Откровенно. Андре Агасси. Глава 1. Часть 9

ПЕРЕ, ОДИН ИЗ МАССАЖИСТОВ, входит в кабинет. Я легко могу предположить какой из подносов в его руках для меня: с двумя большими поролоновыми кольцами и двумя десятками лент пластыря. Я лежу на одном из шести массажных столов, Пере садится у моих ног. Готовить мои конечности к битве это грязная работа, поэтому под стол он ставит мусорное ведро.

Мне нравится то, что Пере аккуратный и щепетильный, прямо как Роман, только в области мозолей. Сначала он берет длинную ватную палочку и наносит ею какие-то прозрачные липкие чернила, делая мою стопу клейкой и горячей. Эти чернила не смываются. Последний раз, когда у меня не было этих чернил на ступне Рэйган, наверное, еще был президентом. Теперь он распыляет на кожу отвердитель. Дает ему высохнуть, затем наклеивает поролоновые кольца на каждую из мозолей. Потом идут ленты пластыря, похожие на рисовую бумагу. Они сразу же становятся частью моей кожи. Он оборачивает большие пальцы, пока они не стают как свечи зажигания. Наконец, он оборачивает тэйпом весь голеностоп. Он знает все места требующие поддержки во время приземления, где мне нужно дополнительные слои пластыря.

Я благодарю его, одеваю кроссовки, не зашнуровывая. Теперь, когда все начинает замедляться, звуки становятся громче. Вроде бы стадион сама тишина, и вот, спустя всего лишь пару мгновений, он становится все более шумным. Воздух наполнен гулом, жужжанием, если хотите, слышно, как зрители стремятся побыстрее занять свои места, устроиться поудобнее, потому что никто не хочет пропустить и секунды грядущих событий.

Я стою, слегка стряхивая ноги.

Я уже не присяду снова.

Пробую пробежаться по коридору. Неплохо. Спина держится. Все системы готовы.

В другой раздевалке я вижу Багдатиса. Он одет, суетится со своей прической у зеркала. Он стряхивает волосы, расчесывает, укладывает их назад. Ничего себе он волосатик. Теперь он пробует разобраться с белой повязкой на волосах. Идеально разместив ее на голове, он последний раз проводит по своему хвосту. Однозначно более гламурный предигровой ритуал, чем заклеивание мозолей. Я вспоминаю суету со своими волосами в начале карьеры. Какую-то секунду я даже завидую. Я скучаю по своим волосам. Потом я провожу рукой по своему лысому черепу и понимаю, что волосы это, слава богу, последнее, что заставляеет меня нервничать сегодня.

Багдатис начинает тянуться, делает наклоны. Он стоит на одной ноге и тянет колено второй к груди. Ничто не раздражает так, как наблюдение за соперником, который занимается пилатесом, йогой и остальными тай чи, в то время как ты не можешь даже просто присесть. Теперь он начинает размахивать ногами так, как я не осмеливался пробовать лет с семи.

И все же он делает много лишнего. Это мандраж. Я почти слышу как напряжены его нервы, что-то типа жужжания на стадионе. Я наблюдаю за его общением с тренерами, они тоже на мандраже. Их лица, язык тела, цвет кожи, все говорит о том, что они понимат в какую драку лезут, и они не уверенны, хотят ли этого. Мне всегда нравится то, как мои соперники и их команды нервничают. Хороший признак, но и знак уважения тоже.

Багдатис замечает меня и улыбается. Я впоминаю, что он улыбается и когда нервничает и когда счастлив, и нельзя сказать точно почему. Это снова напоминает мне кого-то, и я не могу понять кого.

Я поднимаю руку: Удачи.

Он тоже поднимает руку. Мы, те, кто сейчас будут умирать…

Я ныряю в туннель для последнего разговора с Гилом, который выбрал угол, где он может оставаться в одиночестве и в то же время наблюдать за происходящим. Он обнимает меня, говорит как любит меня, как гордится мной. Я нахожу Штефани и целую ее в последний раз. Она дергается, дрожит, переминается с ноги на ногу. Она бы сейчас отдала все за возможность надеть юбку, взять ракетку и составить мне компанию там, на корте. Моя драчливая супруга. Она пробует улыбнуться, но это заканчивается гримасой. В ее лице я вижу все то, что она хочет сказать, но не может. Я слышу каждое слово, которое она отказывается произносить: Наслаждайся, получай удовольствие, замечай и пользуйся малейшими деталями, потому как они могут стать решающими, и, даже не смотря на то, что ты ненавидишь теннис, помни, что завтра, скорее всего, ты будешь скучать по нему.

Вот то, что она хочет сказать, но вместо этого она целует меня и говорит те же слова, что и всегда перед моим выходом на корт, слова, в которых я нуждаюсь так же, как и в воздухе, сне, Гил-Воде.

Иди и надери ему зад.