже совершенно другая история.