Интервью Полины Цурской: Я все-таки пришла к Этери Георгиевне с цветами!

Полина Цурская большую часть своей карьеры провела в группе Этери Тутберидзе. Год назад она перешла из «Хрустального» в ЦСКА, а этой весной и вовсе завершила кататься. Между тем, ей всего 17 лет. Мы удивились, что она закончила так рано, и поговорили с Полиной. Услышали много интересного: про тренеров, родителей, дружбу, травмы и про мировую экономику.

– В конце мая вы объявили, что завершили карьеру, – не пожалели за это время о своем решении? 

– Ни капли. Я не катаюсь уже три месяца, просто объявила об этом чуть позже. Теперь у меня другая жизнь.

– Что это за жизнь? 

– Сначала я не могла найти себе места. Да, первая неделя была в удовольствие: я думала – вот оно, счастье. Но потом поняла, что не могу без движения. Решила подкатывать детей – пока это единственный вариант для заработка и для того, чтобы просто не сидеть дома. Школу закончила, ЕГЭ сдала заранее, а в институт только с первого сентября. Поэтому начала искать детей для работы.

– Как? 

– Разместила объявления на авито, на юле. А когда начала заниматься на катке, меня увидели другие родители и тоже попросили заниматься с их детьми.

– На каком катке можно увидеть тренера Полину Цурскую? 

– Куда попросят, туда я еду.

– Сколько стоит у вас подкатка? 

– Если человек ко мне обратится, я назову цену, а так не хотелось бы. Расценки у меня средние.

– У ваших тренеров было намного дороже? 

– Я никогда ни с кем не подкатывалась, ни разу в жизни.

– Надо же, сейчас родители оставляют на допзанятиях целые состояния. 

– Сейчас да, это распространено, все дети ходят на подкатки. Но раньше такого не было. В Омске, где я начинала, хватало льда и без этого. Потом я пришла к Этери Георгиевне. У нее вообще не существует такого понятия – подкатываться с другим тренером. Все работают с ней в отведенное время. Успел сделать всю работу – молодец, не успел – твои проблемы. Но у в «Хрустальном» так построен процесс, что всем хватает и времени, и нагрузки.

– Вы жили на катке? 

– Нет, я жила в пяти минутах ходьбы, а занятия, если вы об этом, начинались не так рано – в 10 или чуть позже. Я даже успевала забежать в школу, а потом шла на тренировку. Бывало, опаздывала, но Этери Георгиевна разрешала задержаться из-за учебы.

В течение дня – разминка, лед, перерыв, разминка, лед, заминка. В половине восьмого вечера шли домой. Правда, во время дневного перерыва я всегда ходила домой спать.

– Как вы оказались у Тутберидзе, начав карьеру в Омске? 

– Когда мне было 11 лет, случился конфликт с моим тренером и я думала, что теперь буду в Омске просто учиться. Но мои родители связались с Александром Ильичем Коганом (ныне гендиректор федерации фигурного катания на коньках). Он посоветовал обратиться к Этери Георгиевне. Мне рассказали, что это за тренер и кого она воспитала.

– Шесть лет назад Этери Георгиевна еще не была так знаменита. 

– Уже тогда ее ученики многого добивались: Полина Шелепень, Юля Липницкая. Да и Женя Медведева начинала процветать. И я, хоть и настроилась бросить спорт, побоялась в тот момент сказать «нет» родителям: все-таки ради меня они решились на переезд и большие перемены в жизни.

– Вы помните первую встречу с Этери Георгиевной?

– Мы стояли около раздевалки, машина залила лед, и тут приходит Этери Георгиевна. Мама объяснила, кто мы, тренер обвела меня взглядом с ног до головы и сказала: «Девочка высокая. Вы уверены, что вы хотите и что вы сможете?» Мы сказали «да», и она позвала нас на лед.

На первой тренировке я, конечно, показала свой максимум, но, мне кажется, Этери Георгиевне понравилось еще и то, что я слышала все замечания и тут же исправляла ошибки. В общем, после первой тренировки мне сказали, что меня берут.

– И началось золотое время? 

– Да, было круто, особенно в юниорское время, когда все были помладше. Нельзя сказать, что у нас не было детства. В перерывах мы все вместе могли повеселиться и пострадать какой-нибудь ерундой.

– С кем вам больше всего нравилось страдать ерундой? 

– С Женей Медведевой и Анечкой Щербаковой, на тот момент еще очень маленьким милым ребенком. Она была мне по пояс. Женя была, наоборот, старше. Она очень интересная, открытая и всегда шла на контакт.

– На Олимпиаде вы болели за Женю или Алину? 

– За сборную России!

– А точнее? 

– За Женю. В прямом эфире я не видела соревнования. На утро я проснулась, со страхом взяла телефон посмотреть результаты. Я очень расстроилась из-за Жени, но в то же время я порадовалась за Алину, потому что тогда мы катались на одном льду, и я видела, как она работала и как шла к этой победе. За Женю я порадовалась тоже – когда посмотрела ее прокат и увидела, с какими эмоциями она докатала программу.

– Почему у Алины и Жени получилось победить на самых топовых турнирах, а многие, в том числе и вы, до желаемых вершин не доходят. Ведь у вас один каток, одни условия, один тренер, вы одинаково пашете. 

– Наверное, все-таки не все одинаково пашут. Кто-то сделает себе поблажку, кто-то схалтурит чуть-чуть. Потом эти чуть-чуть соединяются и дают о себе знать.

– Слышали про недавний скандал из-за программы Загитовой, когда Даниила Глейхенгауза обвинили в плагиате при постановке танца под песню Билли Айлиш. 

– Это скандал на пустом месте. В творчестве такое часто бывает – подсмотрел движение и использовал его в своей постановке. Мы же не говорим о том, что программа была украдена с начала до конца. Там ведь танец на полу! Если фигуристам понравилось, почему они не могут взять оттуда несколько движений? Конечно, если бы кто-то сейчас целиком перекатал «Зиму» Ягудина – это было бы неправильно. Но с пола на лед… Мне кажется, это наоборот, классно. Ведь они могли пересмотреть тысячи танцев под эту музыку, а взяли именно твой – нужно гордиться! Я не вижу в этом проблемы.

– Опишите Этери Георгиевну. 

– Требовательная, целеустремленная, искренняя.

– Почему вы ушли от нее?

– Пошли травмы. Психологически стало тяжело. Этери Георгиевна пыталась привести меня в чувство. Возможно, она это делала не слишком мягко, и я воспринимала все в штыки. Все-таки у меня был переходный возраст, и я считала, что сама все знаю и умею. Возможно, я ленилась, она заставляла, мне это опять же не нравилось, я отвечала ей.

– Что значит «отвечала»? 

– Словами!

– Такое возможно? 

– Да, в тот момент, видимо, у меня было слишком много смелости и дерзости. Мне пытались поставить голову на место, но она не поставилась, и я решила уйти.

– Сейчас жалеете об этом? 

– Нет.

– Как отреагировали на это решение ваши родители, которые переехали в Москву ради вашей карьеры и, в частности, ради работы с Тутберидзе? 

– Они пытались говорить со мной, но поняли: наступил такой момент, когда я сама могу принять решение. Тем более я была в состоянии такой потерянности и такого непонимания, что они осознали – их вмешательство бесполезно.

– Как вы объявили о своем уходе Этери Георгиевне? 

– Главное, о чем я жалею, – уйдя, я не поблагодарила ее. Нужно было прийти к ней с цветами, поблагодарить за все.

– Но ведь никогда не поздно. 

– Так я это все-таки сделала! В тот же день, когда объявила, что ухожу совсем. Да я давно хотела пойти к ней, но не могла застать ее. И конечно, я немного боялась и мне было очень неловко. А в тот день я лежала дома, переписывалась с друзьями. И вдруг Диана (дочь Тутберидзе) мне пишет: «Полин, Этери Георгиевна на катке». Я резко вскакиваю и начинаю собираться. Меня спрашивают: «Ты куда?». «Сейчас приду». И побежала за цветами.

– Этери Георгиевна удивилась, увидев вас с цветами? 

– Улыбнулась, мы хорошо поговорили. Да, я не знала, какой реакции ждать от нее: может, она обижена, может, не хотела меня видеть. Но все прошло хорошо.

– Уйдя от Тутберидзе, с ее дочкой вы сохранили дружеские отношения? 

– С Дианой мы всегда были хорошими подругами и много общались, пока она не ушла в танцы. Часто вместе гуляли, я могла остаться у нее ночевать.

– А Этери Георгиевна кормила вас ужином?

– В основном мы сами. Она приходила намного позже. Потом, когда Диана ушла в другу группу, виделись мы гораздо реже, но, если встречались на соревнованиях, общались по-прежнему тепло. Буквально в апреле списались снова, поняли, что скучаем друг без друга, встретились, погуляли.

– Не припоминаю большого скандала после вашего ухода от Тутберидзе, хотя это всегда событие. 

– Не было никакого большого скандала. Это происходило на фоне ухода Жени, и все обсуждали его.

– Это ее уход вас вдохновил?

– Ну нет!

– Вы сказали про теплые отношения с Дианой и Женей. То есть дружба между фигуристками возможна? 

– Еще как возможна. Моя лучшая подруга – Маша Сотскова. Мы дружим с Юношеских олимпийских игр. Да, наверное, наша крепкая и искренняя дружба с Машей – редкий случай для нашего вида. Но и такое бывает. Причем мы подружились в тот наш юниорский сезон, когда обе были главными претендентками на золото – весь год шли первая-вторая. Конечно, на льду мы боролись, но на отношениях это никак не сказывалось.

– Школу Тутберидзе часто называют бессердечным конвейером, который штампует юных чемпионок, но те быстро исчезают, сломавшись либо физически, либо психологически. Как вы сами относитесь к таким разговорам? Не считаете себя жертвой этого конвейера? 

– Нет. Ну вот моя первая травма. Это не от нагрузок, не от усталости – просто так сложилось. Это даже не на льду произошло. Обычный прыжок в зале – и на выезде я подворачиваю ногу. Разрыв связок. Я сломалась не от того, что скакала четверные, и не от того, что провела пять часов на льду, а на шестом это произошло. Это случайность, которая может случиться с каждым. И почему все говорят в этом смысле только о фигурном катании? Возьмите прыжки с трамплина. Разве там не огромная нагрузка на колени, на спину, на все остальное? Тем не менее это никто так не обсуждает и не осуждает.

– То есть вы, человек, который находился внутри вулкана, не признаете эти нападки? 

– Конечно, любой профессиональный спорт сказывается на здоровье. Своих детей я никогда не отдам в большой спорт. Но в то же время дети, которые тренируются, сами этого хотят. Родителей никто не заставляет приводить их туда. Все понимают, и ради чего они это делают и осознают риски. Но это их выбор. И если бы никто не рисковал – фигурное катание остановилось бы в своем развитии. Все было бы, как 30 лет назад. А кому это интересно?

– Воспитываясь на фабрике звезд, исполняющих четверные, вы сами пробовали подступиться к этим прыжкам? 

– Нет, но я пробовала тройной аксель. Но в основном на удочке.

– В чьем исполнении вы впервые увидели четверной вживую? 

– Это была Сашка Трусова.

– Как все отреагировали?

 – Конечно, все были в восторге. Аплодировали ей, подъезжали, поздравляли.

– А Этери Георгиевна? 

– И она тоже аплодировала. Такое не каждый день происходит. Это было как полет в космос. Девочка! В таком юном возрасте!

– Когда вы поменяли тренера, вам стало легче? 

– Но не физически. Я что-то изменила, и камень с души упал. А в общем: такой же лед, такой же зал, так же нужно выкладываться. Но я перешла в межсезонье, в это время нет таких больших нагрузок, никто не катает программы целиком. Тренировки интересные: новые шаги, заходы. Но в сезоне началось все то же самое.

– Татьяна Анатольевна много занималась вами? 

– Да, она мне поставила обе программы, старалась приехать перед стартами. Если Елена Германовна уезжала, Татьяна Анатольевна обычно присутствовала на тренировках. Если ничего не получается, развал какой-то, она всегда помогала. Елена Германовна всегда могла позвонить ей: «Приезжайте, собирайте спортсмена!»

– И как она «собирала»? 

– Ну как, не чехлом же! Словами. Она великолепный психолог. Всегда спасала.

– И в итоге единственный сезон в ЦСКА стал последним для вас. 

– Это не потому что я ушла в ЦСКА и там у меня ничего не получилось. Просто я закончила школу и выбрала учебу. Еще с лета я начала об этом задумываться, так как училась всегда неплохо. Четко понимала: тренером быть не хочу и в РГУФК не пойду. А вот юриспруденция и экономика – это да.

– Как возник этот интерес? 

– Меня с детства привлекали серьезные темы и предметы – адвокаты, прокуроры, расследования, математика и обществознание. В общем, я подала документы на «мировую экономику».

– То есть, параллельно катая сезон, вы смогли подготовиться к ЕГЭ и сдать их так, что это позволило пройти на такой серьезный факультет?

– Осенью я сказала родителям, что мне нужен репетитор по истории. Позанимавшись два месяца, объявила им, что всё, хватит, больше не могу. Я переключилась на обществознание – это было гораздо интереснее и давалось легче. А математика – вообще моя любовь. В итоге сдала нужные ЕГЭ и прошла на мировую экономику. Официальный приказ о зачислении будет 11 июля.

Но я не зарекаюсь, возможно, я отучусь полгода на экономике и переведусь в РГУФК. Да, я хотела полностью отрубить себя от фигурного катания и больше этого не касаться. Всё, стена! Но пока понимаю, что это единственный опыт, который у меня есть.

– Кем себя видите в будущем? 

– Раньше я видела себя хорошим экономистом, а сейчас понимаю, что все может повернуться настолько неожиданно. Когда я размещала объявления о том, чтобы тренировать детей, думала, потренирую немного и все. Но потихоньку меня затянуло. Поступили предложения съездить туда, сюда. Весь август я буду ездить по сборам. Этого у меня не было в планах абсолютно, думала, максимум, покатаюсь в шоу. Но теперь – никаких шоу.

– Почему? – Я не хочу кататься.

Источник: https://www.sovsport.ru/figure/articles/2:910333