Дэвид Пис. «Проклятый Юнайтед»: День двадцать второй
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
- День первый
- День второй
- День третий
- День четвертый
- День пятый
- День шестой
- День седьмой
- День восьмой
- День девятый
- День десятый
- День одиннадцатый
- День двенадцатый
- День тринадцатый
- День четырнадцатый
- День пятнадцатый
- День шестнадцатый
- День семнадцатый
- День восемнадцатый
- День тридцать третий
- День тридцать четвертый
- День тридцать пятый
- День тридцать шестой
- День тридцать седьмой
- День тридцать восьмой
- День тридцать девятый
Источники/Благодарности/Об авторе
***
Вот снова Европа; твои надежды и твои мечты. Надежды и мечты, которые удерживают тебя здесь, домашняя игра против «Бенфики» —
«Дерби Каунти» против «Бенфики» во втором раунде Кубка чемпионов.
Ты не можешь уснуть. Ты не можешь есть. Ты не веришь в удачу. Ты не веришь в молитвы, поэтому ты можешь только строить планы, только замышлять и строить планы:
Прошлой ночью ты заставил агронома выкачать половину реки Дервент на поле, превратив «Бейсбол Граунд» в болото. Кевина Гектора несут по узкому коридору в процедурный кабинет. Врач команды накачивает Кевина Гектора кортизоном за час до начала игры; за час до того, как Орлы Лиссабона должны полакомиться Баранами Дерби —
Пресса не дала тебе ни единого шанса. Пресса списала тебя со счетов:
Не повезло, Клафи, все они пишут. На этот раз ты не оказался не в своем классе.
Пит прикалывает эти вырезки в раздевалке; вот где вы с Питом в лучшем виде, в раздевалке, под этими вырезками, за десять минут до начала матча. Ты попросил Пита просмотреть их игроков, за кем следить и зачем за ними следить, чего ты обычно никогда не делаешь, обычно тебе на это наплевать. Сегодняшний вечер ничем не отличается. Пит смотрит вниз на листок бумаги в своей руке, затем он снова смотрит на твою команду, на твоих парней, и он сминает этот листок бумаги —
— Не парьтесь, — говорит он. — Вам не о чем беспокоиться с этими ребятами.
Пит прав, ты прав; это один из тех вечеров, о которых ты мечтал; один из тех вечеров, ради которых ты родился и живешь, и, несмотря на твои комментарии, несмотря на твою критику, более 38 тысяч человек собрались здесь, чтобы разделить с тобой этот вечер, этот вечер, когда вы сметете «Бенфику» и Эйсебио с первой до последней минуты, с минуты, когда Макфарланд поднимается над их защитой, чтобы пробить головой с кросса Хинтона, с минуты, когда Макфарланд скидывает головой другой кросс Хинтона, чтобы Гектор забил с левой ноги в верхний угол, с минуты, когда Макговерн обрабатывает пас Дэниэла, чтобы забить с края штрафной, с первой минуты до последней —
— Невероятно, — говорит вам Малкольм Эллисон в перерыве. — Чертовски невероятно.
Ты просовываешь голову в дверь раздевалки и просто говоришь им: «Вы великолепны, каждый из вас».
Боултон. Робсон. Дэниел. Хеннесси. Макфарланд. Тодд. Макговерн. Геммилл. О'Хара. Гектор и Хинтон —
«Дерби Каунти»; твоя команда, твои ребята.
Сегодняшний вечер — это все, о чем ты когда-либо мечтал. Все, ради чего ты когда-либо работал. Все, ради чего ты родился и живешь. Ради чего замышлял и строил планы —
Сегодняшний вечер — оправдание. Сегодняшний вечер — подтверждение —
Сегодняшний вечер — это твоя месть, месть, месть —
Сегодняшний вечер — это «Дерби Каунти» - «Бенфика» 3:0 —
25 октября 1972 года —
Сегодня вечером у тебя есть только одно слово для прессы после этой игры, одно слово для твоей команды, твоих парней, и сегодня вечером это слово «Волшебно».
* * *
Это еще одна из его традиций, еще одна из его чертовых рутин, еще один из его гребаных ритуалов. Сегодня моя первая домашняя игра на «Элланд Роуд», дома против «Куинз Парк Рейнджерс». Но мы встречаемся не на «Элланд роуд», а в отеле «Крейглендс» в Илкли —
Гребаный Илкли; посреди вересковых пустошей, посреди чертова нигде.
Небольшая легкая тренировка и легкий обед; немного бинго, немного шаров; беседа с тренерами и дискуссия с Доном; затем обратно на «Элланд Роуд» —
— Каждую домашнюю игру, — говорит Морис Линдли. — Так было уже долгое время.
— Что ж, это последний гребаный раз, — говорю я ему. — Им было бы лучше провести лишнюю пару часов дома со своими женами и детьми, а не сидеть здесь на задницах, вертя своими чертовыми большими пальцами или проигрывая свою гребаную зарплату, ожидая и беспокоясь, как куча маленьких старушенций.
— Это ценное время на подготовку, — говорит Морис. — Помогает им сосредоточиться на игре.
— Это пустая трата чертова времени и пустая трата чертовых денег, — говорю я ему.
— Мне стоило гребаного состояния добраться сюда на этом чертовом такси.
— Парням это не понравится, — говорит он. — Они не любят перемен. Они любят постоянство.
— Что ж, такова долбанная жизнь, — говорю я ему и направляюсь внутрь заведения в пустынный, тихий ресторан; пустынный, но не для игроков первой команды, сидящих, уставившись в свой томатный суп, ожидая свой стейк и картошку.
Билли Бремнер здесь, Нюхач и Хантер тоже, хотя все трое дисквалифицированы. Я подхожу к Билли Бремнеру, обнимаю его за плечи, похлопываю по спине и говорю: «Хорошо, что ты пришел, Билли. Очень признателен. Спасибо, Билли».
Билли Бремнер не оборачивается. Билли Бремнер просто смотрит в свой суп и говорит: «У меня не было особого гребаного выбора, не так ли, мистер Клаф?»
* * *
«Дерби» отправляется на «Эштадиу да Луш» в Лиссабоне на ответный матч 8 ноября 1972 года. Ты не тренируешься. Ты не практикуешься. Ты жаришь сардины на гриле и пьешь виньо верде —
УМЕНИЕ ПИТЬ, кричит «Дейли Мейл». Они правы:
Всего четыре дня назад вы поехали на Мэйн Роуд, и «Манчестер Сити» обыграл вас; офсайды, автоголы и снова гребаный Марш. Вы пропустили пять голов в матче с «Лидсом». Три против «Манчестер Юнайтед». Теперь четыре против «Сити» —
— Они даже не играли так чертовски хорошо, — говорит Пит. — Не были столь хороши.
— Совсем как ты тогда, — огрызнулся ты в ответ. — Потому что это все, что ты когда-либо говорил.
Сомнение. Страх. Проблемы. Напряжение.
Позже ты пришел к нему. Стучал в его дверь. Кричал через отверстие для почты. Подождал, пока он отложит свои учебники по истории нацизма и, наконец, откроет входную дверь. Потом вы поцеловались и помирились, и теперь вы снова здесь, бок о бок, в Лиссабоне —
На «Эштадиу да Луш» с 75 тысячью фанатами «Бенфики»; со стенами и стенами тел, стенами и стенами шума; волнами и волнами красных футболок, волнами и волнами красных футболок от первого свистка до последнего —
Но твоя команда, твои ребята, они стоят твердо, и Боултон выдает лучшую игру своей жизни, раз за разом спасая удары Эйсебио, Баптисты, Жордао, пока не наступит перерыв, и Орлы Лиссабона не начнут падать на землю, время сейчас против них —
Могучие Бараны Дерби теперь против них —
Без страха. Без сомнений. Без проблем. Без напряжения.
Под конец — свистки, но не тебе, не «Дерби Каунти», свистки и подушки, брошенные на поле «Эштадиу да Луш», но не тебе и «Дерби Каунти» —
За последние двенадцать сезонов европейского футбола только амстердамский «Аякс» когда-либо мешал Эйсебио и Орлам Лиссабона забивать голы, только «Аякс» и теперь «Дерби» —
Тебе и «Дерби» — аплодисменты. Тебе и «Дерби — уважение —
Тебе и «Дерби» — четвертьфинал Кубка чемпионов.
* * *
Командный автобус привозит нас обратно на «Элланд Роуд» в половине пятого, и там уже есть люди, которые стоят в очереди за билетами и покупают свои программки, едят свои гамбургеры и пьют свой «Боврил». Я прячусь в кабинете, дальше по коридору и за углом, через двери и под трибуной. Я прячусь и слушаю, как ноги надо мной взбираются на свои места и занимают свои места, точат свои ножи и отравляют свои дротики, прочищают горло и начинают петь, петь, петь; петь, петь, петь —
«Лидс», «Лидс», «Лидс». «Лидс», «Лидс», «Лидс». «Лидс», «Лидс», «Лидс» —
Я кладу голову на стол. Мои пальцы в ушах. Я закрываю глаза. В этом кабинете. Дальше по этому коридору. Огибая этот угол. Через те двери. Под этой трибуной и под их ногами, ногами, ногами —
Раздается стук в дверь. Это Джон Рейнольдс, агроном —
— Держите, босс, — говорит он и протягивает мне мои часы. — Смотрите, что подвернулось.
— Черт возьми! Где ты их нашел? — я cпрашиваю его.
— Они были за воротами на тренировочном поле, — говорит Джон. — Немного грязноваты, но я все почистил для вас. Чертовски приятные часы эти; все еще ходят и все такое.
— Ты святой, — говорю я ему и достаю из ящика новую бутылку «Мартелла». — И ты присядешь и выпьешь со мной, не так ли?
— Наливайте уж, босс, — улыбается он. — Исключительно в медицинских целях, конечно.
— Летние простуды, — смеюсь я. — Они самые, хрен дери, худшие, не так ли?
Мы с Джоном Рейнольдсом поднимаем бокалы и пьем, а потом Джон спрашивает: «Могу я вам кое-что сказать, босс?»
— Ты можешь говорить мне все, что хочешь, Джон, — говорю я ему. — Я у тебя в долгу.
— Что ж, я знаю, что вы хотите здесь что-то изменить, — говорит он. — Что один или два игрока и один или два сотрудника, возможно, пакуют чемоданы, но на вашем месте я бы не торопился, босс. Не стоит слишком торопиться, особенно здесь. Их нелегко изменить, так что просто не торопитесь. Рим, как говорится, не за один день строился.
Я уставился на Джона Рейнольдса. Затем я встаю, протягиваю ему руку и говорю: «Ты хороший человек, Джон Рейнольдс. Хороший человек и отличный, черт возьми, агроном. Спасибо вам за ваш совет, за вашу дружбу и за вашу доброту, сэр».
* * *
Ты вообще не хочешь покидать это место. Ты вообще не хочешь, чтобы это чувство закончилось —
Аплодисменты болельщиков «Бенфики». Уважение болельщиков «Бенфики» —
Эти вечера, о которых ты мечтаешь, вечера, ради которых ты родился и живешь —
Ради чего ты пьешь и пьешь и пьешь и пьешь.
В ресторане, на празднике, ты встаешь, чтобы заговорить, встаешь и кричишь: «Эй, Тодди! Ты мне не нравишься, и мне не нравится твоя гребаная жена!»
И вот ни смеха, ни аплодисментов, ни уважения; только кашель, смущенный и приглушенный. Завтра ты позвонишь миссис Тодд. Завтра ты извинишься и пошлешь ей цветы. Завтра ты попытаешься объяснить.
Но сегодня ночью Лонгсон прячет лицо, пока Киркланд постукивает ножом по своему стакану, медленно, медленно, медленно. Тук, тук, тук. Медленно, медленно, медленно —
— Я тебя закопаю, — шепчет Джек Киркланд, его ненависть свежа в его дыхании. — Закопаю тебя, — обещает он тебе —
Ты хочешь вернуться домой. Хочешь запереть свою дверь. Хочешь задернуть шторы. Твои пальцы в ушах, твои пальцы в ушах —
Ты никогда больше не захочешь покидать свой дом.
* * *
Я напуган. Мне страшно. Напуганный и гадящий кирпичами. Хотел бы я, чтобы здесь были два моих мальчика, чтобы они держали меня за руку, сжимали ее. Но они вернулись домой в Дерби, укрылись в своих кроватях под плакатами «Дерби Каунти» и шарфами «Дерби Каунти», а не здесь со мной сегодня вечером на «Элланд Роуд», здесь со мной сегодня вечером перед 32 тысячью йоркширцев. Сегодня вечером только я сам, черт дери, по себе, перед 32 тысячью гребаных йоркширцев —
«Тетли Биттермен», гласит вывеска. Присоединяйся…
Я делаю глубокий вдох и сглатываю, я сглатываю и иду по этому туннелю, иду по этому туннелю и выхожу на этот стадион, на этот стадион, чтобы проделать свой очень, очень долгий, долгий путь к этой скамейке, но, когда я направляюсь к этой скамейке, сегодня вечером эти 32 тысячи йоркширцев на «Элланд Роуд», сегодня вечером они поднимаются все как один на ноги и аплодируют мне, когда я направляюсь к этой скамейке запасных, и я машу толпе и слегка кланяюсь, пробираясь, я машу и кланяюсь, а затем сажусь на эту скамейку запасных, занимаю свое место на этой скамейке в качестве главного тренера «Лидс Юнайтед»; «Лидс Юнайтед», чемпионов Англии —
«Тетли Биттермен», гласит вывеска. Присоединяйся.
— Добро пожаловать на «Элланд Роуд», мистер Клаф, - кричит мужчина из-за скамейки. «Удачи», — кричит другой, и Джимми Гордон, Джимми в своем новеньком спортивном костюме «Лидс Юнайтед» фирмы Admiral с его чертовой фамилией на спине, слегка подталкивает меня и слегка подмигивает, и я смотрю на свои часы, свои часы, которые снова на моем запястье, и впервые, впервые за очень долгое время, я думаю, что, может быть, просто может быть, это сработает.
* * *
Шепот. Шепот. Шепот. Шепот. Шепот. При том, как идут дела, ты должен продолжать выигрывать матчи, продолжать выигрывать матчи, иначе эта толпа в зале заседаний убьет тебя —
Уничтожат тебя. Закопают тебя.
И именно это вы и делаете с «Арсеналом»; вы уничтожаете их, вы закапываете их, 5:0; Макговерн (21), Хинтон (37), Макфарланд (40), Гектор (42) и Дэвис (47).
— Я не согласен с тем, что это была наша лучшая игра в сезоне, — говоришь ты прессе и камерам, колонкам и телевидению. — Она была на «Гудисоне» двадцать девятого августа, когда мы проиграли 0:1, и вы, черт возьми, списали нас со счетов; уничтожили и закопали нас. Вот тогда-то и закрались сомнения, сомнения и страхи, что мы могли бы играть столь хорошо и все равно проиграть. Что ж, сегодня эти сомнения и эти страхи были изгнаны.
Прошло больше трех лет с тех пор, как вы забили «Тоттенхэму» пять, три года с тех пор, как вы с Дейвом Маккеем уничтожили и закопали Билла Николсона и «Тоттенхэм».
«Арсенал» не покидает выездную раздевалку в течение полных сорока пяти минут после матча, заперлись там —
Уничтоженные и закопанные —
Точно так же, как ты знаешь и будет и с тобой, если поскользнешься, если проиграешь —
Если ты когда-нибудь оторвешь свой чертов глаз от этого гребаного мяча.
* * *
Через пятнадцать минут игры Харви делает движение, чтобы прикрыть мяч своим телом, чтобы забрать его с первого отскока, но мяч проскальзывает сквозь него и под ним, в сетку —
Два матча. Два поражения. Ни одного гола.
— Не повезло, ребята, — говорю я раздевалке. — Не заслуживали поражения, не сегодня вечером. Есть над чем поработать завтра, о чем нужно позаботиться до Бирмингема; но мы можем разобраться с этим на тренировочном поле и в субботу все сделать правильно. Не нужно паниковать и не нужно винить себя. Просто вопрос уверенности, вот и все».
— Да-да-да, — бормочет Сид Оуэн из задней части комнаты. — Никогда не слыхал такой гребаной чуши.
Я прикусываю свой чертов язык, прикусываю его, пока он, сука, не начнет кровоточить, и я выхожу наружу, наружу, в коридор, к прессе и камерам, стервятникам и гиенам, и я говорю им всем:
— Мы не играли уверенно.
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Нам очень не хватало Бремнера, Кларка и Хантера.
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Мне было очень жаль Дэвида Харви, но очень важно, чтобы он забыл об этом.
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Мы создали достаточно моментов, но не смогли их реализовать.
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Это плохое начало по любым стандартам, особенно по стандартам «Лидса».
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Но утром мы будем здесь и будем работать как проклятые.
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
— Это все, что мы можем сделать. Спокойной ночи, господа.
Затем я ухожу, подальше от прессы и камер, стервятников и гиен, поворачиваю за угол и иду по коридору в кабинет, к телефону и бутылке:
Если бы только ты мог видеть меня здесь. Если бы только ты мог услышать меня сейчас …
Я скучаю по своей жене. Я скучаю по своим детям. Я хотел бы не быть здесь. Я не был собой —
Если бы ты только мог удержать меня здесь. Если бы ты только мог помочь мне сейчас…
То, что я, черт возьми, натворил. То, что я, мать твою, сказал —
«Да-да-да. Никогда не слыхал такой гребаной чуши».
Все это, что я сказал и сделал.
* * *
Тебя пригласили выступить на ужине Спортивная личность года по Йоркширскому телевидению. Ты ее не выиграл, просто тебя пригласили рассказать о победителе —
Мистере Питере Лоримере из «Лидс Юнайтед».
Ужин Спортивная личность года проходит в отеле «Квинс» в Лидсе. Его транслирует Йоркширское телевидение, которое организовало его совместно с Клубом варьете Великобритании —
Мистер Вильсон, бывший и будущий премьер-министр, является почетным гостем —
Но он не производит на тебя впечатления, этот Вильсон. Не в те дни. Просто еще один чертовски удобный социалист, нагревающий свои чертовы руки, и руки своих приятелей —
— Мы все пошли за старого доброго Номер один, — начинаешь ты напевать, начинаешь петь. — Номер один — единственный для меня...
Ты пьян, когда встаешь, чтобы говорить речь; пьян, и тебе плевать:
— Хорошо, — говоришь ты Гарольду Вильсону и этой комнате, полной йоркширских смокингов. — Мне пришлось сидеть здесь и слушать кучу дерьма в течение последнего часа, так что вы все можете посидеть здесь и подождать меня, пока я пойду отлить, черт возьми.
Ты уходишь и отливаешь. Возвращаешься назад. Говоришь свою речь:
— Несмотря на то, что Лоример падает, когда его не бьют. Несмотря на то, что Лоример требует внимание медперсонала, когда он не получает травму. Несмотря на то, что он протестует, когда ему не о чем протестовать...
Начинаются неодобрительные восклицания. Начинаются насмешки —
— Если вам не нравится, если вы не можете этого вынести, в следующий раз пригласите Бэзила чертова Браша (прим.пер.: вымышленный персонаж в виде рыжего лиса, наиболее известный своими выступлениями на дневном британском детском телевидении.)...
Скрипят стулья, и вечер заканчивается —
— Бум-мать вашу-бум.
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал — переводы книг о футболе, статей и порой просто новости.