«Не позволю, чтобы гимн СССР звучал на Олимпиаде». Трагедия чемпионки, которая ненавидела коммунизм

Стас Купцов – о великой чешской гимнастке, 7-кратной олимпийской чемпионке Вере Чаславской.

Вацлав Чаславски стоял за прилавком с натянутой улыбкой, наблюдая, как немецкий офицер уже несколько минут не может выбрать колбасу. С такой проблемой сталкивались многие покупатели, потому что в продуктовом магазинчике Вацлава всегда был большой выбор. И даже после оккупации Чехословакии ситуация не изменилась, хотя с поставщиками, которые теперь работали через алчных немецких посредников, договариваться стало куда сложнее.

Офицер держал в костлявых руках фуражку. Мелкие, как у крота, глазки бегали, и он продолжал стоять, не обращая внимания на образовавшуюся очередь. Никто, конечно, не роптал – с немцами шутки плохи. Особенно после того, как Ян Кубиш метнул бомбу в машину исполняющего обязанности рейхспротектора Богемии и Моравии Рейнхарда Гейдриха.

– Я даже не знаю, как такое может быть, – с нажимом заговорил нацистский офицер. – Эти колбасы изумительны, есть с жирком, салями, ну просто пальчики оближешь. Знаете, для такой мерзопакостной страны мы создали слишком роскошные условия. А что получили взамен? Убийц, жалких ублюдков, которые наивно полагают, что могут тягаться с такой силой, как Германия.

Он обернулся к посетителям магазина и, надев фуражку, вытянул правую руку в знаке фашистского приветствия.

– Хайль, Гитлер! – крикнул он, наблюдая за реакцией остальных. Когда все сделали то же самое, офицер вздохнул – очень уж хотелось ему приволочь кого-нибудь в карцер и допросить с пристрастием.

– Это хорошо, что чехи не забывают своего покровителя, – сказал офицер Вацлаву, и тот слегка наклонил голову.

Немец посмотрел на посетителей, затем смерил взглядом мужчину за прилавком. Вацлав ничего не ответил, ожидая, когда офицер сделает выбор и покинет его магазин. Это был постоянный клиент, который всегда находил повод к чему-нибудь придраться. Однажды он прямо из магазина увел наглеца, посмевшего что-то возразить ему. С тех пор того ни разу не видели.

– Папа, папа! – раздался звонкий детский голосок. Вацлав почувствовал, как вокруг ноги обвились ручонки Веры, его непослушной дочурки.

– Покажи мне ребенка, – заинтересовался офицер. – Ну же, подними на руки. Я хочу видеть твоего отпрыска.

Вацлав пожал плечами и сделал, что просили. Вера с интересом посмотрела на немца, а потом рассмеялась. И спародировала фашистское приветствие.

Вацлав побледнел, он боялся любого прокола. Он знал, что после смерти Гейдриха немцы устраивали массовые погромы, сотни чехов были убиты без суда и следствия, и каждая встреча с нацистами становилась для него тяжким испытанием. Но разве мог он что-то объяснить дочурке, которая едва научилась говорить. Она продолжала заливисто хохотать, но никто в магазине даже не улыбнулся. Все со страхом смотрели на офицера, мелкие глазки которого не отрывались от ребенка. Он снял фуражку и принялся ею обмахиваться, потом кивнул Вацлаву.

Нацистские танки на улицах Праги

– Достаточно, убери ее с глаз долой, – приказал он, и у всех посетителей магазина отлегло от сердца. – Думаю, министр пропаганды может быть доволен. Ваши дети понимают, кто главный. Вот только смех был неуместен, надеюсь, вы обучите вашу дочь манерам. Почему-то дети всегда смеются, когда видят меня, и что во мне такого смешного? Впрочем, я знаю, как заткнуть любого, кто смеется.

Он достал пистолет и направил его прямо на голову Веры. Вацлав уставился на немца, а тот, простояв пару секунд с пистолетом, убрал его в кобуру, затем протянул руку и потрепал Веру по щеке. Вацлав поспешил опустить дочь и подтолкнуть ее к двери. Малышка, продолжая смеяться, отправилась в кабинет к матери, которая, на свое счастье, не видела этой сцены и продолжала подсчитывать выручку за прошедшую неделю.

– А теперь заверни мне ливерной, – сказал офицер, зевая. – Сегодня платить, пожалуй, не буду.

– Но позвольте, – начал было Вацлав, но нацист грубо прервал его.

– Я вообще не понимаю, зачем мы должны вам платить, – заскрежетал он зубами. – Вы лишь прислуга, не больше. Очередная страна-подстилка, по которой прошелся немецкий солдат. Скажите спасибо, что мы не вытерли о вас ноги. Но если продолжите гадить и дальше, вас всех ждет участь мудака Элиаша, которому мы доверились, назначили председателем правительства, а оказалось, это всего лишь крыса, прислуживавшая Советам. Но зубки-то гнилые мы ему пообломали! Я был членом расстрельной команды, между прочим. И наслаждался тем, как наши ребята проделывали дырки в теле мерзавца. Хотя расстреливать его надо было гора-а-аздо раньше! Однако мы с вами, чехами, зачем-то церемонимся, вот только для чего, ума не приложу. Кстати, хочу предупредить. Только попробуйте перейти мне, Герхарду Вольфу, дорогу – пристрелю любого.

Он снова выхватил пистолет и начал целиться то в одного, то в другого, приговаривая «пиф-паф».

– Короче, беру ливерную, надоело с недоразвитыми общаться, – произнес он, когда эта забава ему наскучила. – Dumme Schweine.

Как только за немцем звякнул колокольчик, Вацлав схватился за прилавок, ощущая, как земля уходит из-под ног. Потом, извинившись, бросился к жене и дочери.

– Анна, твоя дочь чуть было не уничтожила нашу семью, – бормотал он, доставая таблетки от головы и наливая в стакан воды. – В кого она пошла такая, вечно баламутит.

– В кого-кого, – всплеснула руками Анна. – В тебя, в кого ж еще! Даже не хочу слышать, что она натворила. Судя по твоему лицу, что-то чудовищное.

– Да, лучше тебе и не знать, милая, – покачал головой Вацлав. – Но ты бы видела, как наша Верка поставила этого нациста на место. Знаешь, я в тот момент хоть и злился, но одновременно хотел расцеловать ее. Каждый день мне хотелось плюнуть в лицо этому индюку, но в итоге плевок сделала моя храбрая Вера. Интересно, она всегда будет такой дерзкой? Надеюсь, что нет – до добра это точно не доведет.

***

«Тридцатьчетверка» гвардии лейтенанта Ивана Гончаренко приближалась к Манесову мосту в Праге. Только что танк уничтожил вторую немецкую самоходку, но немцы были готовы к сопротивлению. 13 оставшихся самоходок заливали огнем флагмана танковой группировки. Один фаустпатрон попал в цель. Танк загорелся, Иван Григорьевич, получивший смертельное ранение, продолжал стрелять по врагу, но силы были неравными. Второй фаустпатрон оборвал жизнь героя. Однако за танком Гончаренко шли другие советские «тридцатьчетверки», которых так ждала Прага, находившаяся во власти оккупантов.

Одним из немцев, отстреливавшихся от ворвавшихся в Прагу солдат Красной Армии, был Герхард Вольф. Узнав, что советские войска совсем близко от Праги, он выскочил на улицу и, громко крича, стал стрелять по мирным жителям. Опытные советские солдаты, обученные в затяжных битвах с немцами, легко прикончили Герхарда, а потом и всех остальных нацистов.

Пока шло освобождение Праги, Вацлав сидел дома и при каждом выстреле вжимал голову в плечи. Он чувствовал себя маленьким человечком, на глазах которого вершится история. А когда выстрелы прекратились, и раздался скрип гусениц советских «тридцатьчетверок», он впервые за долгие месяцы улыбнулся. Выглянув в окно и убедившись, что в Чехословакию вернулся мир, Вацлав ликующе вздернул руки, после чего подозвал Веру.

– Доченька, смотри, это советские танки, они пришли освобождать нас, мы теперь снова свободные и можем жить для себя, – говорил он, пока Вера глядела в окно. Она тоже улыбалась и тыкала пальчиком в стекло. Потом подула на него и нарисовала танк со звездой. Вскоре девочку на колени посадил один из танкистов Красной Армии, коренастый мужчина с доброй улыбкой. Весь корпус его танка был обложен сиренью.

А потом Вера услышала по радио эмоциональное выступление мэра Праги Петра Зенкла. «Наш город был спасен от гибели и разрушения, был вырван из лап нацистов с помощью героической Красной армии, – говорил он, и Вацлав, слушая столичного градоначальника, наполнял фужер шампанским. – Дорогие братья-славяне! Беспримерный героизм и несравненное самопожертвование советских солдат в этой страшной мировой войне вошли в историю». Казалось, между СССР и Чехословакией надолго установятся теплые отношения.

И когда Вацлав Чаславски уже думал, что самое страшное позади, произошел февральский переворот 1948 года, в результате которого к власти пришла Коммунистическая партия Чехословакии. Вскоре после этого в бакалею Вацлава пришел человек в белой рубашке и со значком в виде красной звезды на груди. Он долго стоял, рассматривая прилавки и что-то бормоча про себя. Устав ждать, Вацлав спросил, что ему нужно.

– О, мне нужно все, – улыбнулся посетитель. – Я пришел известить вас, товарищ Вацлав Чаславски, о конфискации магазина в пользу коммунистической партии. Мы экспроприируем этот магазин, потому что времена, когда миром правили капиталисты вроде вас, остались в прошлом. Попрошу передать нам всю бухгалтерию и помещение в ближайшее время. Возможно, мы сделаем вам предложение, и вы даже будете работать дальше в магазине, только лишившись статуса его владельца.

– У меня есть выбор? – прохрипел Вацлав, почувствовав головокружение. – Я столько лет заправлял этим магазином, вложил в него душу, а теперь приходите вы и, прикрываясь красивыми словами, на самом деле говорите: «Убирайся вон». Чем вы, товарищ, лучше тех же нацистов, которые приходили в магазин и грабили его, прикрываясь Гитлером и нуждами великой Германии?

Мужчина в рубашке прекратил улыбаться и теперь смотрел на Вацлава совсем другими глазами, злыми и подозрительными.

– Сделаю вид, что не слышал этого, – наконец заговорил он. – Февраль показал, что коммунистические идеи крепки, и народ готов к переменам. Но остались такие элементы, как Вацлав Чаславски, не желающие подчиняться, считающие себя пупами земли. Так вот что я скажу тебе, капиталист. Не думай, что можешь ставить себя выше государства, мы таким, как ты, быстро мозги вправим. Все ясно?

Вацлав ничего не ответил, только покорно опустил голову. С тех пор его семья стала жить в бедности.  

***

Белокурая девочка с ангельским личиком и длинными косичками бежала по мощеной мостовой, размахивая портфелем и предвкушая грядущую поездку в зоопарк на пароходе. Все ее школьные подружки уже сдали деньги на увлекательное путешествие. Отец пообещал, что заработает сколько нужно, и она тоже отправится в зоопарк вместе с классной руководительницей и другими школьниками.

Малышке очень хотелось посмотреть на павлина, необыкновенный хвост которого она видела только на картинках. Кроме того, девочка мечтала заполучить павлинье перо, потому что была уверена – оно волшебное и приносит счастье. А еще ей нравился мальчик из параллельного класса, который тоже собирался в зоопарк.

– Папа, нужно обязательно сдать деньги уже завтра, так мне сказали, – с порога затараторила Вера, прыгая на диван к отцу, который читал газету. Он попытался загородить газетой лицо, чтобы не выдать смущения.

Раздался стук в дверь, Вера соскочила с дивана и бросилась открывать – оказалось, пришли одноклассники. Один из них спросил, приготовила ли Вера деньги, и тогда Вацлав кашлянул и отложил газету. Все уставились на него.

– Знаете, у Веры в этот раз не получится с вами поехать, – заговорил он, испытывая ненависть к себе – У нее есть домашние обязанности, и если она не будет их выполнять, то станет непослушной девочкой, у которой на уме одни только развлечения. Нет-нет, никаких зоопарков, это решенный вопрос. А теперь извините, Вере нужно делать уроки, расходитесь, пожалуйста, по домам.

Вера с трудом сдержалась, чтобы не заплакать. Вацлав продолжил делать вид, что внимательно изучает газету, и тогда его дочь прервала молчание.

– Вы только и делаете, что грузите меня всякими делами, – захныкала она. – Мать то в бассейн меня водит, то заставляет на коньках кататься, то степ танцевать. А когда меня зовут друзья, вы запрещаете. Я хочу жить, хочу веселиться, хочу в зоопарк!

В комнату вошла мама девочки, и та сразу прекратила истерику – иногда Анна была очень строга с ней. Но в этот раз мама сразу обняла дочь и стала говорить мягко.

– Доченька, у папы просто нет лишних денег, он и так все тратит на твои секции, – объяснила Анна. – Пойми, мы пытаемся найти для тебя занятие, которое, возможно, увлечет тебя по-настоящему, от которого будет толк. Разве будет польза от того, что ты увидишь тигра или слона? Поверь, на зверей ты еще насмотришься. Мне же хочется, чтобы ты с детства занималась чем-то полезным. Увы, я вижу, что тебе не сильно нравятся фигурное катание, плавание и танцы, а ведь все это могло бы здорово пригодиться тебе в жизни, могло стать твоим призванием. Что ж, сдаваться я не намерена, есть у меня для тебя кое-что поинтереснее. Уверена, тебе понравится!

– Да ну? – Вера забыла все обиды и крепко прижалась к матери.

– Я заметила, с какой завистью ты смотришь на сестер, когда они надевают балетные пачки, – раскрыла карты Анна, после чего заткнула уши, настолько громкий был крик радости. Вацлав отложил газету и рассмеялся, почувствовав облегчение. – Давай завтра отведу тебя в школу при Национальном театре оперы и балета, вдруг захочешь заниматься?

Вера еще никогда так плохо не спала – всю ночь она представляла себя на сцене с сестрами. И уже утром стояла возле двери в нетерпении.

Балетная школа располагалась на улице Водичкова, и Вера сразу решила запомнить туда дорогу – она не сомневалась, что ее примут.

– Пани Абрехтове, уверяю вас, моя дочь талантлива, – начала разговор с педагогом Анна, пока Вера наблюдала за тренировкой своих сестер, Ганы и Евы. Они выполняли упражнения по растяжке. Гана стояла на одной ноге, а другую пыталась тянуть к голове, что давалось ей непросто. Когда она чуть не упала после очередной попытки, Вера не удержалась и сама потянула ногу к голове. Ей удалось без проблем заложить стопу за ухо.

Вера с охапкой олимпийских медалей из Токио

– Я смотрю, ты резиновая девочка! – ахнула пани Абрехтове и без раздумий взяла малышку в балетную школу.

Вера была самой заметной девочкой, делала упражнения, которые многим были не по плечу. На сцене она легко выполняла самые сложные пируэты, показывала гибкость, какой не обладала ни одна сверстница. И часто выступала в оранжевом купальнике, за что получила прозвище «Апельсинка».

Однажды Вера приняла участие в телепрограмме «Дед Мороз рассказывает детям». Ей досталась роль клоуна, она с блеском исполнила акробатический номер «Кукла Хадро». 12-летнюю девочку, лихо выполнявшую пируэты и делавшую мостики, заметила гимнастка Ева Босакова, бронзовый призер Олимпийский игр. 

– Вера, тебя пригласили в гимнастический зал, – сообщила Анна дочери через неделю. – Знаю, ты полюбила балет, но мне почему-то кажется, что вряд ли стоит отказываться от тренировки с участницей Олимпийских игр!

Вера обалдела от такого предложения и без раздумий согласилась на смотрины. В зале она увидела девочек, исполнявших невероятные трюки, от которых у нее учащенно забилось сердце.

– Сделай-ка для начала подъем с переворотом, – сказала Ева девочке, и та, забравшись на перекладину, совершила сразу три полных оборота, но гимнастку это не сильно впечатлило.

– Теперь прыгни через «козла» с разбега, тоже с переворотом, – дала более сложное задание Ева. Девочка с блеском выполнила и это упражнение, за счет гибкости, умения быстро подстраиваться под новые задачи. Ну и, само собой, ей помогли тренировки в других видах спорта.

Но Ева Босакова была слишком требовательной. Ей казалось, что Вера уже слишком взрослая для того, чтобы заниматься гимнастикой. Однако после двух смотрин она все же дала ей шанс и записала в группу.

Вряд ли она могла тогда подумать, что решение взять в ученицы Веру Чаславску станет историческим для Чехословакии.

***

Вера шла в кабинет к высокому партийному начальнику с чувством собственного достоинства. Она догадывалась, что с ней будут обсуждать, но не хотела выглядеть человеком, готовым идти на уступки. Разве может кто-то указывать ей, что делать, если на чемпионате мира она едва не подвинула с трона Ларису Латынину (9-кратную олимпийскую чемпионку и 8-кратную чемпионку мира – прим. Sports.ru), завоевав серебро в многоборье? При этом в опорном прыжке уроженка Праги показала настолько филигранную технику, что уже и Латынина ничего не могла с ней поделать. И все же, открывая дверь кабинета, где сидел ангажированный чиновник, она почувствовала, как по телу прошелся холодок. Этот вызов был первым, и ее предупреждали, что придется несладко.  

– Прошу, присаживайтесь, – сказал ей толстый мужчина в роговых очках и с усиками, показывая на стул. И хотя Вера была легкой, как пушинка, стул неприятно скрипнул под ней. Мужчина не обращал на гимнастку внимания, продолжая что-то записывать в тетрадь. Над ним висели портреты Хрущева, Новотного и других коммунистических лидеров. Хрущев только что посетил Чехословакию, его визит продолжали обсуждать даже после того, как лидер СССР покинул страну. Неожиданно Вера обнаружила, что партийный начальник перехватил ее взгляд, заметив, как она внимательно рассматривает портрет Хрущева.

– Да, это был знаковый визит, – откинулся на спинку своего удобного кресла чиновник, откладывая ручку. – Наши страны дружат, мы обмениваемся опытом. А Олимпийские игры должны стать очередным доказательством превосходства коммунистических идей в мире. Вы ведь понимаете, какая на вас ложится ответственность? Я знаю, Ларису Латынину не побороть, ну и ладно, главное, она такая же коммунистка как вы, как я, поэтому проиграть советской гимнастке не страшно. Главное, чтобы вы побороли представителей капиталистического строя.

– Я готова победить и Латынину, – нахмурилась Вера. – Когда-то мне казалось, советские гимнастки – как крепость, которую нельзя взять. Но ведь неприступных крепостей не бывает. Главное, подобрать верную осаду.

Девятикратная олимпийская чемпионка Лариса Латынина

– Хм, допустим, – пробормотал мужчина, протирая стекла очков. – Я читал досье, знаю, что вы, по сути, новатор в женской спортивной гимнастике. Эта дисциплина всегда была основана на легкости, воздушности, но вы добавили в гимнастику атлетизм, харизму. Это хорошо, мне нравится такой подход. Коммунисты должны избирать свой путь. В отличие от нас, капиталисты строем маршируют по проторенным дорожкам, предпочитая все проблемы решать при помощи денег. Вы когда-нибудь читали легенду о Мидасе, м-м? Капиталисты – точно нет.

– Послушайте, я обещаю, что на Олимпиаде выступлю достойно, покажу все, на что способна… – начала сердиться Вера, устав от тяжеловесного разговора.  

– Этого мало, моя дорогая, – усмехнулся чиновник, схватив ручку и что-то записав в тетрадь. – Вы ведь в Токио едете не только на бревне прыгать и на перекладинах вертеться. Вам дарована честь представлять Чехословакию, выбравшую коммунистический путь развития. Это налагает определенные обязательства. Вот, посмотрите-ка фотографии Японии, разгромленной во Второй мировой войне. На большинстве снимков – разрушенные города, сломленные люди. И они это заслужили. У них отсутствовала мораль, этика. Это была загнившая страна, которую пришлось щелкнуть по носу. А теперь? Мне кажется, с тех пор мало что изменилось, они не смогли извлечь уроков из проигранной войны. К Олимпиаде в Токио японцы разбили кубышку, и устроили грандиозную стройку. Их столица, говорят, теперь утопает в роскоши. Новые автострады, путепроводы, мосты, стадионы, в которых можно уместить половину населения Праги. А в местных магазинах продают чудеса техники. Знаете, что японцы массово стали продавать транзисторный магнитофон? Да и вообще, у многих, кто приедет в Токио, голова пойдет кругом от изобилия. Молодцы же, да?

– Они не стоят на месте, их можно только похвалить за это, – Вера уставилась на мужчину, смотревшего на нее поверх очков. Ответ вынудил его вздохнуть и снова что-то записать в тетрадь.

– Но у них отвратительные установки, в отличие от нас, они не строят идеальное общество, основанное на социальном равенстве, – мужчина встал, чтобы поправить портрет Новотного на стене. – Японцы растят потребителей, они больше ни о чем не думают, кроме наращивания капитала. Неужели вы смогли бы жить в такой стране?     

Вера решила промолчать, отчего лицо мужчины стало наливаться краской. Комната наполнилась гнетущей тишиной, которую можно было резать ножом.

– Скажите, вы собираетесь общаться со спортсменами из других стран? – спросил чиновник спустя пару минут, наливая в стакан водичку.

– Ну, мы неплохо общаемся с Ларисой – когда-то она была для меня кумиром, теперь просто хорошая знакомая, – пожала плечами Вера. – Если ко мне подойдет кто-нибудь из коллег, я с ним заговорю, конечно.

– А если это будет американка? – партиец аж подался вперед, желая услышать хотя бы сейчас идеологически выверенный ответ.

– Да хоть представитель Конго или Занзибара – никто не отменял элементарную вежливость! – бросила Вера, чувствуя, как внутри нарастает дрожь протеста.

Мужчина сделал несколько больших глотков, поставил стакан, взял ручку и сделал очередную пометку. Не поднимая глаз, он произнес:

– Мне кажется, вы недостаточно хорошо подготовлены к Олимпиаде, я про моральную подготовку. Уверен, в Токио будут провокации. Из нашего диалога я понял одно – вы способны поддаться на увещевания капиталистов. Я не могу себе этого позволить.  

Он взял трубку, набрал номер, и сообщил, что пребывание Веры Чаславской в олимпийской сборной Чехословакии приостановлено вплоть до дальнейших распоряжений.

В этот момент Вера проснулась в холодном поту и лишь спустя несколько минут осознала, что разговор с партийцем был всего лишь кошмаром.

Но подобные сны посещали ее все чаще.

***

Победное выступление на бревне

Олимпиада-64 в Токио. Японцы влюбились в миниатюрную чешку Веру Чаславску, которая окончательно закрепила за собой статус сильнейшей гимнастки планеты. Лариса Латынина была старше на восемь лет, и возраст начал сказываться.

Молодая, голодная до побед Вера очаровала японцев, особенно после того, как пошла на большой риск, решив показать элемент ультра-си на брусьях. Никто из женщин не выполнял его.

Сначала нужно было встать на нижнем бруске, затем спиной вперед перепрыгнуть через верхний, схватиться за него руками, и корпусом оттолкнуться от нижнего, чтобы дать импульс на разворот в воздухе с последующим захватом верхнего бруска и соскоком на нижний.

Золотая олимпийская медаль была уже у Веры в кармане, она набрала достаточно баллов перед решающим подходом, чтобы позволить себе существенно упростить программу. Но японцы ждали, что она порадует их, совершит немыслимое. Публике хотелось, чтобы победа их любимицы была яркой, исторической.

В зале была такая тишина, что можно было услышать жужжание мухи. Вера сосредоточилась, стала готовиться к подходу, как вдруг эту тишину разорвал крик одной из подруг по сборной: «Ты должна!» Вера вздрогнула, от концентрации не осталось и следа, ее руки слегка задрожали, в голове появились мысли, что, может, и не стоит рисковать золотом.

Но снова посмотрев на трибуны и увидев восхищенных японцев, ждавших чуда, она решила не отклоняться от плана. И соскочила на настил, не задав нужной амплитуды для разворота. Однако Вера нашла в себе силы продолжить упражнение, и со второй попытки ей удалось покорить сложный элемент.

Все сомнения в том, что она поступила правильно, отпали, когда после окончания соревнований к ней подошел японец с фанатичным блеском в глазах.

– Пани Вера, меня зовут Рюзо Оцука, и я восхищаюсь вами! – сказал он, держа в руках роскошный подарок. – В знак своего бесконечного уважения хочу вручить вам самурайский меч. Совет старейшин нашей семьи принял решение, что вы достойны такой награды. Мы, японцы, очень рады видеть вас здесь, в Токио. Вы очень стойкая, мужественная женщина, и этот меч, надеюсь, станет символом вашей борьбы. Нам нравится, как вы себя преподносите. Не только во время состязаний, но даже на подиуме. Многие кривляются – или что-то громко кричат, или визжат, или льют слезы. Вы же всегда такая сосредоточенная, такая спокойная. Истинный самурай!

– Знаете, я прямо сейчас с трудом сдерживаю слезы, – расчувствовалась Вера. – Но вы их не увидите, я буду стойкой, как всегда! А ваш меч будет служить мне напоминанием, что бороться нужно до конца.

– Этот меч был сделан в XVII веке, это наша семейная реликвия, – улыбнулся Рюзо. – Уверен, он станет для вас хорошим талисманом. И не волнуйтесь, его никогда не использовали в войнах, от его лезвия никто не пострадал – как никто не пострадал от ваших выступлений. Наши солдаты использовали его только на тренировках, для совершенствования навыков боевого искусства.  

– Рюзо, в знак благодарности я хочу пообещать вам кое-что, – сказала Вера, доставая меч из футляра и с благоговением разглядывая серебристое лезвие. – Много лет в нашем виде доминировали советские гимнастки, но уже на следующей Олимпиаде Чехословакия соберет все золото. Мы станем лучшими и в команде. Тем более что Латынина завершает карьеру. Честно, я всегда боялась только ее.

***

С Латыниной (слева) на пьедестале

Из Японии Чаславска уезжала в ранге трехкратной олимпийской чемпионки, победив в многоборье, опорном прыжке и бревне. В Токио она узнала, что существует другая жизнь, красивая, наполненная свободой, искренними улыбками.

Перед отъездом гимнастка столкнулась в коридоре с Ларисой Латыниной, и это была теплая встреча двух хороших знакомых.

– Я хочу поздравить вас, Вера! – советская гимнастка, несмотря на огромное разочарование, нашла в себе силы сказать несколько добрых слов той, кому проиграла. – Вы выступили блестяще и заслужили все эти медали.

– А у меня для вас подарок! – улыбнулась Вера, протягивая извечной сопернице диски с современной музыкой, которые достались ей от японцев. Лариса не осталась в долгу и вскоре вручила чешке  виниловые пластинки с оперой. Последующие их встречи всегда будут теплыми.

Ни одна из спортсменок, правда, не знала, что всего через четыре года советские и чешские гимнастки будут смотреть друг на друга как на смертельных врагов, а Олимпиада-68 в Мексике будет символом борьбы Чаславски с режимом.

А пока уроженке Праги предстояло вернуться домой, где начиналась политическая оттепель. Однако либеральные реформы, ослабление цензуры, демократизация общества были прерваны вводом войск стран Варшавского договора.

Советские танки вновь войдут в Прагу, вот только теперь их будут встречать совсем с другим настроением.   

***

Подписывая документ «Две тысячи слов», Вера понимала, чем это может для нее закончиться. Но ей нравились перемены, происходившие при первом секретаре ЦК КП Чехословакии Александре Дубчеке, который добился отстранения Новотного.

Первый секретарь ЦК КП Чехословакии Александр Дубчек (слева) и Леонид Брежнев

– Дочь, ты уверена, что правильно поступаешь? – спросил у Веры отец, крайне обеспокоенный ее решением. – В этом документе очень много опасных утверждений, еще больше – требований, которые никогда не будут исполнены.

– Папа, я много раз бывала в странах со свободным обществом, где тебя не сковывают цепями, не заставляют жить по идиотским правилам, где не проводят воспитательных бесед, – отмахнулась Вера. – Я считаю, что чем больше будет подписей под новой доктриной, тем лучше для Чехословакии. Нужно закреплять тот успех, которого добился Дубчек. Ты посмотри, как его поддерживают все слои населения! Неужели можно оставаться в стороне, когда решается судьба твоей страны? Мы слишком долго терпели. Грядут перемены, перемены к лучшему.

– Боюсь, ты не понимаешь, кому противостоишь, – вздохнул Вацлав. – Да, формально Дубчек – лидер страны, его курс целиком поддерживает президент Людвик Свобода. Но неужели ты правда настолько наивна, что не понимаешь – Брежнев не допустит повторения Венгрии! Он сделает все, чтобы сместить Дубчека и вернуть подконтрольную Чехословакию!

– Папа, это разговор слепого с глухим, – насупилась Вера. – Бесполезно со мной спорить, ты же знаешь, если я приняла решение, то менять его не буду. Да я и не одна такая. Легкоатлет Эмиль и копьеметательница Дана Затопеки подписали этот же документ, а ведь они – олимпийские чемпионы, как и я. Люди, к которым общество будет прислушиваться.

Когда отец уехал, Вера продолжила тренироваться по шесть дней в неделю, собираясь покорить новые рубежи на Олимпиаде в Мексике. На базе в Шумперке были созданы все условия для тренировок, и Вера, окрыленная переменами, готовилась совершить подвиг.

Эйфория длилась недолго – вскоре она узнала, что в Чехословакию вторглись войска. Это была реакция стран Варшавского договора на «Пражскую весну».

– Я не верю, это какой-то бред! – у Веры началась истерика, как только она услышала новости. Узнав, что танки добрались и до центральной площади Шумперка, она бросилась туда, чтобы своими глазами убедиться.

Они и правда были там. В голове промелькнуло воспоминание, она уже видела точно такие же танки когда-то, когда была маленькой девочкой. И танкист, посадивший ее на колени, так ласково ей улыбался. А благодарные чехи забрасывали «тридцатьчетверки» сиренью. Только теперь от этих танков веяло холодом, они были символом возвращения Чехословакии во времена репрессий и цензуры. Вера почувствовала, как по щекам текут слезы. Это были слезы по свободной Чехословакии.

1968 год. Советские танки в Чехословакии

Вскоре к гимнастке подошел представитель Союза физкультуры Чехословакии Зденек Зерзан.

– Вера, только что один осведомленный источник предупредил, что ты в опасности, – сказал он, положив руку на плечо гимнастки. – Я знаю, что ты подписала документ, который подписывать было нельзя. Вполне возможно, тебя арестуют. Но я предлагаю следующее – есть джип, на котором можно отправиться в горнолесной массив, в укромное местечко, где ты сможешь временно оставаться. А поскольку я уже много лет являюсь членом горноспасательной службы Есеника, то смогу обеспечить тебе безопасность. Что скажешь?

Выбора у Веры не оставалось.

…

Сломав последнюю ветку на поваленном дереве, Вера отошла, чтобы полюбоваться своим творением. Получилось бревно, гимнастический снаряд, сделанный на природе.

Ей хотелось включить музыку, чтобы немного отвлечься от неприятных мыслей, но ради безопасности приходилось довольствоваться трелями соловья и ритмичным постукиванием дятла. А ведь на сборах в Шумперке их всегда поддерживал пианист – под живую музыку тренировки проходили куда интереснее.

Поплевав на руки, Вера совершила несколько переворотов, вращений, а под конец тренировки отработала соскоки. Затем переключилась на брусья, роль которых исполняли укрепленные ветки. Ей нужно было тренироваться каждый день, чтобы рассчитывать на успешное выступление в Мексике.

Горный воздух, интенсивные занятия на природе, таскание мешков с картошкой, все это помогало Вере оставаться в тонусе. А чтобы ладони не становились мягкими, каждый вечер она сгребала кочергой уголь.  

Шли дни, но никаких новостей от Зденека не было. Вера ушла в себя, сосредоточилась на подготовке, а по ночам видела кошмары.

Когда приехал Зденек, она уже почти смирилась с тем, что в Мексику поедет кто-то другой.

– Вера, в прошлый раз я огорчил тебя скверными новостями, пришла пора реабилитироваться, – сообщил он, вручив гимнастке букет из красных роз. – Брежнев решил, что на Олимпиаду можно допустить сильнейших спортсменов Чехословакии. Наш комитет, естественно, включил тебя в сборную. Приезжали проверяющие, мы им сказали, что тебе нездоровится, и поэтому ты покинула место сборов. Но теперь можно не прятаться. Я сегодня же забираю тебя в Прагу, а совсем скоро ты поедешь в Мексику! Ну что, готова бороться за медали?

– Зденек, ты даже не представляешь, насколько! – в глазах Веры блеснул недобрый огонек. – После всего, что произошло в моей стране, после того, как в Прагу въехали танки, чтобы диктовать нам, как жить, я готова рвать и метать! Никогда я еще не испытывала столько ненависти, столько желания доказать, что Чехословакия – свободная страна. Еще недавно советские спортсменки были для меня просто соперницами, был только спортивный азарт, никаких других эмоций я к ним не испытывала. Однако теперь для меня советские спортсменки – это люди, представляющие вражескую страну, все то, чему я сопротивляюсь, что не приемлю. Я не позволю, чтобы на гимнастических соревнованиях звучал гимн СССР. Это все, что я могу сделать для народа после того позора, что мы пережили в августе.

– Но Вера, когда-то советские танки освободили Чехословакию от нацистов, нельзя забывать и то доброе, что сделали для нашей страны эти люди…

– Зденек, ты мой большой друг, но я не готова вступать с тобой в полемику, в этом вопросе я непримирима, – вздохнула Вера. – Здесь и сейчас Чехословакия – оккупированная чужими войсками страна. Ты прав, однажды с нами уже было такое. Нельзя допустить повторения той ситуации! Я чувствую себя воином, который отправится в Мексику, чтобы не просто выступать, а воевать! Еще год назад я готова была бросить гимнастику, задумывалась о том, чтобы не ехать на Олимпиаду, но теперь я поеду туда, чтобы завоевать еще больше золотых медалей, чем в Токио. Они разозлили меня!

***

За несколько дней до поездки в Мехико, когда Вера была на Вацлавской площади и ждала трамвая, к ней подошла сморщенная старушка, в сухонькой ладони которой был букет цветов.

– Верунька, миленькая, я вас узнала, – произнесла она, поборов волнение. – Вот, дарю вам эти цветочки. Вы должны победить в Мехико, вся страна за вас болеет. Не подведите.

И Вера поклялась ей, что сделает все ради победы. Она не могла подвести эту старушку, всех чехов, которые каждый день заваливали ее письмами со словами поддержки и благодарности.

В Мехико у нее был еще один стимул. Когда Вера шла к воротам Олимпийского стадиона, ее за руку держал Йозеф Одложил, бегун, который на Играх в Токио завоевал серебряную медаль на 1500 метров. Это был молодой человек, которого она любила.

Незадолго до церемонии открытия Вера прошлась по столице Мексики – дождь лил как из ведра. Люди высыпали из домов, чтобы посмотреть на белокурую чужестранку. Её красивое лицо было подобно солнцу, светившему взамен тому, которое надолго скрыли мексиканские тучи. Поддавшись порыву чувств, Вера стала танцевать, подставляя лицо каплям дождя, пока мексиканцы приветствовали ее восторженными криками. Тогда она поняла, что у нее появились десятки тысяч новых поклонников.

В день открытия Олимпиады она лишний раз в этом убедилась. Когда на стадионе появилась делегация из Чехословакии, мексиканцы встретили ее ревом: «Checo! Checo! Ra! Ra! Ra!»

– Это будет наша Олимпиада, Верка! – прошептал ей на ухо красавчик Йозеф, и Вера улыбнулась еще шире. – Я хочу, чтобы мы сыграли с тобой свадьбу, слышишь? Сразу после Олимпиады!

– Я согласна, да, да! – воскликнула Вера, стиснув Йозефу ладонь. – Только давай сделаем это в местном католическом соборе. Продолжим гнуть нашу линию. Мы – свободные люди, и делаем, что хотим.

В олимпийской деревне Вера несколько раз видела соперниц из СССР. Каждый раз, когда она проходила мимо, советские спортсмены демонстративно отворачивались от нее. Вера отвечала на это только тем, что гордо поднимала голову и шла дальше. Но главное, она ответила им на соревнованиях. Несмотря на то, что состав сборной СССР омолодился, и в Мехико приехало много восходящих звезд, 26-летняя Вера Чаславска завоевала четыре золотые олимпийские медали из шести возможных. Вновь она стала лучшей в абсолютном первенстве, получила золото на брусьях, защитила титул в опорном прыжке и уступила лишь Наталье Кучинской в соревнованиях на бревне.

Но весь мир обратил внимание на Веру Чаславску, когда она завоевала высшую награду в вольных упражнениях – мексиканцы пришли в экстаз, когда услышали, под какую музыку выступает блондинка. Это был их абсолютных хит Hat Dance. Судьи, правда, отдали первое место также и советской гимнастке Ларисе Петрик. Ей подкорректировали баллы, что вызвало недоумение у фаворитки.

– Они просто охренели! – негодовала Вера. – Это самое несправедливое судейское решение, какое только можно себе представить. Какой позор…

Но на самом деле Вера не могла смириться с тем, что вновь под сводами арены будет звучать гимн СССР, пусть и вместе с гимном Чехословакии. И если ответственность за проигрыш советским гимнасткам в командных соревнованиях она могла разделить с другими, то теперь, уже во второй раз, ей пришлось брать всю вину на себя.

На пьедестале, когда зазвучал гимн СССР, чешка решила не поворачиваться к советскому флагу спиной. Она просто повернула голову чуть вправо и слегка опустила ее в знак протеста.

Но протестовала она не только из-за решения судей, таким образом она выразила свое негативное отношение к вводу войск в Чехословакию. Этот ее поступок вошел в историю. Мир стал сходить с ума по Вере Чаславске.

***

– Милый, давно я не испытывала таких эмоций, как на этой Олимпиаде, – Вера прижалась к Йозефу, когда все закончилось. На лице ее блуждала улыбка, но в глазах стояли слезы. – Судьи делали все, чтобы отшвырнуть меня от золотых медалей. Я не имела права на ошибки, и я их почти не допускала. Четыре золота – неплохой результат, но я обязана была выступить лучше...

– Дорогая, ты слишком требовательна к себе, – фыркнул Йозеф. – Давай лучше сконцентрируемся на позитиве.

– Ах да, позитив… – вздохнула Вера. – Раз уж заговорили о позитиве – ты видел, как после выступления на брусьях меня качали шведы, англичане, финны, немцы? Запад обожает меня, Йозеф. Жаль, Чехословакия – до сих пор не Запад.

– Но мы к нему станем ближе – после свадьбы! – улыбнулся Йозеф. – Я выбрал католический собор, один из лучших в Мехико. Давай поженимся в Зокало, милая. Что скажешь?

Раздался стук в дверь. Это были японцы, которые преследовали Веру всю Олимпиаду, намереваясь что-то предложить.

– Пани Вера, пани Вера, – сказал самый храбрый из них, поборов смущение. – Мы хотим заключить с вами контракт, снять биографию. Американцы спонсируют, они тоже заинтересованы. Миллион долларов! Это будет культовое кино. Что скажете?

– Да, я на все отвечаю – да! – воскликнула Вера, поцеловав мужа, а затем и японца, который после поцелуя стал красным как перец.

На следующий день молодожены плыли в море мексиканцев к воротам католического собора Зокало. Посмотреть церемонию бракосочетания решили сотни тысяч жителей Мехико.

Вера и ее муж Йозеф Одложил

На Вере было шикарное подвенечное платье, ее длинные волосы, собранные в пучок на макушке, украшала диадема. Йозеф на фоне красавицы-невесты немного померк в простоватом черном костюме.

– Иисус, кажется, я потеряла туфлю, – расхохоталась Вера, когда шла к алтарю под руку с будущим мужем. Он не мог нагнуться, чтобы достать обувь, поскольку в соборе была настоящая давка. С огромным трудом он подхватил туфлю стопой и лишь спустя несколько минут смог протянуть ее невесте, только обувь уже была черной от грязи.

Тут же раздался треск, потом снова и снова – оказалось, скамейки в соборе не выдержали нагрузки и развалились под натиском десятков ягодиц. Свадьба проходила в экстремальных условиях...

Уже после свадебной церемонии Вере протянули записку. Архиепископ Томас, соединив Веру и Йозефа узами брака, писал: «Благодарю вас за то мужество, которое вы проявили. Я прекрасно понимаю, какие могут быть для вас последствия. И буду за вас молиться».

Перед отъездом Вера отправилась на последнюю прогулку по Мехико. Ей понравился один красивый пейзаж, и она взялась за кисточку, нарисовав картину. Позже рисунок Веры трижды покажут на выставке в Лозанне.

***

После возвращения домой поначалу все было хорошо – возможно, сказывались молитвы Томаса. Вера получала тысячи писем, люди благодарили ее. МОК признал пражанку самой популярной спортсменкой Игр-1968. Она могла стать и самой популярной женщиной года, но уступила звание недосягаемой Жаклин Кеннеди.

На родине Вера встретилась с Дубчеком, который после показательной порки в Москве доживал последние дни в качестве лидера ЦК КП Чехословакии. Гимнастка подарила человеку, который пытался бороться с системой, но проиграл, одну из своих золотых олимпийских наград.

Вскоре после этого к ней нагрянули партийные чиновники с требованием отказаться от подписи к «Двум тысячам слов».

– Если сделаешь это, мы позволим тебе сняться в японско-американском фильме, – сказали Вере, но она продолжила гнуть свою линию. Единственное, что по-настоящему расстроило гимнастку – ей пришлось отказаться от миллиона долларов в качестве гонорара за кинокартину, которые она собиралась пожертвовать на благотворительность.

– Раз ты такая упрямая, будешь невыездной, – вспылил один из крупных партийных чиновников, когда она в очередной раз заявила, что не будет отзывать свою подпись. – Мало того, мы запрещаем тебе заниматься спортом. И тренировать ты тоже не будешь. Убирайся вон из моего кабинета! И забудь о спорте. Надолго. Можешь устраиваться уборщицей.

С тех пор она регулярно ходила к Антонину Химлю, главе национальной спортивной федерации, с просьбой (а порой и требованием) устроить ее на тренерскую работу. Каждый раз он отказывал.

С другой стороны, за Верой пристально наблюдал весь мир, требуя, чтобы в Чехословакии ослабили удавку, которую стянули вокруг шеи семикратной олимпийской чемпионки. Под давлением мировой общественности власти разрешили гимнастке поехать на мюнхенскую Олимпиаду-1972 в качестве почетного гостя.

Через два года после этого, когда гимнастка пришла к Химлю в купальнике, устроив настоящий цирк, тот наконец-то сдался, позволив легендарной чемпионке работать с детьми при пражском спортивном клубе «Спарта». Спустя еще год Вере разрешили работать советником при тренерском штабе сборной.

А в 1979-м Вера вернулась в любимую столицу Олимпийских игр, чтобы работать с местной молодежью – президент Мексики пригласил ее с мужем и детьми на двухгодичную стажировку. По истечении указанного в контракте срока гимнастка вынуждена была вернуться домой. Советский режим не забывал тех, кто однажды вставлял ему палки в колеса. Кто-то из советской делегации обмолвился, что Вере лучше бы покинуть страну, и ей пришлось уехать, так как мексиканцам не хотелось ссориться с советскими партийными работниками – в то время страны плотно сотрудничали друг с другом.

17 лет Вера была персоной нон-грата в родной стране, для которой завоевывала медали. Но в 1989 году в Чехословакии произошла «бархатная» революция – народ сверг коммунистическую партию, и президентом стал Вацлав Гавел. Новый правитель сразу реабилитировал Веру, назначив ее официальным советником. Ей также предлагали стать мэром Праги, министром спорта Чехословакии или послом в Японии, но она выбрала должность советника президента.

– Мы будем вместе решать проблемы, которых за последние 40 лет накопилось столько, что разгребать и разгребать, – заявила она. А вскоре получила должность председателя Олимпийского комитета Чехословакии. И заодно стала членом МОК.

Казалась бы жизнь Веры должна была наладиться. Но еще за два года до революции она развелась с мужем, а в 1993 году произошла новая трагедия. Йозеф подрался с собственным сыном Мартином в ночном клубе, и от полученных травм скончался.

Вера и ее сын Мартин

Гавел реабилитировал убийцу. Но это был слишком сильный удар по Вере – ее психика, всю жизнь подтачиваемая бесконечными стрессами, не выдержала. Журналисты не переставали копаться в грязном белье, обвиняя сына чемпионки в том, что тот слишком легко отделался за тяжкое преступление. Доставалось и Вере, которая, как подозревали, повлияла на спорное решение президента.

– Мне стыдно выходить на улицу, все знают, что сделал мой сын! – причитала она, с трудом сдерживая слезы. И постепенно стала отходить от дел, манкировать своими прямыми обязанностями. Первое время легендарной чемпионке все прощали, но в итоге, после нескольких попыток покончить с собой, она легла в психиатрическую клинику. И надолго стала затворницей, предпочитая называть себя другим именем и максимально дистанцироваться от журналистов.

Постепенно Вера оправилась от удара, так как была прирожденным бойцом. Она снова стала публичной персоной, не чуралась критиковать власть за ошибки, постоянно участвовала в благотворительных акциях, за что ее регулярно объявляли лауреатом различных международных премий.

И вот, когда всем казалось, что судьба окончательно смилостивилась над Верой, врачи диагностировали у нее рак.

Но и с онкологией она боролась до последнего. Химиотерапия отнимала у Веры последние силы, но гимнастка вновь и вновь поднимала самурайский меч, чтобы обрушивать его на своего нового, коварного и беспощадного врага.

В какой-то момент ее рука дрогнула. Просто потому, что устала рубить.

Еще больше крутого чтива:

«Я боюсь смерти, у нее нет сердца». Пират, проигравший наркотикам

«Ее не обязательно убивать – можно покалечить». Покушение на фигуристку-чемпионку

«Я сожру тебя, Сонни Листон!». Жуткая история чемпиона, взбесившего Мохаммеда Али

«У меня отобрали лицо и дали отвратительное тело». С этого борца с русскими корнями рисовали Шрека

Фото: Global Look Press/Miroslav Chaloupka/CTK, Stanislav Peska/CTK, Junek Horymir/CTK, Libor Hajsky/CTK, Zdenek Havelka/CTK, KRULIS Jiri/CTK, Alexandr Hampl/CTK, Keystone Press Agency/ZUMAPRESS.com, imago sportfotodienst; РИА Новости/Дмитрий Донской; Gettyimages.ru/Don Morley, Keystone, Express Newspaper