Как там Рианчо? Мы съездили к нему в Испанию и спросили про Карреру, Глушакова и работу физруком
Евгений Марков ехал на интервью, а попал на экскурсию и в ресторан.
Я так и не понял, кто такой Рауль Рианчо. Эмоциональный испанец кричал на бровке громче, чем Каррера, а когда стал главным в «Спартаке», удивлял (или бесил) часовыми пресс-конференциями, постоянными разговорами о 4-3-3 и фразой «атаку защитники на фланга открыто и массимо глушако». Он живо победил «Рейнджерс» в Лиге Европы, прошел «Анжи» в Кубке и вернул Глушакова, но набрал два очка в четырех матчах РПЛ и после поражения от «Уфы» (0:2) улетел домой. Итого: две победы, две ничьи, два поражения.
Лично мне было интересно – кто же он такой, где живет, как переживает увольнение, дружит ли с Каррерой, почему в каждом клубе его обвиняли в желании подсидеть главного тренера. До назначения в «Спартак» мы лишь знали, что Рианчо работал в чемпионских «Рубине» и киевском «Динамо», был помощником Шевченко в сборной Украины, но про детство, работу в Испании – почти ничего.
Чтобы узнать Рианчо – я поехал в его родной Сантандер. Большой для Испании северный город на 170 тысяч жителей в провинции Кантабрия. Выходит в Бискайский залив, а значит и Атлантический океан. До Бильбао – час на машине. До соседних Овьедо и Хихона – полтора.
В начале декабря в Сантандере хватает ветровки и солнечных очков, утром в будние дни в кафе сидят пенсионеры, мужчины и женщины средних лет, читают «Марку». В полдень двигают к пляжу, лимонному пиву, сангрии и легким закускам. По песку бегут собаки, хозяева бросают в море надувной мяч, испанцы в плавках и футболках играют в пляжный волейбол, кто-то купается.
Экскурсия по Сантандеру от Рианчо: пошутил над журналисткой, рассказал о русских игроках на севере Испании
В 14:00 к моему отелю подъезжает белый Infiniti – внутри в белоснежных кроссовках и темных очках тот самый Рианчо. Возит и рассказывает о городе, окно приоткрыто – в общем, кайфует и улыбается.
Рауль захотел подшутить над русской журналисткой, которая писала ему для комментария перед матчем «Вильярреал» – «Спартак»: «Давай позвоним ей, а ты представишься моим переводчиком». Следующие 15 минут мы болтали с Москвой, а потом веселились, как же здорово мы придумали. Журналистка – в восторге от эксклюзива. У нас с Раулем – отличное настроение.
Когда мы только договаривались о встрече через вотсап, Рауль пообещал, что накормит меня рыбой в местном ресторане. Но перед обедом – почти два часа экскурсии.
Рианчо останавливается на смотровой площадке. Впереди – гора с зелеными лужайками и гольфистами. Под нами – волнующееся море, стерильный от камней и водорослей кофейный песок и ведущие к нему каменные лестницы. Рианчо рассказывает, что на летних сборах игроки «Расинга» приезжали сюда: бегали по песку, делали упражнения, плавали, чертили футбольную разметку и играли. Правда, на следующий день ничего не оставалось. Пляжи в Кантабрии очень нестабильные – ежедневно гуляют на 200 метров, то углубляясь в море, то возвращаясь обратно.
Рианчо живет в 30 минутах езды от Сантандера – городок Онтанеда (800 жителей) стоит на реке Пас и прикрыт горами. Но в Сантандере тренер постоянно, там же у него квартира и любимые места. Полоска натурального пляжа El Puntal выросла в море сама по себе, добраться туда можно либо на корабле, либо очень долго ехать на машине. Рианчо гордится кантабрийским Кабарсено – самым большим сафари-парком Европы, где к машине выходят лемуры и медведи, а в боковое стекло могут заглянуть слон или жираф.
Рауль поднимает нас по крутым дорожкам до светлого королевского дворца Ла-Магдалена: перед ним четкие зеленые треугольники и посадки красно-розовых цветов.
За дворцом начинается обрыв – остается голубая полоса горизонта, остров с маяком и кипучая белая пена. Рианчо останавливается на краю и забирает у меня телефон: с этого момента он фотографирует меня на разных фонах, ждет, чтобы за моей спиной поднялась волна и украсила композицию брызгами.
– Сантандер – идиллическое место, наполненное контрастом зеленого и коричневого, голубого моря и белого снега в горах, – восхищается Рианчо. – Люди покупают недорогую качественную одежду и прекрасно выглядят. В марте я знаю, что в восемь утра буду на горнолыжном склоне, покатаюсь до двух, а в четыре спущусь на пляж и залезу в воду. В море в это время свежо, около 20 градусов. Нам не хватает только постоянного света, как в Андалусии: в Кантабрии около 200 солнечных дней в году.
– На севере Испании играли многие русские футболисты. Кто ваши друзья?
– Больше всего общаюсь с Ильшатом Файзулиным (в 90-е играл за ЦСКА и «Расинг» – Sports.ru) и Димой Поповым («Шинник», «Спартак» и «Расинг» – Sports.ru), у них тут дома. Ильшат приедет на новогодние праздники, Дима тоже должен: здесь живет его дочка, работает в школе, и вроде скоро сделает его дедушкой. Я всегда говорил, что мы – на севере Испании – больше похожи на русских, чем на латиносов и других испаноязычных ребят. Вот аргентинец со мной не связан никак, а вы – русские – такие же северяне, как мы. Ты сидишь со мной в ресторане, люди заходят внутрь и не знают, ты русский или испанец. Среди нас много светлых, физиология и поведение очень похожи.
– Чем же?
– При знакомстве мы можем казаться холодными, но открываемся после короткого общения. Когда у тебя появляется русский друг, ты знаешь, что он на всю жизнь. Как и друг из Страны Басков, Кантабрии или Астурии.
Рестораны закрываются, но ради Рианчо делают исключение. Мы пьем пиво и вино, едим овечьи ребра
Заезжаем в центр Сантандера – рядом тянутся набережная и яхты. «Здесь тренируются сборная Испании по парусному спорту», – рассказывает Рауль, паркуется и ведет в рыбный ресторан Marucho. Но понедельник на севере Испании – не рыбный день: «Во вторник-среду рыбаки идут в море, чтобы свежая рыба была к пятнице и выходным, а в понедельник запасы кончаются». К тому же почти четыре вечера, обеды прекращаются, кухня закрывается.
Повезло, что в соседнем мясном ресторане c длинным названием Asador Lechazo Aranda Рианчо узнал официант, рассказал, что болеет за «Расинг», помнит его тренером по физподготовке (работал c перерывами с 1996-го по 2006-й – Sports.ru), попросил его и меня сфотографироваться для ресторанного фейсбука (в посте Рианчо назвали тренером «Спартака»). Для нас задержали кухню и работу ресторана на лишние три часа.
Рианчо начинает обед с маленького бокала пива, заказывает бутылку Риохи. «Я за рулем, но в Испании немного пива и вина – разрешенный объем». Сначала нам подают аперитивы – стопки говяжьего бульона и сухарики с паштетом. Закуски – тарелка jamon iberico и кальмары в панировке las rabas. Основное блюдо – chuletillas de lechazo, ребрышки молодой овцы на небольшом мангале со сменяемыми углям. На десерт (только для меня) – сладкий 40-градусный ликер crema de orujo и печенье.
Мы начинаем интервью.
Рианчо работал учителем начальных классов, в его доме жил мальчик из-под Чернобыля
– Когда вы впервые узнали о России?
– Еще до работы с русскими игроками случился Чернобыль (26 апреля 1986 года – Sports.ru). На север Испании привозили детей из зараженных областей, в основном из неблагополучных семей. Один из тренеров «Расинга» взял мальчика 13 лет из русского приюта и сказал, что у того есть младший брат Саша (Руаль произносит «Саса» – Sports.ru): родители были алкоголиками или отказались от него, точно не знаю. Каждое лето Саша проводил два месяца у нас. Впервые приехал в восемь лет, а последний раз – в 19. Он жил со мной и моей семьей, выучил испанский, мы предлагали ему остаться, работать в фирме моего отца по производству автобусов, но он выбрал Россию.
– Где он сейчас?
– Живет в России, женился, двое маленьких детей, в Испанию пока не приезжал. Пока я работал в России, с Сашей не виделся, потому что он живет в Братске, клуба РПЛ там нет, а в Москву он не приезжает. Мы постоянно общаемся в вотсапе и фейсбуке.
– Очень мало известно о вашем детстве и жизни вообще. Сделайте краткий пересказ.
– Я второй по старшинству в семье из шести детей (трое мальчиков и трое девочек). Мне всегда нравился спорт, играл за местные команды, вроде как у меня получалось. Мог стать футболистом, но в 19 лет страдал от травм коленей, мне сделали много операций – так закончил с футболом. Я выучился на учителя младших классов, преподавал детям от 6 до 12 лет все начальные предметы вроде естественных наук. До сих пор могу вернуться в школу, потому что в Испании государство держит за учителем его место: просто надо подтвердить уровень, и тогда место снова мое. Я ничего не забыл, готов хоть завтра. И это не так уж редко для Испании, тренеры здесь образованные люди. Пабло Альфаро играл в «Расинге», «Барсе» и «Севилье», а теперь одновременно тренер и специалист по спортивной медицине.
– Итак, вы работали в школе Сантандера. Как попали в футбол?
– С 25 до 40 лет я работал в школе: сначала общие предметы, потом ушел по специализации учителя физкультуры – тоже для маленьких, преподавал им только спорт. Все эти 15 лет я совмещал уроки и футбольные тренировки, работал в «Расинге» помощником знаменитого в Испании тренера Мануэля Пресиадо, в 2012 году он подписал контракт с «Вильярреалом» и в тот же день умер от инфаркта. С 2003-го по 2004-й доучивался на тренера в Валенсии: утром тренировал дубль «Леванте», а вечером шел в университет. Плюс у меня диплом специалиста по физподготовке, спортивной психологии и тренерская лицензия PRO.
Рассказал о дружбе России и Украины, вспомнил, что Бердыев умеет смеяться
– Вы работали в киевском «Динамо». Нравился Киев?
– Киев – великолепный! Там легко жить, везде успеваешь на машине, нет пробок, за 30 минут доезжаешь до любого места. Мне нравится зона рядом с Днепром, в центре много достопримечательностей. Надо знать, что это очень древний город, один из первых на Руси, с огромной зоной монастырей. Москва тоже очень красивая, но в ней сложнее, для тех же расстояний, что в Киеве [занимают полчаса], нужны полтора часа.
– Наверняка слышали споры про отношения России и Украины. Ваши знакомые ссорились из-за политики?
– Это политическая тема, и люди футбола старались уйти от нее, чтобы не создавать конфликты. Мы в «Динамо» избегали этой темы. Футбол же как лекарство – должен объединять людей, семьи и страны.
– Раз футбол это лекарство, а вы работали в России и Украине, хочется услышать от вас слова о взаимном уважении двух стран.
– Народы Украины и России должны понимать друг друга и уживаться рядом, потому что у половины украинских семей есть родственники в России, и наоборот. Эти страны прошли много вместе, они, как братья, должны дружить и понимать друг друга. Почему? Слишком много боли и страданий для обычных семей. Государства должны сесть и думать, думать, думать о простом народе.
– Бывший игрок «Рубина» Сергей Давыдов говорил: «Где Рианчо, там позитив». Ждем позитивных историй про чемпионский «Рубин».
– В «Рубине» мы объединялись группой испаноговорящих: Ансальди, Домингес, Рондон, Навас, я. Русские игроки обедали и уходили из столовой, а мы оставались за столом, общались, делились семейными и просто веселыми историями.
Это звучит странно, но в чемпионские сезоны каждые две недели вся команда собиралась на командном ужине с семьями. Просто кто-то предлагал: «А давайте пойдем поужинаем». Бердыев на эти ужины не ходил, но не возражал, он создал команду с особой атмосферой из позитивных латиносов, африканца Сибайи, приятных русских игроков: Шаронова, Бухарова, Семака, Рязанцева. Мне очень нравился Рыжиков, всегда был тихоней. «Рубин» тогда – идеальная семья, интернациональная, просто бомба.
– Говорят, Бердыев думает только о работе. Расскажите историю, где он смеется или улыбается.
– Это правда, что он много работает и живет ради футбола. Его отдых – посмотреть больше матчей и еще раз подумать о футболе. Он холодный человек, никогда не покажет свою привязанность, не выдаст эмоций, но у него огромное сердце, иногда он смеялся. Особенно его веселил Кристиан Ансальди. Однажды на сборах в Испании Ансальди дурачился за рулем гольфкара, с ним сидели пять-шесть футболистов, Навас, Нобоа, кто-то еще, и машина врезалась в дерево, Навас вылетел через лобовое стекло, к счастью, серьезно никто не пострадал. Но я видел, как Курбан узнал про аварию, схватился за голову: «Какой кошмар». Игроки боялись, что Бердыев убьет их, а он смеялся: «Вы как дети маленькие».
Рианчо – вечный второй тренер, но, кажется, ведет себя как главный. Разбираемся в этом
– Всю свою карьеру вы второй тренер. Вам нравится?
– Да, мне нравится, в 58 лет у меня ни одного седого волоса.
– Какие еще преимущества?
– В тренерском штабе есть добрый и злой коп. Или папа и мама. Мама все время пилит: «Не забудь ботинки, у тебя грязная одежда». Это была моя роль. А папа – он же добрый коп – более спокойный и выдержанный, останавливает одним словом «хватит». Я горячий, мне нравится быть злым копом. У этой работы много адреналина: берешь игрока за грудки и кричишь на него. Главный тренер так не может: если ты главный и все время кричишь, игроки перестают тебя воспринимать. А второй все это может: болеть за команду, кричать, ругаться, как мама.
– Представим, вы главный тренер. И ваш помощник в одиночку объясняет футболистам, как они должны играть. Это нормально?
– Да, нормально, потому что перед этим главный тренер встретился со штабом и они решили, как будут играть. Главный и второй тренер смотрят футбол и тренировки с разных позиций, потом обсуждают и выбирают модель. Второй тренер нужен, чтобы корректировать. А если ошибки видит третий тренер, то и третий.
– А если второй тренер не поговорил с главным и пошел толкать свои мысли команде?
– Такого быть не должно. На сборах главный садится со вторым и говорит ему: «В атаке хочу это, в защите это, в целом вот так». А я отвечаю: «Это хорошо, но, может, мы сделаем еще так и так?» – «Нет, Рауль, мы будем забивать из этой зоны». – «Подожди, нашей команде это не подходит». – «Нет, мы будем забивать оттуда». Мы можем не соглашаться, но все эти вопросы обсуждаются. Проблемы возникают, когда остаются вопросы без ответа. Главный ничего не сказал, ничего не ответили второй и третий – и что делать команде?
– Есть версия: в «Динамо» и сборной Украины Рианчо работал помощником главного тренера, но иногда вел себя как первый, сильно эмоционировал и общался с игроками в обход главного тренера. Поэтому с Ребровым и Шевченко вы работали только два сезона. Это правда?
– Во-первых, с командой я всегда говорил в присутствии главного тренера. Во-вторых, мне никто не запрещал личных бесед с игроками. Например, с Ярмоленко. Я говорил: «Ярмо, зайди ко мне в комнату, покажу тебе видео твоей игры». И показывал: «Вот тут при обороне ты действуешь не совсем правильно». В команде я работал с видео, футболисты всегда могли зайти ко мне, я анализировал их игру. Такой персональный разбор ошибок. И футболисты были мне благодарны. Ярмоленко до сих пор называет меня папой, хотя я хватал его за футболку и кричал. Недавно его прооперировали, мы с ним на связи.
– Такие персональные разборы были согласован с Ребровым, главным тренером «Динамо»?
– Отдельно – нет. Когда я пришел в «Динамо», Ребров сказал мне, какой видит организацию игры, мы вместе продумали методы нашей работы. И если игрока надо проконсультировать индивидуально, не обязательно нужен главный тренер. Для этого есть помощники. Когда я видел, что Ярмоленко делает что-то не так, то запрашивал у монтажеров нужные мне куски и общался с игроком.
– Допустим, у вас и главного тренера разные мнения. Вы могли говорить с игроком и делиться с ним своей, отличной от главного тренера, точкой зрения?
– Нет. Сначала мы говорим с главным, какой футбол он хочет видеть. Предлагать должен как раз главный, а второй – создавать инструменты для реализации его плана. Если Ярмоленко постоянно закрывают, я должен придумывать инструменты, чтобы он оставался открытым. Для этого я использовал видео. Допустим, Ярмо мне говорил: «Тренер не хочет, чтобы я открывался таким образом». Тогда я выключал видео, шел к тренеру и спрашивал: правда ли, что он хочет играть с Ярмоленко в такой роли. Я не мог править то, что нравилось главному, но выдвигал аргументы: «Думаю, он все же должен открыться так, искать пространство и обыгрывать один в один». Иногда тренеры соглашались, иногда нет.
– Президент «Динамо» Игорь Суркис рассказывал: однажды вы пришли к нему в кабинет и начали рассказывать, как формировать команду. Ему не понравилось, что вы пришли без Реброва. Как было на самом деле?
– Это правда, я пошел к нему в кабинет, но перед этим у нас был разговор с Ребровым. Я говорил: «Мы выиграли второй чемпионат подряд, но пять наших игроков (украинцев и легионеров) находятся в зоне комфорта. Я не вижу от них нужной отдачи, нам нужна свежая кровь и люди, которые мечтают о победах». Ребров ответил: «Я говорил с президентом, это невозможно». Тогда к Суркису пошел я, и Ребров об этом знал. В кабинете президента я сказал: «Нам нужны четыре-пять новичков на места тех игроков, команда выжата. Либо меняйте пять футболистов, либо убирайте тренеров, с такой командой невозможно решать задачи». Суркис сказал, что не может убрать тех игроков, и предложил мне новый улучшенный контракт, я отказался: «Нет, я не бандит, я не дам результат с такой командой и не хочу тебя обманывать».
– Потом была сборная Украины. И говорят, что Шевченко не нравилось, когда вы заходили на территорию главного тренера. Правда?
– В сборной Украины у меня было наименьшее влияние на игроков за всю карьеру, там было четверо равноправных помощников Шевченко, я занимался исключительно тактикой. А ушел через два года, потому что хотел адреналина, быть у поля не раз в полтора месяца, а каждую неделю. Работа в сборной не совсем для меня.
– И все же, Ребров и Шевченко могли думать, что вы заходите на их территорию?
– Не думаю, что так считает Ребров. Мне он об этом ничего не говорил, но у нас хорошие отношения, мы общаемся, недавно он звонил мне из Венгрии (Ребров тренирует «Ференцварош» – Sports.ru): «Привет, дружище, как поживаешь?». Мы поздравляем друг друга с днем рождения и Новым годом, говорим на русском. С Шевченко отношения нормальные, профессиональные, мы не друзья.
Рианчо жил на базе «Спартака» и ездил в Москву только три раза
– Этим летом в Марбелье у вас было собеседование с Каррерой. Из тренерского штаба ушли четыре человека: Роман Пилипчук, Джорджио Д’Урбано, Атилла Мальфатти и Хавьер Нойя. Был разговор, что вы должны заменить всех их?
– Не совсем так. Я предложил Висенте Гомеса, сказал, что нужны и другие помощники, специалисты по физической подготовке. Массимо ответил, что не получится, денег на такой большой штаб у «Спартака» нет. Я сам тренер по физической подготовке, мог делать эту работу. В итоге вместо четверых пришли мы двое, каждый работал за двоих. Я хотел вернуть моего друга Хавьера Нойю: он тоже из Сантандера, сейчас работает в «Рубине». Но мне ответили: выбирай кого-то одного. Я выбрал Висенте, потому что работал с ним в «Динамо».
– Каррера спрашивал о ваших отношениях с Ребровым и Шевченко?
– Нет, но я ему сказал: «Когда я прихожу в команду, делаю то, что хочет главный тренер. Скажет, чтобы расставлял конусы – буду. Если даст задачу погрузиться в весь процесс – сделаю».
– И что хотел от вас Каррера?
– Второго. Ему был нужен помощник вроде меня, который разрабатывал бы недельный цикл тренировок, работал каждый день, присутствовал на каждой тренировке. Мы с ним советовались и корректировали работу на тренировках. Каждое утро я готовил тренировочный план на день.
– На каком языке вы говорили на собеседовании и на каком уже в «Спартаке»?
– Все время на испанском, Каррера его понимал.
– Когда вы подписывали контракт со «Спартаком», вас спросили, сможете ли стать главным. Кто вам это предлагал?
– После встречи в Марбелье у меня было собеседование с клубом – Наилем Измайловым (вице-президентом «Спартака» – Sports.ru) и Сергеем Родионовым (генеральным директором – Sports.ru). Меня спросили: смогу ли я теоретически стать главным. Я ответил, что у меня есть лицензия PRO, да, я могу стать главным, но мои цели – не заменить главного, а помогать ему. Мне это не предлагали, а уточнили.
– Когда вас спросили об этом следующий раз?
– До отставки Массимо со мной об этом не говорили.
– Вы говорили, что «Спартак» самый профессиональный клуб, где вы работали. Почему?
– Платили всегда вовремя. Еще я ни разу не чувствовал давления со стороны Федуна, я работал очень свободно. На сборах в Австрии он ужинал в ресторане с тренерским штабом, он скромный и не отдаленный от тренеров человек. Мы говорили о футболе, игроках, «Спартаке». У него есть свое мнение, он спрашивал нас о развитии команды, но никак на нас не давил.
– А чего не хватало «Спартаку»?
– Спортивного директора (в «Спартаке» такой должности не существует с 2016 года, последним спортивным директором был Дмитрий Попов, друг Рианчо – Sports.ru). Во всех клубах есть отдел или человек, который занимается улучшением состава, перелетами, полями. Потому что всегда есть что улучшать. А когда что-то шло не так, не к кому было обратиться. Еще у каждого испанского клуба есть скаутские службы по всему миру: вот у «Эйбара» бюджет в четыре раза меньше, чем у «Спартака», но 10 человек ведут игроков только по Европе. В «Спартаке» я такого не видел и не знаю, существует ли такой отдел. Я бы не знал, с кем говорить, если бы в зимнее трансферное окно потребовался условный левый защитник.
– Как была устроена ваша жизнь в Москве?
– Клуб выделил мне квартиру в Мытищах, но я ночевал там только раз – мне просто было неудобно. Жил на базе, в город почти не выбирался, только два-три раза ужинал с Димой Поповым. Все остальное время проводил в Тарасовке: спал, смотрел видео, занимался монтажом, готовил тренировки. Никакого досуга: футбол, футбол и футбол, еще мог прогуляться по территории базы. На базе отлично кормили: великолепные супы и куриные грудки в панировке.
– У вас было неформальное общение с Каррерой: ужинали вместе, говорили о чем-то кроме футбола?
– Нет, только профессиональное общение. Мы коллеги, но не друзья, никогда не ходили в ресторан. Говорили только о футболе.
– Зобнин говорил, что 50% тренировок проводили вы. Как вы делили время с Каррерой?
– Бывало, что на поле не было Карреры, он, например, занимался в тренажерном зале, а тренировку проводил я. И это нормально. Представление, что главный тренер должен контролировать вообще все, устарело. Есть тренерский штаб, который может провести тренировку: программа разработана и согласована с главным тренером. Таким абсолютистским [и никому не доверяющим тренировки] был Лобановский. А теперь посмотри на «Атлетико», «Баварию» и «Манчестер Сити» – у них в штабе работают шесть человек. Нас в «Спартаке» было трое. Шесть голов думают лучше, чем две, так ты меньше запутаешься.
Рианчо мотивировал игроков «Спартака» словом «яйца». Почему после третьего матча игроки и сам Рианчо знали, что он точно уйдет
– Я слышал, что для мотивации игроков вы часто повторяли слово «яйца». На русском или на испанском?
– «Echale cojones, vamos» («Покажите им яйца» – Sports.ru) – я говорил на испанском, но игроки понимали. Или помогал переводчик. Иногда говорил с футболистами на русском: «Давай, яйца, давай, яйца, не будь похож на курицу без головы, думай, когда играешь». Я всегда тонизировал игроков эмоциями, чтобы думали только о матче и сопернике. Так я мог мотивировать их утром в день игры, или Массимо выделял мне время перед матчами, я объяснял им тактику, используя все эти словечки.
– Думаете, игрокам нравилось, что вы их трясете, говорите про яйца и много кричите?
– Думаю, да, они так включались, получали дополнительную мотивацию.
– Игроки могли подумать, что с яйцами, курицей без головы и другими словами на русском вы были похожи на клоуна?
– Не думаю. Игроки не глупые и наверняка думали: «К нам приехал испанский тренер, пытается донести свои мысли, ему это не так просто». Умные игроки понимали, что я так хочу их мотивировать. Глупые могли подумать, что я клоун. Но я не видел в «Спартаке» глупцов, игроки меня уважали. Они мне это не говорили, но я это видел. После ужасного поражения от «Уфы», когда мы вышли в минус 14 градусов и без восьми травмированных, в центр раздевалки вышел Глушаков и от всей команды поблагодарил меня и тренерский штаб. Начиная с третьего матча (против «Анжи» в Москве – Sports.ru) все игроки знали, что Рианчо – временный тренер.
Мне было сложно мотивировать их в таких обстоятельствах, я не мог повышать на них голос, тогда бы игроки меня спрашивали: «Почему ты на меня кричишь?». Я не мог чересчур напрягать их своей мотивацией. Я выполнял роль спокойного тренера и сказал им: «Вы знаете, что 20 ноября меня здесь не будет. Клуб ничего не говорил, но вы-то знаете, что я временный. Я уеду домой, а вы останетесь в Лиге Европы, чемпионате России и Кубке. Если проиграем их все – будет провал. Работайте не ради меня или «Спартака», а ради себя и своих семей».
– А как вы узнали, что вы временный?
– Руководство «Спартака» мне об этом не говорило, никто не говорил, но пресса писала уже давно.
– Но пресса может ошибаться.
– У меня есть русские друзья, которые читают прессу, и говорили: «Есть в газетах так написали, значит, так и будет».
– Но даже газеты могут ошибаться.
– Допустим. Но есть другой важный факт. Ты меня спросишь: «Ты лютеранин?». А я тебе не отвечу, уйду от ответа. Получается, есть вероятность, что я лютеранин. На пресс-конференциях меня спрашивали о других кандидатах, но клуб молчал и никак это не опровергал. Значит, эта информация правдива. Первый раз клуб может промолчать, но потом уже пора делать какие-то заявления. Когда «Реал» уволил Лопетеги, клуб сразу же дал понять, что тренером будет Солари. А «Спартак» молчал.
– Вы говорили на эту тему с руководством?
– Нет. Я наемный сотрудник, они платят мне за работу, а не за вопросы, останусь я тренером или нет.
Конфликт Карреры и Глушакова начался задолго до лайков. Как выбирали капитана на сборах в Австрии. Карреру сливали?
– Вы подписали контракт и приехали со «Спартаком» на сбор в Австрию. Какую команду увидели?
– Очень мотивированную и перспективную. Увидел молодых игроков, очень вовлеченного во все процессы Глушакова. Боккетти, Адриано и Промес были в отличной форме. В общем мощную и сбалансированную команду.
– Но до назначения помощником Карреры вы посмотрели восемь матчей «Спартака» и сказали, что игра вам не понравилась.
– Да, структура мне не нравилась. Плохо работали переходы: много теряли мяч в атаке, проседали и пропускали много голов, «Спартак» был пятым по количеству пропущенных. Я сказал об этом Массимо, он согласился, что команда не играла здорово и нам надо это как-то изменить.
– Что у команды было с психологией?
– Были хорошие игроки, но не было команды. Команда начинается, когда игрок перестает думать о себе, потому что так лучше команде. В «Спартаке» такого не было. Выделить одного я не могу, но такие игроки были.
– Как так? Они недавно стали чемпионами, а тут думают о себе, а не о команде.
– Не знаю, но результаты в чемпионате показали, что они играют не как команда. Были внешние факторы, которые усложняли футбольные процессы.
– Что за факторы?
– Внутренний конфликт Глушакова и Карреры.
– Как выглядел этот конфликт? Они не говорили, не обедали за одним столом, не здоровались?
– Не знаю. Я не видел таких проявлений, но чувствовал, что они не вместе. Даже у тебя в редакции есть люди, с которыми у тебя есть связь, и те, с которыми никакой. И окружающие это замечают. Так же и здесь. Все видели, что между Глушаковым и Каррерой что-то не то.
– Получается, конфликт Карреры и Глушакова был до истории с лайками, но никто не знает, из-за чего все началось. Вы знаете?
– Не знаю подробностей, только то, что проблема была уже на сборе в Австрии (2-20 июля 2018 года – Sports.ru) и ее не решили там. У Карреры и Глушакова был разговор на двоих в Австрии, проблему якобы разрулили, со стороны их общение уже выглядело нормальным, но одна искра в виде лайков все взорвала.
– Тогда же в Австрии проходили выборы капитана «Спартака». Опишите эту процедуру.
– Я там не присутствовал, Каррера тоже. Игроки тайно выбрали капитана. Писали на бумажках фамилии и секретно голосовали. Это выбор игроков. Чаще всего он совпадает с выбором тренера, но не всегда. В команде же два-три капитана: двух выбирает тренер, а первого – команда.
– В разных интервью вы называли разное количество голосов за Глушакова.
– 14 или 15.
– Говорили, что Глушаков победил из-за голосов игроков из «Спартака-2».
– Нет, в выборах участвовала только игроки, приехавшие на сбор. «Спартак-2» не участвовал. В медиа писали, что молодые игроки – куклы в руках Глушакова, но это неправда. Это были честные выборы. У первого (Глушакова) было 15 голосов. У второго (вроде Джикии) – семь. Дальше у Боккетти и Промеса – по два. В итоге победил Глушаков. Не надо искать здесь преступление, все прозрачно.
– Игроки «Спартака» спорили внутри о Глушакове-капитане?
– Единственный спор игроков – когда убрали из команды Ещенко и Глушакова. Игроки просили Карреру, чтобы их вернули в состав. Собрался весь состав, выбрали представителей – Реброва и Боккетти, они пошли к Массимо: «Хотим, чтобы они вернулись, они нам нужны».
– До истории с лайками Глушаков и Каррера здоровались?
– Да.
– Давайте уточним. Глушакова сослали в дубль из-за лайка?
– Нет, из-за того, что не был решен предыдущий конфликт. В команде думали, что Глушаков и Каррера все обсудили, но это неправда. Каррера убрал Глушакова не за лайк, а из-за того, что было раньше.
– А почему тогда Каррера убрал Ещенко?
– Потому что не мог сослать одного Глушакова. Аргумент был – убрать из-за лайков. По этой логике надо было убирать обоих.
– Вы говорили с Каррерой про это?
– Сказал, что это не лучший момент для таких действий, лучше успокоиться, остановиться, заглушить конфликт, простить и вернуться к строительству семьи. Но он никого не простил.
Я тебе сейчас расскажу то, чего не знает никто. За неделю до истории с лайками было командное собрание, я выступал перед игроками, рядом стоял Каррера. «Мы идем вторыми в чемпионате, – говорил я. – Мало забиваем, мало бьем, не придумываем контратаки, но все равно пока вторые. Появляются слухи, нас критикует пресса. Но я скажу вам одну важную вещь: «Пока мы не станем большой семьей, при первой же проблеме нам всем конец. Любая искра – конец. Я прошу вас, пожалуйста, давайте будем вместе. Посмотрите налево и направо, это ваша семья. Давайте уберем все конфликты куда подальше. Статистика не самая хорошая, но результат неплохой». Это было в среду. В понедельник взорвалась бомба.
И в понедельник я сказал Каррере: «Ты ошибаешься [отправляя Глушакова и Ещенко в дубль], потому что вот она, первая искра. Прости этих игроков, так ты победишь, команда станет сильнее». Маленький огонек стал детонатором.
– Верите, что игроки после этой ситуации сливали Карреру?
– Не верю, что хотя бы один игрок специально проигрывал. Игра зависит от внутреннего состояния. Если у футболиста все хорошо, он и играет хорошо. Если он несчастлив, играет плохо. После истории с лайками появилась нездоровая атмосфера внутри команды, они играли плохо не намеренно, просто в таких обстоятельствах не могли выглядеть хорошо. В клубе, как и в офисе: если ты несчастлив, не будешь работать на 100%.
– Как изменились ваши отношения с Каррерой осенью?
– Они изменились после лайков, потому что я ему говорил: «Массимо, ты ошибаешься, мы едем на матч Лиги Европы в Вену, сейчас точно не время». Ему не понравились мои слова, он стал меньше меня слушать, в том числе во время матчей. Раньше он всегда меня спрашивал, что я думаю о стартовом составе или замене – после истории с лайками перестал.
– Я ходил на матч с «Вильярреалом» и видел: Каррера стоит в сторонке, а вы бросаете бутылки, кричите на игроков. Он говорил с вами о вашем поведении на скамейке?
– Я просто более эмоциональный, но это не значит, что люблю «Спартак» больше, чем Массимо. Просто так я хочу помочь команде. Тем более обычно начало матча я смотрел с трибуны (передавал мысли через наушник), потом спускался и пытался донести все это до игроков. Для Карреры это нормально, он же знает, что в Испании и Италии вторые тренеры такие эмоциональные.
Карреру уволили перед всей командой, а Рианчо поставили перед фактом – будешь главным. Но сейчас он расслаблен: гуляет с собакой и катается на велосипеде
– День отставки Карреры. Давайте сделаем раскадровку.
– Всех игроков и тренеров собрали на базе в зале для пресс-конференций. Пришел Наиль Измайлов: «Каррера уходит, Рианчо будет вашим тренером». Я переспросил: «Буду главным на следующей тренировке?» – «Нет, теперь ты главный тренер». Я обратился к игрокам: «Я буду вашим тренером, если вы этого хотите. Если не хотите – уйду». И вышел на десять минут, чтобы игроки подумали, и пошел в комнату Карреры.
– Как реагировал Каррера?
– Никак. Он сказал «спасибо» и ушел. Поднялся к нему, он сказал: «Все хорошо, конечно, оставайся, если «Спартак» выбрал тебя». Он не был расстроен. Мы расстались как добрые коллеги.
– Вы не были на прощальном ужине Карреры, потому что он был только для игроков. Давайте закроем эту историю, потому что вокруг нее слишком много слухов. Кто именно вам об этом сказал и как так получилось?
– Через десять минут я вернулся от Карреры, игроки подтвердили, что будут со мной работать. Я сразу же сказал, что возвращаю Глушакова и Ещенко и через несколько дней обратился к игрокам: «Надо организовать командный ужин, давайте завтра». «Не получится, завтра команда ужинает с Каррерой», – ответил кто-то из команды. «Хорошо, перенесем на другой день». Потом я спросил начальника команды Василия [Козловцева], кто туда приглашен, он ответил, что ужин только для игроков. Никаких обид.
– Итак, вы главный тренер. Вы были счастливы?
– Я хотел стать главным тренером в более приятных условиях: провести предсезонку, не приходить на место уволенного товарища.
– Как изменилась ваша жизнь после назначения?
– Футбол, футбол, футбол и три седых волоса. До этого никогда не пил снотворное, но первые два дня после назначения пришлось, чтобы разгрузить голову.
– А вы могли отказаться?
– Нет. Я же сотрудник «Спартака».
– Со стороны казалось: тот месяц, что вы тренировали «Спартак», – депрессивный, грустный, серый. Как это выглядело изнутри? Вы вообще улыбались?
– Игроки почти не улыбались, тренировались серьезными, потому что все они очень зависят от общей атмосферы, они видели: происходит что-то нехорошее. Мы нормально сыграли на выезде с «Рейнджерс» (0:0) и «Рубином» (1:1), а потом на первой минуте домашнего матча с «Анжи» пять тысяч человек начали освистывать Глушакова, свистели и оскорбляли меня, выкрикивали: «Аванти, Каррера». Эта атмосфера не для того, чтобы строить новую команду. Я вот пять месяцев в «Спартаке» и до сих пор не понял, в чем проблема, а фанатская трибуна все свалила на Глушакова.
Атмосфера в команде была не самой веселой, зато в первых трех матчах я чувствовал свою силу, чтобы строить и мотивировать. Но после третьего матча эта сила пропала, потому что все вокруг знали имя нового тренера.
Мне не дали времени, мы даже не сходили на тот ужин. Я не чувствовал любовь болельщиков «Спартака», они считали меня не тренером, а частью проблемы, называли первым врагом Карреры, потому что я находился на его месте. Никогда еще я не был в настолько тяжелых условий для работы, как за эти шесть матчей.
– Поражения, оскорбления фанатов, в целом грустная атмосфера в «Спартаке». Как вы восстанавливались психологически?
– Я спал и думал, что не заслужил такого отношения. Говорил с братьями и сестрами. Общался с мамой (80 лет), ей сейчас непросто, три месяца назад умер папа. Она смотрела последние матчи «Спартака» и видела, что я не наслаждаюсь футболом, что я страдаю. В нашей семье все вращалось вокруг мамы и папы, раньше мы каждую субботу приезжали к ним домой с детьми, внуками, всегда были вместе, и все проблемы решали внутри семьи.
– Что говорили братья и сестры?
– «Возвращайся в Испанию, иначе ты там погибнешь».
– Как с вами попрощался «Спартак»?
– Мы вернулись из Уфы («Спартак» проиграл 0:2 – Sports.ru), приехали на базу, где нас ждал Наиль Измайлов. Он поблагодарил меня, Висенте и Джанлуку за работу, сказал, что жизнь продолжается и наши отношения могут продолжиться в будущем.
– Вы были рады, что едете домой? В прощальном интервью вы не выглядели расстроенным, желали удачи «Спартаку».
– Конечно, я не был рад, но я же человек-позитив и люблю фразу, что всегда выходит солнце. Футбол не начинается и не заканчивается в «Спартаке», жизнь продолжается.
Через Франкфурт долетел до Бильбао, за час доехал на машине до дома. Дальше все время был с мамой, сестрами и своей подругой, мой дом находится рядом с маминым. Мама кормила меня моей любимой тортильей.
– Смотрели матчи «Спартака»?
– 1:2 с «Рапидом» смотрел целиком. Где бы я ни работал, там оставалась часть моей души. Я открыл для себя отличных людей, игроков с большим сердцем, как у Зобнина, очень перспективного парня Игнатова. Мне хотелось посмотреть на них.
– С кем вы общаетесь из игроков?
– Один раз переписывался в вотсапе с Глушаковым, спросил, как у него дела. Звонил Роме Зобнину, спросил про его восстановление. Говорил с Боккетти: дома я собираю футболки с автографами игроков из клубов, где работал; он скоро отправит мне футболку «Спартака».
– Напоследок расскажите, как живете сейчас.
– Просыпаюсь в 8:30 утра, неторопливо завтракаю, читаю спортивную прессу, иду к маме, забираю собаку Киру и гуляю с ней по парку. Катаюсь на горном велосипеде, смотрю, как идет строительство моего нового дома. Вечером еще раз выхожу на прогулку.
Девять лет я работал без перерыва и теперь хочу отдохнуть.
Фото: Евгений Марков; Gettyimages.ru/Epsilon; globallookpress.com/Anatolii Stepanov; dynamo.kiev.ua; football.ua; РИА Новости/Александр Ступников, Алексей Филиппов, Александр Вильф