Ранний Дирк

Дирк со своим первым тренером Хольгером Гешвинднером.

Фото: sportsillustrated.com

- С 1999 года, когда вы подписали первый контракт с "Далласом", вы живете в двух странах - Америке и Германии. Где чувствуете себя уютнее?

- У меня действительно два дома. В Германии живут моя семья и друзья. Я каждое лето возвращаюсь в Вюрцбург к маме и наслаждаюсь ее фирменными блюдами. И каждую осень отправляюсь в Даллас. В США болельщики больше уважают спортивных звезд. Нет такой зависти. Конечно, когда ты выходишь с баскетбольной арены, приходится раздавать автографы, фотографироваться с фанатами и пожимать руки. Но если я усаживаюсь за столиком в ресторане, меня оставляют в покое. В Германии же я предпочитаю вообще не выбираться в город. Уж лучше играть с друзьями в карты.  

– Что тебе не хватает в Америке? 

–Родителей, немецких друзей и еще маминых кукулей.

– Это что такое?

– Что-то типа фрикаделек, только крупнее и острее. Мутти (мамочка) делает их фантастически.

– Ну а чего тебе не достает, когда приезжаещь в Германию?

– НБА, общения с партнерами и абсолютной свободы.

–Есть что-нибудь, что тебе не нравится в Америке?

– Нет.

– Чему могли бы поучиться немцы у американцев?

– Янки очень открыты, с ними легко можно начать разговор, нет никаких барьеров, стеснительности, если ты, конечно, не лезешь в частную жизнь. Немцы более замкнуты, закрыты.     

- Многие звезды НБА ведут светскую жизнь и стараются почаще появляться в свете прожекторов. Вы же, наоборот, предпочитаете оставаться в тени. Почему?

- Сидеть в костюме, стоящем целое состояние, в большой американской машине и поигрывать дорогущим "Ролексом" - это меня никогда не прельщало. В джинсах и свитере чувствую себя намного удобнее.

- Своим ранним дебютом в НБА вы во многом обязаны своему персональному тренеру Хольгеру Гешвинднеру, бывшему капитану сборной Германии. Этот человек много для вас значит?

- Очень. Хольгер для меня - не только тренер. Это старший друг, ментор, если хотите - отец. У него колоссальный жизненный опыт, и он готов меня выслушать в любой ситуации - не только когда дело касается баскетбола. Когда он "открыл" игрока Новицки, мне было 15, а ему - 50. У нас сразу сложились очень близкие отношения. Ходж учил меня не только баскетбольным премудростям, но и физике, географии. Это удивительный человек. В 60-х годах он жил в коммуне с другими хиппи, в 72-м - играл на Олимпиаде в Мюнхене. Гешвинднер изучал математику и философию. Он владеет собственной компанией, у него 5 внуков, и он знает все обо всем на свете. Сомневаюсь, что без него я вообще пробился бы в НБА.

 - Я где-то читал, что Гешвинднер, впервые увидев в игре юного Дирка Новицки, сказал вам: "Если хочешь стать первым баскетболистом в Германии, можешь вообще не тренироваться. Но если ты мечтаешь стать одним из лучших игроков мира, есть только один способ - ежедневные занятия. Начиная с завтрашнего утра". Гешвинднер сразу разглядел ваш талант. А когда в него поверили вы сами?

- Далеко не сразу. По натуре я - очень самокритичный человек. Хольгер, кстати, тогда добавил: "Жизнь среднестатистического немца длится 82 года. Значит, у тебя есть всего 722 тысячи часов. Не будем терять времени". Поначалу наши индивидуальные тренировки в школьном зале Раттельсдорфа многие считали чистым баловством. В ответ Ходж напечатал себе визитки с крупной надписью "институт баловства" и портретом Альберта Эйнштейна. (Смеется). Мы продолжали работать, и вскоре я начал понимать: мечты об НБА были вполне обоснованными.

- В США вас впервые заметили на традиционном летнем турнире Nike Hoop Summit, где вы сыграли за сборную юниоров Европы. Насколько я знаю, в это же время ваш клуб "Вюрцбург" проводил важный матч чемпионата Германии. Наверное, Гешвинднеру было непросто уговорить вас отправиться в Америку?

- О да! "Вюрцбург", который долгие годы не мог пробиться в бундеслигу тогда находился в шаге от долгожданного перехода в высший дивизион. Уехать в такой ситуации, никому не сказав слова... Я страшно рисковал. Но я думаю, что иногда это необходимо делать, если ты хочешь добиться успеха. В итоге все сложилось замечательно: "Вюрцбург" победил и без меня, а я хорошо сыграл в Америке и обратил на себя внимание скаутов "Далласа". Правда, некоторые партнеры, тренеры и руководители немецкого клуба тогда сильно разозлились и требовали извинений. Лишь с моими первыми успехами в НБА эти претензии отпали сами собой.    

– Давай поговорим о семье. Насколько мне известно, твой приход в баскетбол был предопределён вне зависимости от того, стал бы ты таким высоким или не стал. Это так?

– Абсолютно точно. Правда, отец был профессиональным гандболистом и, естественно, хотел, чтобы я пошёл по его стопам. Так же, как он видел во мне своего преемника в нашем семейном бизнесе: от дедушки нам досталась компания, которая занимается малярными работами. Но ведь мама-то играла как раз в баскетбол, даже выступала за сборную Германии. Плюс моя старшая сестра уже давно живёт в Штатах и работает в системе НБА. Вот "женское начало" в нашей семье и победило. Впрочем, это не помешало всем моим родным и близким страшно удивиться, когда они услышали от меня, что я собираюсь за океан. И поверили, только узнав результаты драфта-1998, на котором я был выбран под высоким 9-м номером.

– Дирк, ты любишь риск? Иначе как, уж извини, авантюру я твоё решение расценить не могу. Ведь ты играл не просто в средней командочке – в откровенно слабой. Клуб "Икс-лучи Вюрцбурга" (такое название – в честь великого уроженца этого города Вильгельма Рентгена, который именно здесь сделал своё выдающееся открытие) тогда играл во втором дивизионе. И вот игрок такой заурядной команды отправляется покорять лучшую лигу мира! На что ты рассчитывал?

– Много факторов повлияло. Перво-наперво, конечно, настойчивость Дона Нельсона, тогда наставника "Маверикс", который специально приехал в Вюрцбург и самолично принялся меня уговаривать, утверждая, что немецкий чемпионат я уже перерос. Во-вторых, у меня перед глазами был пример моего знаменитого соотечественника Детлефа Шремпфа, который вот так же бросил свой не менее скромный тогда "Байер-04" и сорвался из Леверкузена прямиком в НБА, где классно провёл более 15 сезонов. Наконец, ваш Сабонис, который поехал за океан в солидном возрасте, но всё равно был "красавцем". Чем же я хуже?

– Наоборот, уж и не вспомню, кто другой из европейцев был лидером клуба НБА, установил несколько командных рекордов, столько раз назывался лучшим игроком тура. И всего этого ты добился за какие-то три сезона. Прямо как Юлий Цезарь: пришёл, увидел, победил.

– Ничего подобного! Дебют у меня совсем не задался. Так получилось, что в первой моей игре в НБА мы встречались с "Сиэтлом", в котором все еще блистал  мой кумир Шремпф. На игру слетелись репортеры чуть не со всех немецких телеканалов. Я выглядел весьма бледно: всего 2 очка, да и те со штрафных, а Детлеф набрал что-то 15 или 16. В общем не все так просто было.  

- Вам сулили блестящее будущее, а первый сезон в НБА получился весьма скромным. Чем вы это объясняете?

- Меня действительно называли немецким вундеркиндом, а тренер Дон Нельсон прочил мне звание Новичка года. Однако баскетбол НБА оказался значительно быстрее и атлетичнее, чем тот, к которому я привык. Плюс постоянные перелеты через всю страну, смены климатических и временных поясов, постоянная усталость. А когда еще и техника подводит... В общем, если ты не набираешь ни одного очка, слово "вундеркинд" звучит, как насмешка.  

– Представлять национальную сборную для тебя вопрос чести?

– То, что я играю за Германию, – это самое главное для меня как баскетболиста, спортсмена, это очень важно. Впрочем, я не ура-патриот, мурашки по коже, когда играют наш гимн, не бегают.

– Что требуется, чтобы молодой баскетболист, белый, неамериканец почувствовал себя своим в НБА?

– Надо изначально готовиться к чрезвычайно жёсткой, порой даже жестокой борьбе. Там никого не интересует, кто ты, откуда, какой у тебя цвет кожи, какого ты вероисповедания, какая у тебя семья и чем ты увлекаешься, кроме баскетбола. Это оставляют вам, журналистам. Просто ты должен быть готов принять правила игры и биться за себя, за свой рейтинг всеми средствами.

– В том числе и некрасивыми?

– Нет, мы – профессионалы, мы делаем одно дело, мы связаны одной верёвочкой. К тому же твой сегодняшний соперник, противник, враг – называйте, как хотите, – завтра может стать твоим партнёром, учитывая, как часто происходят обмены между клубами. Поэтому в любой ситуации следует помнить, что баскетбол – это всего лишь игра, зрелище, хотя и борьба, конечно, тоже. Да, мы бьёмся изо всех сил, подчас зло и больно. Но надо оставаться джентльменом. Всегда.

– Твой самый "чёрный" день в НБА?

– Это когда мне выбили два передних зуба. Впрочем, один из них и так еле-еле держался, и я всё равно собирался идти к дантисту (смеется). Потом доктор не раз говорил мне, что у меня заячьи зубы. Что это такое, я до сих пор не знаю. Зато мои новые зубы выглядят лучше, чем старые!   

– Ты бы пошёл в другой клуб, если бы тебе предложили больше тех 90 миллионов, которые получаешь сейчас?

– По правилам НБА, я и не имел права на что-то большее в силу своего возраста и времени пребывания в Лиге. А гипотетически я рассуждать не люблю.

– Ты сумел уже ощутить весомость своей зарплаты?

– Конечно. Ведь 90 миллионов долларов за 6 лет – это примерно 1 DM (немецкая марка) за одну секунду игры. Безусловно, это круто.

– Ты заключил рекламный контракт с Nike. А другие предложения были?

– Были. И сейчас есть. Но не от спортивных компаний, поскольку сейчас я пренадлежу исключительно  Nike.

– А что бы ты никогда рекламировать не стал? 

–Оружие. Табачные изделия. Предметы женской гигиены (смеется).

– Ну а, скажем, презервативы?

– Их не надо рекламировать, итак хорошо расходятся (хохочет). 

– Ты куда-то инвестируешь свои деньги?

– Этим занимается мама.

– А вообще, на что ты обычно тратишь деньги в обыденной жизни?

– Я не любитель ходить по магазинам: слишком много внимания привлекаю своим ростом... Последней покупкой была гитара.

– Как гитара? Почему гитара?

– А, это одна из любопытных теорий моего тренера, на придумывание которых он мастак. Хольгер считает, что спортсмены сродни музыкантам. Мол, и те, и другие развиваются по одним законам. Вначале необходимо освоить базовые истины. Ноты, положение пальцев – у одних, дриблинг, бросок, работа ног – у других. Затем начинаешь отрабатывать технику – на конкретных произведениях, то есть в игровых ситуациях. Можно сказать, играешь гаммы. И, наконец, исполнитель достигает такого уровня, когда может творить, импровизировать, фантазировать. Чтобы я всегда помнил об этом, тренер подарил мне на прошлое Рождество инструмент – саксофон. Но соседям по многоквартирному небоскрёбу, в котором я поначалу жил, когда только приехал в Даллас, мои экзерсисы почему-то не понравились – вышел серьёзный скандал с вызовом полиции. Пришлось отказаться от саксофона, и поэтому появилась гитара.

–Говорят, что твоя первая квартира в Далласе напоминала студенческую общагу...

– Ну уж нет! Она и побольше, и куда благоустроеннее, нежели та келья, в которой я жил, когда учился в Геттингенском университете.. 

– Твой обычный режим дня в Далласе?

– Если вечером играем, то встаю в 8:30. Легкий завтрак: фрукты и каша. С 11 до 13 - тренировка, чаще всего бросковая и по отработке вариантов действий с учетом предстоящего соперника. После обеда (это уже более плотная еда: натуральный бифштекс или стейк, но не жирный и не острый, с гарниром и овощами) часа полтора сон. Так я восстанавливаю силы и свежесть. Потом опять прием пищи, обычно - спагетти с сыром и без жгучих соусов. В 17 часов в условленном месте мы встречаемся всей командой и отправляемся в зал. После игры, независимо от результата, ужинаем в каком-нибудь экзотическом ресторанчике. Здесь каждый отрывается, как хочет. И домой. В час ночи после матча я уже в постели.

  – В общем, режим ты соблюдаешь, но об аскетизме речи не идет?

  –  Конечно! С друзьями я частенько хожу в кафе, на дискотеку, в бар - попить пивка: немец я все же или нет? Но резвиться всю ночь и напиваться до бесчувствия, гулять до утра, как Родмэн и Джексон, - нет, это не по мне. Да я и не большой любитель таких развлечений.   

– Ты уже говорил, что родители не только не противились твоему увлечению спортом, но и всячески тебя поддерживали, направляли. А как было с учёбой? Они не опасались, что сын вырастет неучем?

– Я не давал повода к этому. Хотя я очень рано понял, что именно спорт лет до 30–35 будет моей профессией, прекрасно понимал и другое: есть жизнь после спорта. И чтобы её прожить интересно, насыщенно, достойно, надо получить приличное образование. Гимназию закончил в числе лучших. А получив аттестат, направил свои стопы в университет.

– Кем ты хотел стать?

– Тогда – никем. Просто хотел получить высшее образование. Поэтому поступил на экономический факультет: здесь давали комплекс знаний, которые в послеспортивной жизни обязательно пригодятся. А теперь я бы хотел изучать теологию и философию. Чем чёрт не шутит, может, пойду учиться ещё раз. Только не подумайте, что я какой-то оригинал: НБА процентов на 90 состоит из баскетболистов, за плечами которых университет, а некоторые даже защитили диссертацию.

– О чём мечтаешь, кроме выигрыша перстня чемпиона НБА?

– Создать семью, вырастить детей. Впрочем, об этом мне рановато думать, потому что я ещё сам ребёнок.  

Использованы материалы Планеты Баскетбол, Спорт-Экспресса.