«Всему, что умею, я научился у Леонида Парфенова». Режиссер, который снял «Движение вверх»
Автор самого кассового русского кино Антон Мегердичев – в интервью Sports.ru.
– «Движение вверх» стало самым кассовым русским фильмом в истории. Понимаете, за счет чего?
– Конечно. В этой картине есть уникальная вещь, которая не так часто бывает в кино – момент катарсиса. Последние 20 минут понятны всем и вызывают в людях любых социальных слоев и возрастов одинаковое чувство азарта, сопереживания. Нам ведь еще удалось большое дело – сделать так, чтобы победа оказалась непредсказуемой. Все шли на фильм, зная, что советская сборная победит, иначе бы не сняли. Но все равно мы создали иллюзию, что в этот раз получится не так. Мы постарались обмануть зрителя, когда он уже был уверен в победе.
Драматизм вырос до предела, потом – счастливый финал. И все выходят из зала с ощущением радости, влажными глазами. Это дорогого стоит. Это чистая человеческая эмоция. Подобных фильмов не так много. Сценаристы всегда мучаются, размышляя, как достичь такого финального ощущения. На какой теме – любви, военной победе. А тут история сама предложила сюжет.
– Это красивая теория, но есть мнение, что фильм зашел из-за ностальгии по советскому величию, которое сейчас в моде.
– Я так не считаю. Про прошлое величие у нас и так ежедневно говорят. А тут еще в новогодние праздники повторяют в кинотеатрах. Сейчас не то время. Когда выходила «Легенда № 17», ностальгия считалась чем-то новым. В то время Советский Союз воспринимался как ушедшая навсегда сказка.
– Что изменилось?
– За пять лет тема прокисла. Сколько можно о ней вспоминать? Хотя в нашем кино она тоже присутствует, но не главная. Доминируют там обыкновенные человеческие чувства: любовь, азарт, ненависть, страх, жизнь, смерть.
– Похоже, ничего не прокисло. 58% населения хочет вернуть СССР.
– Сложно говорить за всю страну. Но мое поколение туда точно не хочет. Надо двигаться вперед. Все-таки Союз не был идеальным государством. Да, существовало великое кино, культура. Много вещей, которые сейчас находятся в худшем состоянии. При этом, если оказаться на Тверской 1983 года, станет нехорошо.
– Что не так?
– Серая улица, очереди около трех ресторанов, куда люди идут погреться и перекусить. А самый влиятельный человек – швейцар, который открывает дверь. Никаких кафе, люди в подъездах разговаривали. С другой стороны, они же читали журнал «Новый мир» и спорили о фильмах Тарковского. И других интеллектуальных вещах.
– Так это интеллигенция, а не рабочие. С тех пор ничего не поменялось.
– Все спорили. Выборка – метро. В 1985-м заходишь туда – у каждого толстенный журнал. И все читают. Сейчас такого нет. Только тыкают пальцем в экран и смотрят картинки.
– Из-за чего перемены?
– Появилось много контента. Такая масса, которая всегда дает в мозг что-то развлекательное. И происходит взаимное оглупление. Производителю не хватает сил делать качественно, потому что контента надо много. А человек подходит к телевизору не для просмотра чего-то, а чтобы подключить мозг и тыкать пультом. Кстати, продать кино такому зрителю сложно. Его невозможно удивить.
***
– Не считаете «Движение вверх» патриотической агиткой? Победили ведь обычных студентов, а матч даже не показали в прямом эфире.
– А вы посмотрите этот финал отдельно. Я видел его много раз. И понял, что та степень накала, которая стояла, сделала победу очень значимой. Из разряда главных спортивных событий XX века. И не надо забывать про фактор теракта. После него наша страна повела себя не так, как остальной мир. Наши не пришли на траурную церемонию. Поэтому для всей планеты на площадке тогда случилось не противостояние двух сборных, а битва добра со злом. Зрители очень не любили Советский Союз.
Церемония поминовения погибших членов израильской сборной в результате теракта на Олимпиаде-1972
– Это не отменяет того, что обыграли студентов.
– Слышу эту версию всю жизнь. При этом все студенты имели контракты с клубами НБА. Да, они были моложе наших, но считались величайшей командой.
– Вы говорите про добро и зло, при этом не описали все ужасы советского режима.
– А ничего и не происходило. Что за бред?
– Например, история с таможней. У вас все закончилось хорошо и даже с юмором, на самом деле Александра Белова в 1977-м поймали с иконами и исключили из сборной и «Спартака». То есть ситуация намного серьезнее, чем показано в фильме.
– Случалось по-всякому. Нельзя говорить, что любые проверки на таможне были ужасными. Происходили и комедийные моменты. Здесь их и показали. Я вообще не считаю, что Советский Союз, особенно в 1970-х, являлся тоталитарной машиной по подавлению личности. Просто существовала определенная идеология.
– Этого не достаточно?
– Но если ты никого не трогаешь, то свободен. Думать и говорить мог, что угодно. Люди этим пользовались, обсуждая политику на кухне.
– На площадь нельзя было выйти.
– А вам хочется ходить? Хотите сейчас на площадь?
– Почему бы и нет.
– А я никогда не относился к таким людям. Не выходил ни в 1991-м, ни 2012-м. Это не мое. Поэтому абсолютно фиолетово, можно или нельзя.
– Но вы же согласны, что люди должны иметь право выйти и высказаться?
– Конечно. Только поверьте, в те времена желание идти на митинг имелось у одной тысячной процента населения. Существовали диссиденты, но основная масса не нуждалась в митингах, кроме демонстраций на Первое мая.
– Разве это хорошо?
– Наверное, плохо. Все-таки в Северную Корею тоже не хочется превращаться.
***
– Основная претензия к фильму – несоответствие реальным событиям: на один правдивый факт приходится пять ложных. Объясните людям: почему нельзя было оставить все, как есть?
– Во-первых, вам надо заинтересовать баскетболом страну, которая вообще не знает, что это. Я не преувеличиваю – посмотрите рейтинги матчей на ТВ. Они очень низкие. При такой диспозиции ваша задача в том, чтобы люди заплатили за билет и не пожалели об этом.
Во-вторых, существуют законы жанра. Мы делаем миф. Сценаристы, продюсеры и режиссер конструируют историю, чтобы показать характер каждого из героев. А он не проявляется в документальной хронике. В том месте и в то время человек мог себя не проявить. Например, он показал себя только через пять лет. Другой наоборот сделал это раньше. А надо как-то собрать это воедино. Поэтому сжали эпизоды из разных периодов в один год. Благодаря этому вызвали импульс зрительского интереса. Люди полезли в интернет, чтобы написать: «Боже мой, они дураки, все переврали». Такие отзывы – это очень хорошо.
– Чем?
– Из-за фильма многие теперь знают, как все было на самом деле. Баскетболисты останутся в памяти живыми. Если бы получилось серое кино, как они ехали без задачи обыграть американцев, но зачем-то выиграли – никакого интереса не возникло бы. Мы же работали на эмоцию. Хотели показать характер людей. Может, немного их возвысить. И свою задачу выполнили. А изучать реальную жизнь по миллиметру – дело документалистов. У них теперь непаханое поле. И их будут слушать. А не было бы фильма, никто бы не слушал.
– Получается, преувеличение в художественном фильме – это нормально. Разрешим тогда американцам снимать, что Вторую мировую выиграли они?
– Везде есть чувство меры. Мы ведь не сделали фильм про то, как сборная СССР приехала и обыграла каких-то уродливых оппонентов 100:0. Мы показали мощного соперника и точный счет. Последние пять минут игры вообще восстановлены документально. Вот когда вы говорите, что Советский Союз вообще не участвовал войне – это перевирание события. Мы этим не занимались.
– Что скажете про данки, которых в 1972-м не было? В отзывах пишут, что это как автомат Калашникова в Первую мировую.
– Объясняю. Мы делали фильм так, чтобы баскетбол в нем оказался интересен даже тем, кто ни разу не был на игре. Задача стояла показать его настолько зрелищно, понятно и энергетически емко, чтобы человек болел и почувствовал азарт спортсмена. Я понимал, что по этому поводу будет много критики. Но знал, на что иду. Следующий фильм про баскетбол снимут лет через 50. У нас всего одна попытка.
Конечно, можно учесть все исторические детали. Раньше водили мяч только правой рукой. Игра была интеллигентнее, чем сейчас. И представьте, что в 2017-м, мы показываем спорт, который и так не самый популярный, в формате 60-летней давности. Такой фильм возможен. Но на очень узкую аудиторию ценителей.
– Так почему вам можно, а автоматы в Первой мировой нельзя? С ними люди больше узнают о той войне.
– Калашников и атомная бомба в Первую мировую – это не забивание сверху в матче 1972 года. Разные категории. Все можно довести до абсурда, но давайте подобное не сравнивать.
***
– Из той команды в живых осталось пять человек. Общались с кем-то в процессе съемок?
– Больше всего с Едешко, который остался доволен. Ему фильм вообще очень понравился. Были консультации с Алжаном Жармухамедовым. На площадку в Вильнюс приезжал Паулаускас. Актер, который играл его, специально общался с Модестасом. Они вместе читали сценарий. И все ветераны дали зеленый свет. Они понимали, что фильм увековечит их. О них снова узнают, их жизни впишутся в историю. Еще хочу сказать про Белова.
– Какого из?
– Сына Сергея – Александра. Вдвоем с ним мы придумывали баскетбол в картине. Пару дней назад снова общались, и он сказал, что никаких претензий к фильму не имеет. Не верить смысла нет. Он человек современный – знает баскетбол и кино.
– С Поливодой и Коваленко говорили про фильм?
– Не получилось. Хотя изначально была идея собрать вместе всех живых ветеранов и снять с ними награждение. Но потом из-за хронометража убрали. Плюс сразу решили, что не можем делать фильм обо всех. Думали прописывать только тех персонажей, которые участвовали в финальном матче Мюнхена. Украинцев в списке не оказалось. Хотя в картине они существуют, только без текста.
– Как получилось, что Едешко сначала жестко критиковал идею фильма, а потом сказал, что все прекрасно?
– Иван Иваныч человек умный и умеет слушать. Сначала он, видимо, просто прочитал сценарий. Но потом по каждому фрагменту мы с ним поговорили, и он увидел, что в этом есть энергия. Дальше оказался вовлечен в съемочный процесс. Приезжал на площадку, видел, что люди работают на идею. И проникся. Когда появились первые готовые сцены, он полюбил картину.
Иван Едешко
– Вдова тренера Кондрашина, который в фильме носит фамилию Гаранжин, после прочтения сценария не спала два месяца. Общались?
– Два раза. Специально ездил для этого в Петербург с одним из продюсеров. И сложилось впечатление, что мы поняли друг друга. Даже изменили сценарий по ее просьбе.
– Убрали, что Кондрашин-Гаранжин сдавал матч и спекулировал валютой?
– Глупость. Такого не было ни в одном драфте. Видимо, она даже прочитала невнимательно. Максимум хотели показать, как Гаранжин просит Моисеева продать за границей альбом с марками, чтобы скопить деньги на операцию сыну. Посчитали, что это очень правильный момент, который передает атмосферу СССР. И Машкову он понравился. Но вдова сказала, что против. Мы убрали, чтобы не обидеть.
– Только она и вдова Александра Белова все равно недовольны.
– У меня вообще сложилось впечатление, что когда разговариваю с ними один на один, они нормальные и адекватные. Но вдруг вокруг них образуются какие-то помощники, и они начинают говорить как зомбированные.
– Кондрашину возмутила история с сыном, который в реальности болен ДЦП. А вы показали, что у него проблемы с ногами, и нужны деньги на операцию. Ее можно понять.
– Во-первых, мы изменили имя сына. Как и отца. Во-вторых, если делаем фильм-легенду, то имеем право чуть-чуть приукрасить. Где оскорбление, если говорим не о документальном кино? Когда я уезжал от Кондрашиной, вообще подумал, что лед тронулся: продюсеры договорятся, подпишут документы, что можно использовать реальные фамилии. Но начали снимать, и выяснилось, что они вошли в жесткий клинч. В итоге по ходу съемочного периода меняли сценарий во избежания юридической атаки.
– Вдова Белова сказала, что сейчас снимают фильм про Яшина, и с его родственниками консультируются даже в плане подбора актеров. Почему вы так не сделали?
– Слишком много персонажей. Не один Яшин, а целая баскетбольная команда. И у каждого родственники. А писать сценарий под диктовку кого-то из них, кто не идет на компромисс, ничего не понимает в кинопроизводстве и только кричит странные постулаты, невозможно. Кино бы не появилось. Еще все почему-то забывают главное. Фильм был снят по книге Сергея Белова «Движения вверх». Не родственники Александра пришли со своей книгой, а другие люди.
– Какое отношение к проекту имел Никита Михалков, кроме продюсирования?
– Мы общались всего пару раз. О концепции картины. И по кастингу – он посмотрел выбор актеров, высказал мнение. На площадку не приходил. Только после монтажа отсмотрел материал, внес правки. С другими продюсерами немного перемонтировал фильм, подрезал эпизоды из олимпийской деревни. Изначальная версия была на два часа пятьдесят минут. 35 минут убрали.
– Зачем?
– Говорят, картина не должна идти дольше 2:15. Это математически вычисленная история. Смысл в том, что так в день втыкается максимальное количество сеансов. Значит и денег со сборов появляется больше.
***
– Баскетбол в фильме снимали шестью камерами. Объясните, почему это круто.
– Да снимают и 20. Вопрос в том, что обычно много камер ставят на какой-то трюк. Здесь же эти камеры не выключались полтора месяца. Они стояли на каждую сцену, чтобы захватить максимум народу и вытащить реакцию. Еще из ноу-хау – камера паук, привод которой разработали наши молодые ребята из МГУ. Благодаря нему она двигалась во всех существующих осях и летала с математической точностью.
– Вы сказали про полтора месяца – все это время снимали баскетбол?
– Даже под два. Не только финальный матч, еще другие. А в картине это заняло 40 минут. 40 разделить на 50 дней – получается, за смену снимали меньше минуты игры.
– Ужас.
– В «Метро» помню дни, когда производили всего один кадр за 12-14 часов. Но это всегда что-то сложное. Бытовые сцены делаются быстрее. В среднем в полном метре – от минуты до трех за смену.
– Правда, что баскетбол снимали на пустом стадионе?
– Почти. Все происходило в Москве на улице Лавочкина. Поменяли там только паркет, сделали аутентичные кольца. И посадили массовку в первые два ряда. Остальное – хромакей. Потом вместо него виртуозы CGI монтировали отдельно снятых людей.
– Снимать каждое результативное очко финала решили сразу?
– Это продюсер Леонид Верещагин. Как только я получил от него сценарий, спросил, как именно делать. Он сказал, что надо показать всю игру. Честно отснял 52 мяча.
– Их реально прописать на бумаге?
– Еще как. Я прямо взял матч настоящего финала и полностью его отстенографировал. Начал думать, как подправить историю на более драматичную, чтобы вызвать эмоцию. Сначала хотел показывать только игру. Потом решили рассказать во время нее о всех значимых персонажах. Придумал коллизии. Так получился текст, который трогал. Даже вдовы оценили. Сказали: «Только баскетбол у вас хороший».
– Он и правда на крутом уровне. Как это удалось?
– Просто мы отнеслись к игре как к основному эмоциональному сюжету, изобразительному ряду. Мы не делали ее фоном человеческих отношений – так ведь обычно поступают. Наоборот вывели на первый план. У нас человек в ней проявляется, решает конфликты с самим собой. В этом новизна.
– Среди баскетболистов нет известных актеров. Специально так сделали?
– Нет. Очень сложно найти актера-звезду высокого роста, чтобы он потом еще тренировался год.
– Год?
– Ну да, кастинг был тяжелый, процесс занял время. Кирилла Зайцев, который сыграл Сергея Белова, утверждали восемь месяцев. Все это время он не просто ждал, а продолжал тренировки. Тренировались и дублеры. К каждому актеру мы прикрепили аватара не ниже КМС. Самый известный из них – чемпион Европы Николай Падиус. Он дублировал Паулаускаса. С профи мы и придумывали сам матч. Потом уже интегрировали актеров.
– Это как?
– Снимали каждую сцену два раза. Сначала задумку пробовали с баскетболистами. Потом с артистами. Дальше на монтаже соединяли и создавали иллюзию, что в кадре бегают профессионалы.
– Какой процент остался от дублеров в финальной версии?
– Соотношение 50 на 50. Есть куски матча, которые полностью сделаны артистами. Раз – и поперло у них. Есть, где полностью работают профи.
– Были актеры, которые не умели в баскетбол?
– Иван Колесников, который играл Александра Белова. Он вообще не особо любит спорт. Но так себя подготовил! Хотя на кастинге сначала смотрели актерские способности. Уже потом цепляли к ним спорт. Хотя с двумя парнями очень повезло – оказались баскетболистами. Сапрыкин-Едешко учится в школе-студии МХАТ и КМС по баскетболу. А вот Ряполов-Жармухамедов без малейшего актерского опыта.
Антон Мегердичев и Александр Ряполов
– Как же попал на съемки?
– Белов привел как дублера. Я обратил внимание и подумал: «В какой бы роли снять? Может, Жармухамедова?». Но не сходилось – Ряполов голубоглазый блондин, Жармухамедов брюнет и другой комплекции. Но Саша похудел, мы его покрасили, вставили линзы. И получился. Кстати, непрофессиональный актер в фильме не только он. Все белые игроки из сборной США, кроме одного – обычные баскетболисты. Тот же Александр Дедушкин.
– В титрах композитором указана одна американка. Почему так?
– Нет-нет, композитора не было. Всю музыку подбирали из библиотеки. Та девушка, видимо, автор.
– Просить на заказ не стали?
– Не имели много времени. Плюс в России музыку под мейнстрим пишут не очень хорошо. Да и удобнее оказалось работать с готовыми композициями. Чтобы проиллюстрировать баскетбол, каждая тема пробиралась через огромное сито. Потом я прикладывал ее к каждому смонтированному куску и смотрел, подходит или нет. Тот ли акцент. Двигал.
– Грузию снимали в Грузии, Америку – в Америке, а Эссен – в Прибалтике. Причина?
– Деньги. Один день съемок в Германии намного дороже. Мы и Лос-Анджелес сначала хотели снять в Европе. Сами американцы часто так делают – снимают в Болгарии, где построены декорации кирпичных домов, кафе, магазинов. Мы приехали туда, побродили. Но ощущения Штатов не почувствовали. И поехали через океан.
– Что с Мюнхеном?
– Его нашли в Митино. Там есть строящийся жилой район Аристово. Коттеджи похожи на дома в олимпийской деревне. Художник-постановщик только разукрасил их символикой. Поэтому земные кадры сняли там. Когда камера подлетала, открывался общий план: маленький пятачок – тоже съемочный материал, остальное достраивалось компьютерной графикой.
***
– Теперь у вас в карьере есть самый кассовый русский фильм в истории и шестой по сборам – «Елки-3». «Метро», которое собрало почти в два раза больше бюджета, и лучшая серия из франшизы «Бой с тенью». Вы главный режиссер страны?
– Нет, конечно. Я обыкновенный режиссер, который просто старается делать работу качественно. Фильмы продаются – это хорошо. Но я не особо заморачиваюсь на тему сборов. Это не моя забота.
«Метро» (2013)
– Даже не рады?
– Это льстит, топовость приятна. Но ничего кроме названия она не дает. Надо продолжать работать. Не забывать, что когда-нибудь фильм соберет меньше. Плюс я не связываю качество с кассой. Это просто стечение обстоятельств, которое зависит не только от меня.
– От чего еще?
– Как картина пиарится, какие средства на нее выделяются. Иногда режиссерам просто не дают возможности. А мне везло – я дебютировал с блокбастера. Мне впервые предложили снять художественное кино, и я поехал сразу делать кастинг в Голливуде. Уникальная возможность.
– Не обидно, что собираете больше Бондарчука и снимаете талантливее, но про него везде говорят, а про вас – нет?
– Во-первых, не считаю себя талантливее. Во-вторых, у Федора шире поле деятельности. Он режиссер, продюсер и актер. Я просто режиссер и монтажер.
– Но вы крутой режиссер. При этом общаемся мы сейчас в «Шоколаднице».
– Да просто я живу здесь рядом. Захожу сюда, когда надо с кем-то пообщаться. В этой «Шоколаднице» я сочинял сценарий финального матча. Дома дети, поэтому приходил сюда.
Менять образ жизни, каждый день светиться в журналах я бы не хотел. Такое дается с трудом.
– Еще у вас старый айфон – 5S.
– У него уже аккумулятор плохой. Но время так быстро летит. Купил телефон четыре года назад. Тогда он считался статусным. Потом начал снимать кино. И в жизни не было ничего кроме фильма. Только о нем и думал. Когда очнулся, увидел, что телефон грязный и старый. Но я к нему привык, у меня в нем вся жизнь.
Антон Мегердичев на съемках фильма «Метро»
– После премьеры «Движения» поступило много предложений?
– Прилично, как и после «Метро». Но дело ведь не в премьере. Люди, которые занимаются кино, знают меня давно. Для них неважно, что говорят в медиа. Поэтому я получал предложения еще до премьеры, когда занимался монтажом картины. И тот проект, на который сейчас подвязываюсь, мне предложили задолго до выхода фильма в прокат.
– Ценник вырос?
– Думаю, и так получаю максимальную ставку, которую дают в России режиссерам.
– Продюсер Александр Роднянский говорил, что это 15-20 миллионов рублей за фильм.
– Близко к правде. Скажем так – вокруг этого. С одной стороны, сумма приличная. Но если раскидать на весь период съемок, получится всего лишь неплохая зарплата. Многие про это забывают. А если сравнить наши гонорары с американскими, то разница вообще космос. Если бы я снял такое кино, как «Движение», в Штатах, мог бы до конца жизни не работать.
– Актеры в России зарабатывают тоже больше режиссеров?
– Конечно. У них процесс более конечный. Они получают деньги за выход на площадку. Это длится три месяца. Ну четыре. После этого можно заниматься другим проектом. А режиссер год сидит на бумаге. Потом подготовительный период, съемочный, а дальше – монтажный. Целая жизнь получается.
– За последние несколько лет в России появилось много качественного фестивального кино. Почему с массовыми фильмами проблема?
– Для этого нужна индустрия. Топовые специалисты – операторы, монтажеры, художники, режиссеры, которые способны делать шоу. Это иная уникальная профессия. Со зрелищем у нас всегда было слабо. Есть только один мюзикл – «Стиляги». Спортивных ярких картин стало две. В Америке их миллион.
А фестивальное кино – это авторское, которое не требует особой изощренности в профессии. Это просто исповедь.
– Могли бы такое снять?
– Под другое заточен. Мне нравится процесс создания шоу. Вау-эффект, когда я понимаю, что человека можно пригвоздить к креслу, и он будет кататься как на американских горках. Никогда не пытался вытаскивать в кино социальные проблемы – не моя тема. Я делаю кино, после которого хочется дышать, жить, быть на позитиве. Даже в «Движении вверх» я просто хотел объективно показать дух того времени. Не больше.
– Еще есть мнение, что в российском кино мощно пилят. Из-за этого и фильмы получаются позорные – снимают на то, что осталось.
– В моих проектах продюсеры всегда вкладывались в кино по максимуму. В «Метро» – 100 съемочных дней, сейчас – 75. Америка, шесть камер – какие тут распилы. У меня никогда этого не было. Про кого-то слухи, может быть, и ходят.
– Про кого?
– Как я могу публично обвинять, если не знаю фактов? Да и вообще существует много клише. Одно из них – все деньги своровали, поэтому не получилось. Нет. Часто люди все отдают, но тоже не получается. Кино – это не только деньги. Это таинство. Оно может сложиться или нет.
– За Серебренникова поручились даже те, кто не знал лично. Вы – нет. Почему?
– Когда речь идет о юридических разборках, вписываться за какую-то сторону можно только тогда, когда знаешь правду. А я ее не знаю. Я далек от «Гоголь-центра». И понимаю, что среда, в которой мы находимся, мутная. В ней возможны разные вещи. Но когда ты выходишь с плакатом, то должен иметь информацию.
***
– Вы работали с Леонидом Парфеновым. Как познакомились?
– В 1993-м еще учился в институте, а друг работал у Леонида режиссером. В один момент привел меня в телецентр на должность своего ассистента. Но это не первая моя работа. До этого была другая.
– Какая?
– Пивом торговал. Развозил его по палаткам на автомобиле «Таврия». Влезало 30 ящиков, если россыпью. В 90-е все просто получалось. Подходили к палатке и спрашивали: «Пиво нужно?» – «Да» – «Сколько?» – «Ну ящик». Выстраивались в очереди на единственный завод – Хамовнический. Брали большие партии и возили.
– Тут начался Парфенов.
– И затянул на 12 лет. Работал с ним до 2005 года на 90 процентах проектах. В том числе «Намеднях». Помню время без интернета, цифрового монтажа. Как редакторы ездили в архивы, тексты писали от руки. Один выпуск готовили неделю, но когда надо, 48 минут с интервью успевали подготовить за пару суток. Помню такой момент – делали передачу по плану, заходит Леонид: «Умер Бродский, у нас спецвыпуск».
– Чему вы научились у Парфенова?
– Всему, что сейчас умею. Да даже монтажу. Тому, как понимать материал, правильно соединять его. У него я нашел понимание, как удерживать зрительское внимание. Создавать продукт, зомбировать и держать. Чтобы домохозяйка, которая режет морковь, остановилась и замерла. Парфенов ведь мастер поддержания интереса на всем отрезке произведения. Он хорошо плетет историю. Вот и я стараюсь, чтобы фильмы получались агрессивные. Не давали человеку выдохнуть.
– За счет чего?
– Есть понятие темпоритма. Сколько нужно держать план, какой акцент, сколько должна длиться сцена, где пауза, какая она. Эти вещи действуют на человека физиологически. Их я взял у Парфенова.
– С «НТВ» вы ушли за ним в знак поддержки?
– Нет, какое-то время работал там еще в межпрограммном эфире – делал рекламу. Поддержал в другой раз, когда наоборот остался. В момент, когда некоторые ушли на «ТВ-6». Леонид не пошел и сделал все правильно. Создал уникальную программу, ввел жанр инфотейнмента. Его «Намедни» до сих пор никто не переплюнул.
– Какой выпуск помните?
– «Норд-Ост». Очень страшный. Делали его, когда люди сидели в театральном центре под дулами оружия. Среди заложников оказался сын моего коллеги по ТВ – он погиб. А наш корреспондент Сергей Дедух взял интервью у главного террориста – Бараева. Как режиссер монтажа я потом отсматривал материал. Ситуация такая: вокруг люди с автоматами и гранатами, женщина в хиджабах. Сергей подходит, достает микрофон и говорит Бараеву: «Скажите что-нибудь». Тот: «Раз, раз» – «Еще что-нибудь» – «Два, раз, раз» – «Все, пишем».
«Движение вверх» собрало 1,7 миллиарда рублей. Это рекорд России
«Пришли в гей-бар и встретили там Родмана». Интересное со съемок «Движения вверх»
В России научились снимать спортивные драмы. Почему за «Движение вверх» не стыдно
Что «Движение вверх» говорит о нас самих и о современной России
Наше лучшее супергеройское кино. «Движение вверх» – прекрасный фильм
Фото: РИА Новости/Евгений Биятов (1,7), Борис Приходько; globallookpress.com/picture-alliance/dpa; РИА Новости/Юрий Сомов (4,6); russia.tv; facebook.com/3secondsmovie; instagram.com/alexryapolov; kinopoisk.ru; РИА Новости/Илья Питалев, Владимир Астапкович; globallookpress.com/Maxim Burlak