«Мы вложили в Суперлигу 1,5 миллиона долларов». Русский бизнесмен из списка Forbes меняет триатлон
Леонид Богуславский – один из крупнейших интернет-инвесторов и основатель компании ru-Net. Российский Forbes оценил его состояние в 1,2 миллиарда долларов и поставил на 57-е место в рейтинге богатейших бизнесменов России 2016 года. Этой весной Богуславский вместе с партнерами запустил Суперлигу триатлона – турнир, который должен изменить мировой триатлон и вывести его на принципиально новый уровень.
***
– В марте стало известно, что вы вложились и с нуля создали Суперлигу триатлона. Это бизнес-проект?
– Конечно. Я посчитал, что в том спорте, который стал моим любимым, можно сделать прорыв в сторону большей массовости и интереса зрителей. Сегодняшние форматы триатлона мало интересны или вообще неинтересны зрителям.
– Только участникам.
– Да, хотя реально сделать более интересные форматы даже для участников.
То есть я посчитал, что в этом спорте можно найти модель, при которой получится повторить успех «Формулы-1» или биатлона и сделать его таким же популярным. Например, в биатлоне раньше тоже не было интересных гонок. Но посмотрите, как там все изменилось. То же самое хочется повторить в триатлоне.
– За счет чего?
– Форматов. Когда зрители постоянно наблюдают, что происходит на гонке, когда она укладывается в приемлемое время для ТВ, это становится очень интересным. Возникает другой спорт. Мы объявили пять новых форматов. Основа каждого – многоэтапный суперспринт.
– Поясните.
– 300 метров плавания, 6 километров велосипеда и 2 километра бега. Из этой базы складывается все. Например, Triple Mix – это три суперспринта, но последовательность дисциплин плавание, велосипед и бег меняется в каждом суперспринте. Между каждым из них перерыв – 10 минут.
Equalizer – это разделка на велосипеде и два с половиной суперспринта в виде преследования. Endure – три суперпринта без перерыва. Всего есть пять форматов. На первых соревнованиях в марте мы использовали три из них.
– Вы уже провели пробный старт на острове Гамильтон. Сезон начнется в октябре?
– Да. И будет длиться по март. За это время планируем не менее четырех и не более восьми этапов. По суммарным результатам выявляется победитель и призеры сезона.
Но наш первый этап, прошедший в марте, не совсем пробный, он идет в зачет сезона. Просто сейчас нам надо было показать концепцию и получить понимание, что мы все делаем правильно. А единственное отличие первой гонки от тех, что будут дальше – отсутствие женщин, так как цель была – разработать продукт и апробировать его на небольшом масштабе. На дебютный старт мы специально выделили больше призовых денег. Вознаграждение получали атлеты, занявшие первые десять мест по итогам трёх дней гонок. Победитель заработал 100 тысяч долларов. Второй призер – 60. Третий – 30. Это очень приличные деньги для триатлона.
– Дальше будет меньше?
– Вообще, общий призовой фонд – полтора миллиона долларов. Он распределится среди лучших атлетов на каждом этапе, а часть получит чемпион и призеры всей серии.
– Суперлига – история только для профессионалов?
– В Суперлиге соревнуются 25 лучших мужчин и 15 лучших женщин триатлетов мира. А любители будут выступать со следующего старта осенью. Но у них будет не суперспринт, а спринт: 600 метров плавания, 20 километров велосипеда и 6 километров бега.
***
– Сколько вы уже потратили на Суперлигу?
– Полтора миллиона долларов.
– На что ушли деньги?
– Призовые, организация, контент продакшн. Первое мероприятие было очень важным. Когда мы рассказывали о проекте партнерам – медийным, спонсорам – все говорили: «Звучит красиво, но покажите продукт. Как это будет». Поэтому мы серьезно вложились, чтобы создать продукт, сделать дебютный этап.
Например, ТВ-картинка. Все профессионалы нам сказали, что она на высочайшем уровне. Не хуже, чем на Олимпиаде, а местами лучше. Чтобы ее обеспечить, у нас работало 80 человек, занятых съемкой! В Европе гонку показывал Eurosport, в Азии – Fox. Еще подключились новозеландский и исландский каналы.
Кроме 80 ТВ-специалистов была большая команда по организации – 100 человек. Они делали Олимпиаду, и мы сумели привлечь их на Суперлигу.
– Довольны результатом?
– Гонки превзошли ожидания. И так считаю не я один. Например, мы мониторим соцсети. Положительная реакция в 100% случаев. Конечно, есть замечания, пожелания, но мы их ожидали. Вот пишут, что нет женщин. И сами же объясняют, что сначала нужно доказать жизнеспособность концепции. Но уже со следующей гонки женщины будут. Прямо сейчас подписываем топовых триатлеток мира.
– Что говорят о Суперлиге сами участники?
– Они очень рады, что появился такой формат. Объясню на примере. Сначала на Гамильтоне стояла хорошая погода. С утра на третий день – шторм и стена воды. За 30 минут до старта жуткий ливень прекратился. Но все мокрое, трасса тяжелая, а там ведь крутой поворот после спуска. В итоге мы опросили всех атлетов: не хотят ли они изменить трассу. Мы могли сделать ее менее опасной буквально за час. Атлеты отказались. Правда, заключили джентельменское соглашение, что на виражах не обгоняют. При этом они были потрясены, потому что на обычных соревнованиях их никто и ни о чем не спрашивает. Есть трасса – вот и вперед по ней.
Еще все обратили внимания, что ребята-организаторы белыми полотенцами вытирали воду на асфальте. Чтобы спортсменам было не так скользко.
– Вы подписали в Суперлигу двух россиян – братьев Полянских.
– И наши ребята хорошо смотрелись, особенно Игорь. Во второй и особенно в третий день он много лидировал, брал на себя инициативу. В итоге занял девятое место, получил призовые.
Кстати, я спросил Дмитрия Буткова (бывшего главного тренера сборной России – прим. авт.): «Что вам дает Суперлига как тренеру?» Он сказал, что для него это очень важная гонка. На ней он увидел то, что не видит на традиционных стартах, потому что там нет такой сложности подъемов. Например, у нас он обнаружил, что Дмитрий Полянский не очень хорошо едет, стоя на педалях. Что он обыгрывает других в седле, а когда надо мощно работать в гору стоя, проигрывает. Тренер сказал, что впервые это увидел. То есть наши гонки дают важную информацию для тренировочного процесса.
Еще наши соревнования – это гонки для умных. Там надо тактически не только правильно разложиться, но постоянно думать о тактике. Взять ту же разделку. Для нее мы закрыли аэропорт, 2/3 этого велоэтапа проходили по взлетной полосе. Ровному участку. А последние полтора километра – суперсложные. Был участок с градиентом 24,5%. И здесь атлетам важно принять правильное решение: то ли сильно ехать 2/3, но потом карабкаться в гору с закисшими ногами, то ли ехать полегче, чтобы потом все отдать на горе.
***
– Вы вели переговоры по показу Суперлиги в России?
– Да, общался с «Матч ТВ». Но от показа в режиме реального времени на основном канале они отказались. Считают, что триатлон – это вид спорта, который в России мало знают, и он не столь популярен. Я им говорю: «Вы показываете, как люди таскают тяжелые камни и переворачивают покрышки. Это что, популярно? Этим любители занимаются?» Но они увидели наш продакшн и впечатлялись. В итоге на одном из каналов показали наш 48-минутный фильм, в который вошли основные моменты из трех дней.
– Фильм отдали бесплатно?
– Да. Мы все сделали бесплатно – Fox и Eurosport тоже ничего не платили. Первая гонка – это инвестиция в создание продукта. Мы показали качество. Хотя у нас все-таки были спонсорские деньги. Собрали где-то 300 тысяч долларов.
– Планируете провести этап Суперлиги в России?
– Обязательно, но это вопрос не ближайшего года. Он требует договоренностей с городом, который принимает соревнование. Это связано с тем, что город всегда частично спонсирует гонку, потому что в него приезжает много туристов, что хорошо для бизнеса, для отелей. Первый сезон мы будем концентрироваться на Азии и Ближнем Востоке – там большой интерес к триатлону. Нас хотят, с нами обсуждают, чтобы мы сделали этап у них. И нам готовы платить деньги.
– От кого зависит развитие в России?
– Очень важно ТВ. И то, что мы делаем, – это ведь интересно для него. У нас один суперспринт проходит за 18-20 минут. Три суперспринта – 55-60 минут. Посмотрев, что мы делаем, любой человек, который сидит на диване и у которого пылится велосипед, может захотеть сделать то же самое. Хотя и сейчас любительский триатлон в России растет на 50% в год. То, что я вижу на тех же соревнованиях IRONSTAR, меня по-настоящему впечатляет – это очень высокий уровень, ребята много делают для развития триатлона в России.
***
– Вы говорили, что все в вашей жизни развивается по цепочке «Цель – вершина – плато – новая цель». Где вы сейчас в триатлоне?
– Из-за травмы я не бегаю и не очень понимаю, куда могу двигаться в триатлоне. Сначала нужно решить вопрос с восстановлением. Но спорт я не бросаю. Просто переключился на тяжелые велогонки. Например, в конце апреля собираюсь на культовую и очень тяжелую гонку Mallorca 312. Это однодневка. 312 километров, набор высоты – 5050 метров, контрольное время 14 часов.
В августе в составе эстафетной команды Angry Boys поеду велоэтап на Siberman в Абакане. Это трехдневный формат Ultraman (10 км плавания, 145км+275км велосипеда и 84км бега). Плюс в конце сентября выступлю на Ironman Italia. Для итальянцев это первый в истории полный Ironman. Но там я не буду делать беговой этап – cойду после вело.
– Бежать вообще не можете?
– Пока могу пробежать 5км, но больно. И врачи не дают прогнозов. На велосипеде я полностью восстановился, проблем нет. А когда начинаю бежать, нога побаливает.
– Сколько вы сейчас тренируетесь?
– Программа занятий все время меняется. Есть пиковая неделя, есть более легкие. По правилам, пиковая – это 25 часов в неделю. Она должна быть за три недели до гонки. У меня сейчас выходит по 12 часов в неделю.
– Где вы находите время на спорт?
– Есть люди, которые являются пожирателями времени. Не друзья, не товарищи, а просто знакомые, с которыми где-то пересекся. Они хотят до тебя добраться, что-то обсудить. То, что они предлагают, тебе не подходит. При этом любая встреча с таким человеком – это полтора-два часа. Ты же интеллигентный человек, неудобно отказать. Поэтому вникаешь в его вопрос, думаешь, размышляешь.
Раньше много времени я тратил именно на таких пожирателей. Теперь всегда спрашиваю по телефону: «Что конкретно ты хочешь обсудить?» Оказывается, в 90% случаев ко мне это не имеет никакого отношения.
***
– В триатлоне есть люди богаче вас?
– Понятия не имею. Честно скажу: я не подсчитываю своего материального положения в цифрах. Если бы можно было решить вопрос и не быть в списке Forbes, я бы с удовольствием решил его. Не понимаю, откуда они берут цифры. А про себя я просто знаю, какие проекты могу себе позволить, какие – нет.
– Forbes оценивает все активы.
– А как их можно оценить? У меня же непубличные активы, большое количество частных компаний. Как их оценивать до продажи? Кстати, когда Forbes составлял рейтинг в этом году, они хотели со мной пообщаться. Но я не встречался с ними. И никакой информации не предоставлял.
– Почему?
– Считаю, что в подсчетах материального положения людей есть что-то от желтой прессы. Для чего это делать? Соревнование, у кого больше? Интерес – узнать, сколько у кого денег – для меня чужд.
– Это именно некрасивая история или вы не хотите публичности?
– И то, и другое. Публичности по линии денег я бы точно не хотел. Например, когда в западной прессе освещалась та же Суперлига триатлона, The Times написал про нее целую статью. При этом обозвал меня миллиардером и олигархом. Но, во-первых, при чем здесь эти ярлыки, если я вошел в проект как человек, которому просто интересен спорт? Во-вторых, я по определению не олигарх, потому что никогда в жизни мои бизнес-интересы не пересекались с чиновниками.
– Хотите сказать, что 57-е место в Forbes не накладывает даже социальных обязательств? К вам не могут прийти: «Леонид, нам тут нужно проспонсировать кое-что и построить»?
– Ко мне не приходили. И социальные обязательства я устанавливаю для себя сам. Есть театр, который я спонсирую. Я вкладываю личные средства в премии, которые раздает фонд Андрея Вознесенского. Сейчас мы делаем культурный центр Вознесенского. Это мои личные социальные проекты. Никто не просил их делать.
– Если завтра позвонят и скажут, что вам нужно выделить 8 миллионов евро на зарплату тренера сборной, что ответите?
– Зависит от обстоятельств. Думаю, что, если это интересный для меня проект, вложусь в него. Если же мне неинтересно, потому что существуют более важные социальные задачи, откажусь.
– Если Forbes высасывает из пальца, у вас самого есть понимание: вы миллиардер или нет?
– Я не оценившую своё состояние.
– А вообще есть разница – 300 миллионов или, например, 800?
– Для меня нет.
– Когда пришло чувство, что можете позволить себе все?
– Все я не могу позволить. Только некоторые вещи. Эти вещи мне должны быть интересны.
– У вас есть самолет, остров?
– Ни самолета, ни острова, ни яхты. Ничего этого нет, потому что не нужно.
***
– Галицкий сказал, что предприниматели – особая биологическая порода. Такой потенциал носят в себе 2-4% людей. Согласны?
– Мне кажется, эта предпринимательское чутьё – «чуйка» возникает не сразу. Оно приходит из какого-то опыта. Я тут выступал перед студентами Бауманки. Ко мне подошел парень: «Вот я хочу стать инвестором. Как думаете, с чего начать? Какие книги почитать?». Отвечаю: «Надо поработать в реальном бизнесе. Чтобы увидеть, как он функционирует» – «А если я пойду в какую-нибудь консалтинговую компанию аналитиком? Там же будет много других компаний в клиентах, я их увижу» – «Нет, не годится. Не будет глубины. Надо в поле поработать, в реальном бизнесе. Неважно, на какой позиции. Можно на самой низкой. Но увидеть, как устроены бизнес-процессы изнутри. Как принимаются решения». Вот из-за этого возникает чуйка.
– Допустим, она есть. Но за вами ведь стоит еще и команда аналитиков, которые оценивают, куда выгоднее вложиться.
– Ошибаетесь, у меня аналитиков вообще не было. Вот сейчас одного взяли, потому что работы много. Просто есть команда, и чуйку мы прикладываем коллективно. Но это не аналитики.
– Вы удачно вложились в поисковик, онлайн магазины и онлайн кинотеатр, когда это не было мейнстримом. Куда прибыльнее всего вложиться сейчас?
– Честно, нет ответа. Как-то я сказал, что интересно присмотреться к медицинскому софту и приборам. Но пока вложился в спорт.
– Осенью Петр Авен сказал, что вместе с группой инвесторов мог купить половину «Спартака». И назвал вашу фамилию. Расскажите подробнее.
– Говорить особо не о чем, это инициатива Петра. Полтора года назад у него возникла идея помочь «Спартаку». Сделать так, чтобы у клуба было несколько акционеров. Но ничего не состоялось.
– Почему? Поняли, что Федун не продаст?
– Мы решили, что пусть он это сам продолжит. Для него важно добиться успеха. Надеюсь, в этом году все получится. Все-таки Федун много лично себя вложил в клуб. Я уже не говорю про деньги. Очень хочется, чтобы «Спартак» стал чемпионом. Чтобы многолетний проект достиг вершины.
– Авен вообще вступал в переговоры?
– Какие-то разговоры были, да.
– И Федун жестко отказал?
– Нет, это не так было. Они вели переговоры, просто не договорились.
– Кто кроме вас мог стать партнером Авена?
– Я только с Петром общался на эту тему. Был готов вложиться на определенных условиях.
– Вы следите за футболом?
– Да. Болею за «Спартак».
– Считаете, что российские футболисты получают заслуженные деньги?
– Человек получает те деньги, которые ему готовы платить. Если готовы платить много, то ничего плохого, получая такие суммы, игроки не делают. Вопрос к тому, кто платит. Совершенно не к футболистам.
– То есть миллионы Кокорина – вопрос к Миллеру?
– Конечно. При чем здесь Кокорин? Ему столько платят.
– У вас есть мнение, почему при мощных вложениях российский футбол в заднице?
– Думаю, что вся система нашего футбола как институт организована неэффективно. Но это долгий разговор. Футбол – большая институционная структура. Это как говорить про науку или образование. Они могут быть правильно построены, а могут быть не эффективны. Если в двух словах, то существуют структурные и регламентные сложности в футбольной индустрии. И проблема точно не в отсутствии талантливых футболистов – они у нас есть.
Топовое фото: globallookpress.com/Yuri Kochetkov